Геральт закрепил сумки, протянув ремни под седлом. Плотва тихо фыркнула и стукнула копытом. Ведьмак погладил лошадь по гриве, взял другое седло и подошёл к соседнему стойлу, где, повернув боком голову, на него смотрел молодой конь изабелловой масти Марципан. Когда он и Цири уже направлялись в Каэр Морхен, в одной из мелких деревень, что встречались им на пути, их нашёл нильфгаардец в обычной одёжке какого-нибудь типичного наёмника. Геральт уже напрягся, думая, что их хотят арестовать, но нет. Нильф вручил им коня и два свёртка, в которых оказались простые дорожные костюмы, но при одном только касании можно было понять, что стоят они гораздо дороже любого, даже самого помпезного платья.

То был подарок её отца.

Нильф не передал им никакой записки, никакого устного послания. Отдав подарки, он заказал в корчме водки, выпил стопку и тут же уехал вместе с компанией таких же «наёмников». Цири поначалу порывалась всё продать, но Геральт её переубедил. Конь и костюмы скорее были пожеланием удачи и доброй дороги, и не попыткой вернуть дочь назад.

Конь был норовистый. И если у Геральта против таких всегда был метод, то Цири поначалу с ним было не просто. Пусть он её не скидывал, но командам поддавался плохо. Когда она его чистила, иногда зажимал её в стойле. Цири ругалась и жаловалась ведьмакам. А потом они вдруг как-то подружились, и Марципан перестал создавать девушке проблемы.

— А что такое вообще “марципан”? — спрашивал Цири Ламберт. “Марципан” он произносил по-особенному, словно пытался распробовать его вкус.

— Это такое лакомство из орехов и сахара. На халву чем-то похоже. Мне марципан… бабушка давала, если я себя хорошо вела.

Ламберт вздыхал и качал головой. Выходцы из простых крестьянских семей о подобном и не слышали никогда.

Когда Геральт попытался зайти в стойло Марципана, конь щёлкнул зубами прямо перед его лицом. Касаться его, а уж тем более запрягать, могла только хозяйка. Геральт уже поднял руку, чтобы зачаровать своенравного коня Аксием, но передумал.

— Я просто запрягу тебя, Марципан. Не беспокойся.

Марципан заржал и встал на дыбы, целясь передними копытами в ведьмака. Геральт поспешно отошёл, и конь сразу же успокоился. Ведьмак лишь со вздохом положил седло рядом со стойлом. Плотва зафыркала — то ли смеясь над ним, то ли выражая недовольство.

Заслышав позади шаги, Геральт обернулся. Даже Йеннифер собирается быстрее, а её, казалось бы, уже никто не сможет переплюнуть. Но по крайней мере сразу видно, кто Цири воспитывал…

Это был всего лишь Эскель.

— Куда так рано собрался? — спросил он, направляясь к своему Васильку и как можно дальше обходя стойло Марципана. Видать, уже пытался познакомиться.

— Хочу вместе с Цири поездить по округе, проветрится, пока дороги не замело.

— Благое дело, — Эскель погладил Василька по носу и закинул ему на шею поводья. — А я вот на охоту собираюсь.

— Не наохотился ещё?

— А чего ради в замке сидеть? Брюзжание Ламберта слушать?

Геральт хмыкнул.

— Тоже верно.

Налетел ветер. Крепость откликнулась свистом и гудением. С возмущённым галдежом поднялись птицы, облетели вокруг башен и направились к горам, в поисках места поспокойнее. За замком заскрипели полуголыми ветками деревья. Пахло морозной травой. Вместе со свежестью ветер принес и светло-серые тучи, плывущие из-за гор.

Ведьмаки молчали, наслаждаясь. Геральт медленно вдохнул полной грудью и также медленно выдохнул.

— Слушай, Геральт… — начал Эскель, отряхивая и осматривая седло Василька, — если будете проезжать мимо какой-нибудь деревни, можете заехать, купить пару мешков соли? Наших запасов совсем мало.

— А ты поменьше дичи привози, вот и соль тратиться не будет, — пожал плечами Геральт.

­— Ну, как бы… — Эскель даже и не сразу придумал, что ответить. — Когда Каэр Морхен заметёт настолько, что за ворота не выйдешь, благодарить будешь, что я такой предусмотрительный.

Немного помолчав, он добавил:

— И ещё кое-что… Ламберт попросил ему трубок для аппарата поискать. Мол, те уже ни на что не годные.

— Вот этого уже никак обещать не могу. Если только повезёт… — Геральт подошёл к брату и похлопал его по плечу. — Удачной охоты, ведьмачья ты наша мать-наседка.

— Ну тебя, — буркнул Эскель, вскакивая на Василька.

Геральт открыл для них ворота. Меж гор показалось солнце.

Цири вышла к конюшне через пару минут. Как и ожидал Геральт, она облачилась в один из подаренных отцом костюмов, которые до этого она не трогала. И он по-своему даже красил её. Если не у самого Эмгыра, то у его портных был отменный вкус. Из-под мехового плаща, который она явно взяла у кого-то из ведьмаков, — он был великоват и волочился за ней по земле, — выглядывала короткая обтягивающая куртка с тонкими ремешками и заклёпками. Латунные наплечники скреплялись простой цепью того же сплава, своим видом чем-то напоминая застёжки плащей у королевских особ. Перчатки — как и положено любому уважающему себя ведьмаку, — доходили до локтя и защищали кисть кольчужными вставками. Мужского фасона брюки заправлялись в высокие сапоги на небольшом каблучке.

Так могла выглядеть нильфгаардская императрица во время разъездов. Геральт сомневался, что она позволила бы впихнуть себя в платья.

Когда она подошла к конюшне, Марципан сам к ней потянулся. Она провела рукой по его гриве. Свой синяк Цири попыталась скрыть волосами, и благодаря этому он был почти незаметен. Почти.

­— Как ты, Цири?

— Всё хорошо, Геральт, — она улыбнулась ему в ответ.

Улыбка была неуверенная и отчасти вымученная.

Когда они отъехали от Каэр Морхена, повалил снег. Первый снег в этом году. Марципан фыркал и пытался ртом поймать снежинки.

Большую часть пути Геральт и Цири не разговаривали, тишину нарушал лишь цокот копыт. То была тишина людей, которым не нужно слов, чтобы понимать настроение и чувства друг друга. По крайней мере, Геральт ощущал это именно так. Иногда он оборачивался и вглядывался в Цири. Ему казалось, что она спит, укутавшись в плащ — но она тут же дергала поводья заигравшегося Марципана, или подгоняла коня лёгкими ударами каблучков по бокам, или поправляла выбившуюся из причёски прядь. Она все время держалась позади, и даже если Геральт замедлялся в ожидании, пока она его нагонит, Цири замедлялась тоже. Пару раз за путь они спешивались, чтобы ноги отдохнули от лошадей, а лошади — от своих наездников.

На деревеньку наткнулись уже затемно. Найдя корчму с помощью слегка поддатого мужичка, который явно из этой самой кормы только что вышел, они привязали лошадей к ветхой покосившейся коновязи и зашли внутрь.

В корчме пахло едой, выпивкой и грязными мужиками. Под потолком висели косы чеснока вперемешку с пучками омелы и вереска, украшенными черными и золотыми ленточками. Часть стен была неумело раскрашена цветами, часть — завешана старыми плешивыми коврами для утепления. Помещение было тесное, вмещало всего лишь пару-тройку столиков, но Геральт отметил, что всё отличалось удивительной опрятностью.

Кроме одной персоны непонятного полу и молоденькой девушки с шваброй, — то ли дочкой корчмаря, то ли сироткой, на которую после прошедшего по их землям Нильфгаарда внезапно свалилась забота о семейном наследии, — в корме больше никого не было. При виде гостей она встрепенулась, словно немного испугалась, и заметалась, не зная, куда себя деть.

— Ч-что… Что вам угодно будет, мастер ведьмак? — обратилась она к Геральту, подходя.

— Комнату. И еды. Мы устали с дороги.

Хозяйка затеребила подол юбки.

— Из еды остался говяжий окорок да овощи тушёные…

— Неси. И пшенную водку захвати.

— И медовухи, — вставила Цири, снимая с плеч плащ и бросая его на лавку рядом со столом, за который тут же и уселась.

Хозяйка поклонилась и скрылась на кухне. Поклон был направлен по большей части в сторону Цири.

Геральт вопросительно взглянул на ведьмачку, садясь напротив.

— Медовуха?

— А что?

Геральт покачал головой.

— Ничего… Иногда я забываю, что тебе уже давно не тринадцать лет.

Пока хозяйка возилась на кухне, Геральт заглянул в кошель. Ужин, комната, с утра ещё и завтрак хотя бы для одной Цири, а ещё соль и трубки для Ламберта… В Каэр Морхен они вернутся совсем пустыми. Зиму они уж переживут, а вот весной… Весной станет тяжко.

Хозяйка подошла к ним, как умелая акробатка держа деревянные тарелки на сгибах локтей, бутылку водки в одной руке, графин с медовухой — в другой. Расставляя всё это на столе, она обратилась к Геральту:

— Как хорошо, что вы заехали, м-мастер ведьмак. Недалече от деревни бестия завелась… Ребятишек да баб на куски рвёт. Мелкий скот крадёт, а у нас зима на носу, что ж мы есть будем, если не изведём эту напасть! Когда стемнеет, из дома боимся в-выходить…

Голосок у неё был тонкий, дрожащий.

— Что за бестия?

— Откуда ж мне-то об этом знать… — она вздохнула, оправила юбку и продолжила, — Вы, ведьмаки, часто к нам захаживаете, а потому бестии редко в деревне з-задерживаются. Видать, где-то близко вы живёте…

Геральт и Цири переглянулись. Девка была неглупая.

— …Вот деревня моя и не знает, как с б-бестиями такими сладить. Только на вас вся надежда, мастер ведьмак. З-зайдите завтра к старосте, он вам расскажет. Он всё про бестию эту знает. Уж на то он и староста, чтобы все знать…

Окорок на вкус Геральта показался сухим и пережаренным.

Комната, которую дали им в распоряжение, как и вся корчма, не отличалась простором. Единственную кровать оставили для Цири, а Геральту специально принесли матрас, что он положил рядом с массивным сундуком. В углу стояло кресло с разъезжающимися ножками — ведьмачка сложила на нём свой плащ и куртку. Когда она снимала сапоги, Геральт ощутил её легкий, практически неуловимый запах. Он состоял из запаха пота, грязи и женщины — что-то подобное Геральт улавливал среди запаха крыжовника и сирени от Йен, среди запаха пряностей от Трисс. Чародейки вообще обладали способностью пахнуть ничем иным, кроме своих духов, создавая вокруг себя какую-то пелену таинственности. У Цири же этой пелены таинственности не было. Она пахла как самая обычная женщина после долгого дня.

Она пахла как обычная женщина.

Геральт поскорее отогнал от себя эти странные мысли. Цири молчала.

***

Геральту не спалось. Матрас, который ему дали, был настолько тонким, что он мог таким же успехом поспать на полу. Когда ведьмак ворочался, пытаясь найти удобную позу, деревянные половицы под ним скрипели. Геральт замирал, боясь пошевелиться и тем самым разбудить Цири, но, когда конечности затекали, приходилось опять скрипеть половицами.

Быстро же Геральт привык к комфорту, которым окружил себя в замке. Раньше он мог спать в лесу на голой земле и чувствовать себя вполне сносно. Раньше…

Раньше многое было иначе.

Минуло за полночь, когда Цири вдруг поднялась с кровати и раскрыла ставни. В комнату пролился лунный свет. Снег, выпавший за день, почти весь растаял, оставшись лишь в низинах отвратительными серыми шлепками. Грязь, заменяющая в деревеньке дороги и тропки, покрылась ледяной коркой.

Земли уже давно были готовы к зиме, только зима что-то никак не шла.

Цири села на сундук и повернулась к окну. Она просто сидела, сложив руки на подоконнике и смотря в пустоту, пока остатки дневных снежных туч не закрыли луну. В комнате стало в разы темнее.

Когда глаза Геральта привыкли к темноте, он поднялся с матраса, нашёл медный канделябр с одной единственной свечкой.

— Игни.

Он сел на сундук рядом с Цири. Канделябр он поставил перед ними на пол.

— Цири, расскажи мне, что тебя тревожит.

Она взглянула на него. В слабом свете свечи её глаза отливали жёлтым.

— Я постоянно… Я не могу нормально спать, Геральт. Я просыпаюсь и меня бьёт такая дрожь, словно нахожусь подо льдом, а не под двумя одеялами, а пота льётся с меня столько, что в один момент я точно проснусь посреди моря! Меня преследуют кошмары, словно я опять вернулась в детство… Множество чёрных, липких, отвратительных!.. рук тянется ко мне со всех сторон. Руки Вельгефорца, Кайлея, Бонарта, Эмгыра, Эредина… Они тянутся ко мне, чтобы забрать мою Силу, забрать моё тело, каждый хочет урвать хотя бы кусочек. Я уворачиваюсь от них, рублю их мечом, но они отрастают, и куда бы я не убежала, всегда вновь находят меня.

Цири провела руками по лицу, аккуратно коснулась пальцами виска.

— Пока я скакала по мирам… Я либо была постоянно в опасности и не могла позволить себе глубоко заснуть, либо уставала так, что засыпала как мертвец. И мне не снилось вообще ничего. Эта бесконечная погоня уже перестала быть моей жизнью, но… Геральт, я не могу расслабиться. Я всё время думаю, что это ещё не конец, что в любую минуту моя спокойная, наконец-то спокойная жизнь посыплется, как карточный домик от дуновения ветерка… Только в моём случае это будет ураган. Ещё один ураган, от которого мне придётся постоянно убегать.

Где-то в коридоре послышались тихие шаги, скрипнул пол. Не только им не удавалось заснуть в эту ночь.

— Я не знаю, что мне делать со всем этим.

Цири пригладила волосы. Из-под расстёгнутой до пупка рубашки выглядывала грудь в застиранном, посеревшем от длительной носки белье. Под грудью можно было разглядеть пару давнишних рубцов, о наличии которых Геральт даже не подозревал. Пара из них были очень глубокими и явно заживали достаточно долго.

Он перевёл взгляд на её лицо.

— Цири, я не могу тебе ничего обещать. Я не могу сказать, что рядом со мной ты будешь в безопасности, или что я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя… Но я могу пообещать, что ближайшую зиму, рядом со мной, Эскелем и Ламбертом, ты проведёшь в спокойствии. Каэр Морхен почти невозможно отыскать, а зимой уж тем более. Постарайся расслабиться хотя бы на эту зиму. А весной… Что ж, с тем, что будет весной, весной и будем разбираться.

Цири взяла Геральту за руку. И улыбнулась. На этот раз это не была улыбка через боль.

— Спасибо, что честен со мной.

Они посидели так немного, вглядываясь в темноту за окном.

— Геральт, можно мы поспим вместе? — внезапно спросила Цири.

— Я не против, но вряд ли мы поместимся на кровати.

— А я и не про кровать говорю.

— Ты уверена?

— Да.

Цири стащила одеяла с кровати на матрас и легла у стены. Одеяла не особо помогли, но всё же стало мягче. Геральт лёг рядом и нежно обнял дочь одной рукой.

Так хорошо ему не спалось даже на самой мягкой кровати.