Он странный, этот Даби. Держится ото всех в стороне, хотя, сказать по правде, к нему особо никто и приближаться не торопится — странные шрамы и расчёсы на лице и руках отпугивают. Матросы, почти не понижая голоса, говорят о том, что это может быть заразно. Ястреб думает, что будь это так, вся команда бы уже давно заболела; они в море почти полгода. Даби появился, как чёрт из табакерки, нанялся простым матросом. Дерется, как дьявол, смотрит из-под бровей айсберговыми глазами также холодно, отворачивается без интереса от взглядов, показывает беловолосую макушку, а работу делает отлично. Пьет вместе со всеми, но никогда не напивается, с остальными вовсе не веселится. После захватов молча забирает свою часть добычи и уходит на свой гамак. Ястребу он интересен — Даби приковывает взгляд как всякая замысловатая вещица. Ястребу кажется, что каждый раз, когда он смотрит на Даби — чуть ли не по нескольку раз в день — его шрамы чуть меняются. Как будто рисуют непонятные узоры, как будто они живут своей жизнью. Даби часто подносит руку то к шее, то к щеке. Ястреб за ним наблюдает — не сказать, что издалека, но особо не приближается — и готов поклясться, что в один из дней он отодрал что-то от внутренней стороны локтя и бросил в море. Так отрывают корочку от поджившей раны и бросают под ноги как ненужную грязь — вот только грязь не вспыхивает на закатном солнце золотистой бирюзой.

Ястреб понимает — наверняка блик от волн ударил в глаза. Показалось. Но все равно покоя это не даёт, да и глазам своим он привык доверять — не зря он так часто отсиживается в вороньем гнезде. Ястреб присматривается всё внимательнее — только поэтому замечает, что когда Даби в пылу драки распарывают рубашку на боку, там проблескивает что-то серебристое, аметистово-лазурное. Ястреб так удивляется, что едва не пропускает удар саблей по плечу. Даби появляется только под конец дележки и в другой рубахе. Ястреб начинает смотреть ещё пристальнее. Замечает, что Даби с большим удовольствием ест галеты — даже червивые — чем рыбу. 

Моряк, пират — а рыбой чуть ли не давится. Странный. Чертовски странный. Эту же рыбу отлично потрошит, каждый раз, когда опускают шлюпку для рыбалки его вахта притаскивает полные сети. Непонятный.

Один раз они пристают к острову пополнить запасы воды — до ближайшей гавани совсем далеко, на последнем захваченном судне её тоже толком не было. Ястреб оказался с Даби в одной шлюпке. Даби спускает ноги в воду только когда воды становится уже ниже колена. Неужели боится? Неужели можно бояться воды или не уметь плавать, когда вся твоя жизнь проходит прямо в море? Хотя страха Даби не высказывает. Ястреб немного об этом размышляет, потом додумывается — наверняка расчесы и на ногах есть. Наверняка от солёной воды станет больно. Но за все то время, что Даби проводит с мокрыми ногами, он ни на секунду не становится похож на человека, который страдает. Ястреб начинает смотреть ещё пристальнее, уже совсем не таясь, уже даже не издалека. Подходит с каждым днем все ближе. Даби смеряет его день за днем ледяным взглядом и поджимает губы. Ястреб ждёт, что он наконец-то подойдёт и попросит прекратить. Ястреб ждёт, что Даби подойдёт и нагрубит. Но Даби не делает ничего, только смотрит в ответ коротко и раздражённо и отворачивается.

Ястреб следит за ним каждый раз, когда выпадает случай. Ястреб чувствует, что за Даби стоит что-то: тайна, загадка, и не такая, как за многими остальными — убийство, воровство, рабство. За ним стоит что-то любопытное. А Ястреб всегда был любопытным.

Он снова сидит в гнезде — ночь тёмная, ему дали внеочередную вахту. Ночь тёмная и спокойная — почти что штиль. У Ястреба перехватывает дыхание — ему кажется, что с кормы что-то упало. Нет, не так — что-то нырнуло, как дельфин, очертилось темным гладким пятном. Ястреб следит внимательно. Перед самым рассветом ему кажется, что по палубе проскользнула тень. Едва его сменяют, он идёт в то место, где он эту тень видел и находит чешуйку — не особо крупную, плоскую. Аметистувую, переливающуюся радужно на рассветном солнце бирюзовым серебром и лиловатым золотом. Ястреб чешуйку бережно сохраняет. Почему-то морское чутье говорит, что это связано с Даби.

Подтверждение он получает спустя несколько дней. Просыпается среди ночи — волна ударяет по борту, качает гамак. Ему на руку капает солёная холодная капля. Ястреб задерживает дыхание. Едва слышно скрипят доски пола. Ястребу кажется, что он слышит тихую возню там, где висит гамак Даби. Утверждать этого он не может, но снова чутье ему об этом кричит. А чутью своему Ястреб доверять привык.

Он ставит себе цель — выяснить всё. Узнать наверняка.

В один день их ставят в одну вахту на кухню — чистить рыбу. Даби сидит на низкой табуретке и ловко свежует мелких рыбешек. Никаких признаков неприязни к ним, с какой он смотрит на них на тарелке, он не выказывает. Ястреб отворачивается, ловит выскальзывающую из пальцев ещё слабо трепыхающуюся сардину — и пытается поверить в то, что происходит. Пытается понять, показалось ему или нет.

Даби, кажется, только что проглотил рыбку, не жуя, с головой и плавниками. Ястреб шокировано поднимает на него глаза. Даби в ответ поджимает губы и спрашивает почти зло:

— Что?

Ястреб моргает.

— Ты её... съел?

Даби поднимает брови и смотрит на него, как на идиота.

— Кого?

— Рыбу, — Ястреб уже не так уверен. Только что рыба была у Даби в руках, а через секунду уже нет. Не падала. Даби только чуть поднял руку.

— Я, по-твоему, псих?

Ястреб мотает головой. Вот это уж точно привиделось. Такого быть не могло. Смотрит на Даби долго и внимательно. Нерешительно подносит руку к своей шее, показывает пальцем в место чуть ниже и левее кадыка.

— У тебя здесь... — Даби закатывает глаза и с раздражением отрубает рыбе голову.

— Нет, не заразно, нет, не лечится, да, перепробовал все, да болит, да, я привык.

Ястреб моргает. Вон, как его, оказывается достали.

— Нет, у тебя чешуйка прилипла.

Даби тоже моргает недоуменно несколько раз. Потом подносит руку к шее, нащупывает, снимает, бросает в кучу отходов.

— М, спасибо. Извини, просто...

— Заклевали как чайки?

Даби ему впервые улыбается. Вообще впервые улыбается, на памяти Ястреба. Не широко, но смешливо.

— Именно так.

У Ястреба появляется такое чувство, какое бывает, когда он только залезает по фок-мачте и видит вокруг себя бескрайние морские просторы.

А чешуйка-то была крупная и отливала бирюзой. 

***

С той чистки рыбы он подходит к Даби уже не таясь. Они меняются — Ястреб всовывает ему свои галеты, Даби отдает свою рыбу. Ястреб ни разу не спрашивает, почему Даби её так не любит. Притирается всё ближе и ближе день за днем, не касается темы прошлого, осторожно обходит все углы. Говорит про птиц, рыб и море, слушает, куда заносила Даби судьба, обмениваются историями о драках. Даби в один день говорит, что однажды смог выжить в кораблекрушении, но на последующие вопросы отвечать отказывается. Любой бы подумал, что Даби себе набивает цену и врёт с три короба, но Ястреб почему-то ему верит.

Смотрит в насмешливые глаза и не видит в них больше холода айсбергов. Видит лазурно-сапфировую гладь тёплого моря.

***

Они берут торговое судно на абордаж — схватка обещает быть жестокой, охраны на нем много. Даби — какое клише — зажимает саблю в зубах, хватается за канат и прыгает. Ястреб перебирается вслед за ним, кровь в жилах закипает от ража — и тут же леденеет.

Даби летит вниз. Раскинув руки, сабля серебристой рыбешкой ныряет в воду. Даби смотрит прямо на него — насмешливо, с тонкой расслабленной улыбкой. Ястреб не может пошевелиться. Волны хватают Даби, обнимают за плечи, утягивают вниз. Ястреб кричит. Крику вторит гвардеец с мушкетом наперевес. За память Даби Ястреб поднимет кружку после — сейчас важно не отправиться за ним следом.

Ястреб впервые в своей жизни дерется так ожесточенно — в ушах шумит, как от штормовой волны по борту, глаза застилает пелена. Их ничего особо не связывало — а Ястребу больнее, чем когда он видел как матери за воровство хлеба отрубают руку на площади. Мёртв — Даби мёртв. Ястребу кажется, что он тоже умирает. Ястребу кажется, что если его сейчас проткнут насквозь, он этого даже не заметит, так и продолжит рубить саблей направо и налево, наплевав с верхушки мачты на выпотрошенное сердце. Оно всё равно ощущается именно так. 

***

Открывает глаза он в лазарете. Голова перемотана тряпкой, пропитанной насквозь кровью. Рана на лбу — могло и по глазу прилететь. Могло и убить.

Даби, с расслабленной готовностью погружающийся в смертельные объятия волн.

Лучше бы убило.

Он встаёт, пошатываясь выходит на палубу. Голова трещит по швам. Солнечный свет ослепляет, вызывает тошноту. Ястребу так отвратно, что хоть за борт прыгай. Почему же так больно? Даби ему правда был никем. Никем — просто интересным матросом.

Просто рядом с ним хотелось улыбаться. Просто хотелось сделать все, чтобы тонкие губы довольно и лукаво изогнулись.

Ястребу сейчас нужна хорошая кружка какого-нибудь крепкого пойла.

Кто-то драит палубу — оттирает от запекшейся крови, выливает ведро, дразнит запахом акул. Они сытые — только что богато отпировали; наверняка одна из этих тварей сожрала Даби. А может, он лежит до сих пор на дне, так и раскинув руки, и глубинные рыбы выедают его кожу — им-то плевать, со шрамами он был или нет. Ястребу хочется лечь на дно рядом.

Ястреб вздыхает. Отляжет от сердца — стоит хорошенько запить, а в ближайшем порту с кем-нибудь потискаться. Забыться с кем-нибудь темноглазым и невысоким. Можно и до порта не ждать. Отляжет. Притупится. Зарастет как рана. Покроется корочкой, а потом будет напоминать о себе гладкой полосой светлого шрама. Каждый раз, когда будет взбираться на мачту и видеть бирюзу спокойных волн, будет помнить насмешливый взгляд синих глаз прямо на него. Даби, прежде чем его поглотила пучина, смотрел прямо ему в глаза.

Очередная порция мутно-красной воды льется за борт. Матрос выпрямляется. Белая рубашка в солнечном свете слепит. Белые волосы тоже.

Ястреб не может дышать. Ястреб не может поверить глазам. Даби прикладывает ладонь козырьком, щурится, и Ястреб видит его ухмылку.

Этого не может быть. Ястреб знает о миражах — когда солнце отражается, играет с мечтающем разумом. Он сам несколько раз видел острова и города посреди моря. Может, ударом ему повредило голову? Даби мёртв. Даби не может сейчас стоять, расслабленно опираясь на швабру.

Ястреб не верит своим глазам. Ястреб не верит сам себе. Он идёт, его штормит, и больше всего на свете он боится, что это прощальный привет от Даби. Может, он сейчас растворится в прозрачном воздухе, как морская пена на гребне волны? Ястреб не верит, Ястреб боится, Ястреб ждёт с ужасом, но все же идёт. Ястреб не дышит, когда его руки касаются щёк. Тёплых, живых, гладких на скулах и шероховатых чуть ниже. Лазурные глаза и причудливый узор шрамов прямо под ними. Ястреб больше не думает — Ястреб притягивает и целует. Крепко, отчаянно. Кажется, что его сбивает прибойной волной — Даби. Отвечает.

Швабра несколько раз с деревянным стуком отскакивает от палубы.

Даби пахнет кровью и йодом. Даби на вкус как морская соль. Его поцелуй сладкий, как пресная вода после плавания в море.

— Я видел, как ты тонул, — шепчет он, отходя на полшага. Руки чувствуют тепло кожи, живое тепло. Пальцы чувствуют сетку шрамов. Глаза видят едва заметный румянец.

— А здорово тебе по голове прилетело, — тихо отвечает Даби и притягивает его уже сам.

***

Ястреб осторожно вызнает у остальных, что произошло, говорит, что ни черта не помнит, а еще что не знает, что было после того, как ему повезло не умереть.

— Ты дрался, как морской дьявол. Ни разу тебя таким не видел, сам к тебе подойти бы не рискнул. Как тебя ранили не видел, только когда Даби тебя на руках в лазарет притащил.

Ястреб закрывает глаза. Он уверен, что ему не почудилось, уверен, что видел, как море его забирало.

Но Даби тем же вечером в тёмном трюме прижимает его к стенке и очень, очень активно доказывает, что он вполне себе живой.

Ястреб не знает, что ему думать. Ястреб счастлив — после вахты он забирается к Даби в гамак и засыпает в крепких объятиях. Ястреб смотрит ещё внимательнее и чувствует неладное — оно окружает, сдавливает, пахнет пеной и солью. Оно ощущается как забившийся в ботинок песок или как сияющая чешуйка, прилипшая к его руке после сна.

Боцман подзывает к себе, спрашивает: 

— Вас в одну вахту ставить? — Ястреб пожимает плечами. Боцман цыкает зубом. — О мателаже думаете? 

Ястреб пожимает плечами снова.

— После Нассау решим. Но вахту ставьте одну.

Боцман кивает и раскуривает трубку.

Ястреб о мателаже думал, и не раз; даже ещё до той памятной битвы такие мысли проскакивали. Но с Даби он этого не обсуждал ни разу, во-первых, потому что если Даби продолжает от него что-то скрывать — то как он сам может раскрыться перед ним до конца? А во-вторых, может, после Нассау Даби решит перейти к другому капитану или вовсе осесть. Или переспит с какой-нибудь портовой девчонкой и на долгое время — пока в плавании скучно не станет — о Ястребе вообще забудет. Больше не ляжет с ним в один гамак, не поцелует по-морскому крепко, не посмотрит игриво-обещающе, и разве что продолжит менять рыбу на галеты.

***

В Нассау им стоять почти три недели — и подлататься надо, и трюмы забить, и часть команды сменить. В первый же вечер в порту они идут пить. Ястреба качает — ноги отвыкли от крепко стоящей земли. Даби рядом не садится, остаётся где-то у самой двери, и Ястреб чувствует — он собирается сбежать. И толпу не любит, и радости особой от выпивки не получает. Ястребу казалось, что от него получает, но... но видать, о мателаже стоит забыть.

Даби оглядывается воровато, оставляет деньги и тихо выскальзывает за дверь. Ястреб поспешно платит тоже, и проталкивается к выходу следом. Он думает, что если Даби пойдёт к девочке или в бордель, то просто вернётся в таверну и продолжит пить — никаких клятв они друг другу не давали, все люди свободные, но Даби вовсе идёт за черту города — покачав головой на предложение какой-то портовой девушки. Ястреб отказал ей тоже. Даби доходит до пляжа. Ястреб остается в тени деревьев.

Даби сбрасывает с себя одежду — Ястреб видел его раздетым, и не раз, и каждый раз удивлялся, как его кожа не потемнела и не загрубела от солнца и ветра. Даби в лунном свете почти светится.

Он заходит в море медленно, погружается по пояс. Ястреб осторожно делает несколько шагов вперёд. Даби зачерпывает воду щедрыми горстями, обтирает ей руки. У Ястреба перехватывает дыхание — от воды мокрая кожа так не сияет. Даби трясет головой, складывает вытянутые руки над головой и наконец ныряет. Длинный и мощный хвост перламутрово отблескивает в лунном свете. Брызги коротко вспыхивают алмазной крошкой. Ястреб не понимает, как он до сих пор удерживается на ногах.

Сирена. Он никогда особо не верил в байки бывалых морских волков. Сирена, чья песнь заставляет забыть обо всем, даже о своём имени. Русалка. Морское существо, способное одним словом и взглядом утянуть тебя в пучину. Способное заставить тебя сделать шаг в глубину самостоятельно. Морская дева.

Тут Ястреб свои мысли обрывает — Даби демонстрировал свое отличие от девы неоднократно и очень, очень показательно; и не то чтобы Ястреб хоть раз был этим недоволен — совсем наоборот.

Он садится на прохладный песок возле вещей Даби и начинает ждать. Плеск волн, знакомый и родной, свежий ветер в лицо ерошит волосы. Это объясняет многое — чешуйки, расчесы. Выживание при том падении.

Ястреб подходит к кромке воды, мочит ноги, ходит по самому краю волн, потом снова садится. Рисует на песке закорючки. Это объясняет многое — каплю воды на руке и тёмную тень на палубе. В какой-то момент сидеть надоедает — он подкладывает одежду Даби под голову и ложится. Он почти задремывает, когда слышит изменившуюся мелодию волн.

Ног — или хвоста — у Даби не видно, их закрывает пеной. Вспоминается миф про Афродиту; с сияющими чешуями на месте расчесов Даби красивее всех её статуй вместе взятых. Ястреб садится и ждёт, что сделает Даби. Он может схватить его и утянуть его на дно — но Ястреб в это не верит. Чутье молчит.

Даби ползёт, опираясь на руки — всё же хвост. Ястреб продолжает ждать. Даби садится рядом, капая водой на плечо Ястреба и на собственную одежду. Чешуя серебрится, отливает васильком и сиренью. Тёмно вспыхивает индиго и фуксией. Ястреб проводит по руке Даби без спроса. Чешуя гладкая и мокрая, прохладная. На ощупь гораздо приятнее уже привычных шрамов.

— Значит, мне не показалось, что за мной кто-то идёт.

— У тебя были какие-то другие варианты, кроме меня?

— Нет, — Даби улыбается. Чешуйки на его щеках переливаются. — Ты же догадывался?

— Я понимал, что ты что-то скрываешь.

— И как тебе моя страшная тайна? — Даби накрывает его руку своей.

Ястреб шепчет:

— Красивая.

Даби сильно встряхивает хвостом несколько раз — Ястреб даже не успевает понять, когда он превращается в ноги.

— Не боишься, что завлеку песней, утяну и сожру?

Ястреб смеется, привстает, перебрасывает ногу Даби через бедра.

— Ты и так меня завлекаешь. Скорее привлекаешь, правда.

Даби ухмыляется, кладет руки на его пояс.

— Завлекаемый, у тебя все штаны в песке, — говорит почти в губы. Но сбросить его не пытается, наоборот, притягивает только ближе.

— Так сними, — успевает сказать Ястреб за секунду до того, как Даби его целует.

***

Они снимают комнату в гостинице поближе к пляжу; Даби не срывает с себя чешую, и Ястреб касается её постоянно. Скользит губами по волнам на груди, касается нежно блеска на шее. Даби выдыхает полустоны, и Ястребу крышу срывает от того, насколько же он с ней чувствительный. Ястреб собирается изучить эту чувствительность в полной мере.

Чешуя не пахнет рыбой, не царапает. Ястребу восхитительно, и Даби, судя по всему, тоже.

— Если ты пойдёшь за едой, то купи мне рыбы, — говорит он, когда Ястреба будят яркие лучи в окно.

— Ты же её не любишь? — Ястреб поднимает глаза и проводит пальцем по сверкающей золотом и пурпуром чешуе на шее.

Даби пропускает его волосы между пальцев, хмыкает.

— Я люблю рыбу. Просто я люблю её, как бы это сказать... в её первозданном виде.

Ястреб поворачивает голову, смотрит удивленно.

— И этим ртом ты меня потом будешь целовать?

Даби смеется, отводит прядь с виска, шепчет прямо в ухо:

— И не только целовать.

Ястреб переворачивается, опирается о грудь Даби руками.

— Покажешь, когда почистишь зубы.

Даби сжимает пальцы у него на бедрах.

— Идёт.

***

Ястреб мочит ноги в воде, нагревшейся за день, Даби ест рыбу — только что пойманную собственноручно. Ястреб отворачивается. Рыба ещё слабо трепыхается.

— Ты ведь тогда правда её сожрал, — Даби вопросительно поднимает брови. — Мне тогда не показалось, — Даби сыто облизывается.

— Не показалось.

— Мне теперь можно задавать вопросы?

— А ты разве уже не начал?

Даби раскидывает руки, растягивается на песке. Волны накрывают его хвост.

— Так ты не врал про кораблекрушение?

Даби смеется, брызгает на Ястреба пеной.

— Нет. Как видишь, я выжил, а судно нет.

Ястреб запускает пальцы в его мокрые волосы, гладит покрытые мелкой чешуей уши. Вздыхает.

— Знаешь, я бы хотел заключить с тобой мателотаж. Чтобы если мы попали в кораблекрушение, или произошло что-то ещё, то...

Даби перехватывает его руку, садится на песке.

— Я полностью согласен на мателотаж, но с одной поправкой. Я не позволю тебе умереть.

У Ястреб замирает сердце. При мателотаже иногда обмениваются кольцами, и он уже знает, что предложит сделать.

— Прополощи рот, потому что прямо сейчас я собираюсь тебя поцеловать.

***

Боцман довольно дымит трубкой, глядя на то, как Даби надевает на палец Ястреба кольцо. Ювелиру пришлось постараться — и доплатить ему пришлось немало. Но серебряные кольца с переливающейся чешуйкой, чуть залитой стеклом того стоили. Ястреба кто-то сильно и поздравляюще хлопает по плечу, когда он отрывается от губ Даби.

***

Даби тихо напевает, гладя на темной палубе его руку. Они сегодня дрались спина к спине, потом поделили богатый куш. Купцы совсем немного не довезли свои отличные товары. Сказать по правде, охрана у них была пусть и не особо многочисленная, но ребят они набрали отчаянных. Таким бы самим в пираты.

От песни пробирает мурашками и сердце стучит. Рука, на которой горит огнём равная рана, болеть перестаёт, да и сам глубокий порез уменьшается прямо на глазах. Песня тяжёлая и томная, как зов прибоя; пронзительная, как крик чайки. Ястреб закрывает глаза — он слышит сейчас песнь сирены, и эта самая песня его исцеляет. Даби его исцеляет.

После того ранения в голову ему сказали, что он удивительно быстро пришёл в себя. Мог ли Даби ещё тогда немного его подлечить? Ястреб обязательно это спросит, когда Даби закончит петь. 

Даби замолкает, когда остаётся только царапина, и Ястреб удивленно трет руку.

— То есть песня русалки это не миф? Я думал, что она, ну... чтобы топить.

Даби хмыкает. Выражение его глаз сейчас не разобрать, но Ястреб уверен — они горят насмешливой синевой.

— Чтобы топить тоже. Чтобы приворожить. Чтобы приманить рыбу или любое другое морское существо, — склоняется к самому уху, обдает горячим дыханием. — Я могу заставить твоё сердце остановиться, — от вкрадчивого шепота у Ястреб сердце наоборот ускоряется как сумасшедшее. — Могу излечить. Могу заставить уснуть. Могу заставить что-то забыть.

Ястреб чуть поворачивает голову, так чтобы почти коснуться чужих губ.

— А чего ты своей песней сделать не можешь?

Даби отвечает с неожиданной горечью:

— Оживить.

***

Ястреб уже привык к тому, с каким наслаждением Даби обгладывает сырую рыбу. Ему сейчас хорошо — развалился в лодке, свесив хвост в воду. Объедается, наслаждается. Их стали отпускать рыбачить вдвоём — Ястребу пришлось потрудиться, чтобы это сделать, но они каждый раз приносят больше рыбы, чем даже две шлюпки, и боцман, немного нахмурившись, всё же махнул на них рукой. Они всегда выплывают на самом закате, и возвращаются ближе к рассвету. Даби может не скрываться хоть несколько часов — никто все равно не видит.

Даби нужно плавать — иначе начинает болеть даже та кожа, где нет чешуи; что уж говорить про те места, где он её с себя сдирает.

Рыбу они ловят быстро — Даби просто зовёт её в сети, потом плавает. Часто просто лежит рядом на воде. Иногда ныряет — Ястреб даже задумываться не хочет, какая под ними глубина. Часто приносит что-то со дна — говорит, что там лежит какое-то невероятное количество ценностей.

Сейчас вот достал ожерелье. Крупный рубин, россыпь алмазов по золоту. Увесистое. Прекрасное.

— Знаешь, мы могли бы только на это купить себе домик где-нибудь на побережье.

Даби лениво поднимает бровь.

— Могу ещё пару раз нырнуть и хватит на неплохой такой замок. Там этого барахла навалом.

Ястреб переползает к нему, укладывается рядом. Смотрит на звёзды.

— А может, нам правда осесть? Жили бы себе спокойно, купили бы рыболовную барку. Ты бы плавал сколько тебе вздумается, не сдирал бы чешую, — поднимает немного голову, смотрит на лицо Даби снизу вверх. Тонкие губы изогнуты в лёгкой полуулыбке.

— Да мы же со скуки помрём, — Ястреб согласно вздыхает: что такое жизнь без опасности? Что такое не ходить по тонкой доске и не пить, празднуя очередную победу и поминая товарищей. — Но если ты хочешь...

— Об этом просто можно подумать. Когда мы станем старыми и дряхлыми.

Даби тихо смеется.

— А пока ещё порубим гвардейцев?

Ястреб смеется тоже и целует, наплевав на то, что от Даби слабо пахнет рыбой. Он уже почти привык. Они ещё поплавают, они ещё посражаются спина к спине. А там — там видно будет.