Попасть в незарегистрированную пространственную аномалию, всего лишь возвращаясь с первой диверсии, доверенной их наконец-то официально одобренной команде, и очнуться в неизвестной солнечной системе неподалеку от Галактического Барьера было максимально нелепо.

Вопрос о возвращении трое кастрианцев дружно отложили на потом — половина электроники "Тени" сгорела в аномалии, а то, что не сгорело, работало еле-еле, и для ремонта необходима была посадка на планету. В идеале еще требовалось не дать потрепанному кораблику развалиться в атмосфере.

Четвертая от звезды планета системы оказалась условно М-класса. Условно — потому что там, где они не столько сели, сколько рухнули, температура ночью, как выяснилось, падала до двухсот восьми градусов(1), а днем не поднималась выше двухсот двадцати трех(2). Сухой, полный крохотных ледяных иголочек воздух, с которым команда свела непосредственное знакомство вскоре после посадки из-за окончательно полетевшей системы жизнеобеспечения, был столь же условно пригоден для дыхания.

— Цедианцы без скафандров бы тут не продержались и часа, — с каким-то мрачным удовлетворением на грани мстительности констатировал Рэй, оглядывая окруженную горами снежную долину из открытого шлюза.

Узнав еще на базе от сородичей альтернативное название расы-основательницы Империи, он сразу же с удивительной ему самому легкостью пустил его в обиход, отказывая терранцам в самоназвании точно так же, как они отказывали в нем жалким остаткам кастрианской расы, называя их россианцами(3).

— Мне нет дела до цедианцев, — прошипела Рила, кривясь от боли при каждом движении — в аномалии ее, не пристегнутую к креслу, с силой бросило на переборку, и теперь многочисленные ушибы давали о себе знать. — Нам самим надо суметь не сдохнуть, — и скрылась за полуоткрытой внутренней створкой шлюза, прячась от хлесткого порыва ветра.

Не сдохнуть... Рэй, хорошо знавший свои возможности, нервно усмехнулся. Безусловно, температура замерзания смеси воды с антифризом, который начинал вырабатываться в организме на холоде, была ниже температуры замерзания собственно воды примерно на двадцать градусов. Однако даже так у них имелись все шансы заполучить обморожение и ткани, разорванные льдом.

А скафандров или теплой одежды у них не было, и вероятность продержаться оставалась впечатляюще невелика.

***

— Аномалия проходима в обе стороны, — наконец сказал Кир, их формальный командир, отрываясь от изучения данных сканеров. — И да, мы в дельта-квадранте, на его дальней окраине.

Рэй посмотрел на сородича, отмечая, что тот за последние полчаса ни разу не шевельнулся в кресле пилота, не желая терять жалкие крохи тепла. Так и сидел, взъерошив перья, вжав голову в плечи и укрывшись крыльями. Только ладони, сжатые в кулаки, и лежали на приборной панели.

— То есть мы можем вернуться в бета-квадрант даже не своим ходом и через полгалактики? Вот это чудо! — Рэй даже не пытался поумерить сарказм в голосе.

— Нам надо еще взлететь, — озвучила очевидное Рила, не отрываясь от копания в системе жизнеобеспечения. — А для этого нужно реанимировать хотя бы т-три четверти цепей и систем.

Не то чтобы эта перспектива как-то грела. Не то чтобы их троих грело хоть что-то — корабль быстро остывал, и уже сейчас температуры снаружи и внутри него различались всего градусов на пять. И они тоже мерзнут — вон, Рила уже запинается...

Досадливо зашипев, Рэй оторвал "прилипшие" пальцы от очередного инструмента. Задумался, вместо пластиковой рукоятки схватился за металл — и вот результат.

— Помоги ей, — Кир махнул подрагивающей рукой в сторону сестры и наконец поднялся на ноги, по-прежнему не складывая крыльев. — Я разберусь с двигателями.

Следующие несколько часов прошли в почти полном молчании. Совещался экипаж между собой быстро и предельно лаконично — казалось, что холоднее становилось от каждого брошенного слова. Лишь, когда становилось совсем невтерпеж, они от души матерились, негласно договорившись делать это по очереди.

К местному вечеру Рэй узнал от на первый взгляд сдержанного Кира несколько новых ругательств и утвердился во мнении, что познание было взаимным.

Продолжать ремонт ночью было попросту бесполезно, учитывая почти полное отсутствие источников света и лютый холод. Чудо, что до наступления темноты они успели починить систему регенерации воздуха — можно было не мучиться перед выбором, задраить ли люк и к утру задохнуться или же оставить люк открытым и закоченеть.

Решили дожидаться утра, насколько это было возможно в таких условиях.

Кир с Рилой, обнявшись и сжавшись в единый клубок, уселись на палубе возле приборной панели — лицом к лицу, за взъерошенными крыльями не видно тел. Рэй предпочел устроиться в освободившемся кресле пилота в относительно гордом одиночестве. Прошедшее на Цедии птенцовство оставило ему на память, помимо всего прочего, чудовищную неприязнь к тактильным контактам, и, пожалуй, он предпочел бы околеть, нежели сунуться в компанию к сородичам. Но те его и не приглашали.

***

К середине ночи он понял, что готов пересмотреть свои убеждения. Мороз подобрался исподтишка, а потом уже было слишком поздно: сознание путалось, конечности не слушались — а пальцы не только не гнулись, но и не чувствовались вовсе. Унять постоянную дрожь получалось только одним способом — резко напрячь все мышцы и так же резко расслабиться. Это приносило облегчение секунд на двадцать-тридцать, после чего все начиналось сначала. Если же организм предпринимал отчаянную попытку повысить температуру тела хотя бы на полградуса, озноб усиливался втрое, и температура падала до прежней отметки, опасно низкой.

Витая между сном и реальностью, — и не вполне осознавая, что есть что, что уже само по себе было очень плохо, — Рэй упустил тот момент, когда Кир осторожно выпутался из рук сестры и поднялся на негнущиеся ноги. Ощутил только, как его грубо ухватили за шиворот и стянули на палубу. Удар не был болезненным — очевидно, уже не только пальцы закоченели до полной нечувствительности.

Инстинктивное желание схватиться за что-нибудь колюще-режущее и приставить это к горлу наглеца не ушло дальше оцепеневшего мозга, не вышло разжать стиснутые на собственных предплечьях пальцы рук, не вышло даже дернуться. Все так же, рывком, Кир посадил его возле Рилы и сам вернулся на прежнее место. Раздраженно шикнул:

— Бесперый(4) ты...

На его спину легли сразу два чужих крыла — Рила без лишних пояснений, пусть и чуть поколебавшись, сомкнула объятия со своей стороны, — и инстинкт самосохранения взвыл тревожной сиреной, причем дважды; второй раз — когда переохлажденные мышцы не подчинились командам мозга.

По доброй воле Рэй никогда и никому бы не позволил прикасаться к себе так. И потому выдавил через стук зубов одно-единственное слово, уже не совсем уместное:

— Отв-вали.

— Замолчи, — командир тратил тепло на слова столь беспечно, будто у него вместо сердца был практически вечный реактор на вакуумной энергии — ходили слухи, что в последние годы Сопротивление вновь пыталось освоить эту технологию. — Мы и так вымирающий вид, не хватало еще гробить отдельных его представителей из-за пустяковых причин.

Рэй, которого по-прежнему продолжало колотить, устало уронил голову. Препираться не было сил.

***

Когда над изломанной линией гор взошла звезда этой планеты, стало чуть теплее. Ровно настолько, чтобы очнуться, расплести-размять обмороженные конечности и продолжить ремонт.

К ночи они почти успели починить двигатели. Рэй, порядком вымотанный предыдущей ночевкой, даже не попытался заспорить, когда его все в той же манере, за шкирку, как натворившего дел птенца, затащили в клубок, в котором было хоть немного теплее.

...Третий день тянулся как в тумане. От усталости кружилась голова(5), реальность воспринималась как-то очень фрагментарно, приказы Кира доходили до мозга с изрядным запозданием. Организм сбоил, как машина, слишком долго проработавшая в аварийном режиме.

Поэтому, когда они наконец починили систему жизнеобеспечения, и в корабле потеплело, Рэй продержался в сознании еще примерно полчаса. А затем мир вокруг внезапно померк, и разум накрыла непроницаемая темная пелена.

***

Возвращаться в реальность малодушно не хотелось — все тело болело, протестуя против резких температурных перепадов. С осознанием того, кто он и что он, помог Кир, сильно тряхнувший его за плечо.

Свет резанул по воспаленным глазам, и Рэй сощурился. Кир махнул у него перед лицом растопыренной перепончатой ладонью(6):

— Сколько пальцев видишь?

— Пять... руку убери, все со мной в порядке, — Рэй осторожно качнул головой, которая продолжала раскалываться от боли — похоже, он стукнулся затылком о переборку.

— Не уверен. Прежде чем рухнуть в обморок, ты минуты три пялился в иллюминатор и нес какую-то ахинею на стандарте — я даже перевести этот кошмар не смог, — Кир оперся рукой о приборную панель.

— Да? Вот это меня накрыло, — хмыкнул Рэй и потер слезящиеся глаза. Обмороженные пальцы гнулись плохо. — Дай-ка глянуть записи камер. Все равно мы в четыре руки не взлетим, — он взглянул на Рилу, вырубившуюся прямо на полу в окружении инструментов и явно не собиравшуюся вскоре просыпаться. Оставалось удивляться, как Кир еще держится в сознании после трех суток без сна.

В корабле было неправдоподобно, невозможно тепло.

...В записи он, уставившись на заснеженный пейзаж за иллюминатором остекленевшими глазами, действительно нес ахинею. Такую, что вставали дыбом перья.

"Поля затянуты недвижной пеленой.

Пушисто-белыми снегами.

Как будто навсегда простился мир с Весной,

С ее цветками и листками..."

— Есть одна существенная проблема, — сухо сообщил Рэй, сам удивившись тому, как спокойно прозвучал его голос. — Я помню это стихотворение. Но не в том виде, в котором рассказал его, — он взглядом указал на экран. — Расхождения начинаются уже с третьей строчки: "Отныне навсегда простился мир с Весной". И сюжет... другой(7). Не о том, что весна вернется, а о вечной зиме.

— Значит, будем считать, что ты у нас еще и поэт, — Кир криво ухмыльнулся, сделал шаг в сторону — и внезапно рухнул там же, где стоял.

Выматерившись, Рэй вскочил на ноги. Упал на колени, перевернул бесчувственное тело набок. Проверить пульс... норма... проверить дыхание... норма... проверить реакцию зрачков на свет... присутствует...

С губ сорвался облегченный выдох — похоже, Кира просто наконец накрыло откатом, как накрыло их с Рилой некоторое время назад.

Он сел обратно в кресло. Спать уже не хотелось, выплеск гормонов стресса как волной смыл всю усталость. Значит, стоило заняться чем-нибудь полезным — да хоть прозвонить те цепи, которые они еще не трогали... и подумать, откуда, из каких слоев мироздания на него свалилась альтернативная версия стихотворения того треклятого цедианского поэта.