Найти телефон проблемы не составило. Другой вопрос, к слову, более сложный, заключался в том, как им вообще пользоваться. Ацуши даже было немного стыдно оттого, что она не знает таких простых вещей, которые обычные люди делают каждый день по нескольку раз. В приюте, естественно, им такого не объясняли. Там всё сводилось к воспитанию и отбиванию желания делать то, что тебя не просят. Но и идти к тем же соседям за помощью было бы слишком стыдно. От одной только мысли о том, что они просто-напросто могли выгнать её за порог своего дома, обозвав глупой девчонкой, почему-то становилось неуютно, а к щекам приливала кровь.

      Но никто не исключал всеми любимый метод тыка. И путём нажатия многих клавиш Накаджима сумела не только включить телефон, но и найти нужную информацию в интернете. Так как достаточного количества денег не было даже на то, чтобы купить себе немного еды на ближайший день, новоприобретённое средство связи было краденым. А потому пришлось ещё и удалять все контакты. И когда девушка закончила разбираться со всеми функциями телефона, за окном уже горели звезды на тёмно-синем небе, и сквозь редкие тучи проглядывалась жёлтая луна. Тигр внутри рвался, требовал свободы, разрывал грудную клетку на части, заставляя Ацуши задыхаться и хвататься за собственное горло.

      Как бы странно это не звучало, но приют научил её хоть какому-то контролю над собственной способностью. Потому что Накаджима помнила все те наказания за то, что в обличии зверя она натворила несколько несерьезных «шалостей». Пришлось учиться тому, чтобы в очередное полнолуние не обращаться в белого тигра и не разносить всё к чертям собачьим. Будь она на тот момент чуть старше, разобрала бы приют по камушкам. Но тогда она была маленькой, а позже держать тигра за железными прутьями своего собственного сознания просто вошло в привычку. Просто вошло в привычку слышать громкое рычание способности. Просто вошло в привычку чувствовать, как грудную клетку разрывает на части, а воздух в лёгких кончается с неимоверной скоростью. Просто вошло в привычку видеть теми ночами злой взгляд янтарных глаз и чувствовать, как кровь бежит из порезов и глубоких ран, нанесённых когтистыми лапами. Это просто вошло в привычку — страдать самой вместо других.

      А остальные дети не понимали, почему на Ацуши всегда так срывались, наказывали за то, что она не делала. Но, тем не менее, они всё равно вставляли ей палки в колёса, заставляли страдать ещё больше, сваливали всё произошедшее на неё. Кто-то уронил шкаф — Накаджима разбуянилась. Кто-то споткнулся и упал — виновата нерасторопная Ацуши. И все дети всегда поддерживали друг друга в своей маленькой лжи перед директором и воспитателями. Это не их проблемы, что маленькая Ацуши не умела лгать, была слишком честной и правдивой. Это только её проблемы, не их.

      Девушка вздрагивает, шумно вздыхает и продолжает крепко цепляться пальчиками за рубашку в районе сердца и расчёсывать шею до красных полос и длинных царапин. Ацуши была бы только рада избавиться от своей способности и от этой мучительной боли каждое полнолуние, когда хотелось сделать хотя бы глоток воздуха и кричать, кричать, кричать, пока голос не осипнет совсем. Говорят, что крик помогает чуть уменьшить боль. Накаджима же грустно улыбается и думает, что всё это враньё. В приюте, стоило ей только пискнуть или жалобно заскулить, она могла быть наказана на целый месяц. Больно меньше не было. Боль возвращалась в троекратных размерах.

      Ацуши падает на колени, кашляет и прикрывает рот рукой. Хотелось просто выхаркать свои органы и всю ту боль вместе со сгустками крови, пачкающими пол и ладони. Её приучили к порядку, приучили убирать за собой, приучили к всегда идеальной чистоте. Лишь бы не получить новую порцию криков и наказаний. И Накаджима сейчас будто вновь возвращалась в ещё не забытое ужасное детство и тряслась ещё больше. Лишь бы не наказали за испачканный кровью пол. Она понимает, что наказать её просто некому, но липкий страх неприятно полз по спине, пуская руки к сердцу и зажимая его в длинных когтях. Ацуши больше не хочет переживать тот Ад. Ацуши просто хочет наконец-то всё забыть и стать свободной, не придерживаемой каких-либо правил.

      Всё заканчивается далеко не так же быстро, как началось. Просто липкий неприятный страх медленно отпускал из своих объятий, сползая по ссутуленной спине; просто тигр, устав рычать и вырываться, раздражённо машет хвостом и вновь ложится на своё место; просто царапины на горле неприятно пульсирую и горят огням. Просто. У Накаджимы трясутся руки, взгляд застлан пеленой слёз, а дыхание сбивчивое, будто после бега. Она очень хочет прекратить всё это. Прекратить, чего бы ей это не стоило. Она идёт в ванную, придерживаясь за стены и пачкая обои кровью, не стёртую с ладоней, еле двигая ногами и почти падая. Там, на полке ждёт пакетик с блестящим металлом; там, на полке ждёт её успокоение, её боль. Ацуши ничего не чувствует. По предплечьям и запястьям тонкими струйками бежит кровь из новых порезов, наложенных на старые. Кожа зудит и чешется, а от струек крови становится щекотно. Только облегчения нет. Порезы медленно затягиваются, оставляя от себя лишь неаккуратные шрамики и кровавые следы, как в фильмах ужаса. Тигр, хоть и ненавидит свою хозяйку, но слишком хочет жить. И он не позволит, чтобы она откинулась прямо здесь — в ванной, с зажатыми в руках блестящими лезвиями.

      Девушка смотрит на свои руки и совершенно ничего не чувствует: ни боли, ни облегчения, ничего. И становится так тошно от самой себя. Слабая, жалкая и никчёмная дрянь. Ацуши нервно дёргается. Воспитатели в приюте всегда так к ней обращались, особенно в тех случаях, когда она «провинилась» и начинала беззвучно плакать, прижимая маленькие ладошки к груди. Только сейчас всё так же никого нет, а мозг так радостно подкидывает неприятные воспоминания. Накаджима думает, что этот мир несправедлив. И то ли таким, как она, нет места здесь, то ли остальным. И если тигр буквально рычал в сторону этих самых «остальных», то девушка лишь сжимала губы в тонкую белую линию, больше похожую на рубец, и грустно смотрела в пустоту. Лучше она, чем другие.

      В комнате помигивает тусклая лампочка, перепачканные кровью стены навевают устрашающую атмосферу, а от запаха крови хочется неприятно сморщиться. Хочется, но сил нет. Этот запах слишком приелся в жизни Ацуши. Она научилась его терпеть. Руки находят недавно упавший телефон, пальцы стучат по треснутому экрану, а в голове лишь одна мысль — хочу найти.

      Пора всё это прекращать. Пора переходить к более решительным мерам. Накаджима уже давно всё решила и отступать не собирается. Просто хватит с неё.

      Пора написать куратору. Пора сыграть со смертью.