она липнет к канао, обнимая за руку, начиная душить флёром своих приторных духов и запахом моти, что лежат в сумке.

она липнет к канао, канао же липнет к книжкам, ментоловому айкосу и какому-то долбоёб-скваду имени красавца-спортсмена-комсомольца всего их уника.

канао, честно, от этого тошнит.

и от уника, и от членов долбоёб-сквада, но виснущую на ней камадо незуко - визгливый долбоёб-номер-два исходится слюнями, слезами и завистью - это почему-то обходит стороной.

канао отвечает на свой же вопрос мысленным: она молчит, вот и не бесит.

и за сим совесть успокаивается, но не то чтобы, конечно, канао вообще хоть что-то в этой ситуации волновало, ну, кроме надобности готовиться к зачётам и одновременно с этим следить за сквадом, который проблемы на жопу находит быстрее и чаще, чем незуко подновляет на губах помаду в закосе на k-pop девочек.

канао одним ухом в реальном мире, в другое ей орёт музыка, канао хочет спать, кофе, свалить отсюда и вслух проматериться, имеется примерно ничего из необходимого, и она выдыхает в воздух дым, глаза закатывая.

иноске пробует стянуть айкос, он снова видел, как перваки понтовались умением делать колечки; зеницу кашляет, слёзы крокодильи утирая, и они дружно ждут сидящего на зачёте танджиро, хотя танджиро о б ъ е к т и в н о единственному из всего их сквада бояться нечего, в отличие, как раз-таки, от друзей-долбачей.

канао прикрывает глаза, думает забить на правила приличия и заткнуть второе ухо, и на её руке снова виснет незуко.

от незуко пахнет какой-то приторной палью, зеницу тут же переключается с волнения за друга и выдыхает что-то тупое, типа "девочка на миллион", и канао зеркалит мысленно: но тебе и без этого тупого подката денег на неё не хватит.

шутки про шлюх в этой компании с подачки иноске любят больше всего, и за них же с подачки танджиро получают, кстати о танджиро, канао краем глаза видит, как тот выходит из аудитории, у него не дрожат руки, он успокаивает зеницу и сестру, и новой затяжкой канао почти давится с привычного "не кури эту дрянь при моей сестре".

долбоёб-сквад таскается за канао, канао этому не рада, она видит хорошую и до безумия простую закономерность, проходящую от каждого из них ниточками.

ниточки вьются, как кудряшки в любимой фразе иноске, и путаются, собираясь в узлы.

когда канао вновь выдыхает дым в воздух, ей кажется, что получившееся облако хорошо передаёт суть ситуации - похоже облако на тот самый комок ниток.

незуко, пока иноске с зеницу опять срутся, стаскивает из её сумки тинт.

канао вспоминает, как подобной хернёй - стащить у историка гигиеническую помаду и, каждый раз ею пользуясь, представлять, что это хоть и косвенный, а, всё же, поцелуй - занимался кто-то из её лицея, пожимает плечами и одёргивает тянущуюся к айкосу руку.

и - достаёт из сумки влажные салфетки, помогая незуко стереть с губ красные пятна.

та вытягивает губы, как просят, и не дышит, пока канао, пачкая подушечки пальцев, поправляет неудачный недо-мейк.

вокруг замирает всё, пока канао не кивает, отстраняясь.

незуко тянет её на себя, доставая мобильный, и её немногочисленные фолловеры обязательно увидят на селфи уставшую, но усмехающуюся уголками канао, целующую её в щеку незуко и сквад - истерика и громкий визг - на фоне.

и танджиро, чьих слов через фото не передать, но чьё выражение лица и без того красноречиво - тоже.