Теория и практика

Заслышав шум за дверью спальни, Эйнштейн подняла взгляд от книги. Неровный ритм шагов приблизился по коридору, перекрывая мерное накрапывание дождя за окном, и прервался. Судя по звуку, на пол шумно упала туфля, мгновение спустя — вторая. Ещё через секунду кто-то повис на дверной ручке, тщетно пытаясь её провернуть.

— Л-Лизель, эт-та я!

Спустя несколько мгновений борьбы с ручкой Тесла всё же её одолела и ввалилась в комнату, встрёпанная и нетвёрдо стоящая на ногах. Эйштейн покачала головой:

— Твоя спальня дальше по коридору.

— Я знаю, — с хитрой улыбкой сообщила Тесла, выпутываясь из своего плаща. Когда ей это удалось, она отбросила плащ в сторону — менее эффектно, чем рассчитывала, — и плюхнулась на кровать. — Ну-ну, ты мне совсем не рада?

Эйнштейн закрыла книгу, однако просунула палец между страниц в тщетной надежде вскоре вернуться к чтению.

— Моя радость была бы более явной, если бы одна моя знакомая не вваливалась ко мне пьяной посреди ночи…

— Зануда, — буркнула Тесла и надулась, словно продрогший воробей. За окном сверкнуло, и она едва заметно вздрогнула. 

Лизель хищно оскалилась:

— Знаменитая доктор Тесла боится молний?

— Но-но! — возмутилась та. — Я работала с электрической дугой, ещё когда ты… когда тебя…

— Ты старше всего на четыре года, — прервала её старания Эйнштейн.

Тесла хотела было что-то ответить, но её заглушил запоздалый гром, и после него она лишь возмущённо запыхтела. Возможно, пыталась скрыть накатившую тревогу: после событий в Нью-Йорке она стала более нервной, хотя в первое время вела себя крайне тихо и отстранённо, что удивило и обеспокоило Лизель. Для Теслы такое переживание горя было нетипичным: от неё скорее можно было бы ждать гнева и попыток отомстить обидчику, но не в этот раз. Этот раз… им обеим дался тяжело, хотя по Тесле это было заметнее.

Эйнштейн вздохнула, окончательно отложила книгу на тумбочку и раскрыла объятия:

— Иди сюда.

Казалось, минутная слабость заставит её пожалеть, но почему-то ей стало лишь ещё жальче Теслу, которая охотно плюхнулась к ней в руки и зажмурилась от очередной вспышки за окном. Надо же, даже на неё, любительницу шумных и красочных взрывов, так повлияло произошедшее. Хотелось верить, что такая реакция постепенно пройдёт.

— Никола, — позвала Лизель, сделав ещё одну уступку: она знала, как сильно Тесла не любит своё первое, женское, имя и предпочитает ему второе. — Бросай пыхтеть. Расскажи лучше, как ставила эксперименты с электричеством, ещё когда мне было… сколько?

В таком состоянии она становилась не лучше ребёнка, так что нужно было её отвлечь.

Тесла распахнула сонные глаза, в которых отразилась очередная вспышка грозы, и мгновенно вернулась к своей обычной манере поведения:

— С каких это пор тебя интересует моя практика, госпожа возвышенный теоретик? — пьяно заворчала она. — Изобретатели двигают прогресс вперёд, пока вы мудрствуете — не закатывай глаза, Лизель! — на пустом месте. Наука должна быть прикладной, иначе… 

Эйнштейн, конечно, хотела вывести подругу из хмельной хандры, но вместо этого случайно задела её любимую мозоль.

— И как без теории получится воплотить что-то на практике?

— Эпри… эрмприри… тьфу! Эм-пи-ри-чски, — Тесла с трудом справилась с заплетающимся языком.

— Вот поэтому твои прототипы и работают через раз.

Как и ожидалось, Тесла вспыхнула мгновенно, словно спичка.

— Ах ты!..

Она было замахнулась, но Эйнштейн легко поймала её за запястье. Борьба длилась недолго: без своей механической перчатки Тесла едва ли могла представлять серьёзную угрозу.

— Бросай пить, Фредерика, — устало проговорила Эйнштейн. — Становишься совсем невыносимой.

— Не называй меня так, — прошипела Тесла. — Ты не…

Она замолкла под тяжёлым взглядом Эйнштейн и замерла, больше не пытаясь бороться — но и глаз отвести не смела, смотрела исподлобья, суетливо смаргивая злые слёзы.

— Почему тебя до сих пор волнуют такие глупости? — покачала головой Лизель, не в силах больше сдерживать накопившуюся горечь. — Имена, выпивка, теория и практика… Как у тебя получается? После всего произошедшего?

Обе молчали. Даже гроза, казалось, не рисковала вмешиваться сверканием и грохотом. Наконец Тесла опустила взгляд, и Эйнштейн выпустила её руку.

— Мы одни, Тесла. У нас теперь никого не осталось. Вспоминай об этом хоть иногда.

— Я и не забывала, — буркнула та необычайно тихо. — Хотя пыталась.

Было виной тому скудное ночное освещение или что-то ещё, но Тесла была сейчас сама на себя не похожа: встрёпанная и раскрасневшаяся, со сползшими хвостиками и помятым платьем, она казалась такой юной. Далёкой. Будто ей не пришлось перенести всё это, будто она была прежней вспыльчивой и слегка наивной девчонкой, которая любила наряжаться и исследовать мир — тогда ещё казавшийся полным чудес.

Не стоило на ней срываться. В знак примирения Эйнштейн протянула руку и пригладила взлохмаченные рыжие волосы:

— Ну и кто из нас двоих теперь растрёпа, а?

Тесла выдала недоверчивую полуулыбку, а затем наклонилась ближе — остановить её уже бы не вышло. Ощутив горячее касание к губам, Лизель закрыла глаза, но не отстранилась, позволила неловкому поцелую продолжиться, хотя сама не ответила. Лишь когда Тесла отпрянула, Эйнштейн выдохнула:

— Ты пьяная. Вином воняешь.

— Не пьянее, чем была на Рождество, — криво ухмыльнулась Тесла.

Ах, да, это ведь произошло уже не впервые. Тогда Никола… нет, они обе слегка перебрали — Лизель до сих пор не могла понять, почему не остановила подругу, когда та полезла к ней с поцелуями так отчаянно, как будто это был вопрос жизни и смерти. Больше ничего не было: нацеловавшись, они уснули в обнимку, а наутро не говорили об этом. Эйнштейн порой вовсе казалось, что ей это приснилось — но сейчас Тесла опровергла это предположение.

Между ними творилось нечто странное. Необычное даже для Теслы, которая вешалась на многих, но легко отступала, если не получала ответа — а Лизель всегда игнорировала её поползновения. Но это почему-то не помогало. Бóльшую часть времени Тесла вела себя как ни в чём не бывало: возилась со своими изобретениями, язвила в адрес Эйнштейн, ругалась и сыпала щёлкающими словечками из своего родного языка, допоздна пропадала в барах. Но порой на неё — часто не без помощи алкоголя — накатывало состояние, в котором она вдруг становилась более сдержанной и тихой, отстранённой. Тогда могло произойти что угодно — но вот уже во второй раз она тянулась к Лизель за слабой, почти целомудренной лаской.

Это не было похоже на то, что могло, но не успело произойти между Эйнштейн и Джойсом. Может, потому что то чувство так и не оформилось, не заявило о себе, не привело к решительным действиям. А может, потому что Тесла была девушкой и всё связанное с ней ощущалось иначе. Как бы то ни было, Эйнштейн списывала эти странные выходки на одиночество, на то, что у них действительно не осталось никого кроме друг друга, на сложный характер Теслы — но никогда её не останавливала. Лизель, в принципе не склонную испытывать телесное влечение, эти неожиданные проявления нежности, однако, не отталкивали. Сердиться на них казалось неправильным. А вот привычно подтрунивать в попытке вернуть прежнюю Теслу, которая раскраснеется и примется ругаться — другое дело.

Лизель скептически глянула на подругу — та, казалось, уже пришла в себя от их краткой ссоры.

— Иди умойся, Никола. И переоденься в ночнушку. Платье в стирку брось…

— Да, мам, — закатила глаза Тесла.

— ...А потом можешь возвращаться.

Тесла округлила глаза:

— П-правда? Нет, это точно ловушка, ты запрёшь дверь, как только я выйду.

— Вот и проверишь, — Эйнштейн показала язык и заползла обратно под своё одеяло. — Всё, поговорим, когда всё сделаешь.

Тесла вернулась совсем сонной — впрочем, и Лизель уже успела задремать, когда подруга забралась к ней в объятия, оттянула на себя львиную долю одеяла, пробормотала своё laku noć* и, мельком клюнув Эйнштейн в щёку, засопела ей в плечо. Гроза за окном прекратилась и больше их не тревожила.

Что бы между ними ни было, кажется, обеих это устраивало. Это была не романтика, даже не какие-то конкретные чувства. Дружба с привилегиями? Что ж, едва ли можно назвать привилегией возможность в любой момент обнаружить в своей комнате захмелевшую Теслу, неизвестно, настроенную сейчас на драку или на поцелуи. Они просто держались вместе. Берегли друг друга, пусть и неумело. Больше, в конце концов, это делать было некому.

Это тоже не будет длиться вечно. Пройдёт время, и вернется Иоахим — вернётся уже взрослым мужчиной, пусть и слегка потерянным, как некогда сбежавший мальчишка. И Тесла загорится чем-то совсем иным, более ярким, пусть и обжигающим её саму. Довольно скоро она бросит напиваться до беспамятства и перестанет агрессивно вскидываться на своё первое имя — кто бы мог подумать. Всё изменится, и лишь изредка она будет бросать на Лизель краткие виноватые взгляды, словно извиняясь. Та не будет против — лишь будет ценить всё, что успело между ними произойти, как до сих пор ценит недолгие месяцы в обществе Джойса. Она знает, что всё это не для неё — как и знает, что Тесла совершенно не умеет сдерживать чувств и не может без них существовать. Пусть рядом с ней будет тот, кто способен эти чувства поддерживать и отвечать на них.

Всё равно никто не отнимет у Лизель воспоминаний о встрёпанной рыжей девчонке, что пьяно ворчала на теорию, а потом спешно переходила к практике. Она будет беречь их и по-прежнему останется для Теслы на особом положении, совсем ином даже в сравнении с тем, что будет позволено Иоахиму. В конце концов, это именно она была рядом все эти годы. И, может, она никогда и не признает своей привязанности, чтобы не подпитывать самомнение Теслы, но продолжит уравновешивать свою взбалмошную, но самую близкую подругу и дальше, что бы ни случилось.