Ричард с раздражением отбросил чертов джойстик — и без того побитый жизнью, обмотанный скотчем и, бог знает, чем еще, он не сумел выдержать удара, разломившись надвое с характерным треском. Мужчина инстинктивно повернул голову в сторону звука, невидящим взором он следил за тем, как осколки пластика рассыпались по полу. Нахлынули воспоминания: последняя вылазка, повсюду тошнотворный запах крови, саднящее левое плечо, по которому так неудачно заехали битой… и сколько бы ни пытался, Ричард не мог вспомнить, как выбрался из этой мясорубки живым – он давно перестал запоминать детали отдельных миссий.

Потер переносицу двумя пальцами, затем под глазами и в районе висков, где боль пульсировала сильнее всего. Он тщетно надеялся, что эти глупые процедуры помогут ему чувствовать себя лучше. Ничего не добившись, он медленно опустился на смятую постель, зарылся лицом в подушку (даже спустя столько дней она пахнет его одеколоном).

С каждым днем приступы становились все чаще и все продолжительнее. Сколько часов он должен вот так пролежать, прежде чем ощущение собственной никчемности покинет его? И даже если это случится, перестанет ли он после этого быть менее жалким? Менее одиноким? Менее… ненужным?

Ричард крепче стиснул подушку.

Ему так сильно хотелось схватиться за голову, ногтями разодрать нежную кожу до крови – нельзя. Он дал обещание позаботиться о себе, и, если нарушит его, может лишиться последнего человека, рядом с которым темные мысли перестают лезть в голову.

Единственное, что помогает ему справиться с болью, когда он остается один на один с собой, – это сон, тревожный, наполненный изобилием кровавых образов, зато дающий возможность его воспаленному сознанию постепенно остыть.

Щурясь, Ричард нащупал на тумбочке пузырек и высыпал себе на ладонь горсть таблеток. Он давно перестал рассчитывать дозу снотворного, глотая столько, сколько сочтет нужным в этот раз. Когда-нибудь это сыграет с ним злую шутку, пускай и не сегодня…

Ненароком сброшенный на пол телефон настойчиво вибрировал, но блондин этого уже не слышал, погружаясь в глубокий и беспокойный сон.

Джесси ввалился в квартиру спиной вперед. Он бережно придерживал подмышками бумажные пакеты, заполненные едой и прочими бытовыми принадлежностями. Спустя несколько месяцев общения, мужчина привык к наплевательскому отношению Ричарда в сфере бытовых привычек: блондин вечно забывает обновить закончившийся шампунь или заменить в бритве насадку – из-за чего постоянно режется и все его щеки испещрены небольшими затянувшимися порезами.

Джесси достаточно было одной мимолетной мысли о блондине, чтобы смутиться: кончики его ушей заметно порозовели, несмотря на остающиеся бледными щеки. Неясно, сколько попыток дозвониться до Ричарда он уже успел сделать (и это только за двухчасовую поездку в такси), но одно сам Джесси мог сказать наверняка – предчувствие у него было просто отвратительное. 

Уезжать на несколько дней из дома для него было в порядке вещей, откровенно говоря, Джесси тяжело двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю находиться в одном и том же месте, так что даже на квартирах, которые снимал, он надолго не задерживался, постоянно ища что-то эдакое, что могло бы подойти его пылкой натуре. То же и с отношениями, в которых мужчина чувствовал себя, словно в клетке: он частенько менял партнеров, не сближаясь ни с кем настолько, чтобы назвать свои чувства настоящей любовью, нежели попросту временным увлечением.

И с Ричардом, как он полагал, будет та же история… Ему все еще тяжело свыкнуться с тем, что он вступил в длительные отношения, съехался с кем-то в одной квартире (не прекращая снимать собственное, отдельное жилище, тем не менее). Заботиться о ком-то оказалось труднее, чем он думал. Это не доставляло неудобства, но…

Джесси окинул взглядом прихожую – вещи все также раскиданы по полу, а советом приобрести шкаф для них Ричард пренебрег.

Мужчина сделал глубокий вдох, затем – такой же выдох. Сердце его ускоряло темп с каждой минутой нахождения в квартире Ричарда. В этой полупустой коробке, больше похожей на ночлежку, точно виделся ему след Ричарда – человека, для которого нет смысла заниматься украшательством собственной жизни, покупать различные бытовые мелочи и создавать в доме уютную атмосферу.

Джесси бросил поднятые в коридоре вещи на полу в ванной. Он до сих пор посмеивался отсутствию унитаза, для него это было так же смешно, как если бы в квартире блондина отсутствовала стена или что-то в подобном ключе.

Включил холодную воду и подставил под струю голову. Жар немного спал, но клокочущее желание прикоснуться к Ричарду, появляющееся каждый раз, когда он входил в квартиру, никуда не делось, наоборот, оно словно стало сильнее, только раззадоренное попыткой мужчины успокоить себя.

Блондин еще не успел проснуться. Свернувшись в кровати, словно замерзший зверек, он во сне кусал губы. Джесси осторожно, двумя пальцами, поднял пузырек снотворного на уровень глаз – таблетки уходили быстро, будто Ричард только ими и питается. Тяжело вздохнул, опускаясь на постель рядом с любимым.

Любимый… На самом деле, ему тяжело думать так о Ричарде, плюс, это звучит как-то слащаво, даже для Джесси, который просто обожает подтрунивать над другими, давая им смущающие прозвища.

Опустил голову на подушку так, чтобы видеть лицо Ричарда, наслаждаться его встревоженным и вместе с тем невероятно умилительным выражением лица с чуть сдвинутыми бровями. Джесси протянул руку к его волосам – те далеко не такие мягкие, как у него самого, но зарываться в них пальцами все равно приятно. Мужчина улыбнулся, вспоминая, с каким наслаждением делал это, когда они с Ричардом впервые позволили друг другу намного больше простых подростковых ухаживаний. Он все еще помнил тот день: каждое неловкое прикосновение блондина, каждый его шумный вздох, каждый довольный стон, вызванный его, Джесси, умелыми действиями.