В однообразных, неотличимых буднях Гарри совершенно пропустил момент, когда красный пластиковый указатель даты на календаре подобрался к завершению июля, отмечая имеющее весьма судьбоносный подтекст число — его день рождения.

И понял он это лишь спустившись за стаканом воды вместо завтрака, когда уже переодевшийся, но ещё не успевший умчаться на работу отец окликнул его и одним жестом пригласил присесть за стол. Лили слегка замялась, смотря на Джеймса любящим, с лёгким укором, взглядом, будто умоляла оставить сына в покое, но всё же налила имениннику чашку горячего чая из пузатого фарфорового заварника.

Отец сегодня находился в приподнятом настроении и даже не отказал себе в том, чтобы хлопнуть опешившего Гарри по плечу, заставив последнего задуматься о том, не собрался ли Джеймс на работу пьяным.

— Ну что, совсем взрослый уже? — в непривычно жизнерадостном тоне риторически спросил его отец, крутя в пальцах вилку с наколотым на ней куском сосиски. — Где мои шестнадцать лет? Это сейчас я старый, не смотри так, в твои годы я такого давал… — Джеймс слегка мечтательно, с лёгкой печалью склонил голову, глядя на Гарри, отчего тому стало слегка неуютно, и он постарался выдавить из себя улыбку.

— Хвала всем богам, что тебе больше не шестнадцать, — Лили засмеялась, покачав головой, и присоединилась к ностальгическому настроению Джеймса.

— Должно быть, именно поэтому мне по сей день достаточно просто существовать, чтобы Снейп снимал с меня баллы? — неуверенно выдавил Гарри, и отец, вопреки мгновенно раздавшимся упрёкам со стороны Лили, взорвался смехом, с громким звоном откинув вилку на тарелку.

— Нравилось мне в школе, как ни крути, — признал Джеймс. В Гарри родилось странное ощущение, словно он сидел посреди иммерсивного спектакля, пытаясь состыковать обрывки разных сведений и понять, где находится золотая середина истины. Непредсказуемость родителей образовывала между ними бесконечную пропасть, не оставляя ему и шанса понять их. — И всё же самое веселье всегда начинается после выпуска, когда планка дозволенного немного подрастает. Да и за пропуски в университете никто нагоняй не устраивает. Не жизнь, а сказка, — Джеймс кинул взгляд на часы и поспешно, в один большой глоток допил чай и перед тем, как выйти из-за стола, добавил: — Но обо всём вечером, будем поздравлять тебя.

Лили вышла вслед за отцом, а Гарри, так и не набрав воды в стакан, быстро убежал в свою комнату — с красным лицом и быстро бьющимся сердцем. Выглядел он так, будто гнался за снитчем на своих двоих, а не перекинулся парой фраз с отцом. Почему-то в этот день он предпочёл бы и дальше быть невидимым призраком в доме.

<center>***</center><center></center> Неловкость преследовала Гарри весь день почти осязаемой тенью: она хихикала, когда он думал о том, что вечером ему предстоит застолье, где он будет центром внимания; совсем не слабо щекотала нервы, стоило ему представить, как ему стоит себя вести с родителями, сменяющими свой настрой к нему чаще, чем Лаванда — дизайнерские мантии.

Под конец дня, после того, как все догадки в голове приняли форму ленты Мебиуса, а все опасения были пережёваны до такой степени, что перестали быть значимыми, Гарри уже с лёгкой душой занял почётное место в центре накрытого стола. Он искренне надеялся на то, обойдётся без глупых традиций в виде праздничных песен, во время которых всё, что остаётся имениннику — молчать с наигранной улыбкой на лице и ждать, когда этот кошмар, не приносящий удовольствия буквально никому, закончится.

Но отец начал с другого. Плеснув в толстодонный бокал совсем немного гадкого Макаллана двенадцати лет, он молча поднял его на уровень глаз, отсалютовав сыну, и долго не мог решить, что сказать. Гарри с Джеймсом без слов смотрели друг на друга практически сквозь стекло — в изогнутом стекле лицо отца растянулось и расплылось.

— Иногда мне кажется, что ты уже вырос, — наконец начал отец в полной тишине. Даже вечно работающий по вечерам телевизор на сей раз оказался выключенным, и от этого Гарри по непонятной причине стушевался. — А потом я вспоминаю себя в твоём возрасте, и тогда начинаю видеть в тебе ребёнка. Сейчас тебе может показаться, что ты всё знаешь, и со всем справишься сам, но вот что я хочу тебе пожелать, — не закончив тост, Джеймс одним махом опрокинул в себя бокал виски. — Держись семьи. Знаю, ты мне не поверишь, но ты всегда был желанным в этом доме. Всё-таки не веришь, да? Тогда просто прими как мысль.

— Спасибо?.. — всё, на что хватило Гарри в ответ — полувопросительная благодарность неясно за что.

— Господи, Джеймс, — вздохнула Лили, прикрыв лицо рукой, а затем продолжила, уже повернувшись в сторону Гарри: — Когда мне исполнилось <i>двадцать</i>, твой папа написал мне поздравительную открытку со словами, что у меня прекрасная генетика и я совсем не старею.

— Но ведь это правда, — возмущённо развёл руками Джеймс, и Гарри против воли улыбнулся.

— Он отвратителен в поздравлениях, не так ли?

— Я пытаюсь бы искренним и говорить от души. Кто виноват, что моя честность вам не по нраву?

На слове «честность» улыбка Гарри приняла ироничные нотки, но этого никто не заметил.

— И не вздумай сегодня скандалить, — полушутя пригрозила Лили мужу. — Развлекай именинника, раз уж ты нас всех собрал здесь. Ты говоришь о Гарри так, будто знаешь его досуха, но почему-то не подумал, что он не любит этот праздник, — в ответ на слова матери Гарри энергично закивал, почувствовав себя лишним посреди шуточных препирательств родителей.

— Ты обещал мне парочку историй из молодости, — взяв в руки маленькую вилочку, чтобы попробовать кусочек торта, в котором не было свечей, напомнил отцу Гарри.

— Это обязательно. Правда, за большинство историй твоя мама выставит меня из-за стола, — Джеймс многозначительно посмотрел на сына и вновь потянулся к бутылке. — В общем, как-то раз мы с Сириусом шли мимо церкви после…

— Джеймс! — шикнула Лили с осуждением. В противовес одёргиванию, в её глазах заплясали чертята.

— Я же говорил.

— Что за история с Сириусом? — разочарованно протянул Гарри.

— Давай другую.

— Я хотел про Сириуса.

— Лили, кого ты нам родила? Он хочет про Бродягу. Ладно, будет другая, тут далеко ходить не нужно, — отец на мгновение ушёл в раздумья и дёрнулся, когда Гарри, помогая Лили открыть бутылку шампанского, громко хлопнул пробкой. — В общем, слушай. Ты тогда ещё не родился, мы только-только выпустились из школы и решили всё это дело отпраздновать, — Лили хмыкнула.

— Сириус в то время встречался с одной девочкой, как же её звали…

— То ли Джейн, то ли Джин, я уже и не помню толком, это неважно. Придумали мы, значит, устроить сплав по Уай.

— Это где вообще? — Гарри нахмурился и автоматически потянулся к бутылке с шампанским, наполняя кружку из-под сока наполовину.

— Полнейшая глушь. Начали мы в Мербахе, это куда западнее Лондона, но там у моих родителей было что-то наподобие брошенного имения. Его уже давным-давно снесли, но по молодости мы частенько туда сбегали. Не об этом! В общем, собрали мы сумки, две лодки надувные притащили, в путь готовы.

— А обратно как? — с интересом спросил Гарри, втянувшись в разговор, уже не сдерживаясь в улыбке. Манера отца рассказывать истории подействовала на него как самая нечестная из всех возможных взяток — его хотелось слушать и слушать, смеяться с одних лишь интонаций.

— Обратно! — с сарказмом воскликнула Лили. — Слушай дальше, как мы <i>обратно</i> добирались.

— А у меня лодка была древняя, пожившая, но надёжная как Гринготтс, «Зодиак» называлась. Разве что уродливая, огромная такая, хоть всем Лондоном плыви. Сириус всю дорогу ржал надо мною, у него-то новенькая, только из магазина. Надули мы эти лодки, сумки закинули и в дорогу. Я с мамой, Бродяга со своей Джейн-Джин.

— Погода такая хорошая стояла, — мечтательно добавила Лили, отрезая ещё один кусочек торта для Гарри. Тарелка Джеймса всё ещё стояла нетронутой, увлечённый рассказом отец будто и не заметил угощение.

— Прекрасная погода! — поддержал Джеймс. — Плывём мы, значит, всё классно — у нас столько пива с собой было, что я сомневался, тронемся ли вообще, — мама посмотрела на него, словно говоря «А вот это мог и не говорить». — Ну и приблизительно под Клиффордом такой БАМ раздаётся, у меня аж уши заложило, — отец не сдержался и захохотал, запрокинув голову. — Я поворачиваюсь назад, Сириус орёт благим матом, его девчонка верещит во всё горло, а его новомодная лодка идёт ко дну со всем добром, что мы туда загрузили.

Гарри не сдержался и засмеялся вместе с Джеймсом. Представив их — маму с папой и крёстного — молодыми непоседами, рвущимися за приключениями, ему стало так тепло на сердце, что он позволил себе ненадолго забыть обо всех грозовых тучах, что огромным знаком вопроса висят между ними.

— У Джин была такая истерика, что она едва не бросила Сириуса в ту же секунду, — сказала мама.

— Что было дальше? — нетерпеливо спросил Гарри.

— Ну, всё наше путешествие накрывалось медным тазом, потому что Джин всё продолжала вопить, когда причалили к берегу, так что мы с Сириусом решили отправить девчонок на поезд, а самим продолжить.

— Поезд, как же! — с негодованием воскликнула мама. — Там не было ни одной станции, и вы оставили нас на первой попавшейся молочной ферме. Дабы ты знал, мистер Шорьше назвал вас отъявленными негодяями.

— У тебя просто <i>удивительная</i> память на <i>имена</i>, Лили, — улыбнулся Джеймс. — Дальше мы сами по себе, и вот тут началось мужское выживание. Плывём, берега нет, только скалы по обе стороны. Сириус начал ныть, что носки у него мокрые, пиво кончилось, да и вообще он голодный уже. А вот тут самое интересное, когда темнеть начало. Прогноз погоды кто прослушал? — уточнил отец у Лили. Гарри в ту же секунду взорвался очередным приступом смеха, заранее поняв, к чему всё это дело идёт. — Ага, вот именно, — Джеймс закивал в сторону матери, как бы намекая, кто во всём виноват.

— На <i>молочной ферме</i>, — тоном, в котором скрывалось удовлетворение от мести, повторила Лили.

— Пошёл <i>такой</i> дождь! Я подумал, что начался апокалипсис, — хохотнул отец. — Лодку заливает, мы мокрые насквозь, причалить негде, а тут ещё начались эти мелкие уступы в реке. Нас мотало так, что Бродяга чуть снова не искупался, — он сделал очередную паузу, чтобы выпить ещё один бокал виски.

Щёки Джеймса раскраснелись от смеха и выпитого, и выглядел он так по-доброму, что у Гарри невольно защемило сердце. Где же крылась правда, каким он был на самом деле? Имело ли это выражение лица, наполненное игривой нежностью, хоть какое-то отношение к нему, или это было лишь отпечатком тоски по ушедшим дням?

— И тут в темноте наконец показался берег. Подплываем, а там, — отец прыснул со смеху. — Кабан. Огромный, злой, звуки какие-то страшные издаёт, а лодку по-прежнему заливает. Я своим башмаком воду черпаю как помпа, а Бродяга смотрит на этого кабана, и вот так вот, — Джеймс для наглядности похлопал Гарри по плечу и состроил испуганное выражение лица. — «Ну его нахуй!».

— Джеймс! — возмущённо вытаращила глаза Лили, а Гарри сложился пополам от хохота, едва сдерживая рвущиеся наружу слёзы, и отец вполне разделял его настроение, несмотря на разгневанную мать.

Отсмеявшись, отец покачал головой. Удушающий запах Макаллана повис в воздухе вперемешку со сладким ароматом, исходящим от персикового торта.

Когда Гарри успокоился, он сделал глубокий вдох и его воодушевление, до сего горевшее ярким пламенем, блеснуло в последний раз и потухло, будто кто-то щёлкнул выключателем, возвращая его в одну из реальностей — ту, где Джеймс опасно зарычит на него, когда он случайно напомнит ему, что является волшебником, и никакая история о том, как хороша бывает жизнь в маггловской надувной лодке, не изменит его намерения остаться в магическом мире.

С Сириусом в этом мире он виделся очень редко. Бродяга был тем самым другом семьи, которого он встречал раз в год на различных празднованиях, и с которым его отец изредка обменивался письмами.

Неизвестно, были ли прошлые проблемы Сириуса с семьёй связаны с тем, что дом Блэков поддержал Волдеморта, или же даже без лорда его родня была особенно зациклена на чистоте крови. Факт оставался фактом — в этот раз он не сбегал к Поттерам, чтобы спрятаться от гнева сумасшедшей матери, и их с Джеймсом дружба на фоне той, что была когда-то в другом мире, померкла, потеряв один глубокий элемент, связывающий их подобно братьям.

— Так они с Джин-Джейн расстались? — пожелав узнать побольше о молодости некогда крёстного, спросил Гарри потускневшим голосом, и непонятно, что именно стало причиной тому, что родители обменялись короткими взглядами — его тон или сам вопрос.

— Господи, — Лили отвернулась, приложив ладонь к губам, будто она вспомнила что-то, о чём давно забыла. — Совсем скоро после этой истории она заболела, но отчего-то не обратилась к врачам, — Гарри стало дурно от того, что ещё пару минут назад они говорили о Джин-Джейн, весело смеясь.

— Умерла от брюшного тифа, — сказал за Лили Джеймс. — Говорят, она вполне могла подхватить его, когда выпала из лодки, но этого мы уже не можем знать наверняка.

— Жуть, — глухо отозвался Гарри. Летнее приключение оказалось не таким уж и радужным, а родители, кажется, и не думали об этом никогда. Умершая девушка Сириуса <i>Джин-Джейн</i> осталась жить в их памяти как крикливая особа, о которой можно вспомнить за праздничным столом. И, возможно, на паре фотографий. То ли от выпитого шампанского, то ли от дурного предчувствия, ему стало так жутко, что он, не питая особых надежд, спросил: — А у вас есть фотографии? Никогда не знал, как выглядел Сириус в молодости.

Лили, приняв это за отличный повод вернуть разговор в прежнее русло, с радостью кинулась к высокой деревянной этажерке, выудив из ровных книжных рядов слишком тонкий, чтобы быть кладезю воспоминаний, альбом и отдала его Гарри.

Мать с отцом придвинулись ближе к нему, принялись комментировать каждый застывший, наполовину выцветший снимок, но их слова не достигали слуха Гарри, он переворачивал страницы, обрывая их рассказы в середине, борясь с желанием оттянуть высокое горло водолазки, вмиг ставшее удушающе тугим.

<i>Джин-Джейн.</i>

<i>Как же её звали…</i>

<i>Это неважно.</i>

Дыхание Гарри участилось, когда он дошёл до снимков, на которых Сириус с Джеймсом накачивали воздухом свои лодки.

<i>— Чего ты так боишься, Гарри? </i>— вкрадчиво прошептал в голове чужой мягкий голос, но и этого он не услышал из-за шума крови в ушах.

Совсем молодая, невысокая девушка. Фотография плохо передавала оттенок её кудрявых волос, но даже сквозь некачественную сепию Гарри мог разглядеть россыпь веснушек на юном, счастливом лице. Полная надежд на светлое будущее, Джин-Джейн — <i>нет, просто Джин </i>— наверняка ещё не успела поступить в университет, но уже горела делом, которому хотела посвятить свою жизнь.

Девушка, вспоминая которую, можно от души посмеяться.

<i>Женщина, </i>которая не успела родить <i>Гермиону Грейнджер.</i>

<i>— Гарри?</i>

<center><i>***</i></center>

Невзлюбленный Гарри лакей семьи Поттеров, имеющий сказочный график работы, бодро вылез с водительского сидения и чуть не оказался пришибленным пассажирской дверью, когда та открылась первее, чем он успел протянуть к ней свои резвые руки в неизменных белых перчатках. Впрочем, испытывать раздражение Гарри оказался физически неспособен. Едва его ботинки коснулись асфальта парковки, он не отказал себе в удовольствии припустить веки, чтобы вслушаться в свои любимый звук — на первый взгляд совершенно непривлекательная, но имеющая особое очарование суматоха Кингс-Кросс.

Возможность вернуться в целый, не разрушенный ужасами войны Хогвартс было чем-то вроде поощрения и огромной привилегии, прелесть которой теперь способен оценить один-единственный волшебник во всём мире.

Приняв из рук помощника родителей небольшой чемодан, набитый куда б<b>о</b>льшим количеством вещей, чем он способен в себя вместить, Гарри небрежно попрощался с водителем и слился в потоке быстро сменяющей краски толпы.

Тоннельные взгляды случайных прохожих, направленные лишь строго прямо, никогда не замечали наплыв странно разодетых пассажиров, спешащих на несуществующую платформу. А место, где начиналось настоящее волшебство, было и вовсе для них недосягаемо.

Преодолев невидимый барьер в виде кирпичной стены, Гарри наконец вздохнул с облегчением: хоть что-то в этом мире было постоянным, и грядущее отправление в школу ему не приснилось, чего он боялся на протяжении всей поездки к вокзалу.

Мысленно раскидав по сторонам всех знакомых и незнакомых студентов и отыскав глазами две макушки, находящиеся на одном уровне из-за того, что Теодору пришлось низко наклониться к Лаванде, чтобы хоть что-то слышать в этом гомоне, Гарри крепко зажмурился и быстро вернул сбившееся дыхание в норму.

Проигнорировав пропущенные сердцем удары, он чётко сказал самому себе «Я готов» и кинулся к друзьям, настигнув их со спины, бесцеремонно впихиваясь между них и обнимая за плечи.

— Скучали? — широко и совершенно искренне улыбаясь, поприветствовал их Поттер, попеременно переводя взгляды на обоих. Возможно, ему стоило быть чуть более сдержанным и не спешить с объятиями, но это стоило того — он очень тосковал по ним.

— Я думала, ты подох, — Лаванда сердито пнула его локтем в рёбра, отпихивая от себя, но уже через секунду растаяла и с облегчением вздохнула, осматривая его с ног до головы как в первый раз. — Я собиралась избегать тебя целый месяц, потому что ты засранец.

— Какое облегчение, — хмыкнул Теодор и, последовав примеру Браун, тоже проехался локтем по боку Гарри, только намного сильнее, отчего тот болезненно зашипел.

— Ты наконец-то оделся по-человечески, неужели, — с интересом пощупав ткань новенькой шёлковой мантии, купленной Гарри за неделю до отъезда, заметила Лаванда. — А ты, — переведя взгляд на Теодора, заметила Браун, — упал в моих глазах. Тебе не жарко?

— Холодно, — бесцветно отозвался Нотт, натянув и без того высокое горло практически на подбородок. — Спасибо за оценку, но нам пора.

— А злой-то какой, — картинно удивившись, фыркнула Лаванда, но спорить не стала.

У самих дверей в вагон они разминулись. Браун уже на платформе должна была приступить к выполнению долга старосты и помочь малышам распределиться по поезду, а Теодор с Гарри ушли вперёд в надежде найти свободное купе раньше остальных.

Поттер украдкой озирался, то ли боясь, то ли наоборот надеясь разглядеть в толпе Тома, но так его и не обнаружил. Вряд ли он пренебрегал своими обязанностями и наверняка сейчас как и Лаванда носился по Хогвартс-экспрессу, распихивая испуганных первокурсников по вагонам.

Гарри против воли усмехнулся, когда вспомнил, с каким трудом ему давалось сие мероприятие три месяца назад. Захотелось всего на секунду взглянуть на Тома сейчас и своими глазами увидеть, как он прогрессировал за лето, и сдвинулось ли его пренебрежение к детям с точки «Убивать». В конце концов, убивать детей у Волдеморта н<b>е</b>когда получалось лучше, чем воспитывать.

<i>Какая мерзость.</i>

У дверей в последнее свободное купе они столкнулись с замершими третьекурсниками Когтеврана. Победу в молчаливой битве взглядов одержал Нотт, угрюмо, с немым предупреждением уставившийся на поджавших хвосты бедняг, и уже через пару секунд они уносили ноги в общий вагон, подальше от слизеринцев без настроения.

Теодор в этот день источал исключительную усталость и опасность, что не укрылось от внимания Гарри. Мрачная аура вокруг него была практически осязаема, что было нетипично для несовершеннолетних студентов. Волшебники, которым было запрещено использовать магию дома, возвращались в школу с пребольшим удовольствием, готовые расчехлить запылившиеся за лето палочки.

— У тебя такое лицо, будто нас на экскурсию в Азкабан везут, — усевшись напротив друга, прокомментировал Гарри и хохотнул, когда лицо Нотта приняло ещё более злостное выражение, не возымевшее на Поттера никакого эффекта. — Не выспался? Спина чешется?

— Замолчи, — поморщился Нотт и по обыкновению отвернулся к окну. — Шумно здесь, вот и охренел с непривычки.

— Не говори, что за всё лето из дома ни разу не вышел.

— Я бы и не сказал, если бы <i>ты </i>не слился в тот раз.

— Какие мы несамостоятельные, — склонил голову Поттер и усмехнулся. — Ни шагу без Гарри. Лаванда ведь решила, что Реддл будет отличным дополнением, я бы не обиделся, честно. Как <i>он</i>, кстати? — осторожный, как можно более небрежно кинутый вопрос, будто это было чистой формальностью.

Теодор посмотрел на него так цепко и проницательно, что Гарри всерьёз задумался о том, что Волдеморт всё рассказал гостеприимному хозяину дома, и истинная причина гадкого настроения Нотта кроется в том, что на самом деле он уже давно знает, что <i>этот </i>Поттер никакой ему не друг.

— Что <i>конкретно</i> ты хочешь знать? Храпит ли он по ночам?

Гарри в ответ на сарказм согласно закивал и в воздухе записал что-то в воображаемый блокнот.

— И что ест на завтрак.

— Мы с ним практически не общались, — наконец ответил Нотт, равнодушно пожав плечами и сложив руки на груди. Гарри отчего-то это не понравилось — Теодор будто попытался ушёл в оборону. — Всё, что я успел заметить — у него, видимо, слабость на цветы, он проторчал в саду за это лето больше, чем я за всю жизнь.

— По нему и не скажешь, что он эстет-флорист, — Поттер фыркнул.

— Не думаю, — скорее сам себе, чем Гарри, протянул Теодор и, словно опомнившись, сменил тему: — Мне показалось, что вы как-то… <i>сблизились</i> с ним.

Сказано это было таким тоном, что Поттеру тут же захотелось выпрыгнуть в приоткрытое окно, пока паровоз ещё не набрал полную скорость. Нотки слабого обвинения в <i>чём-то</i> остро резанули его слух. Все изученные практики по возвращению самообладания, выученные за лето, помогли ему подавить лёгкую панику, и он сумел открыто, с честным недоумением покоситься на Нотта.

— А ещё мы с Малфоем крестиком втайне вышиваем на пару. С чего ты вообще решил, что мы — как ты сказал — <i>сблизились?</i>

— В какой комедии ты можешь представить, чтобы Реддл ходил к кому-то в гости, чтобы проверить, всё ли в порядке? Я чуть было не поверил, что у меня проблемы со слухом.

— А я — что у меня со зрением, — уже без надобности играть, кивнул Гарри. — Не один ты охренел, я вообще без понятия, зачем он пришёл и откуда узнал.

— Ну конечно, — краешком губ улыбнулся Нотт. Разумеется, он ему не поверил. — Знаешь, я даже не буду спрашивать, куда ты пропал и почему перестал отвечать. Но если это как-то <i>связано </i>с Томом… — Теодор глубоко вздохнул, покачав головой. — Не натвори глупостей.

— Что? — Гарри нахмурился и подался вперёд. — Тебе что-то известно? Мне казалось, ты всегда пытался его защищать.

— Ничего мне не известно, — раздражённо отмахнулся Теодор. — Пожив с ним в одном доме, я понял, что он действительно <i>странный. </i>Давай закроем эту тему. Я просто предупредил.

Температура в купе упала практически до нуля — Поттер весь похолодел. Осознание того, что Том мог сделать что-то Нотту, вскипятило в нём тревогу и ужас, но он слишком хорошо знал Теодора: если тот сам не захочет, он никогда не скажет, что произошло. Гарри даже сомневался, что упрямого слизеринца возьмёт сыворотка правды, если бы он рискнул задействовать её.

Больше Нотт ничего не говорил, заткнувшись и уставившись на остающийся позади Лондон. Он пытался не обращать внимания на пытающегося прожечь в нём дыры Гарри, и последний сжалился над ним, когда заметил поджатые губы, явно сожалеющие о сказанном, а теперь пытающиеся запоздало заткнуть самих себя задним числом.

Ситуацию спасла Лаванда, вовремя ворвавшись в купе жизнерадостным вихрем и с размаху плюхнувшись на сиденье рядом с Гарри.

— Дети — это просто чудо! — весело объявила она и с лёгкостью расхохоталась, когда оба парня синхронно скривились в ответ на такое заявление. — Они мне подарили мой портрет, — будто это должно было стать аргументом, она достала из кармана мантии маленький огрызок бумаги, на котором красовался наскоро набросанный рисунок ламы карандашом.

— Так ты анимаг? Чего молчала? — деланно удивился Нотт, мельком взглянув на кривоватый набросок.

— Наверное, это из-за причёски, — ещё раз посмотрев на бумагу с расстояния вытянутой руки, догадалась Лаванда. — У них хотя бы воображения хватает на б<b>о</b>льшее, чем анекдот про жабу.

— Хочешь, расскажу анекдот про жабу? — подобрался Нотт, но Браун протестующе фыркнула.

— Избавь нас от этой пытки, где ты его вообще откопал?

— Вообще-то он его сам придумал, — услужливо напомнил Гарри, но согласился с Лавандой — слушать историю про жабу, которую Теодор выдумал исключительно ради того, чтобы бесить окружающих, ему порядком надоело. Как минимум, потому что его рассказ занимал не менее пяти минут. Как максимум, потому что никакой шутки в анекдоте не было, и Нотт испытывал особое удовольствие, наблюдая за реакцией людей, сначала внимательно ожидающих развязки, а потом с гневом шипящих на него за то, что тот потратил их время.

— Нормальный анекдот, — проворчал Теодор. — Я его даже отцу рассказывал.

— И?

— Он сказал, что я ему не сын, — усмехнулся Нотт, а потом и вовсе рассмеялся, утягивая за собой и Гарри, и Лаванду.

<center>***</center>

По приезде на конечную Поттер блаженно вздохнул. Свежий, уже прохладный вечерний воздух приятно обволок лёгкие, ярко контрастируя с влажной пылью Лондона. Жёлтые огни факелов станции мягко освещали столпившихся на перроне студентов, Хагрид громко созывал робких первокурсников ближе к себе, а мантия на плечах внезапно стала ощущаться как вторая кожа.

Суета вокруг уже успела забыться, и до отъезда было сложно вообразить, насколько родной и близкой сердцу она окажется. Гарри и подумать не мог, что когда-нибудь вновь сможет испытать это. Однажды беззаботные, детские будни стали от него настолько далеки, что даже мечты о них отдавались тупой болью в груди.

Лаванда вновь упорхнула к своим любимым младшекурсникам, хотя в этом и не было никакой необходимости. Схватив слабо сопротивляющегося Теодора за рукав, она утянула его с собой, прямиком в гущу высоких криков и охов. Гарри напоследок показал большой палец вверх Нотту, издевательски подбадривая друга, под натиском Лаванды идущего как на каторгу.

Сам же Поттер не спешил. Он отстал от всей процессии, медленно вышагивая позади и не думая ни о чём.

Гарри <i>дома.</i>

Хогвартс, видимо, всегда будет константой в его жизни, куда причудливая магия ни попыталась бы его запихнуть. Окажись Гарри посреди другой галактики, в самом центре Андромеды, он бы и там нашёл свой Хогвартс.

Единственная загвоздка, способная омрачить его радость пребывания в школе — Том Реддл, чью высокую, неспешно приближающуюся фигуру он смог узнать даже боковым зрением, но предпочёл сделать вид, что не заметил его, в надежде продлить своё уединение.

— Здравствуй, Гарри, — деланно вежливо улыбнулся Реддл, поравнявшись с Гарри и остановившись рядом. Его совершенно не смутило, что Поттер абсолютно открыто проигнорировал приветствие, и с холодным спокойствием двинулся вслед за ним, гордо сложив руки за спиной.

Прячущий ладони Волдеморт — не наилучшая из примет.

Гарри мельком взглянул на него и удивился тому, насколько умиротворённым могло быть это лицо. Он не знал о юном Реддле чересчур много, но даже воспоминаний Дамблдора хватало, чтобы сложить два и два — Том любил это место не меньше него.

Поймав мимолётный взгляд Поттера, Реддл склонил голову, словно пытаясь понять, о чём он размышлял. Ходьба практически плечом к плечу позволила впервые заметить, что их неприметная издалека разница в росте чуть более значительна, чем могло показаться. Том был выше него почти на полголовы, и Гарри почему-то смутился, распихав руки по карманам.

— Отчего такой невесёлый? — прервал короткое молчание Реддл. — В Хогвартс весьма приятно возвращаться, даже я в состоянии это признать.

— Я заметил, как тебе было <i>приятно</i> вернуться сюда пару месяцев назад, — грубо ответил Гарри, стараясь смотреть только перед собой, а не правее, но Том всё равно оставался в поле зрения.

Правее и <i>куда выше.</i>

— Как прошло твоё лето? Как отпраздновал день рождения? — Реддл совершенно не обращал внимания на колкости Гарри и разговаривал с ним так, будто они действительно были давно не видевшимися приятелями.

— Откуда тебе вообще известно, когда у меня день рождения? — вмиг взвинтился Гарри. — Почему ты <i>всегда </i>обо всём в курсе?

— Знаешь, родись ты на день позже, мы бы не оказались в такой щекотливой ситуации. Это так, просто напоминание, — хмыкнул Том. — И всё-таки — как твоё лето? Мне искренне интересно, как ты справился.

— Поскольку ни один психопат не стал нападать на моих родителей шестнадцать лет назад, довольно непривычно. Хотя, раз уж мы заговорили об искренности, всё прошло не так красочно, как я себе это представлял.

— Гарри, я всегда к твоим услугам, — чуть наклонившись к Поттеру, вкрадчиво произнёс Том с плохо скрытой издёвкой. — Если наличие <b>о</b>тчего дома тебя так сильно тяготит, я готов вернуть всё на круги своя.

— Лучше иметь странных родителей, чем не иметь их вовсе, — Гарри замер на месте, со злобой уставившись немного вверх, откуда на него воззрились потемневшие от гнева глаза, блеснувшие в темноте алым всполохом. — Мне есть с чем сравнивать, в отличие от <i>тебя.</i>

Выплюнув последние слова, Поттер развернулся, но был властно остановлен цепким хватом, вцепившимся в его правое плечо. Гарри опасливо посмотрел на длинные пальцы, сжимающие его сквозь ткань новой мантии, и не решился вырываться. Вместо этого он с вызовом поднял голову, едва не ударившись о вскинутый подбородок.

— Я бы на твоём месте не разбрасывался словами. Особенно теперь, когда список твоих возможных потерь увеличился <i>вдвое</i>.

— Очень страшно, — хрипло, пытаясь звучать саркастически, отозвался Гарри, но Реддл прекрасно знал, что творится в его голове.

Для этого ему не нужно было читать его мысли, даже их <i>связь</i> не понадобилась, Том прекрасно <i>чувствовал</i> Гарри, видел его насквозь. Он мог слышать, как быстро бьётся его сердце, гулко стучась в ускоренно гуляющие вперёд-назад рёбра. Поттер не умел скрывать перед ним <i>ничего</i>.

— Знаю, — Реддл отпустил его плечо, вновь сложив руки за спиной. — Так что не испытывай моё терпение, договорились? Я не всегда так добр как сейчас.

От неожиданного заявления у Гарри едва челюсть не отвалилась.

— У нас с тобой совершенно разное понимание доброты, <i>Реддл.</i>

Только сейчас заметив, что его уже не держат, Гарри неловко отстранился и продолжил путь к повозкам.

— О, это я заметил. В твоём представлении наивысшим проявлением доброты является смерть во имя тех, кому только это от тебя и нужно.

— Если это необходимо для того, чтобы освободить мир от <i>твоей </i>«доброты», то я и сам не против.

— У тебя, Гарри, мозг так филигранно заточен на жертвенность, что обсуждать это с тобой — всё равно что пытаться говорить с диким великаном о чарах.

— Вообще-то, они отлично понимают человеческую речь, — вспомнив Грохха, с лёгкой обидой сказал Поттер. Разговор вновь вернулся в неопасное, но напряжённое русло.

— Конечно понимают. Правда, соображают они так себе, чуть лучше отстающего в развитии младенца.

— Поверить не могу, что ты сейчас назвал меня <i>тупым</i>. Я здесь один из лучших учеников Хогвартса, между прочим, — запнувшись, Гарри с подозрением замедлился, и его желудок совершил необъяснимый кувырок, ухнув вниз.

Том <i>улыбался.</i>

Не язвительно, не едко.

Даже не <i>наигранно.</i>

Он улыбался, практически безобидно подколов самолюбие Гарри, и теперь без всякой злобы забавлялся его негодованием. В свете уже взошедшей луны <i>красивое,</i> расслабленное лицо Тома казалось невинным, до безумия <i>идеальным.</i>

В памяти всплыла уродливая физиономия Волдеморта, яростно кривящееся в тупой злобе. Поттер отвернулся, чтобы скрыть разочарование. В себе, в Томе — неважно. Неправильным было абсолютно всё.

— Мы опоздаем, — блеклым, приглушённым голосом напомнил Реддл, и Гарри был рад это услышать. Наваждение улетучилось так же быстро, как и пришло.