Их отношения, полные боли и тепла, были тайной много лет. Никто не знал, что Сотриголова перед Рождеством старался обезвредить всех преступников вовсе не для того, чтобы мирный люд спокойно праздновал. Нет, все дело было во Всемогущем. И в том, как тот уже несколько лет подряд проводил Рождественскую ночь на задержаниях. В том, как он тратил силы и энергию вместо того, чтобы наконец-то отдыхать.
И если раньше это не вызывало вопросов, то в последние годы откровенно бесило. Так что засветившийся в новостях Шота заранее обеспечил им спокойствие в этот вечер, одним своим видом предупредив любого преступника: высунешься — убью.
— Не трать силы понапрасну, — одергивал Айзава своего спутника, когда вечером они вдвоем ходили по магазинам, готовясь украшать дом в последние часы перед праздником. Худой, иссушенный болью мужчина лишь улыбался в ответ и слегка поворачивал голову в противоположную сторону, чтобы случайной гримасой не выдать нового спазма.
— Выпей обезболивающее, тебе же лучше будет, — вечно злой, но чертовски внимательный к мелочам и сонный Айзава лишь сильнее раздражался и отбирал пакеты, которые нагреб себе Всемогущий. В этом обличье от улыбчивого качка с эмблем и плакатов его отличало буквально все.
— Ты слишком тревожишься обо мне, — Всемогущий покачал головой и сделал в голове пометку отблагодарить Айзаву ответной заботой. Так уж у них повелось — они поочередно заботились друг о друге. Тошинори старался проследить, чтобы под рукой Сотриголовы всегда были его капли — дичайшее напряжение на глаза с давних пор негативно сказывалось и на зрении, и на выносливости героя. А Айзава следил, чтобы Всемогущий не бегал по городу без таблеток, которые могли бы облегчить его состояние в момент приступа.
Остановившись на улице, чтобы Сотриголова докурил последнюю на сегодня сигарету, они зашли в единственный оставшийся магазин, докупили продукты на ужин, вызвали такси и с легкими сердцами вернулись домой.
Дома их встретил кот, поднявший свою тушу с каминного ковра. Его горячий бок приятно терся о лодыжки, и, пока он не остыл, его хотелось подхватить на руки, прижать покрепче. Однако отвлекаться было некогда.
Они начали с гостиной. Пока Шота раскладывал покупки и проверял гирлянду на работоспособность, Яги сделал им кофе, истратив остатки корицы ради божественного запаха, от которого даже его партнера должно было отпустить напряжение. Устроившись с чашками на диване, они разворачивали игрушки и небольшую искусственную ель, мишуру, дождик, вязаные украшения, куда рука просилась насыпать сладостей поскорее.
Украшали вместе, и, пока последнее окно, последняя полка не приобрели особый рождественский шарм, они не останавливались. Даже Всемогущий, любитель покашлять в напряженные моменты, сейчас позабыл о своей болезни и словно бы стал выглядеть лучше, не таким измотанным. Детское воодушевление, которое Айзава терпеть не мог в ком-то еще, для Яги было особой чертой, привлекшей к нему когда-то внимание мрачного типа в бинтах и защитных очках.
Они разошлись, чтобы запаковать подарки. Забытый в запале вдохновения кофе остыл, но хуже не стал, только осела пенка. Айзава мог представить, с какой заботой его партнер, его Яги, размешивал дурацкие сливки и сахар, как взбивал пенку и корицей высыпал эти глупые узоры.
Они вышли спустя несколько часов, оставляя подарки. Дарить один было бы несправедливо и выглядело бы... чертовски одиноко. Так что коробок под елью было отнюдь не две и даже не три.
Выключив свет и включив гирлянду, они несколько минут стояли плечом к плечу, словно когда-то, еще молодыми парнями, взявшись за руки. Камин грел, кот свернулся в кресле. Носочки с торчащими сластями и мигающая гирлянда наконец-то донесли до сердца восхитительное ощущение праздника.
— На сегодняшний вечер это наша крепость, — доверительно сказал Тошинори, крепче сплетая свои тонкие пальцы с чужими. — Идем готовить ужин, иначе завтра есть тоже будет нечего, — и он легонько потянул мужчину, собравшего длинные темные волосы во что-то невообразимое на макушке, за собой.
Одетый в растянутые штаны, в любимый свитшот с глупой надписью, который он стащил из шкафа партнера, Айзава незаметно улыбался, ощущая себя как никогда любимым и не одиноким.
Дом-крепость не распахнет свои врата и не выпустит никого из них в эту ночь. И если кто-то посмеет нарушить их покой в этот светлый праздник, двое знаменитых героев наподдадут ему, чтобы он убирался и никогда не показывался снова.
Только друг с другом они могут быть так откровенны, что одеваются черти как, черти во что, извлеченное из самых дальних уголков объединенного гардероба. Только друг с другом они способны ощущать подобное умиротворение и оторванность от остального, утомительного, ужасного мира.
Это время — для них двоих.
Они такие чудесные и нежные🤲🤲Прелестная работа