— Вы передадите нам свой корабль, — не требование, но констатация факта. И недвусмысленно направленное в их сторону оружие.

— Нет, — рубит Рэй, спиной прикрывая Кира, шепчущего что-то в коммуникатор. Маневр не проходит незамеченным: им стремительно выкручивают руки и крылья — будь прокляты эти восьмирукие аборигены Зеты-Омикрон-4, будь проклята их решимость воспользоваться шансом сбежать со своей планеты! — и обыскивают, не оставляя ничего, кроме одежды. Сдирают даже пластины не деактивированных переводчиков — Рэй шипит и кривится от боли, чувствуя, как по виску стекает кровь.

Судя по тому, что вооруженный отряд зета-омикронцев вскоре возвращается ни с чем и при всех конечностях, Рила не пыталась играть в героя и увела "Светоч" с планеты.

Ночами на Зете-Омикрон-4 ужасно холодно.

Ее клятые аборигены давно покончили с внутривидовой враждой, — выживая после масштабной ядерной войны, еще и не так сплотишься, — и тюрьмы стали не нужны. Поэтому их с Киром бросают в древнюю, разделенную решетчатой перегородкой клетку, явно когда-то предназначавшуюся для диких животных.

Судя по тому, что после обыска им больше не сказали ни слова, их и считают кем-то вроде зверья, обращаться с которым нужно соответственно.

— Они ради нас даже вспомнили, что такое плеть-девятихвостка*... поверить не могу, — из последних сил зубоскалит Рэй. Голос охрипший, сорванный, зубы стучат от холода — ран слишком много, чтобы организм смог переключиться на "холодный" способ функционирования.

Кир молча стискивает его ледяные пальцы своими — расстояние между прутьями достаточное, чтобы просунуть руку, но и только, — и выдыхает единственное слово:

— Держись.

Рэя ломает от боли во всем теле, перья слиплись засохшей кровью. Он с силой вжимается в высасывающую тепло решетку, словно стремясь слиться с ней. За его руки в полубреду цепляется еще менее вменяемый Кир.

Силясь удержаться в реальности, Рэй напевает привязчивую мелодию, оставшуюся с ним с птенцовства:

В январских снегах

Замерзают рассветы,

На белых дорогах

Колдует пурга.

С наступлением ночи в их продуваемом всеми ветрами узилище опять холодает. Неровное дыхание клубится паром, оседает инеем на всех близлежащих поверхностях.

В горле давно пересохло, организм борется с начинающейся простудой и воспалением не на жизнь, а на смерть, а Рэй продолжает круг за кругом бормотать:

И видится мне

Раскалённое лето,

И рыжее солнце

На желтых стогах.

Сознание окончательно покидает Кира, и он обвисает на руках у друга, до жути тяжелый и горячий. Рэй пытается сбить температуру, сгребая с пола клетки наметенный туда ветром снег и растирая им чужие обжигающие пальцы. Подумав немного, отправляет одну горсть в рот, чтобы хоть чуть-чуть утолить жажду.

Снег другой планеты совершенно безвкусен и колет язык острыми кристаллами.

Я вспоминаю,

Тебя вспоминаю,

Та радость шальная

Взошла, как заря.

С рассветом, обрывающим длинную местную ночь, становится немного теплее — ровно настолько, чтобы провалиться в непрочное забытье без опасения умереть от гипотермии. Но из сна его вскоре выдергивает приход аборигенов; сквозь решетку им швыряют по засушенному фрукту, подозрительно напоминающему кастрианскую най'ерру.

Притрагиваться к неожиданной подачке Рэй не рискует — да и не уверен он, что удержит в желудке что-либо, кроме воды.

Летящей походкой

Ты вышла из мая

И скрылась из глаз

В пелене января.

Попадать в засевшую в голове мелодию, когда от боли все плывет перед глазами, получается все хуже. Одно радует: Кир уже не полулежит-полувисит в хватке Рэя в глубоком обмороке, а просто спит с почти нормальной температурой.

Сам Рэй постепенно перестает чувствовать собственные напряженные руки.

Шесть месяцев были

На небыль похожи,

Пришли ниоткуда,

Ушли в никуда.

Сложно сказать, сколько уже они здесь — Рэй не помнит длину местных суток, но все еще отчаянно надеется, что адмиралы не запишут их в "допустимые потери".

Пытаться понять, для чего они нужны аборигенам, он перестал еще до заката.

Пускай мы во многом

С тобою не схожи,

Но в главном мы были

Едины всегда.

— Держись, — шепчет он очнувшемуся Киру. — Рила нас не бросит.

— Не бросит... — слабым усталым эхом отзывается тот, обхватывая трясущиеся от усталости ладони Рэя тонкими пальцами.

Только бы их раны, начавшие затягиваться в неподвижности, не открылись снова.

— Что ты... делаешь? — спрашивает он, когда Рэй снова начинает бормотать-выпевать то же самое.

— Песня прицепилась когда-то, — контроль над голосом утерян окончательно, и получается лишь хрипеть. Но Кир понимает. — А сейчас вспомнилась.

— Напой ее мне... как мантру... отвлечься...

Рэй не говорит, что без переводчика Кир не поймет ни слова — это сейчас и не требуется.

А может быть, ты —

Перелётная птица,

И холод зимы

Убивает тебя.

С приходом следующей ночи становится еще холоднее, и возникает вполне реальная перспектива замерзнуть.

Они держатся изо всех немногих оставшихся сил. Замирают в объятиях друг друга, сплавившись в одно целое с разделяющей их решеткой. Ни одного движения, редкое дыхание — только бы сохранить тепло, только бы выжить... Только бы удержаться на зыбкой грани бодрствования и сна, ведь соскользнуть ниже означает уже не проснуться, а взлететь выше означает слишком быстро растратить драгоценную энергию...

Так они и пережидают ночь, — неподвижные, словно закаменевшие, — и лишь губы у обоих шевелятся в такт.

И хочется верить —

Весной возвратится

Все то, чем так горд

И так счастлив был я.

Рэй не помнит отчетливо момент прихода подмоги. Только отдельные кадры-фрагменты:

...Взбешенная Рила, чем-то напоминающая кивейрта**, громко и яростно шипит на подошедшего слишком близко аборигена, и в этом звуке столько угрозы, что зета-омикронец отшатывается.

...Незнакомый кастрианец с нашивками командира срезает замок клетки.

...Двое "безопасников" синхронно вскидывают оружие при виде показавшегося им подозрительным движения, но выстрелов не следует.

...Сильные руки разгибают их с Киром намертво сцепленные пальцы — и от этого отчаянно больно, но крик не получается вытолкнуть из горла. На покрытом бурыми перьями запястье виден браслет биомонитора, сидящий так плотно, что мерещатся уходящие под кожу иглы в качестве дополнительного способа фиксации.

— ...Где гарантии, что вы не активируете детонатор в любом случае? — спрашивает кто-то из местных, сплетая все руки в причудливый замок. — Повторение радиоактивного заражения было бы... нежелательно.

— У вас гарантий нет и не будет, — выплевывает, даже не оборачиваясь, командир. — Это гарантия для нас, что ваши снайперы не снимут кого-нибудь выстрелом. Неважно, что это будет за выстрел — монитор зафиксирует любое изменение состояния организма, это вам ясно?

— ...Поднимайте шестерых, — хрипло приказывает Рила, опускаясь на колени рядом с братом и прикрывая его собой.

— Поднимайте шестерых, — эхом-подтверждением отзывается командир.

...Уже в транспортаторной командир срывает биомонитор с руки, едва дождавшись его деактивации. Иглы-фиксаторы зловеще блестят влажной синевой.

Сознание уплывает от накатившего тепла, поверить в реальность которого никак не получается.