Медленные. Какие же они все медленные, эти наместники. За десять лет тесного общения Малик изучил их всех как облупленных и практически ничему не удивлялся. Однако, их медлительность в решениях, ответах, поездках, да буквально во всем страшно его раздражала. Он объявил общий сбор наместников на следующий же день, как приехала в Столицу Мария Аудиторе, но лишь на исходе третьей недели явился последний из них. Он бы понял опоздание наместников удаленных районов, да только вот они все быстро снялись с насиженных мест и явились вовремя. Опоздали только соседи.

Ожидание, тем не менее, не прошло для Малика даром. Как и всякий порядочный правитель, Малик извлек пользу из этой нежеланной передышки, с которой ничего не мог поделать. Он часто навещал гостевой домик и общался там с Марией Аудиторе. От нее за три недели он узнал столько о политике, управлении страной, благотворительности, воспитании детей и еще множестве вещей, сколько не смог за последние десять лет.

Первый разговор их выдался довольно трудным, ибо касался сокровенных политических травм и отношений стран на континенте. Состоялся он в самый удачный миг, когда Леонардо в сопровождении Салаи отправился преподавать в дворцовую школу, Бартоломео принял приглашение Альтаира потренироваться вместе, а детей Аудиторе окольными путями увели в игровую наследников во Дворце Розы.

— Скажите честно, мадонна Аудиторе, — спросил Малик, закончив обмен любезностями и исчерпав все вежливые темы для обычного разговора, — почему вы с мужем не предотвратили заговор? Судя по размаху, он планировался достаточно долго, чтобы его можно было упустить из виду.

— Чем дольше зреет ненависть и плетется заговор, тем труднее его предотвратить однажды и навечно, — ответила Мария. — Особенно если обе стороны наделены властью. Быть на стороне тьмы гораздо проще, ваше величество. Нет ограничения в методах, на которые можно пойти. Сторона света же опутана условностями и правилами подобно крошечной мухе в гигантской и изящной паутине. Что хуже всего, она не имеет права прибегать к тем же методам, иначе никакой разницы между нею и противостоящим злом не будет.

— Правильно ли я понимаю, что вы вынуждены тратить время и силы, чтобы вывести на чистую воду интриги врагов, позволяя им тем самым идти на новые преступления, и так рассчитываете их победить?

— Джованни был довольно точен в оценке вашей проницательности.

— Приятно слышать. И тем не менее, вы считаете, оно того стоило? Останови вы заговорщиков сразу, и ваш муж избежал бы заключения…

— И поплатился бы за недолгую свободу множеством жизней. Не только собственной или моей. Но также жизнями наших детей. Наших союзников. И десятков мирных, ни в чем неповинных людей, возмущенных тем, чего они не понимают. Для всех его заключение гораздо безопаснее свободы прямо сейчас.

Они сделали небольшую паузу в разговоре, прервавшись на чай и угощения. Наблюдая за тем, как Мария пьет чай через зажатый в зубах кусочек сахара, Малик с трудом сдерживал рвущуюся наружу усмешку. Ее тезка из Королевства в свое время потратила немало усилий на знакомство с традициями новой родины, но мотивирована была лишь необходимостью здесь осесть. И даже спустя десять лет в ней осталось слишком много королевского.

Мария Аудиторе же была естественна и искренна в своем стремлении узнавать и применять. Она так легко адаптировалась к жизни в новом месте, что Малику частенько казалось, будто она и вовсе местная. И лишь ее незаурядный острый ум, проявлявшийся в каждом слове и действии, отрезвлял Малика. Он чувствовал, что имеет дело с более опытным игроком, чем он сам, и никак не мог понять — преобладает ли в нем страх или благоговейное желание перенять этот опыт.

— Есть кое-что, чего я никак не могу понять, — сказал Малик, отставляя чашку. — Ваша вражда с заговорщиками… кажется гораздо более серьезной и долгой, чем обычная грызня за титул. Я бы списал все на вражду родов, подобную той, что случается в Империи. Однако… это произошло бы лишь в одном из нескольких ваших городов-государств. Для того, чтобы в подобную борьбу оказались втянуты все остальные, нужно нечто серьезное и глубокое. Почти что идеологическое.

— Так и есть. Эта борьба против неуловимого врага, прячущегося за спинами знати, — с обеззоруживающей честностью ответила Мария. — Однако, я сомневаюсь, что рассказывать о ней столь необходимо.

— И все же.

Они встретились взглядами и подумали о странном совпадении — у них одинаковые темные глаза. И в чужих они видели все то же самое, что и в собственных, когда смотрелись в зеркала. Тревогу за живых и любимых близких. Скорбь по тем, кого потеряли. Тоску по тем, кого давно не видели. И надежду на долгожданную встречу с ними.

Мария тяжело вздохнула, признавая неутешительный факт. Она не может отказать Малику в правде. Не тогда, когда от него зависит весь успех ее предприятия.

— Ваше величество, я хочу, чтобы вы понимали, чего на самом деле просите, — женщина посерьезнела, подобралась. Теперь перед Маликом сидела не просто жена осужденного дожа, обладающая, тем не менее, неким политическим весом. Теперь с ним говорила гораздо более значимая личность. — Вы просите у меня правды об институциях гораздо более древних и живучих, чем все, что были вам когда-либо известны. О тайных сетях, растянувшихся на весь контиент и захвативших в себя столько значимых людей, что вам и не снилось. Вы не пожалеете о том, что узнаете эту правду, но, весьма вероятно, и не обрадуетесь ей. Вся ваша жизнь и все ваше правление будут отравлены с этого момента подозрениями и тревогой доселе вам невиданными. Подумайте еще раз — хотите ли вы сей правды?

Малик открыл уже было рот, чтобы дать утвердительный ответ, но все же остановился и крепко задумался. В словах Марии была неприкрытая, но беззлобная угроза — готов ли он жить с открывшейся ему истиной без страха и сожаления, без мысли о том, что лучше бы ему ничего не знать? Был там и неозвученный серьезный вопрос — как он поступит, когда узнает? Он знал мадонну Аудиторе в лучшем случае несколько дней, но уже понимал, что она не стала бы предостерегать его просто так. Ежели это знание так опасно, что повлияло на жизнь целой страны по соседству, как же оно отразится на его собственной?

— Вы чувствуете именно так? — спросил он, желая выгадать еще немного времени на раздумья и заодно узнать, как относится к этой информации Мария. — Как будто это знание отравило вашу жизнь и правление вашего мужа?

— Поначалу так и было. Я злилась на Джованни за обязательства, что он на себя взял, за знание, которое открыл и мне, и многим другим, — довольно легко признала Мария. — Но я всегда была в более выгодном положении, чем он. Я всего лишь знала правду, когда как он… был ее частью. Знание тревожило меня и продолжает тревожить по сей день. Однако, у меня была привилегия выбора, привилегия отказа. Так что я не ограничена в своих решениях и способах защиты близких. Возможно, так будет и с вами, если вы захотите узнать. Я вовсе не пытаюсь вас обнадежить, нет.

— И все же вы помогли мне принять решение разумом, а не сердцем. А это дорогого стоит, мадонна, — сказал Малик. — Я хотел бы узнать эту правду, чтобы быть в состоянии защитить своих родных. Кто ваш настоящий враг, мадонна Аудиторе?

Сквозняком, проникшим через открытые балконные и оконные ставни, задуло свечи по всей комнате. Но солнечный свет, следовавший за ним через щелки ставень, не позволил собеседникам остаться в темноте. Золотисто-добрый в последние мгновения тишины, он сгустился до тревожной охры к моменту, как Мария все же заговорила.

— Десять лет назад ваше величество уничтожили Правый Орден и казнили его создателя, Аль-Муалима. Вы полагали, что ваш предатель-министр создал все с нуля, однако, его детище было лишь пародией на крупную древнюю организацию, действующую на всем материке и ближайших островах вот уже больше десяти столетий. Их главная ячейка зародилась и до сих пор располагается в Королевстве, в монастыре Святого Эдуарда. Человек, в честь которого назвали управлемый им некогда монастырь, был жестоким и злым, и все праведные и светлые идеи Писания он толковал сквозь призму ненависти. Он был ярым противником идолопоклонничества и морального разложения дворянства, а его идеи о распространении веры в Триединого бога по всей земле были так заразительны, что объединили вокруг него немало людей. Так появился Правый орден. Каким-то образом их учения и методы достигли Аль-Муалима и помогли ему осуществить преступный замысел.

— Вы хотите сказать, что Аль-Муалим, истинно верующий в Отца Абхамула имперец, был завербован верующими в Триединого королевчанами и создал в Империи ячейку организации, распространяющие веру страны, с которой Империя воевала сотни лет? — не скрывая своего скепсиса спросил Малик. — Простите, но, при всех его пригрешениях, Аль-Муалима нельзя упрекнуть в двоеверии.

— Ваше величество торопитесь, — Мария усмехнулась ему в ответ так, как мать порой улыбается нашкодившему ребенку, и от этой усмешки у Малика заныло под ребрами. — Но отвечая на ваш вопрос — не совсем. За тысячу лет Правый Орден сильно изменился. Работая над тем, чтобы слить воедино политику и религию, его члены вкусили власти и не смогли отказаться от нее. В какой-то момент владение властью стало для них самой главной задачей, вера же… отступила в сторону, стала лишь одним из множества инструментов достижения цели.

— И какими же из них воспользовались члены Ордена, чтобы привлечь на свою сторону Аль-Муалима?

— Это довольно сложно объяснить, ваше величество. Зная их уловки, я полагаю, что покойный Аль-Муалим не был их целью. Он не должен был ни знать о существовании Правого Ордена, ни уж тем более становиться его частью. Он был слишком сильным политическим деятелем и независимой личностью. Подобных людей невозможно привлечь к подобным организациям — именно они их, как правило, и создают.

— И, как мы теперь знаем, Аль-Муалим так и поступил, — мужчина горько улыбнулся своей собеседнице. — Но из ваших слов выходит, что даже после его казни Правый Орден, настоящий, а не жалкая пародия, им созданная, продолжает действовать на территории Империи.

— Скорее всего, так и есть, ваше величество.

— В таком случае, я обязан узнать об их деяниях как можно больше.

Слова Малика, облаченные в вежливую просьбу, на деле были ничем иным, как твердым приказом, и они оба это понимали. На миг Марии захотелось отступить, как-то избежать этого разговора — где-то в глубине души ее продолжало терзать сомнение. Правильно ли она поступила, открывшись императору? Но потребность в его поддержке все еще была сильнее. Она обязана рассказать. Его величество имел право знать, против кого собирается воевать.

Мария начала издалека. С времен, когда Республики еще не существовало, а на ее месте было языческое Ромуланское царство. Не в пример Аль-Фадхи, не допускавших на территории Империи инакомыслия и иноверия, династия Ромулан гораздо уважительнее относилась к правам своих подданных. Они позволяли ходить по своим землям паломникам, имперским ли, королевским ли, и разрешали своим людям заключать браки с иностранцами. Даже сами порою роднились с королевской династией, Лайонхартами.

Опрометчиво заключенный династический брак и привел Ромулан и все их царство к гибели. Последний царь был влюблен в свою невесту, принцессу из Лайонхартов, так сильно, что согласился позволить воспитать наследников в вере жены. Следом он совершил немало досадных ошибок и поверг страну в пекло гражданской войны — против него восстали главные семьи и простой люд. Они свергли негодного короля и казнили вместе с ним большинство его родственников. Следом страна раскололась на несколько городов-государств, конфликтующих друг с другом. Они воевали несколько лет и продолжали бы еще долго, однако, в дело вступил Правый Орден.

Пользуясь уязвимостью простого люда и смятением их правителей, проповедники Ордена смогли убедить их в необходимости отказаться от старой религии так же, как они отринули прежнюю власть. Со сменой веры исчезали старые грехи, а веселый звон монет, щедро льющихся в разоренную казну усталых правителей, был хорошим поводом прекратить бессмысленную бойню. Не без помощи Ордена правители собрались в старой столице и договорились о мире и совместном правлении бывшим царством. Договор скрепили сменой названия столицы. Так, с именем, подобным яркому и теплому свету, рассеявшему тьму беззакония, язычества и смерти, родилась Республика.

Это стало первым существенным успехом Правого Ордена в подобных делах. Однако, они потратили почти все накопленные ресурсы и потеряли немало людей. Орден затаился и целых три столетия, что росла и развивалась Республика, а Империя постепенно переживала закат существовавшей почти что с начала времен династии, копил силы и вынашивал новые планы.

К моменту, когда для имперской династии Аль-Фадхи наступила Тихая Ночь, Правый Орден окреп. Во многом своему расцвету орден был обязан королевской правящей династии — король Ричард, тогда и сам едва вошедший на престол, но уже наученный собственным горьким опытом неудачных стычек с имперцами, обратил свой взор на Правый Орден и породнился с ним. Пока отец Малика укреплял свой трон, в спрятанном в горах монастыре Святого Эдуарда, сокровенном центре Ордена, обучался тайным знаниям и военному искусству Робер де Сабле, герцог Снофельский и, по совместительству, младший брат короля. За какие-то скромные несколько лет он освоил то, чему иные учились полжизни, и вышел из стен монастыря не только прекрасным воином и сносным стратегом, но и первым юным Магистром Правого Ордена, в котором текла королевская кровь.

— Я и не предполагал, что человек, сталкивавшийся с моим сателлитом на поле боя и выпивавший на моих именинах, замешан в чем-то подобном, — прервал рассказ Марии невольно вырвавшимся замечанием Малик.

—  Мало кто интересуется геральдикой в последние годы, — вздохнула Мария. — А ведь именно благодаря ей можно всю историю королевского рода поведать... Так или иначе, более дружелюбная политика вашего отца и его религиозный переход от ветви Альгиля к ветви Абхамула вдохновили герцога на действия.

— Какие же?

— Я должна быть честна с вами, ваше величество — я могу лишь высказывать свои предположения, основанные на знании долгой истории Правого Ордена. Слухи, достигшие наших ушей, были немногочисленны и косноязычно переданы. Возможно, вы сможете рассказать мне больше о действиях Ордена на территории Империи, чем я вам.

— Мадонна Аудиторе, — Малик, уставший от ее расплывчатых формулировок, больше похожих на долгий и извилистый путь сквозь густой и трудно проходимый лес, тяжело вздохнул, — пожалейте себя и меня. Расскажите все, что знаете.

Грустная улыбка Марии Аудиторе стала первым честным ответом в этом долгом разговоре. Она увиливала так долго, как могла, и теперь, когда Малик разгадал ее уловку, оказалась загнана в угол. Любой другой в такой ситуации ощетинился бы, закрылся и ушел в глубокую защиту или отрицание. Однако Мария словно бы ждала этого — момента, когда Малик будет в равной степени заинтригован и раздражен, чтобы правильно воспринять все, что она ему расскажет следом, и поверить ей.

— Около пятнадцати лет назад, еще до присвоения Джованни титула Дожа, мы начали получать интересные сведения от правителей пограничных регионов, охраняющих Ледяной перевал. Как вы можете знать, многие преступники до сих пор продолжают заниматься незаконной в Республике работорговлей. Выкупая у бедняков с республиканского пограничья их детей или уводя в плен жителей спорных территорий, они вывозят их в Империю, где продают на невольничьих рынках. Это — один из немногих законных способов пересечь границу Империи и поводов в ней осесть.

— Кроме работорговцев в Империю из иностранцев переезжают лишь купцы, ювелиры и ремесленники. Люди, занимающиеся трудом или торговлей, неплохо зарабатывающие и не вызывающие подозрений, — Малик потянулся рукой к подбородку и принялся почесывать его. Слова Марии запустили активный мыслительный процесс императора. — Выплачивая пошлины и исполняя основные законы и нормы приличия, они способны избежать пристального внимания к своим личностям. И, что более важно, особенно благочестивым дозволено заниматься благотворительностью в пользу обездоленных имперцев. Госпитали святой Инаи никогда не отказываются от пожертвований и с благодарностью позволяют добровольцам участвовать в своей деятельности. Позволяют им готовить на своих уличных кухнях, спонсировать постройку школ в бедных районах, порою даже преподавать там для взрослых, не имевших доступа к образованию в детстве… Общаясь напрямую с теми, кому помогают, такие иностранцы получают возможность манипулировать нуждащимися за самые крепкие ниточки — их благодарность и чувство долга.

— Как вы теперь понимаете, работа над вовлечением в Орден имперцев идет парадоксальными, но действенными путями. Богатые и знатные имперцы, имеющие связи в Цветке Империи, нуждаются в рабах и рабынях для работы по дому и услаждений. Работорговцу, желающему получить нужные документы или стать частым гостем в знатном доме, достаточно сбыть хозяину изысканный товар — десяток крепких рабов из освобожденных народов или наложницу, с кожей белой, как морская пена, и густым, как королевская сосновая смола, волосом. Торговец может лично оттащить в госпиталь телегу простой и полезной еды и, раздав ее, сказать, что готов раз в неделю выдавать нераспроданное каждому, кто, к примеру, придет со своей тарой. От хозяина таверны не убудет, если он в святой день откроет уличную кухню и угостит простой похлебкой бедняков своего района. Ювелир может пожертвовать на школу в бедном районе, а его друг-купец выделить дешевого, непродающегося дерева на мебель. Их жены и дочери могут прийти в госпиталь Инаи и научить рукоделию прихожанок, а результатами их трудов — подушками, шторами и коврами, — придать голым стенам этих школ пристойный вид. Наконец, всякий неверный может помочь правоверному имперцу постичь знание, если пожертвует в часовни и уговорит их служителей помочь нуждающимся и заодно замолвить за жертвующего словечко.

— Методы и правда действенные, — согласился Малик. — Только вот отношение к ним, как, в прочем, и к Правому Ордену, Аль-Муалима все еще не прояснилось.

— И вот наконец-то мы к нему и подошли, — улыбнулась Мария. — Схваченные пограничным патрулем работорговцы, которых я упомянула прежде, оказались членами Правого Ордена. На деньги герцога они выкупили у других преступников право заниматься этим делом на определенной территории и обманом вывозили партии своего живого товара на протяжении нескольких лет. Они были хитры и подкованы и быстро нашли кому сбыть своих несчастных пленников. Один из них был знатной фигурой, наместником, довольно близким к вам. Ему очень понравились рабыни, коих поставляли эти преступники, и, если верить работорговцам, настолько, чтобы пригласить их на оргии и личные встречи. Человек этот, ко всему прочему, оказался чрезвычайно внушаемым, и так преступники заполучили не только защитника в Совете, но и первого знатного имперца, способного вскоре стать членом Ордена.

— Вам известно имя этого человека?

— Лично мне — боюсь, что нет. Джованни никогда этого не упоминал. Возможно, потому что не знал всех ваших наместников поименно, и не мог угадать, кого работорговцы могли называть Господином. Первые месяцы после вашей коронации он полагал, что за этим именем скрывается Аль-Муалим, однако, вскоре стало очевидно, что он ошибался. Аль-Муалим не был Господином — он всего лишь был с ним знаком. Должно быть, именно этот человек подал идею о «Правом Ордене» Аль-Муалиму, предоставив знания для новообращенных, к которым едва получил доступ от работорговцев.

— И что указало вашему мужу на очевидность этого факта?

— Герцог Снофельский все-таки человек клинка, а не книг. Он предпочитает грубую силу и откровенный разговор погружению в чужую культуру. Зато людей он читает хорошо, и наблюдательности ему не занимать. Он ни за что бы не стал пытаться вербовать Аль-Муалима. Аль-Муалим же в свою очередь игрок более опытный, вы и без меня это знаете. Он воспользовался пробелами в плане и знаниях герцога и заполнил их тем, что будет знакомо, понятно и комфортно имперцам. Взять хотя бы титулы… В своей пародии на Правый Орден Аль-Муалим был известен как Старший Брат. Это прямо противоречит учению истинного Ордена, ибо все братья по ордену равны, и выбирают среди них Магистра не по старшинству, но по тому, как близка его Правда к Правде Отца Понимания. Аль-Муалим же приводил аналогию с божественной семьей — они все дети своих богов, но старший, первый, узревший истину, главнее и имеет право вести за собою младших, едва научившихся ходить. Эта идея, привычная местным, вкупе со знаниями Аль-Муалима о методах Правого Ордена и всей его властью позволили ему очень тонко обрезать едва протянутые герцогом ниточки и присвоить немногочисленные плоды его трудов себе. Когда Аль-Муалим был казнен, а его организация уничтожена, сотни, возможно, тысячи его последователей оказались в уязвимом положении, ибо потеряли человека, которому верили больше, чем вам. И пока все эти люди не обретут новую надежду, которой смогут заполнить образовавшуюся в их сердцах пустоту, они — легкая добыча для настоящего Правого Ордена.

— И теперь, проделав работу над ошибками, герцог захочет воспользоваться наследием предательства и закончить начатое, — Малик кивнул, понимая, что картина в его голове сложилась практически полностью. — Полагаю, именно Правый Орден ответственен за заключение вашего мужа?

— Все так, ваше величество. В конечном итоге, у нас с вами оказался общий враг. Правый Орден уж давно мечтает расширить свою крошечную территорию, а король Ричард не раз выказывал желание перебраться в более теплые края, когда посещал Солэ.

— Я слышал о его притязаниях на республиканские территории. Однако, пусть я и не могу назвать герцога своим другом, врагом я также не могу его назвать.

— Отчего же тогда вы согласились помочь мне в освобождении Джованни?

— Ваш муж был достаточно мудр, чтобы заключить со мной договор о сотрудничестве. Да и дожем он стал во многом с моей поддержки. С королем Ричардом же у меня договоренностей нет, даром, что он выдал племянницу за моего сателлита. Если все так, как вы говорите, король Ричард собирается преступным образом завладеть чужой территорией. Как благоразумный сосед, я имею право вмешаться безотносительно договоров, ибо не вижу причин не вмешиваться.

— Справедливость вашего величества не знает границ, — склонилась Мария. — Республика никогда не забудет этого.

— Не так быстро, мадонна, — удержал ее от вежливой попытки закончить разговор Малик мягким жестом. — Вы не закончили свой рассказ.

— Ваше величество считаете, что в моей истории чего-то недостает?

— Всего лишь пары деталей. И именно они-то меня и смущают.

— Отчего же?

— Для человека, признающего, что Империя была крайне закрытой страной до Тихой Ночи, вы слишком хорошо осведомлены о предательстве Аль-Муалима и уничтожении организованной им ячейки Правого Ордена. Мы никогда не раскрывали всей подноготной этой истории. Кроме меня и моих ближайших союзников она может быть известна либо членам Правого Ордена из других ячеек, включая герцога Снофельского, либо их идеалогическим противникам — другой организации или кому-то в этом роде. Учитывая тот факт, что ваш муж и вы противостоите Правому Ордену, я ставлю на второе. Кем Джованни Аудиторе является на самом деле и каким знанием, столь опасным, что Правый Орден выбрал целью заговора и вторжения именно его, а не любого другого дожа, он обладает?

Тени за окном окончательно сгустились до застенчивых сумерек. В кустах запели ранние сверчки, где-то вдалеке, на парковых деревьях, им вторили цикады. Послышались голоса выведенных на прогулку наложниц. Мария Аудиторе не торопилась отвечать, и вскоре Малик понял, почему. В домик вернулись дети в сопровождении Тауфика и Леонардо.

— Прошу прощения за беспокойство, повелитель, — с искренним сожалением склонился евнух перед Маликом. — Мы не могли и дальше позволять гостям присутствовать в Дворце Розы, не рискуя их обнаружением.

— Ничего страшного, ты поступил так, как должен был, — Малик поднялся и кивнул Марии, поднявшейся вместе с ним и присевшей в книксене. — Наш разговор, мадонна, был чрезвычайно мне полезен, однако, он еще не закончен. Я навещу вас снова при первой возможности. Хорошего вечера. Идем, Тауфик.

Жители гостевого домика проводили императора и его евнуха книксенами и поклонами. Сразу же после его ухода принесли подносы с ужином. Воспользовавшись тем, что Салаи с помощью слуг накрывал большой стол в гостиной, дети читали, а Бартоломео дремал в кресле, Леонардо отвел Марию в сторону.

— Император выглядел крайне озадаченным, покидая нас, — тихо прошептал он. — Неужто вы открыли ему правду?

— Пока лишь часть, — призналась Мария. — На главный вопрос — кто же мы, — я не ответила.

— Мадонна, я никоим образом не хочу подвергать ваши поступки сомнению, однако, вы пошли на огромный риск. Мессер Джованни простит вам его безотносительно исхода, однако, Гранд-мастер Аудиторе не имеет права оставлять подобное нарушение законов безнаказанным.

— Это прямой приказ Джованни, Леонардо, — Мария говорила устало и печально даже. Она отвернулась к окну и, запрокинув голову, принялась выиискивать взглядом только ей одной нужные созвездия на небосклоне. — Раскрытие Орденов было вопросом времени. И от того, как правда всплывет наружу, будет зависеть будущее. Не только наше, но и всего континента. Джованни предполагал, что столь незаурядный человек, как его величество, задумается о происходящем, и, чтобы сохранить его доверие и поддержку, дозволил мне открыть правду.

— Раз так, — Леонардо подавил тяжелый вздох, — то я прошу прощения за свою импульсивную реакцию, мадонна.

— Не стоит. Ты тоже по-своему прав. Мы все еще ужасно рискуем. Ты — в особенности. Неофитов за нарушение законов наказывают строже.

Леонардо не успел что-то ей ответить — дети обратили внимание на шушукающихся взрослых и вовлекли мать в свои занятия. Разговор оборвался сам собой.

В Золотом Бутоне, тем временем, шел не менее трудный разговор. Вернувшись в покои, Малик совершенно не удивился, когда обнаружил там Альтаира.

— Ты ей поверил? — спросил сателлит, когда слуги оставили их в покоях наедине.

Малик не торопился с ответом. Он занял свое привычное место на диване в проходной гостиной и откинулся на спинку. Альтаир, терпеливо ожидавший ответа, встал за его спиной и положил руки на плечи, принялся их разминать. Почувствовав, что они расслабились, Альтаир перешел к вискам.

— У меня нет поводов не верить, — признал Малик несколько полных наслаждения минут спустя. — Она ответила на вопросы, которыми мы задавались годами, и дала мне поводы для размышлений.

— Например?

— Ты помнишь, сколько моих наложниц были подарками Вади?

— Мы их всех проверили…

— Я не о том. Просто вспомни, сколько их было в моем гареме десять лет назад.

— Из ста наложниц — около двадцати, — нехотя ответил Альтаир, прибегнув к помощи своей феноменальной памяти. — Без титула ходила почти что дюжина. Из найр осталась только Янбу-лира, остальные нетронутыми ходили, пока Разан-сара не выдала всех замуж, как ты и приказывал. Это не говоря уж обо всех, кого в служанки определили.

— Вот то-то и оно, — вздохнул Малик. — Остальные, дай Абхамул, раз в год по традиции отошлют двух-трех человек, кого не жалко, в слугах ходить, и на праздник в гарем подарок сделают. А Вади… Тауфик же мне чуть ли не раз в три месяца о подарках от него докладывал. Я никак в толк взять не мог, отчего он себе столько рабов покупает. После его смерти решил, что все дело было в сотрудничестве с предателем, а сейчас… оказалось, что все гораздо серьезнее.

— Предатель оказал нам услугу, выходит, — Альтаир усмехнулся и убрал руки с висков Малика. — Убрав Вади ради своего грязного дела, он избавил нас от множества проблем.

— Едва ли. Угроза никуда не исчезла. Сменился лишь ее источник.

— Но теперь, зная больше, мы можем оказать сопротивление. Разве не так?

Малик поднялся с дивана и, погрузившись в размышления, принялся неторопливо наворачивать круги по комнате.

— Это все очень нехорошо. И, что хуже всего, невовремя, — бормотал он, обращаясь, скорее, к себе, чем к сателлиту. — Дожу Аудиторе не занимать предусмотрительности. Он предугадал ход событий и их вариантивность, продумал каждый шаг, свой и союзников, на много лет вперед. Даже озаботился союзом со мной задолго до того, как моя помощь могла бы понадобиться. А я, дурак, не подумал, что за этим может стоять нечто большее.

Альтаир ничего не отвечал. Он лишь наблюдал взглядом за Маликом, но не двигался, стоял, подобно скале. Альтаир выучил этого человека за десять стремительно пролетевших лет и знал, что нужно позволить Малику эти разговоры со всеми и ни с кем, которые он ведет почти постоянно, но большей частью глубоко внутри себя. И время от времени ему нужно было выговариваться, иначе весь этот массив тревог, мыслей и планов разорвал бы его изнутри.

— Что говорят твои люди? — закончив выговариваться, напомнил о приказе собирать информацию Малик.

— Подтверждают то, что сегодня рассказала мадонна о пограничных работорговцах, большей частью. Они лишь в процессе отслеживания новых продаж и расследования старых, но то, что уже обнаружено, перекликается с изъятыми у предателей записями. Из Лавандершира также поступают тревожные сообщения. Король стягивает своих людей к границам. По слухам, герцог Снофельский собирается тайно нарушить республиканскую границу и с десятитысячным войском встать под стенами Солэ. Он также рассчитывает увеличить численность своих войск за счет желающих присоединиться кондотьеров и гонфалоньеров.

— И какие же глупцы на это согласятся?

— Вичи и большинство прилегающих к северным границам и побережьям регионы, весьма вероятно. Они, ввиду своей близости к границе с Королевством, гораздо консервативнее южных, и свои святые книги они воспринимают сквозь насажденную королевскими проповедниками призму. Поэтому неочевидный религиозный раскол наверняка сподвигнет их к действиям.

— Вот оно как. Познавательно и, как бы не хотелось это признавать, совершенно неудивительно. Что же будет с теми, кто откажется?

— Трудно сказать. Зависит от того, какую сторону занимает правитель. Монтериджони определенно выступит против захватчиков. Лагойя, весьма вероятно, присоединится к ним ввиду родства правителей — мадонна Аудиторе в девичестве носила фамилию Моцци, правящей семьи Лагойи. Кроме них очевидную оппозицию Папе Ромуланскому может составить только Фьюме с Катериной Сфорца, правящей от имени сына в качестве регентши.

Послышался шелест за окном, но Альтаир не собирался прерываться. После маленькой заминки он собрался было продолжить, но шелест продолжил раздаваться и стал настойчив до такой степени, что его стало невозможным игнорировать. Альтаир подошел к обвитым лозой ставням и прислушивался к донесению какое-то время.

— Поступило интересное сообщение, — горько усмехнулся он, вновь поворачиваясь к Малику. — Две недели назад в Солэ был казнен Кондотьер-Адмирал и правитель Эмилии, сеньор Уно Пацци. Он был обвинен в заговоре против Великого Дожа Аудиторе и Кондотьера-Банкира, Лоренцо Медичи. Вместе с другими заговорщиками Пацци напал на Банкира, его семью и архиепископа Солэйского прямо во время Большой Мессы. Архиепископ и Джулиано Медичи, младший брат кондотьера, были убиты, сам Лоренцо Медичи сильно ранен, но сейчас идет на поправку.

— Остановись, — приказал Малик, понимая, что это лишь начало донесения. — Тауфик!

— Да, повелитель? — евнух показался из коридора довольно быстро.

— Мадонну Аудиторе, ее сопровождающего-воина и архитектора да Винчи ко мне.

— Повелитель, полагаю, что они уже спят… поздно уж.

— В таком случае, пусть проснутся. Пошли также за Малым Советом. Пусть все соберутся в Зале Мыслителей. Подай им кофе, как явятся. Много. Ночь будет долгой.

Тауфика как ветром выдуло из покоев. Альтаир же нахмурился.

— Ты довольно резок, — заметил он, снова подходя к сателлиту, чтобы заняться его висками. — Тебя так рассердило донесение?

— Скорее то, как оно пришло, — признал Малик несколько прекрасных движений пальцев Альтаира на своей голове спустя. — Я знаю, за столько лет я должен уж привыкнуть, но все же… Каждое донесение от твоих шептунов, мелкое ли, серьезное ли, продолжает ввергать меня в сильный трепет с того самого дня, как я узнал об их существовании.

— Отчего же?

— Это ужасное напоминание о том, что моя жизнь мне не принадлежит. Все самое сокровенное, что у меня есть, со мной делят люди, которых я даже не знаю. Я живу в постоянной тревоге и вынуждаю себя контролировать каждый шаг и вздох, и забываюсь лишь в твоем присутствии. Но даже оно неспособно оградить меня от постороннего вмешательства.

— Ты знаешь, что даже при всей любви к тебе я не могу распустить это подразделение.

— А ты знаешь, что я люблю тебя настолько, что никогда этого не попрошу.

Альтаир улыбнулся краем губ, и это третья на памяти Малика улыбка, непохожая на его обычные гримасы. И наслаждение от ее вида увлекло Малика на несколько минут.

— Повелитель, — в покои вернулся Тауфик. — Все собрались.

Без лишних слов Малик поднялся. В сопровождении сателлита и главного евнуха он прошел в Зал Мыслителей и опустился на свое удобное и массивное кресло. Вызванные им люди действительно ждали. Они занимали свои личные рабочие столики с таким видом, словно пришли на обычное заседание. Мария Аудиторе и ее сопровождающие сели за столики других советников, придвинутые к помосту ради такого случая для них слугами. Малик дал Альтаиру знак говорить.

— Суд над дожем Аудиторе отложен минимум на три недели, — сказал Альтаир, повторив для совета и гостей то, что уже поведал Малику. — Насколько нам известно, управление страной взял на себя Совет Десяти, ибо Совет Кондотьеров не может исполнять свои обязанности.

— Великий Дож все еще под арестом. Банкир серьезно ранен, — перечислил по памяти раздумывавший о чем-то Малик. — Богослов отбыл в Вичи прямо перед Мессой и на момент отправки донесения еще не явился в Солэ, как и королевский Посол. Лишь когда они все соберутся, будет выбран новый Адмирал. У нас достаточно времени, чтобы спланировать ответный шаг.

— Этот пост будет занят быстрее, чем вам кажется, ваше величество. Кондотьер-Богослов довольно скоро вернется в Солэ, если еще этого не сделал. Что до Послов, уже присутствующего в Солэ Посла Макиавелли будет достаточно. Не только потому, что это многолетнее негласное правило, но и потому, что Посол Корелья очевидно сотрудничает с королем и может себе позволить не являться в Солэ так долго, как ему это нужно, — заметила Мария Аудиторе. — Что до человека, способного занять пустующее место… В семье Пацци некому воспользоваться правом родства и удержать титул. Якопо Пацци слишком стар и наверняка не вернул себе положение сеньора Уно Пацци. После казни Франческо Пацци наследовать ему должен сын, Вьери. Но он слишком глуп, чтобы обратиться за помощью к другим заговорщикам. Я предполагаю, что он бросился за нами в погоню и оказался схвачен либо воинами Монтериджони, либо другими наемниками, охраняющими соседние провинции. То есть, он не сможет явиться в Солэ и присутствовать на передаче титула. Так что Совет Десяти будет вынужден назначить Адмиралом Оттавиано Сфорца, ребенка, от имени которого говорить будет его мать, Катерина Сфорца и наша союзница. Как только они получат титул, Сеньория вновь обратит свой взгляд на Джованни и доведет дело с его судом до конца.

— Вы предвосхитили большую часть событий, госпожа, — Альтаир склонил голову, признавая ее мудрость. — Однако, Богам было угодно внести коррективы. Мои люди в Эмилии сообщают, что недавно Якопо Пацци вернулся в город в сопровождении некоего юноши. Его имя Таддео Пацци, и о нем говорят как о бастарде Франческо Пацци, недавно признанным членом семьи по закону и получившим этот титул сеньора Уно Пацци. Более того. Все трое оставшихся в живых мужчин из семьи Пацци принесли вассальные клятвы вашему старшему сыну в присутствии Кондотьера-Генерала и жителей Монтериджони, после чего Якопо Пацци и сеньор Уно Пацци отбыли в Эмилию. Сеньор Дуэ Пацци остается в Монтериджони в качестве плененного преступника до тех пор, пока не станет возможным суд над ним и остальными заговорщиками.

— Кто этот Таддео Пацци? — пробормотал Рафик в бороду. — Уж не вытащили ли они какого-то голодранца с улиц, чтобы спастись?

— Хороший вопрос, — Малик кивнул ему и перевел взгляд на Марию. — Раз ваш сын принял их клятвы, а Кондотьер-Генерал это допустил, происхождение юноши было возможно доказать?

— Оно было доказано практически сразу, как этот мальчик появился на свет, что не помешало его отцу отказаться от него и годами игнорировать его существование, — ответила Мария. — Более того, Франческо Пацци собирался избавиться от нежеланного сына в первые годы его жизни. Родственники его матери обратились к моему мужу и его союзникам с просьбой о защите. Так мальчик был вывезен в безопасное место и воспитывался там до тех пор, пока не стал достаточно взрослым, чтобы решать свою судьбу, и не понадобился отцу. Должно быть, пленение Вьери внушило Франческо потребность в еще одном наследнике. Я и правда не предполагала этого развития событий, равно как и Джованни, но, в сущности, это даже нам на пользу. Союзник, пусть и связанный узами долга, лучше свободного врага.

— Если только они не задумают напасть изподтишка, — заметил Карим Муазиз, подняв голову от своих заметок. — И не предадут в решающий момент.

— Я бы на вашем месте об этом не волновался, — впервые подал голос Бартоломео д’Альвиано, командир наемников, сопровождавший Марию. — Я знаю человека, воспитывавшего этого юношу, и готов поручиться за результат его трудов. Если этому парнишке хватило мозгов не вставать на сторону своего глупого папаши и договориться с Федерико Аудиторе и его дядей, значит, он хороший союзник.

Малик кивнул снова, принимая на веру это высказывание, и сделал Альтаиру знак.

— Королевчане также не сидели сложа руки, — продолжил отчет главнокомандующий. Пересказав последние новости о перемещении королевских войск вдоль их границ с Республикой, Альтаир взял маленькую паузу, чтобы перевести дух, и продолжил. — Остается лишь понять, что должно стать сигналом для их вторжения.

— Это может быть все, что угодно, — тяжело вздохнула Мария. — Особенно учитывая наше смутное представление о перемещениях их кораблей в нейтральных водах. Король и герцог Снофельский очень точно выбирали своих союзников. Богослов, контролирующий верующих по всей стране и держащий большую часть правителей пограничных территорий на коротком поводке, делая возможным прохождение границ и беспрепятственное перемещение по республиканской территории для королевской армиии. Адмирал, в чьих руках, среди прочего, контроль за новостями и отчетами о ситуации на море, поступающими в Сеньорию. Посол, посредник, представляющий интересы Королевства при республиканском дворе.

— И они вполне могут отвлекать всю Республику достаточно долго, чтобы королевские войска смогли окружить Солэ, практически не встретив на пути сопротивления, — резюмировал архитектор да Винчи. — Все правители встанут перед выбором — позволить им это и подчиниться или же сопротивляться так долго, как это будут позволять ресурсы и войска. Да что там правители, даже простые наемники должны будут выбирать сторону. Страна распадется на несколько союзов, конфликтующих друг с другом, и вся эта часть континента погрузится в хаос. Интервенция Империи сможет остановить этот хаос, однако, важно осуществить ее в правильный момент. Что более важно, необходимо обладать доказательствами ее необходимости, столь убедительными, чтобы республиканцы не сочли помощь началом войны.

— Добыть эти доказательства нужно до общего сбора имперских наместников, — добавил Альтаир. — Без них никакой интервенции не будет.

На какое-то время Зал Мыслителей погрузился в тишину. Присутствующие пытались придумать способ, как бы раздобыть эти доказательства, но пока что не могли предложить ничего стоящего и выполнимого в такие краткие сроки. И, должно быть, Судьба, Боги или какая-то еще неведомая сила решила прийти им на помощь, ибо размышления собравшихся в зале были прерваны звуком резко распахнувшихся дверей. Все повернулись на вошедшего и с удивлением узнали в нем бледного Салаи.

— Прошу простить за вторжение, ваше величество, — заикаясь от страха и впечатления, производимого количеством собравшихся в зале первых умов континента, промямлил Салаи. — Через мессера Мельци передали пакет документов и письма… из Республики… Позвольте… их раздать…

Малик, крайне заинтригованный его словами, знаком велел слуге поторопиться с этим. Салаи преподнес ему первому, как самому важному человеку в комнате, увесистую кожаную папку с бумагами, после чего по очереди вручил Марии Аудиторе и своему хозяину толстые кипы писем и скрылся где-то в углу зала. Тишина снова установилась в зале — император и двое его гостей погрузились в изучение полученных бумаг, а остальные позволили им это, понимая важность всего происходящего.

— Это поразительно, — пробормотал Малик, совершенно ошеломленный тем, что получил, несколько минут спустя. Он поднял голову на всех сидящих перед ним и пристально вгляделся в Марию, отложившую ради него свои очевидно личные письма, которых так долго желала, хоть и не расчитывала получить. — Ваш супруг, мадонна, должно быть, обладает даром предвидения. Иначе как я могу объяснить отправку от его имени сих документов, обличающих причины заговора против него. Ознакомившись с содержимым папки… мои наместники согласятся со мной в намерении выполнить вашу просьбу. Карим, запиши два указа. Начнем с самого главного.

На глазах ошеломленных его словами присутствующих Малик поднялся и продиктовал два указа. Первым он велел главнокомандующему Ла-Ахаду привести большую часть войск Империи, включая наместнические, в полную боевую готовность, выйти с ними к границам с Республикой и, перейдя их в правильный момент, пройти до самого Солэ, чтобы поддержать Великого Дожа Аудиторе в борьбе с незаконно вторгнувшимися королевчанами. Вторым и пока что тайным он назначал Марию Аудиторе, мессера Мельци и своего советника Нумаира представителями, имеющими право говорить от его имени в Сеньории и берущими на себя обязательство проконтролировать соблюдение законов и договоренностей и добиться полного снятия обвинений с Джованни Аудиторе.

— Я долго думал о том, кому хочу позволить говорить от своего имени, — сказал Малик, видя, как ошарашены двое из трех, кого он назвал. — Мадонна Аудиторе, вы представляли интересы мужа здесь, в Империи. Мне показалось резонным расширить ваши полномочия и позволить вам также использовать все преимущества нашего союза ради его освобождения. Мессер Мельци — республиканский купец, много лет живущий в Империи и являющийся нашим связным в некоторой степени. Он обладает доступом к каналам связи и сможет передавать важные вести в обход официальных посланников, тем самым позволяя нам отделять зерна от плевел. Кроме того, мессер Мельци осведомлен в равной степени и об имперских, и о республиканских порядках. Его участие в налаживании мирного диалога между Республикой и Империей будет как нельзя кстати. Наконец, советник Хасиф. Вы обладаете достаточным политическим опытом, выдающимися личностными качествами и прекрасными знаниями географии и стратегии, благодаря которым идеально дополните главнокомандующего Ла-Ахада как на поле боя, так и на переговорах. Я не могу представить двух других столь подходящих представителей всей Империи, как вы, советник, и главнокомандующий. Я доволен этими назначениями и соглашусь на замены только если в них будет достаточно серьезная необходимость. На этом все. Остальные вопросы отложим до общего сбора наместников. Благодарю вас всех за терпение и плодотворную работу. Все свободны.

Понимая, что им и правда больше нет смысла засиживаться в Зале Мыслителей, все потихоньку начали расходиться. Первыми ушли тихо обсуждавшие что-то советники, затем вышли в коридор архитектор, его слуга и наемник, сопровождавший мадонну Аудиторе. Ушел даже Тауфик. Одна лишь Мария Аудиторе задержалась.

— Мадонна Аудиторе, этот день выдался очень трудным для всех нас, — устало сказал Малик, снова усаживаясь в кресло. — И всем нужен отдых. Ваше дело ко мне может подождать.

— Боюсь, что не может, — возразила Мария. — Мы с вами прекрасно понимаем, что одной благодарности за оказанное в подобных вопросах доверие недостаточно. Я должна буду соблюдать определенные условия до тех пор, пока наш союз не изживет себя. И, само собой, заплатить определенную цену за все, что вы сделали и продолжаете делать для моей семьи и страны. И что-то мне подсказывает, что эти вещи нам следует обсудить как можно раньше и без лишних ушей.

Малик тяжело вздохнул. Безусловно, Мария была права. Он продумал и это. Однако, не собирался обсуждать все до утра исключительно из желания выспаться и собраться с мыслями. Он мог бы отослать Марию, зная, что она согласится с его условиями независимо от момента их выставления. Но не стал. Все же… то, что он собирался сделать, было достаточно сурово. И было бы жестоко не дать Марии времени смириться и совершить все необходимые приготовления.

— Что же, хорошо, — Малик подавил очередной тяжелый вздох. — Но вам не понравится мое условие, ибо… оно касается самого важного, что есть в жизни обычного порядочного человека. Оно касается вашей семьи. Вы прибыли сюда со своими младшими детьми и наверняка рассчитывали взять их с собой в обратный путь. Однако, вы проделаете его самостоятельно. Ваши дети будут гостить в Столице Империи до тех пор, пока этот конфликт не разрешится. Ради вашего спокойствия с ними останутся сопровождавший вас наемник д’Альвиано и архитектор да Винчи. Они же доставят детей в Солэ сразу же, как ваше воссоединение станет возможным.

Он ожидал, что Мария попытается возразить или выскажет неудовольствие, однако, она, удивив его, издала нечто среднее между вдохом, полным облегчения, и тихим мягким смешком.

— Воистину, вы благословлены порядочным и чистым сердцем, — объяснила Мария ему свою реакцию. — Иначе даже не попробовали поставить себя на мое место и не поняли, как сильно я буду без них тосковать. Однако, мы с вами оба родители. Мы понимаем, что так будет лучше. Мои дети настрадались за этот долгий путь. И я не заставлю их проделать его вновь, пока не буду уверена, что им есть куда возвращаться. Я согласна на ваше условие и благодарю вас за намерение позаботиться о нас подобным образом.

На этом откланялась и она, оставив Малика и Альтаира в Зале Мыслителей совсем одних.

Руки Альтаира вновь за этот долгий и тяжелый день опустились на плечи повелителя.

— Ты и правда думал как отец? — спросил он, запуская пальцы одной из них в мягкие черные волосы сателлита и поглаживая кончиками кожу. — Или все же как император?

— Это слишком глупый вопрос для тебя, Альтаир, — тихо ответил Малик. — Если бы ты мог оставить своих детей в стане союзников, зная, что сможешь спасти этим и их, и меня, и всю страну, ты пошел бы на это?

Альтаир не ответил вслух. Но в его молчании и прикосновениях было больше признаний, выражений чувств и разнообразных мыслей, чем в любом из существующих слов.