«Черт бы побрал этого Майбаха, и того, второго» — агрессивно плевался в своих мыслях Димка. Его мозг зачастую совершенно избирательно и несогласованно запоминал всякую ненужную информацию, услышанную или прочитанную Димой однажды; например сейчас, без спроса, в голове всплыла фамилия одного из создателей первого в мире мотоцикла, а фамилию второго, как бы он тщательно ни старался, так и не сумел вспомнить. Подобные явления часто случались с ним в школе, а впоследствии и в университете; когда срочно нужно было ответить на вопрос преподавателя, особенно если на кону стояла оценка «отлично», он вместо того, чтобы написать реакцию получения ацетата свинца, думал только о том, что называется это соединение «свинцовым сахаром» и использовалось оно в Древнем Риме как подсластитель.

Проклинал он несчастных инженеров неспроста: когда Дима почувствовал стремительно увеличивающуюся скорость мотоцикла, на котором сидел, его сразу одолело липкое оцепенение. Сыграло свою роль и положение его тела — откуда ему было знать, как правильно нужно сидеть? — Димка держал ноги на весу, прижатыми к корпусу, так как боялся, что зацепит важные педали или ногу того незнакомца и обязательно ему помешает. Но больший вклад в его оцепенение все же вносило осознание скорости. На своей машине он никогда не разгонялся выше ста километров в час, и это не только потому, что его бедную «ласточку» начинало от этого трясти. Трясти начинало самого Диму. Мотоцикл явно набрал скорость выше психологического предела Диминого осознания, поэтому он вжался в тело незнакомца настолько сильно, чтобы тот ощутил его страх и хоть немного одумался. Парень же тем временем не сдавал своих позиций, явно не ощущая плотное кольцо рук на своей талии, и явно еще не страдал приступом асфиксии; он ловко маневрировал между машин, двигаясь по дороге вдоль леса, который Дима в панике еще успел разглядеть, а затем взобрался на сопку соседнего района и все так же плавно припарковался у длинного дома. Когда стихли звуки мотора, парень расцепил плотный круг на своей талии и слез с мотоцикла. Димины ноги отказывались слушаться, поэтому он сначала принялся стягивать с себя шлем, вручая его хозяину.

— Живой? — произнес парень с явной насмешкой в голосе, забирая вещь из его рук, и принялся внимательно изучать Диму глазами.

Дима ничего ему не ответил; не потому, что злился на него, а потому, что никак не мог привыкнуть к покалыванию затекших ног. Слишком долго он находился в напряженном положении.

— Как тебя зовут? — хрипло произнес Дима, разглядывая сидение мотоцикла перед собой. К его ногам постепенно возвращалась чувствительность, и он смог поставить их по обе стороны от байка.

— Максим, — дружелюбно ответил незнакомец и протянул Диме руку, — но можешь звать меня просто Май.

— Дима, — он ответил рукопожатием и проигнорировал сокращенную форму его имени, — а теперь объясни мне, Максим, что только что произошло, с самого начала и до конца.

Дима не выглядел раздраженным. На нем скорее отразилась усталость от переизбытка чувств за этот вечер. И Максим, вроде бы, это осознавал, так как продолжал приветливо ему улыбаться.

— Позволь мне сначала угостить тебя чаем за знакомство, раз уж я все равно привез нас…

— Не стоит, Максим, мне завтра рано вставать на работу. Я был бы рад, если бы ты сначала объяснился, а потом все же отвез меня обратно, — Дима наконец нашел в себе силы подняться с опасного транспорта и обратил свой взор к собеседнику.

— А я настаиваю, — не сдался Максим и подошел к своему мотоциклу, чтобы забрать вещи. В этот момент Дима достал из кармана джинсов телефон, чтобы посмотреть на часы: половина девятого.

— Время еще детское, — продолжил парень, угадывая Димины мысли, — пошли.

Если бы характер Димы был не таким мягким, быть может, он бы нашел подходящие слова, чтобы остаться при своем и никуда не ходить; но все что ему оставалось — лишь во второй раз за вечер сдаться и последовать за Максимом в его квартиру, на собственный страх и риск.

Максим, или Май, демонстративно открыл перед Димой тяжелую входную дверь, пропуская его вперед, и прикрыл сразу за ним, щелкая замком. Первое, на что обратил свое внимание Димка, была любопытная пара ярко-желтых кошачьих глаз.

— Знакомься, это Булочка, Бандеролька, Башмачок и все остальное, начинающееся на «Б», а по паспорту — Бажена, — весело протараторил Димин новый знакомый, забирая из его рук куртку.

Бажена — британская короткошерстная кошка — деловито сидела в углу прихожей, нервно дергая кончиком своего хвоста. Дима немного понимал в психологии кошачьих жестов — она, видимо, ждет с нетерпением, когда кто-то направится на кухню и наконец покормит ее. В это время Максим аккуратно сложил всю обувь в прихожей и отправился в комнату, откуда уже обратился к Диме:

— Чувствуй себя как дома, я сейчас поставлю чайник.

Дима устал задавать себе мысленные вопросы по типу «что же ты опять творишь?» и принялся разглядывать квартиру, в которой ему, по не самому счастливому стечению обстоятельств, пришлось находиться прямо сейчас. Входная дверь сливалась со стеной посередине коридора-прихожей. Напротив нее был расположен вход в одну из спален, дверь которой была плотно прикрыта. Слева по коридору, судя по всему, была кухня, на которую так отчаянно зазывала всех Бажена, а сам Дима, игнорируя недобрый кошкин взгляд, решил сначала направиться направо в комнату, где мгновение назад скрылся Максим.

Насколько уже известно, у Димы не было друзей ближе Никиты, поэтому в гостях ему доводилось бывать не часто. Он не знал, как себя вести, не знал, можно ли ему было присесть на широкий серый диван, или все же стоило сначала спросить разрешения. Спасти его из этой ситуации уже спешил Максим, который вынырнул из балкона, совмещенного с комнатой, и придерживал в руках постиранное белье.

— Извини, прибраться забыл, гостей не ожидал, — пролетел мимо него Максим, скрываясь за дверью другой комнаты, — ты проходи на кухню, присаживайся!

Дима присел за большой круглый стол на кухне, поддерживая зрительный контакт с маленькой недовольной хозяйкой. Она проскочила вслед за ним в помещение и уселась напротив своих мисок, ожидая, что Дима соизволит ее чем-нибудь угостить, но тот совершенно не знал, где находится ее еда и не решался предпринимать никаких действий в чужом доме. А в этом доме явно не стоило бы предпринимать никаких действий. Он хоть и не часто бывал в гостях, но квартиру богатых людей отличить все же сумел. Все полки кухонного гарнитура пестрили упаковками, от всех разновидностей круп до всех разновидностей специй, прямо как в магазине. Большой двухкамерный холодильник — такой Дима видел только в фильмах — занимал пространство рядом со столом, а сверху на нем выстроились пустые бутылки из-под дорогого алкоголя разных причудливых форм. Пока Дима разглядывал фотографии на стене, на кухню зашел Максим и, щелкая по кнопке на чайнике, потянулся к упаковке кошачьего корма, ласково приговаривая себе под нос: «вот же вечно голодная Булочка» и «ну у тебя же было, почему ты не доела?».

Чайник вскоре вскипел; Дима осторожно попивал чай из высокой узкой чашки, стараясь не обжечься. Максим сидел напротив него и развязывал узел на целлофановом пакете с печеньем. В этот момент Дима неосознанно принялся изучать его внешность, на которую не обращал внимания ранее. У Максима были очень приятные черты лица — Дима не знал, насколько «приятными» в его понимании могут быть мужские черты лица — и первое, что он для себя отметил, были большие карие глаза, из-за цвета и формы которых взгляд казался очень добрым. Он, по правде говоря, ценил «добрые» черты во внешности, так как с такими людьми ему автоматически становилось проще общаться. Максим поднял голову и пододвинул к Диме пакет с овсяным печеньем, запихнув одно из них себе в рот. Его насмешливый взгляд в то же мгновение напомнил Диме тот самый взгляд близкого друга из прошлого, отчего он застыл в нерешительности с печеньем в руке.

— Ну и, — прервал тишину между ними Максим, за что Дима был ему благодарен, — чего мне тебе объяснить? — в этот момент на его лоб опустилась кучерявая прядь каштановых волос, которую он сдул, забавно морща лицо.

— Начни с тех мужиков, — отозвался Дима, делая еще один глоток чая.

— Да что про них рассказывать, — он вздохнул так тяжело, будто только что таскал мешки с кирпичами с первого на девятый этаж пешком, — эти мужики оставляют закладки. Наркотики прячут во всяких местах, знаешь? — Дима кивнул, — Ну так вот, они эти закладки делали прямо на заброшке. Я одну нашел, забрал, — Дима сделал недовольное лицо, — и сразу выкинул! Потом еще одну, и еще, пока один из амбалов не вычислил меня. Ох я тогда удирал через весь лес от него, — Максим улыбнулся, обнажая белые зубы. Дима отметил его улыбку забавной: клыки на его верхней челюсти были симметрично выдвинуты вперед по отношению к остальным ровным зубам, чего тот совершенно не стеснялся, — ты, наверное, спросишь меня, зачем я это делал? Да ради забавы. Плюсом ко всему, я видел, что их забирают и дети. В общем, те амбалы начали меня поджидать. Сначала двое, потом трое, и вот сегодня всей толпой на меня ополчились. Чего они хотели этим добиться — я не знаю. Может, думали забрать у меня все то, что я навыкидывал. Сегодня-то я и не смог удрать от них и спрятался. А потом встретил тебя, — подытожив, он сделал глоток чая.

— Ага, и решил увезти неясно куда, — пробормотал Димка себе под нос. Максим в этот момент резко стал серьезнее.

— Да ты бы видел свое лицо, — Дима осторожно поднял голову и уставился на собеседника, — у тебя был такой взгляд, будто ты одной ногой уже в могиле. Что, прыгать собирался? Только давай честно.

Дима не сразу сообразил, что нужно отвечать на такое наглое заявление от человека, с которым познакомился пять минут назад. Отчасти, это было горькой правдой: он ведь действительно собирался прыгать. С другой стороны, он собирался сделать это гораздо позднее, а в тот момент у него и в мыслях не было свесить ноги и оттолкнуться от ржавых перил. И ведь не объяснишь малознакомому человеку в первой же беседе, что плакал он от переизбытка тяжелых воспоминаний и собственных переживаний. Димке вроде бы было все равно, что про него подумает Максим, а вроде бы и не хотелось, чтобы у него было неправильное представление о Диминой жизни и его поступках.

— А ты страдаешь синдромом спасателя? — прозвучало немного грубее, чем Дима ожидал.

По лицу Максима он сразу же понял, что слова его обидели. Когда у Димы остается мало сил или когда он эмоционально устает, то перестает контролировать свои действия по отношению к остальным. Он не хотел грубить Максиму, честно хотел объяснить все как есть, но получилось так, как получилось. И единственное, что он мог сделать прямо сейчас — закусить губу и опустить глаза в стол.

— Дим, на все есть свои причины. Ты стоял там с потерянным видом, а я не мог оставить разбитого тебя там одного. Пусть мы сейчас мало с тобой знакомы, но я уверен, в дальнейшем ты все поймешь, — он сделал еще один глоток, — извини, что я так настойчиво начал об этом говорить. Просто привычка все сразу спрашивать в лоб, — после этих слов Дима благодарно выдохнул, ведь он из того типа людей, которые всегда стараются сгладить все углы и не нарываться на конфликты.

— Мне кажется, это не очень хорошая тема для первого знакомства…

— Ну, ты сам это начал. Попросил же объясниться.

— Ты прав, — Димка потянулся еще за одним печеньем, — тогда скажи, почему тебя зовут Май?

От былой обиды не осталось и следа. Максим снова завороженно уставился на собеседника потемневшими глазами и улыбнулся всеми своими забавными зубами, к которым Дима уже начал понемногу привыкать.

— Ой, тоже интересная история, — Максим поерзал на стуле от нетерпения, — с друзьями в детстве придумывали себе более короткие имена, как позывные для шпионов. Ну, я прошерстил интернет и узнал, что имя «Май» с какого-то там древнего языка переводится как «теплое сердце». Сердце-то у меня достаточно теплое, людей я люблю, так что мне это имя очень понравилось. Друзья до сих пор так и продолжают меня называть. А что, мне не подходит? — обратился он уже к Диме.

— Подходит, — сразу же выпалил Дима, почти не задумываясь. Лишь на секунду в голове возникли размышления на тему того, как вообще сердце живого человека могло быть и не теплым, но он сразу же это бросил, — а лет тебе сколько, Май?

— А сколько дашь? — Максим забавно поставил руки кулаками на талии, сделав серьезное выражение лица.

— Двадцать… один, может быть, — Дима был не очень силен в угадывании возраста. Однажды с ним приключилась очень неудобная ситуация, когда на рынке он попросил маленькую девочку подать ему пустой пакет, а эта «девочка» развернулась к нему лицом и недовольно процедила: «этой девочке, на минуточку, тридцать два года, и у девочки этой уже двое маленьких детей». С тех пор всех лиц женского пола он называет «девушка»; маленьким девочкам — повод для гордости, а пожилым дамам — комплимент.

— Не совсем, — Максим хихикнул, — мне девятнадцать.

Все его опасения подтвердились: собеседник был младше него почти на четыре года. Признаться честно, Димино подсознание до сих пор не воспринимало те года, проведенные в университете, и поэтому он считал себя застрявшим в восемнадцатилетнем возрасте, как внешне, так и внутренне — словно он был «заморожен». По этой причине он не стал предвзято относиться к Максиму из-за его возраста, но принял этот факт с осторожностью.

— Неплохо, выглядишь ты старше, — наконец выдавил из себя Дима, — мне вот скоро двадцать три.

— А ты неплохо сохранился, — съязвил Май, — значит, на работу тебе завтра. Кем работаешь?

— Инженером в химической лаборатории, — медленно растягивая слова произнес Дима. Ему всегда казалось, что люди не особо понимают, чем он там занимается на своей этой работе, и каждый раз старался рассказывать о своей профессии гораздо более простыми словами. Максим в ответ на это многозначительно присвистнул.

— Ты на химика отучился, в ВУЗе нашем? Ничего себе! Я в лабораторном корпусе появлялся только на первом курсе, когда пары по химии поставили на один семестр. И я прибрал от этих пар кое-что полезное. Где-то в шкафчике, — он развернулся к кухонному гарнитуру, пробегая по нему глазами, — должны стоять химические стаканы, которые я стащил, — Дима удивленно на него уставился, — ну а чего? Там этих стаканов тьма-тьмущая, не обеднеют, а у меня в них круто получается коктейли намешивать.

Дима переварил весь этот словесный поток от Максима, отмечая его чрезмерную открытость и коммуникабельность. Он за все время своей учебы даже не думал о том, чтобы принести что-то с пар домой, хотя у них в лаборатории было очень много интересных штук. Возможно, Максим просто страдает в небольшой степени патологическим накопительством или синдромом Плюшкина, иначе Дима отказывался понимать, зачем он это делал.

— Если ты думаешь, что я соглашусь варить с тобой «мет» и пуститься «во все тяжкие», то ты очень сильно ошибаешься, — на всякий случай предупредил его Дима. Максим очень бурно оценил его шутку и даже похлопал Диму по плечу.

— Не бойся, настаивать не буду! — он поднялся из-за стола, забирая у Димы пустую чашку, и сложил их в раковине, — ну что, давай отвезу тебя, куда там надо было.

— Я тут подумал, — произнес Дима уже на улице, возле подъезда, — может, я пешком? Прости, но я не в восторге от твоего транспорта.

Максим остановился в нескольких шагах от мотоцикла и расстроенно посмотрел на Диму.

— Ну извини.

— Да ладно, я все понимаю, — не скрывая разочарования, театрально произнес тот, — пошли тогда пешком.

— Пошли? — спросил Дима, когда Максим побрел вперед, — я и сам могу дойти, вроде недалеко.

«Вроде недалеко», если бы Дима не страдал топографическим кретинизмом, который особенно сильно обострился в темноте. В глубине души он радовался тому, что пойдет не один, но не хотел быть причиной, по которой уже Максиму придется возвращаться назад одному. Или не придется.

— Давай тогда ты меня проводишь, а я завезу тебя назад на машине, — сказал ему Дима, когда догнал.

— Завезешь? — задумался Максим, пропуская Диму вперед по узкой тропинке вдоль дороги, — какой тебе смысл мотаться туда-сюда?

Дима шагал вперед по темноте и кряхтел, недоумевая, почему целый участок большой дороги вдоль домов был обделен уличными фонарями. В конце концов, идеальное место для маньяков и серийных убийц.

— Я машину оставил у дома родителей, на Тихой. Сам я сейчас живу на Баляева. Завезу тебя по дороге и поеду к себе.

Дима вздрогнул, когда рука Максима опустилась на его плечо.

— Хорошо, завезешь, только осторожнее, а то упадешь сейчас и укатишься в озеро. Нам налево.

«Озеро?» — Диму прошибло током осознания того, где он теперь находится. Озеро было расположено в углублении возле сопки посреди района. В детстве мальчишки рассказывали байки о том, что когда-то давно здесь был карьер, в котором прямо посреди рабочего дня из отверстия в земле вырвался большой поток воды и многие люди погибли на месте. Некоторые же додумали страшилки о том, что глубина этого озера остается неизвестной, и что оно загадочным образом тянет людей на дно. Про утопленников на озере Диме рассказывала и мама, но она скорее старалась уберечь его от купания в этом не самом чистом водоеме. Сам же Дима, очнувшись от раздумий, свернул на другую сторону дороги, подходя ближе к краю обрыва.

— Озеро.

Его окутали воспоминания. Зимой он учился кататься здесь на коньках. Он хорошо запомнил, что лед был самого ужасного качества, с неровностями и камнями, из-за которых Димка набил себе немало шишек и умудрился порвать свой пуховик, за что мама долго его отчитывала. Здесь же они с Никиткой часто играли, лепили снеговиков; а однажды Никита забросал его снежками так, что попало за шиворот, и когда он мокрый пришел домой, то мгновенно слег с простудой. Летом они приходили сюда гораздо реже, потому что ни одно озеро не сравнится с играми на берегу моря; по этой же причине они не горели желанием здесь купаться.

— Ну да, озеро. Ты наверняка здесь гулял, — Максим стоял прямо за Диминой спиной.

— Я просто не сразу понял, где нахожусь. Давно здесь не был.

— А я как-то весной провалился здесь под лед, — начал свой рассказ Максим, и Дима последовал за ним обратно к дороге, — мы с друзьями решили, что будет очень весело кидать камни в замерзшее озеро. Вот я и взял самый здоровый булыжник, со всей силы бросил его, а от дырки пошла трещина прямо к моим ногам. Я не успел опомниться, как оказался почти полностью в холодной воде.

Дима на этот раз шел прямо за Максимом и обрадовался, когда на их пути появилось освещение в виде уличных фонарей и магазинов на конечной остановке автобуса.

— Всегда боялся провалиться под лед, — отозвался Дима.

— Я тоже, — добавил Максим, — не самые приятные ощущения. Повезло, что вытащили сразу. Сейчас представляю всю эту ситуацию и мурашки по спине пробегают. Все-таки в детстве чувство самосохранения зачастую напрочь отсутствует.

Парни продолжили свой путь прямо по дороге. Максим рассказывал Диме, как на одной из площадок во дворе дома сломал себе руку, как убегал от собак и как вонзил себе в ногу огромную занозу, которую вытаскивали уже в травмпункте спустя три дня. Пока Дима внимательно слушал своего собеседника, ветер на улице постепенно стих, а туман окончательно рассеялся, будто его никогда и не было. Когда Максим начал рассказывать о том, как пытался стащить из магазина пачку жвачки, потому что не хотел возвращаться домой за деньгами, его прервал телефонный звонок. Дима в очередной раз про себя подчеркнул, что Май все-таки «Плюшкин», и старался не подслушивать, с кем он там беседует.

— Бажену покормил, да, — когда Максим ответил, до Димы ненароком донесся звонкий женский голос из трубки, но слов он не разобрал, — я у дедушки останусь, мне так удобнее. Завтра по поводу сессии договорюсь, — сейчас же до Диминых ушей донеслась фраза «Долго гулять будешь?», — скоро приду. Давай, люблю, целую.

Димка звякнул брелоком, останавливаясь у машины. Максим завершил звонок и, залипая на что-то в своем смартфоне, подошел вплотную к нему. Дима понаблюдал, как Май что-то очень быстро печатал своими длинными пальцами на экране, и прочистил горло:

— Присаживайся.

— Есть, сэр! — Максим резко поднял голову и в очередной раз подарил Диме свою широкую и забавную улыбку, — ого, у тебя «Аккорд»? Ничего себе, хорошая машинка, — он осмотрел приборную панель, пока тянулся к ремню безопасности и пристегивался.

— Если хочешь, можешь включить свою музыку, — вежливо предложил Дима, трогаясь с места.

Максим откинулся на сидении и прикрыл глаза, и Дима не решался начинать новый разговор. В этот момент он не ощущал дискомфорта, несмотря на тишину. Дима не был до конца честен с собой, поэтому до последнего отказывался себе признаться, что увидел в Максиме друга. Настоящего друга, в котором так долго нуждался, и которого так отчаянно искал все это время. Знакомство выдалось очень сумбурным, они успели почти поругаться, помириться и узнать забавные подробности детства друг друга. Отказывался Дима себе признаться и потому, что боялся, вдруг Максим не разделяет его мыслей. Что если он забудет этот вечер, Диму и заживет своей обычной жизнью?

Он неосознанно старался ехать медленнее, чтобы максимально оттянуть неизбежный момент их прощания. За те полчаса, что они шли пешком до машины, Дима ни разу не вспомнил о своем ужасном плане. Ни разу не задумался о том, что будет завтра. Оказывается, что иногда жить моментом и забывать о своих проблемах — самое прекрасное ощущение на свете, как будто в одночасье становишься легким воздушным шаром, подбрасываемым ветром судьбы. Но в конце концов, Димкин шарик лопнул, когда он остановился у дома Максима, ожидая того, что будет дальше.

— Ой, Димка, спасибо тебе за этот веселый вечер, — Максим звучно потянулся на сидении, — сейчас проблемы с остальными социальными сетями, так что давай я тебе в «Телеге» напишу, чтобы еще разок погулять. Только на этот раз без амбалов, — он подмигнул, когда понял, что Дима слишком долго смотрел на него, не отрываясь.

— А, да, конечно.

Они попрощались. В машине сразу стало неуютно. Дима резко дернул руль, не понимая зачем, и посильнее нажал педаль газа, настолько ему хотелось скорее лечь в свою кровать и отдышаться.