And though you turn from me,

To glance behind,

The Phantom of the Opera

Is there — inside your mind... (с)

Невысокая юная девушка бежала по каменным подвалам Парижской Оперы, явно стараясь как можно скорее добраться до нужного ей места.

«Только бы успеть, только бы не опоздать...» — повторяла она про себя, лихорадочно минуя один каменный коридор за другим. Ее сапоги промокли, золотистые волосы растрепались, в правом боку кололо, дыхание сбилось. Каждый вдох и выдох обжигали ее легкие, словно горячий пар. Но Мэг Жири и не думала останавливаться, стараясь успеть добраться до логова Призрака раньше разгневанной толпы.

«Только бы предупредить... Только бы не дать его на растерзание...»

Наконец-то достигнув подземного озера и миновав решетку, Мэг ворвалась в укрытие Призрака, но его и след простыл. Она в отчаянии позвала его по имени, но ответа не последовало, и осознав, что опоздала, Мэг села на холодный каменный пол и заплакала, прижав к груди белую маску Призрака, которую до этого взяла с тумбочки. С одной стороны, Мэг была безумно счастлива, что Эрик смог уйти незамеченным, но с другой — она так хотела застать его и уйти вместе с ним.

Вскоре до потайной комнаты добрались и мужчины, вооруженные чем под руку попадется.

— Его здесь нет, — произнесла она, стараясь придать своему голосу более властный и безразличный тон. Но мужчины с факелами даже не взглянули на Мэг, так как юная балерина имела статус глупой девочки, которая вечно лезла туда, куда ей не следует лезть.

Бегло осмотрев жилище Призрака Оперы, и убедившись, что он действительно нигде не прячется, мужчины разбрелись по коридорам и подвалам в поисках преступника. Но Мэг знала, что эта толпа глупцов никогда не сможет настигнуть Эрика, уж слишком ничтожны были их умишки, чтобы сравниться с гениальностью Призрака, который столько лет благодаря своему уму и изобретательности держал в страхе всю Гранд-Оперу.

Мэг все так же сидела на том же самом месте с маской в руках, а в голове, словно в калейдоскопе проносились все ее воспоминания об Эрике.

Многие пытались узнать тайну Призрака, но никто так и не докопался до истины, и только одна хрупкая белокурая девушка со смазливым личиком и зелеными, как изумруды глазами, знала всю правду. Никто даже и близко не догадывался, что маленькая балерина знает о событиях, происходящих в Опере, гораздо больше, чем все ее обитатели вместе взятые. Все считали Мэг лишь глупой девочкой, которая только и умеет, что сплетничать и хихикать. Впрочем, большую часть времени она себя так и вела — этому ее научила мать, которая всегда говорила дочери, что женщинам нужно скрывать свой ум, изображая дурочек — так они гораздо большего добьются. И этот расчет ее еще ни разу не подводил.

Впервые она узнала о Призраке еще, будучи шестилетней девочкой, когда в один из вечеров ее мать, мадам Жири, перебрав вина «Chateau Margaux», рассказала о мальчике, которого она спасла от гибели и поселила в подвалах Гранд-Оперы. Конечно же, юная Мэг не смогла удержаться от любопытства, несмотря на строгий наказ матери ни при каких обстоятельствах не пытаться встретиться с мальчиком, и последовала в эти темные, грязные, промозглые подвалы, где царили сырость и холод.

Она не сразу нашла предмет своих поисков, ибо за несколько лет мальчик выучил все подвалы Оперы наизусть, а где-то уже начал перестраивать их, чтобы ему было удобней передвигаться по ним. Мэг день за днем спускалась туда и гуляла по полутемным коридорам, изучая новые ходы, и каждый раз чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, который следовал за ней, пока она была там. Но Мэг не боялась, так как мать многое ей рассказала, в том числе и об уродстве мальчика.

И вот в один из таких дней, когда Мэг вновь спустилась по длинным коридорам и вышла к подземному озеру, она поймала таинственного обитателя подземелий Парижской Оперы. Он хотел было убежать, но она остановила его, сказав, что не причинит ему вреда и что она — дочь мадам Жири. Хотя мать Мэг называла его мальчиком, на самом деле перед ней стоял молодой человек лет двадцати.

Он резко развернулся, надеясь напугать Мэг своим внешним видом, но она даже не шелохнулась, хотя и чувствовала, что по спине побежали мурашки — уж слишком страшные были дефекты правой части его лица. Если бы мать не рассказала ей об этом, пожалуй, Мэг убежала бы с воплями и больше никогда не спускалась в эти темные подвалы. Но вместо этого она подошла к нему и прикоснулась ладошкой к изуродованной щеке. Он стоял не шелохнувшись, казалось, что он даже забыл, как дышать. Впервые кто-то помимо мадам Жири проявил к нему доброту.

Так началась дружба Мэг и Эрика. Вначале он относился к ней недоверчиво и с опаской, но проходили дни, недели, годы, и он проникся Мэг, которая стала для него словно младшей сестрой. Она учила его манерам и этикету, а он ее — азам архитектуры и инженерии. Именно Мэг отовсюду таскала Эрику множество книг, которые он проглатывал залпом. Он заставлял ее петь, а она его — танцевать. Он показывал ей фокусы, а она рассказывала ему об опере и ее обитателях.

За все время общения с Эриком Мэг поняла, что он гениальный композитор и архитектор, художник и иллюзионист. Он создавал такие вещи, от которых дух захватывало, но даже несмотря на свои таланты, он был глубоко несчастен. Он считал свое уродство проклятьем и даже создал маску, которая скрывала его лицо. Пусть Эрик и часто иронизировал по поводу своей внешности, но Мэг знала, какие глубокие страдания ему приносят его дефекты. Он был очень замкнутым и одиноким человеком и даже ее за столько лет дружбы не всегда подпускал к себе. Эрик предпочитал скрывать чувства, а они изнутри сжигали его дотла, и когда становилось совсем невыносимо, он изливал их так, как мог: в музыке, архитектуре, картинах и во всем другом, что создавалось его руками. Только так он мог пережить то, что сводило его с ума, — особенно его безответную любовь к Кристине Даэ, лучшей подруге Мэг.

Юная Жири любила Эрика так же сильно, так же отчаянно, так же безответно, как тот любил Кристину. Мэг даже не могла ее ненавидеть и излить в это чувство хотя бы часть переполнявших ее эмоций, ведь та ни в чем не была виновата и даже Эрика считала ангелом, а не человеком — бедное, глупое, наивное дитя. Кристина понятия не имела о его любви и воспринимала его как учителя, который был дан ей свыше. Еще бы, ведь именно благодаря ему она смогла стать новой Примадонной Парижской Оперы. И день ото дня Мэг была его верной союзницей, которая принимала участие практически во всех махинациях Призрака, где не была замешана ее мать. Именно она подменила спрей Карлотты и подливала в ее чай снадобье, которое изменило ее голос до неузнаваемости; она украла театрального коня; они с матерью тайком ото всех таскали все нужные Эрику материалы и инструменты, а также поставляли всю информацию о Кристине.

Мэг так любила Эрика, что готова была закрыть глаза на его жестокость, на его любовь к другой и даже на убийства. Она прекрасно знала, что представляет собой Призрак Оперы, и принимала его таким, какой он есть, более того, она открыла для него свое сердце и душу, только он этого не замечал, будучи поглощенным своей ревностью и безмерным желанием заполучить Кристину. И Мэг ничего не оставалось делать, кроме как молча помогать ему, потому что любые доводы о том, что сердце его возлюбленной принадлежит другому он, и слушать не хотел.

Мэг уже давно сбилась со счету, сколько слез пролила и сколько бессонных ночей провела. И хотя Эрик относился к ней очень тепло, за исключением вспышек злости, которые накатывали на него время от времени, ей было этого мало. Она все бы отдала, лишь бы он посмотрел на нее таким же взглядом, каким смотрел на Кристину.

И сейчас, сидя на холодном полу помещения, которое за все эти годы стало ей родным, она все яснее понимала, как сильно ей не хватает Эрика. Будто с его уходом опустела и ее душа. И с каждой минутой ее решимость становилась все сильнее и сильнее. Она готова была бросить все, чтобы последовать за мужчиной, которого любила всем сердцем.