Стук в дверь с табличкой «Детектив Виктор Гант, сержант» редко предвещал что-то приятное. При самом удачном стечении обстоятельств это был бы очередной дежурный офицер, которому поручили занести коробки с делами из архива, однако, учитывая количество уже выписанных на него папок, новой порции скоро ждать не приходилось. Кто-то другой редко посещал его кабинет: лейтенанту было куда проще вызвать его к себе на третий этаж, коллеги обходили Виктора стороной, даже не кивая в знак приветствия, а все остальные посетители приносили с собой лишь разнообразные проблемы, чего детективу было сейчас совершенно не нужно, поэтому даже после двукратного стука откликаться он не спешил. Тем более, вид у него был так себе, как и общее самочувствие, и сама мысль о необходимости прямо с утра общаться с другими людьми вызывала у него неприятное ощущение сродни рвотному рефлексу.

Дверь медленно отворилась. На её пороге нерешительно стояла, не дождавшись ответа, какая-то девушка совсем непримечательного вида — Гант даже не удостоил её взглядом, продолжая изучать фотографию в лежащей перед ним папке. Наконец он тяжело поднял глаза, закрыл дело и, отодвинув его в сторону, уставился на гостью.

— Чем могу помочь? — хрипло осведомился Виктор. Девушка явно ждала этого вопроса или какого-либо ещё приглашения к диалогу, судя по тому, как загорелись её глаза, до того момента выражавшие лишь недоумение.

— Меня зовут Элайза Тэрнер, — несколько заикаясь от волнения, выпалила она. — Лейтенант Стивенсон сказал мне подняться сюда и познакомиться с вами!

«Зачем это? — подумал Гант. Мысли в голове путались от недосыпа и ворочались с трудом без привычного утреннего заряда черного кофе, — я тут явно не самый популярный человек.»

— Вы, должно быть, ошиблись, — сухо произнёс он, — отдел по профилактике преступности среди несовершеннолетних в другом конце коридора.

Рассмотрев, насколько щуплой и непримечательной была Элайза, Виктор сразу предположил, что она пришла работать в какое-то из сопроводительных подразделений участка — девушки в такой физической форме «настоящими» копами точно никогда не становились. В том, что сегодня её первый день на службе, сомнений у него не было — по тому, как она была одета, было очевидно, что до собственного внешнего вида дела ей не было никакого, однако сейчас на ней был надет хорошо выглаженный, но абсолютно безвкусный голубой пиджак, совершенно не сочетавшийся с серой юбкой почти до колена и бордовым галстуком. Это был явный признак человека, который хотел произвести впечатление опрятного и скромного сотрудника на новом месте, но понятия не имел, как действительно стоит одеваться. Виктору было это хорошо знакомо — когда-то он и сам одевался лишь в то, что было комфортно носить, однако со временем он смог выработать в себе что-то вроде общего понимания делового стиля, и с тех пор в его гардеробе доминировали недорогие, но качественные строгие костюмы, подобранные по моде и фасону. В последнее время, конечно, он перестал задумываться о том, как он выглядит, но выражалось это больше в общей неаккуратности образа — например, он мог забыть галстук или прийти в не поглаженной рубашке. Несмотря ни на что, надеть несочетающиеся вещи для него было решительно невозможно. Эта назойливая Тэрнер же, напротив, явно не осознавала, что созданное ей впечатление совсем не соответствовало тому, которого она хотела достичь. Теперь она смотрела на Ганта от двери с каким-то даже вызовом, и это начало его раздражать.

— Не думаю, что я ошиблась, — нарочито четко проговорила она, — вы ведь сержант Виктор Гант, верно?

— Верно, — неохотно согласился детектив.

— Что ж, тогда я по адресу! — победоносно произнесла Элайза и, подойдя к столу, протянула застывшему в изумлении Виктору свою тонкую бледную руку, — будем знакомы, напарник!

Гант оторопел окончательно: частично от неожиданной наглости этой девчонки, а частично — от свалившегося на него как гром среди ясного неба напарника. Дело в том, что он прекрасно справлялся без «помощи» коллег, о чём не раз категорично сообщал лейтенанту в ответ на его предложения выделить кого-то из детективов ему в помощь, а уж делить с кем-то кабинет и уж тем более нести за этого кого-то ответственность желания у него не было никакого. Кто-то обвинил бы его в затворничестве и эгоизме, мол, за 12-то лет в полиции у него наверняка накопился достаточный багаж опыта, коим неплохо было бы поделиться с молодым поколением защитников порядка, но у Виктора на этот счёт был совершенно другой взгляд. Он считал, что каждому полагается делать лишь то, в чём он действительно хорош, и он уж точно ни на один момент не пребывал в заблуждении, что учить кого-то относится к его талантам, и, стало быть, подсовывать ему напарника было попросту контрпродуктивно! Но что-то ещё внутри не давало ему спокойно принять этот факт как данность и заставляло медленно закипать. Если бы он был чуть более выспавшимся, он бы, наверное, осознал, что это было что-то родственное чувству жалости — из всех возможных детективов убойного отдела её определили к тому, кто полевой работы не видел уже давно и уж точно ничему путному научить бы не смог. Детектив без реальной работы теряет навык примерно так же быстро, как хирург, который по каким-то причинам больше не может оперировать. Но такого инсайта Гант в девятом часу утра достичь никак не мог, поэтому попросту отдался чувствам и разозлился на посетительницу. В голове созрел план действий, который показался ему надёжным, как швейцарские часы: показать ей, что на самом деле представляет собой его работа в полиции, и тогда она точно побежит просить шефа перевести её к кому-то другому!

Виктор откашлялся.

— Какой приятный сюрприз, — начал он, сделав акцент на втором слове, — а знаешь ли ты, куда ты попала?

Такого вопроса Элайза явно не ждала. Она немного замялась, и, поняв, что доброжелательным приём здесь точно не будет, заняла оборонительную позицию. Хоть академию она закончила относительно недавно, столкнуться с пренебрежительным отношением коллег она за год работы уже успела — несмотря на все заверения о равноправии, полиция была насквозь пронизана пренебрежительным отношениям к девушкам-копам, тем более, не обладавшим существенной силой или харизмой. Тем не менее, она ожидала, что её направят к «лучшему детективу», и то, что это, видимо, тоже оказалось мерзкой шуткой хамоватого лейтенанта, выбило её из колеи. Сидевший перед ней человек явно не был лучшим, даже хорошим детективом назвать его язык не поворачивался — мятая рубашка, синяки под глазами, запах пота и, главное, куча старых бумаг на столе явно не служили свидетельством высокого профессионализма и заслуженного трудом и талантом уважения.

Тэрнер нахмурилась: стало ясно, что придётся готовиться к худшему.

— Я знаю, где я нахожусь, — звонко произнесла она. — Я не вчера из академии вышла и год патрулировала улицы 96-го участка!

— Так чего же ты ждёшь от нашего 95-го и убойного отдела? — вкрадчивый тон Ганта несколько выбил её из колеи.

— Эм… — замялась Элайза. Её голос больше не излучал упёртую уверенность. — Настоящей работы?

Виктор хрипло рассмеялся и тут же закашлялся — пыли вокруг было действительно много. Он нащупал слабое место у этой выскочки и готов был им воспользоваться.

— И ты правда считаешь, что здесь работа более настоящая и подходит тебе куда больше патруля? — его тон больше не был елейным. — Думаешь, здесь ты найдёшь всё то, о чём мечтала, когда записывалась в академию по программе инклюзии для установления равноправия? Ты решила, что мы все тут радостно делаем то, что нам нравится, а нас за это премируют и награждают медалями? Ты явно что-то перепутала!

Виктор начал терять контроль над собой. Бурление в груди усилилось, и его захлестнула волна ярости и обиды — на себя, на окружающих, на жизнь и особенно на инцидент, но внешне по нему нельзя было этого отметить, если не разглядеть, как покраснело его лицо и не расслышать появившиеся в его голосе нотки металла. Он перестал думать, что говорит.

— Жизнь — это тебе не детективный сериал про гениального сыщика, который спасает несчастных граждан и сваливает в закат с красивой женщиной! Это настоящая, блядь, жизнь, полная несправедливости, жестокости и просто депрессии, никто тут никого оберегать и наставлять не собирается, у каждого своего дерьма выше крыши, с новичками цацкаться. И уж точно здесь ты не найдёшь никакой «романтики» или чем ещё там заполнена твоя крохотная голова!..

Слушая эту гневную тираду, Элайза побледнела ещё сильнее, хотя, казалось, это было невозможно. Она всё пыталась поймать хотя бы малейшую паузу, чтобы его прервать, но момент всё никак не наступал.

— …и мне плевать, вчера ты закончила академию, год назад или десять, — голос Ганта уже совсем осип от напряжения и попыток не перейти на крик. Вдруг он остановился, посмотрел девушке прямо в глаза и медленно отчеканил:

— Тебе. Тут. Не. Место.

Губа Элайзы Тэрнер мелко затряслась, она попятилась в сторону двери и почти бесшумно выскользнула, скрывшись в плохо освещённом коридоре. За окном прогремел гром: оказалось, что, поглощённый собственной яростью, Виктор не заметил начало ливня. Теперь он сидел в каком-то ступоре и пустым взглядом смотрел на приоткрытую дверь.

Вообще Виктор не был ни жестоким человеком, ни даже просто злым. Сейчас он и сам не мог точно сформулировать для себя, что же именно произошло и почему свои мысли из всех возможных вариантов он выразил именно так. Часть этих мыслей даже его мыслями и не были — перебрав в голове всё, что он только что высказал, детектив сам пришёл в ужас. Как будто пелена тумана окутывала всё, что происходило внутри него в тот момент, так не бывало даже после мрачного прогноза хирурга о вероятной невозможности полного восстановления повреждённой пулей мышцы его правой ноги. Он тогда пошёл в свой любимый бар и пил там всё, что нальют, и не помнил потом даже как оказался в своей кровати. Но он был уверен, что даже в таком состоянии он не отпустил бы самоконтроль достаточно, чтобы нагрубить беззащитной девушке, а сейчас он был абсолютно трезв.

«Нагрубить? Это ещё очень мягко сказано, приятель, — укоризненно включился голос его совести, — ты поступил просто по-свински и оскорбил человека, а она, между прочим, в твоих проблемах не виновата.»

В этот момент Виктор был себе противен даже более, чем обычно. Он много чего позволял себе в отношении окружающих людей, периодически оправдываясь состоянием здоровья, недосыпом или какими-либо неприятностями, но всегда попавший под горячую руку человек не был случайной «жертвой» его настроения, накричать на кого-то без причины он попросту не мог.

«Не мог, но, тем не менее, прекрасно справился на этот раз, » — внутренний голос уже активно подначивал его. Хотелось заткнуть источник этих мыслей, но детектив не успел ещё зачерстветь настолько, чтобы заглушить свою совесть совсем. Это ощущение было неприятным.

Ещё неприятнее было чувство, что обволакивающий его сознание туман так никуда и не ушёл. Мыслить ясно было как никогда трудно. Машинально детектив открыл лежащую рядом с ним папку с делом и хотел было ещё раз окинуть взглядом её содержимое, как зазвонил его телефон, на экране которого значился внутренний номер лейтенанта Стивенсона.

Крик из динамика трубки был ужасающим по своему размаху, цензурных слов оттуда доносилось максимум процентов пять, а смысл их сводился к требованию немедленно тащить свою задницу на ковёр к начальству и готовить веское оправдание своему идиотизму. Деваться было некуда, Виктор тяжело поднялся, и, опираясь на свою верную трость, покинул кабинет, громко щелкнув старым замком.

С фотографии, прикрепленной ржавой скрепкой к раскрытому на столе делу, с легкой издёвкой глядела Эмилия Райт. Глаза её излучали голубовато-зелёный свет. Гром за окном грянул снова.

***

Лейтенант Уильям Стивенсон был в ярости. Когда Виктор тяжело постучал в стеклянную дверь его кабинета в дальнем углу общей рабочей зоны убойного отдела и, не дожидаясь ответа, зашёл внутрь, тот даже не сразу смог отдышаться достаточно, чтобы начать говорить членораздельно.

— Какого… какого хера ты натворил?! — почти прорычал он.

Гант не был уверен, в каком именно свете эту историю знал начальник, но был уверен, что точно не в самом для него лучшем, поэтому просто вопросительно поглядел на него и пожал плечами. Стивенсона это разозлило ещё больше, впрочем, у сержанта уже не осталось сил переживать по поводу эмоций лейтенанта.

— Не знаешь? — злобно осклабился тот. — А я почему-то видел, как наш новый детектив в слезах выбегает из здания участка под ливень после того, как я направил её к тебе. А её, между прочим, перевели к нам по рекомендации и настоянию шефа полиции Нью-Йорка!

— Да хоть самого президента, — мрачно произнёс Виктор.

Это было очень зря. До прихода в полицию Уильям Стивенсон много лет провёл в армии, где служил инструктором в кадетском корпусе. Эта должность наложила определённый отпечаток на способ общения с теми, кого он считал своими подчинёнными, и способ этот не включал в себя принципы вежливости или уважения. Точнее, включал, но только в однонаправленном варианте — уважать должны были именно его, а все остальные считались для него существами бесправными. Не добавляло шарма к его манере держаться и то, что в полицию он пришёл достаточно поздно: в его возрасте многие либо дослуживались до более высоких чинов, либо уходили на почётную пенсию. Руководство убойным отделом в далеко не самом результативном участке, капитаном которого был безынициативный старик, не отправленный до сих пор на покой только потому, что предыдущий кандидат на его место погиб год назад, явно не подходило ни под одну из этих категорий, вследствие чего Стивенсон постоянно подозревал своих сотрудников в насмешках или попытках его «подсидеть». В том числе поэтому дерзость сержанта, которая, впрочем, разозлила бы любого начальника, не прошла незамеченной.

— Знаешь, почему я до сих пор не выгнал тебя отсюда к чёртовой матери? — тон его отдавал льдом, — потому что уволить калеку в современном обществе равносильно карьерному самоубийству. Но я клянусь тебе, ещё немного и я не только вышвырну тебя отсюда, но и своими же руками придушу! Ты понял меня?

Виктор согласно кивнул. Он внезапно утратил всякий интерес к гневной тираде лейтенанта и теперь снова перебирал в голове детали открытого дела, одновременно силясь понять, что же именно вызывает в нём эту спутанность.

— И что же ты понял? — с издёвкой уточнил Стивенсон.

— Что вам не нужно перечить, — со вздохом подытожил Гант.

— Нихера ты не понял, идиот, — уже более спокойно проворчал командир, — понять ты должен, что сейчас тебе надо руки в ноги и искать Элайзу по городу и умолять её простить тебя, чтобы мне шеф яйца не открутил. Потому что если это случится…

— Да понял я, понял, — прервал его Виктор, — я могу идти?

— Да уж изволь, — усмехнулся Уильям и миролюбиво осведомился: — спал хоть сегодня?

Детектив покачал головой. Это было не совсем правдой, но рассказывать о том, что сон его был краток и крайне странен, было бы куда сложнее, чем просто согласиться, что сна не было.

— Плохо, спать нужно, а то поведение твоё не пойми во что превращается, — с важным видом заметил лейтенант, — а теперь иди отсюда и без этой Тэрнер не возвращайся! Хочешь — не хочешь, а она теперь твоя напарница, и тебе придётся с этим смириться.

Гант раскрыл было рот, чтобы возразить, что никакая напарница ему не нужна, но Стивенсон демонстративно уставился в какие-то бумаги на своём столе, всем своим видом давая понять, что разговор на этом закончен и вердикт обжалованию не подлежит. Тихо вздохнув, детектив покинул кабинет начальника и спустился на лифте в подземный паркинг, где стоял приписанный к нему старый потрёпанный форд. Расписавшись за ключи, он выехал в город на поиски Элайзы.

***

Далеко уйти Элайза Тэрнер не успела. Виктор нашёл её в двух кварталах от полицейского участка медленно бредущей по тротуару без зонта, насквозь промокшую под проливным дождём. Поравнявшись с ней, он на секунду включил сирену и мигалку, чтобы привлечь её внимание и, убедившись, что она повернулась, указал пальцем на сиденье рядом с собой. Он понимал, что позже ему придётся оправдываться перед руководителем команды технического обслуживания автопарка за промоченное просто так сиденье и лужу на полу, но в данный момент ему было просто по-человечески жалко эту девушку, голубой пиджак которой теперь был тёмно-синим от воды, которую он впитал, а форма его была совершенно неприглядной. К его удивлению, Элайза без всяких уговоров послушно приблизилась и села на пассажирское сиденье. Гант поймал себя на мысли, что сам в такой же ситуации демонстративно отвернулся и пошёл бы дальше под дождём или закатил бы скандал, но эта девушка явно ничего такого не планировала и просто молчала всю дорогу до участка.

Выслушав всё о себе от лысеющего техника Гольдмана, он проводил Элайзу к лифту и нажал на кнопку четвёртого этажа. С ней что-то надо было делать — заставить человека провести в мокрой холодной одежде ещё хоть пятнадцать минут было бы преступлением против человечности вне зависимости от того, что между ними произошло ранее. Когда они дошли до кабинета, он покопался в одном из ящиков небольшого шкафа и вынул оттуда комплект спортивной одежды, который он хранил на случай необходимости быстро переодеться, не говоря ни слова положил его перед ней и вышел из кабинета, направляясь к вендинговому автомату, чтобы принести ей горячего кофе. Стоя в очереди, он думал о том, что произошло меньше часа назад.

«В самом деле, что на тебя нашло? — спрашивал он себя. — Не животное же она какое, чтобы так с ней обращаться. Да и с диким зверем так себя вести было бы негоже.»

Чувство вины больно кольнуло его. Прокрутив в голове слова лейтенанта о том, что от напарника ему никак не отвертеться, Виктор решил, что стоит смириться и найти хоть какие-то преимущества в этой новой данности и со стаканом отвратительного на вкус, но горячего кофе вернулся в кабинет 428.

Про себя он отметил, что в его мешковатой слишком большой одежде и растрёпанными от дождя волосами девушка смотрелась более гармонично, чем в пиджаке и юбке, и, хотя она и продолжала выглядеть достаточно непримечательно, теперь от неё веяло как будто большей уверенностью и естественностью. Виктор решил извиниться за недавнее, раз уж работать вместе всё равно придётся. Он откашлялся.

— Слушай, — сказал он с лёгким хрипом в голосе, — ты прости, что я так себя повёл, не знаю, что на меня нашло…

— Не стоит, — остановила его Элайза, окинув взглядом его трость, — я всё понимаю, никто не хотел бы иметь такую напарницу, как я, мне не привыкать… — на краешке её глаза застыла слеза.

— Нет же, дело вовсе не в тебе, — возразил было Виктор, но вдруг замолк. Взгляд его остановился на раскрытой папке, которую он так и оставил лежать на своём столе.

Фотографии в деле больше не было. Рыжеватая от ржавчины скрепка оставалась на своём месте на обложке, но теперь она ничего собой не крепила. Он оглядел стол, пол вокруг и, наконец, повернулся к Тэрнер, которая с интересом наблюдала за ним и пыталась хоть немного охладить кофе, дуя на него.

— Ты ничего на моём столе не трогала? — уточнил Гант и, увидев, как девушка отрицательно покачала головой, убрал дело в верхний ящик стола и закрыл на ключ.

— Ладно, давай начнём наше знакомство сначала, — добродушно сказал он, — Что ты уже знаешь о работе детектива?

***

Весь оставшийся день ушёл на то, чтобы, преодолевая неловкость, ввести Элайзу в курс того, как функционирует участок номер 95 и его убойный отдел. Виктор явно видел, что его удел перетряхивания архивных дел не был пределом её мечтаний, однако, отметив её исполнительность, решил, что на этом этапе её помощь будет весьма кстати, поэтому он помог ей обустроить рабочее место за старым столом Райкарда, на примерах обучил её, что именно важно увидеть в стопке бумаг при их оцифровке, и даже помог внести первое дело в систему. К его удивлению, несмотря на всё, что он наговорил утром, Тэрнер не проявляла признаков обиды и оказалась достаточно полезным напарником и даже в некоторых аспектах интересным собеседником, поэтому по окончании дня он вызвал ей такси и сам ушёл вслед за ней, так и не вспомнив о лежащем в ящике стола деле, фотографии обвиняемой в котором теперь не было.

Виктору хотелось только одного — побыстрее добраться до дома и лечь спать, чтобы успеть восстановить как можно больше сил перед следующим рабочим днём, однако он всё равно заглянул в любимый бар, чтобы пропустить там стакан пива или чего-то покрепче. Ему нужно было немного расслабиться, привести мысли в порядок, хотя бы немного справиться со внутренним демоном, который заставлял его злиться.

Рассчитавшись за выпивку, он вышел на улицу, погружённый в свои мысли, и вдруг осознал, что вокруг быстро стало темно. Даже слишком темно, подумалось ему. Ощущения, что он находится на улице огромного города больше не было. Не светил ни один фонарь, стен ближайших домов во тьме не было видно, а под ногами вместо тротуарной плитки глухим стуком отдавался под его шагами бетон. Силясь разглядеть что-то, Виктор включил фонарик на телефоне и вдруг с изумлением понял, что находится посреди какого-то склада. Вокруг него, насколько хватало света от телефона, простирались бесконечные ряды стеллажей с картонными коробками, на каждой из которых был наклеен номер. Гант пригляделся, и каждый волос на его теле стал дыбом: все коробки имели номер «95» или «959595», как тот, что он видел прошлой ночью на фотографии Эмилии. Выяснять, что в этих коробках, почему-то совершенно не хотелось. Он потянулся к поясу, но не нащупал там привычного табельного «глока», и тут ему стало не по себе. Происходившее вокруг не казалось ему наваждением или сном, всё было, напротив, очень реально, каждая деталь этого склада имела смысл, но общая картина совершенно не собиралась в осмысленное целое.

Вдруг Виктор услышал шорох и машинально обернулся. Между стеллажами на некотором отдалении из тьмы на него смотрели два глаза. Оба они светились всё тем же голубовато-зелёным свечением. Гант никогда не считал себя трусом, да и алкоголя этим вечером он выпил немало, но ему отчего-то нестерпимо захотелось бежать от этих глаз как можно дальше, и вместе с тем его одолевало липкое чувство, что бежать было совсем некуда. Он пригляделся: глаза были неподвижны. Тогда он, вопреки любому здравому смыслу, двинулся в их сторону, силясь разглядеть во тьме хотя бы что-то, помимо двух светящихся точек, но как только ему показалось, что в свете фонарика он вот-вот различит темную фигуру, глаза эти явственно закрылись, а телефон мигнул индикатором разряженной батареи и выключился. Виктор оказался в полной темноте и очень хотел выругаться, но вместе с тем не хотел издавать ни звука.

Впрочем, темнота уже не была кромешной, откуда-то сзади доносилось непонятное свечение, вместе с которым до слуха детектива донесся ритмичный гул, невыносимо на что-то похожий, но подобрать название никак не получалось. Виктор медленно повернулся.

То, что предстало перед его глазами, поразило его. Метрах в тридцати от него в воздухе парила черная фигура. Отсутствие источника света не позволяло различить хоть какие-то детали, но голубое сияние, окутывающее силуэт, давало понять, что это фигура какого-то человека, одетого в ободранную робу, куски ткани которой свисали с его расставленных в сторону рук, а немного запрокинутая назад голова этого человека была покрыта мешковатым капюшоном. Хотя это был совсем не человек: приглядевшись, Виктор смог увидеть, что из головы этой фигуры росли два крупных рога. Они не были похожи на рога какого-либо животного — слишком они были симметричны и прямы, но, тем не менее, кроме как «дьяволом» для себя назвать увиденное он никак не мог.

Ритмичный гул тем временем становился всё громче, пока не перерос, наконец, в противный писк будильника, который показывал 6 часов утра. Было пора собираться на работу, но Виктор ещё некоторое время лежал в своей кровати, силясь понять, как и когда он в ней оказался, и что вообще с ним произошло прошлым вечером.