«Этого не могло быть».
Яркий неровный румянец суетливо затапливал жаром щеки и даже светлый лоб. Кровь торопливым набатом била в ушах. Су Шэ расфокусированно заморгала, силясь восстановить связь с реальностью. Казалось, всё произошло буквально за мгновение, но холодной змеёй в голове уже свернулась мысль о том, что этот промежуток времени записался на подкорке мозга и будет транслироваться целую вечность.
«Игра воображения. Всякому умному человеку свойственно забываться», — Су Шэ повторяла давно заученную фразу — то было лучше, чем потерять лицо в общественном месте. Она с силой вдавливала каблуки в мягкую от утренней росы почву — к начищенным ботинкам уже изрядно успела пристать уличная грязь. Самообладание грозило рассыпаться на части, пылью оседая по вымощенной плитами аллее.
Су Шэ бездумно поправила воротник, максимально туго затянула галстук — перед глазами вспыхнули мириады ярких вкраплений. Вот так. Пусть будет больно. Неприятно. Это отрезвит.
Страдания — моральные или телесные, давно стали частью её жизни, надкусывая мягкую плоть сердца. Как правило, люди помнили чувство физической боли, покуда та была в их жизни в режиме реального времени, спустя время само ощущение забывалось, сохранялись лишь воспоминания о последствиях. Мало кто смог бы воспроизвести само ощущение боли.
Су Шэ могла поклясться: она всегда помнила саму боль — ощущения были такими же ярким и отвратительными, как в первый раз; помнила каждый лёгкий толчок или выпад в свою сторону. Синяки пульсировали, когда она тайком прикладывала маленькие пакеты со льдом, чтобы родители не заметили. Прикрыв веки, она могла воспроизвести перед мысленным взором каждый жест, вспомнить обидные — возможно, правдивые — слова, которые звучали ей в лицо, а то и в спину.
Она не забыла — ждала подходящий момент. Чтобы что?..
Су Шэ раздражённо свернула вправо и вопреки правилам перешагнула через поребрик, проходясь по газону. Чем больше она прокручивала в памяти ошибки и конфликтные ситуации, тем тяжелее становился шаг. Хотелось втоптать в землю стыд и чувство униженности, как молодую траву, не давая им процветать и раскрываться. Ростки неуверенности следовало вырвать при первых проявлениях, не давая этому сорняку разойтись сильнее.
Су Шэ остановилась у входа в фойе и сменила курс в сторону дамской комнаты: следовало привести в порядок обувь и волосы. Нельзя давать повод для обсуждений — она должна быть идеальна настолько, насколько это вообще возможно.
В дверях она столкнулась с заплаканной Ван Линцзяо — та даже её не заметила, стремглав вылетев в коридор. Шестерёнки в голове закрутились, строя предположения, что могло вызывать слёзы лживой прелестницы. Об этом следовало разузнать на досуге.
Тем временем руки Су Шэ лёгко запорхали, точно тонкие крылья бабочки: мимолётно касаясь косы, поправляя белую ленту в волосах, очерчивая чуть розоватые скулы. Тщательно вытерев обувь, она покрутилась перед зеркалом, оценивая внешний вид. В целом, как сказала бы Лань Ванцзи, довольно приемлемо.
И плевать, что Лань Ванцзи в жизни никогда такого не скажет ей. Настроение резко опустилось на пару градусов.
Телефон в кармане завибрировал.
«Мать»
Су Шэ отключила звук, не сбрасывая вызов.
Она вошла в административный корпус аккурат к приходу преподавателя экономики — ранее тот поручил ей проверить отчёты и контрольные тесты обучающихся с курса младше. Су Шэ давно метила на место его ассистентки и лишь недавно смогла этого добиться после некоторого инцидента с прошлой помощницей.
Су Шэ вежливо поздоровалась с секретарём и приветственно кивнула Лань Ванцзи.
— Лань Ванцзи, доброе утро. Я подумала, что тебе может это показаться интересным. Вспомнила твой доклад про билингвизм, — она чуть наклонила голову вбок, обнажая шею, — в дискуссионном зале сегодня пройдёт собрание по поводу нового курса по иностранному языку, руководит всем проектом профессор Ван. Подготовка на должном уровне — есть возможность не просто получить отметку в рейтинге, а реальные знания. Не желаешь присоединиться?
Лань Ванцзи, не меняясь в лице, выслушала и отозвалась негромким:
— Здравствуй, нет, плотный график.
И имя этому плотному графику «Вэй Усянь».
— О, а ты не хотела бы пересечься сегодня за обедом?
— Извини, работа, — монотонно ответила Лань Ванцзи.
— О, да, я понимаю, в следующий раз как-нибудь встретимся. Хорошего дня!
Су Шэ отошла к своему столу, чувствуя себя маленькой чихуахуа, которую на полной скорости машина облила водой из лужи. Было неловко из-за очередного отказа и хотелось как можно быстрее удалить этот фрагмент из памяти. Должно быть секретарь слышала их нелепый диалог. И что же она подумала? Что слишком глупая и навязчивая дурочка лезет к Лань Ванцзи?
Су Шэ за своим рабочим столом из-под опущенных ресниц наблюдала за Лань Ванцзи, которая расставляла тяжёлые папки по отсекам с корреспонденцией. Длинные косы со вплетённой белой лентой лежали на спине, словно тяжёлые чёрные змеи, — рука фантомно зачесалась от желания провести пальцами по чужим локонам. На фоне блистательной Лань Ванцзи Су Шэ казалась себе недостаточно яркой, неуклюжей маленькой девочкой, которая пытается надеть мамины туфли и бабушкин жемчуг, чтобы сойти за взрослую. Все попытки ощущались такими смехотворными.
Ей никогда не удастся в изящной задумчивости наклонять голову вбок, сохраняя ровную осанку и безмятежное выражение лица. Лань Ванцзи казалась такой цельной, словно ей никогда не приходило в голову жёстко преломлять сопротивление собственной психики, изнурять себя ненавистной учёбой и искать новые диеты, словно она на самом деле была такой настоящей и идеальной. Ей ведь не приходилось собирать себя из кусков чужой мозаики?
Су Шэ насупилась, опустив взгляд в отчёты.
— Лань Чжа-а-ань, я принесла горячий чай, — впорхнула Вэй Усянь, зажав подмышкой толстую папку, а в руках удерживая импровизированный поднос из другой папки, на котором стояло несколько дымящихся кружек. — Как ты и любишь, взяла без сахара с лимоном.
— Спасибо.
Несмотря на холодный тон, поза Лань Ванцзи чуть изменилась: плечи слегка опустились, губы расслабленно дёрнулись на миллиметр в подобии улыбки, когда она сделала первый глоток чая. Су Шэ так засмотрелась на эту не-улыбку, что не заметила, как перед ней оказалась Вэй Усянь, ставя кружку на стол.
— Привет, — со смешком начала та, — я подумала, что будет неплохо познакомиться за чашечкой чая. Я Вэй Усянь, а ты Су Шэ, не так ли? Старик Яо говорил, что теперь ты ему помогаешь с отчётами. Присоединишься к нам за завтраком?
Хотелось согласиться, забыть о своих обязанностях и позволить себе чуть расслабиться. Вспомнилось брюзгливое лицо преподавателя. Су Шэ подчёркнуто вежливо улыбнулась, стараясь скрыть подрагивающие руки:
— Благодарю, но я не могу отвлекаться посреди рабочего дня.
— Говоришь прямо как Лань Ванцзи, — скорчилась Вэй Усянь, примирительно вскидывая открытые ладони. Её растрёпанные волосы, завязанные в высокий хвост, казалось, неодобрительно качнулись.
Сухие пальцы Су Шэ крепче стиснули края бумаги. Снова «как»?
— Думаю, все люди между собой чем-то похожи, как-никак один коллектив, — деланно невозмутимо пожала она плечами, молясь про себя, чтобы бесцеремонная Вэй Усянь не вздумала задавать новые вопросы, но та лишь рассмеялась, отходя к своему месту.
Су Шэ с предельно серьёзным выражением лица погрузилась в чтение документов, толком не осознавая, что происходит вокруг неё. Все её усилия были сосредоточены на том, чтобы не прислушиваться к негромким смешкам Вэй Усянь и тихому голосу Лань Ванцзи, который всегда звучал точно холодный горный родник.
Су Шэ вздрогнула, когда дверь захлопнулась.
Вэй Усянь и Лань Ванцзи вышли, оставив её одну. Секретарь по ту сторону стекла продолжала что-то печатать.
Несмотря на весеннее тепло, в административном корпусе было на редкость прохладно. Су Шэ поёжилась, но не стала возвращаться за пиджаком в комнату общежития. Господин Яо, преподаватель экономики, не так давно назначил её своей ассистенткой — и она должна была со всей ответственностью браться за работу, чтобы доказать, что она является способной помощницей. Увесистая стопка тестов лежала на столе, едва скашиваясь вправо.
Су Шэ моргнула, обращая внимание на кружку, оставленную перед ней. Чай был на редкость хорош, хоть и успел остыть. Стоило действительно выпить его вместе со всеми, пока он был горяч.
Снова захотелось малодушно заплакать.
***
Су Шэ, заперевшись в ванной комнате, тёрла дрожащие руки — кожа раскраснелась от грубого воздействия. Слёзы душили, образуя в горле сухой ком. Она точно кошка поскребла ногтями по стене, ощущая притупленную боль на кончиках пальцев. Пусть будет больно.
В последнее время усилился нервный тик и дрожь в руках — всякий раз едва она начинала тревожиться, тотчас настигало раздражающе-своевольное дёрганье отдельных частей тела. Дыхательные практики не помогали, напротив, переливы медитативных мелодий вызывали отчаянное желание выкинуть телефон из окна в приступе гнева.
У неё, определённо, не было никаких проблем.
Су Шэ вышла из ванной, наскоро массируя пострадавшую руку.
В настоящее время она жила в комнате одна, поскольку ее соседка по комнате, Ло Цинъян, переселилась в другой корпус. Су Шэ ныне была полноправной владелицей небольшой комнаты на троих со смежной ванной и отделом под кухню. Будучи аккуратисткой она максимально компантно разложила свои вещи, оставляя свободное пространство на тот случай, если к ней кого-то подселят посреди учебного года, что нельзя было полностью исключать.
Она включила чайник и вернулась к рабочему столу. Су Шэ долгое время старалась убедить профессора Яо в своей лояльности и теперь обязана доказать, что усилия не напрасны. Она действительно может быть полезной.
Смысл собственного существования неоновой вывеской загорался в моменты, когда она была для кого-то необходима, когда на неё обращали внимание и одаривали желанной похвалой. Когда эта похвала проходила мимо — хотелось не то силой, не то слезами вырывать её у тех, кому в этой жизни повезло чуть больше, намного больше. Она давно запуталась в том, кем являлась, но знала одно: никто не любит тех, кто много ноет, поэтому ныть можно лишь про себя, а людям в лицо стоит мягко улыбаться и притворяться чуть глупее, чем ты есть на самом деле.
Смысл жить появлялся тогда, когда она могла отплатить за добро, которое люди к ней проявляли, и воздать за зло. Зачем принимать помощь, если не можешь платить по счетам? Зачем портить жизнь другим, если не готов к ответному удару?
Су Шэ ощущала себя нужной и полезной, словно вся значимость её существования перенеслась в конкретное задание и зависела от успешного итога.
На столе были разложены задания с проверочной работой, которые вызывали желание разрыдаться. Впрочем, в этом нет ничего нового. Учёба в целом — весьма сомнительное удовольствие. Вознося мысленную молитву несуществуюшим богам, Су Шэ принялась методично просматривать тестовую часть.
Телефон завибрировал.
«Мать»
— Слушаю.
— И почему ты не сочла нужным отвечать на мой звонок утром? И не говори, что шли занятия — я знаю твоё расписание, было «окно», значит, могла поговорить. Неужели, если выросла, то мать автоматически становится пустым звуком?
Су Шэ поставила звонок на громкую связь и лениво потянулась. Мать продолжала с холодным недовольством рассказывать о неблагодарных детях и страдающих сердобольных родителях. Вода вскипела — чайник негромко щёлкнул. Су Шэ скосила глаза в сторону, размышляя, успеет ли заварить чай до того, как начнутся неудобные вопросы об учёбе.
— И вновь это пустое молчание. Скажи мне, пожалуйста, тебе нравится действовать родной матери на нервы? Уж не знаю, в кого ты такая эгоистка родилась.
«Вопрос риторический, значит, отвечать нельзя»
— Извини, мам, много хлопот.
— Не «здравствуй, мама», не «как твои дела» — «много хлопот». Это всё, что ты можешь сказать? Какие в твои годы могут быть хлопоты? Не звонишь, не пишешь, не приезжаешь, ещё и с учёбой не справляешься. Сплошное отрицание, чувствуешь? В свои двадцать ты ничего не добилась, кроме пустого нытья.
— Мам, я пытаюсь… Пытаюсь, как же ты не понимаешь? — выдохнула Су Шэ.
— Не повышай голос, говори спокойно. Не относись так, будто я желаю тебе зла. Как любая мать, я лишь хочу, чтобы моя дочь добилась высот. Образование и хорошая репутация — это залог успеха. Чтобы чего-то достигнуть, нужно стараться, а ты, по ощущениям, совсем не прилагаешь усилий. Хоть задумывалась: сколько мы с отцом инвестируем в тебя, а толку — ноль?.. Задумывалась о том, во сколько нам обходились твои хотелки?
Привычный ком в горле разрастался. Левое веко неистово задёргалось.
— Я будто сама с собой говорю и говорю. Ты в состоянии воспринимать человеческую речь? Сидишь целыми днями, бумаги перебираешь и считаешь, что это достойное занятие. В рейтинге ты даже в тройку не вошла — четвёртая в группе — такой позор. Если ты не справляешься в университете, то как, скажи на милость, собираешься работать? Конкуренция высокая, всегда нужно быть динамичной и лёгкой на подъём, а от тебя разве дождёшься? Думаешь, всё подаётся на золотой подушечке?
Су Шэ сползла вниз, неаккуратно сев на пол рядом с рабочим столом. Глаза бездумно смотрели в стену, пока в трубке продолжал звучать раздражённо-холодный голос.
И это по-прежнему не было проблемой.
***
— Ты не окупила мои инвестиции, — тонкие руки матери взлетели вверх точно крылья маленькой птицы, с размахом ударяясь о край кофейного столика. Кольца звякнули о стекло. — Я разве была плохой мамой? Разве в чём-то тебя ограничивала? Лучшие учителя, лучшая одежда, лучшие книги — тебе всего лишь нужно было отлично учиться, следить за собой и быть послушной дочерью. Разве это так сложно? Сложно? Я тебя спрашиваю.
— Н-нет. Я…
— Что ты? Что опять ты? За это время можно было в два вуза поступить и работу найти — люди и так живут, а ты с одной учёбой не справляешься, зато у матери на шее удобно сидишь. Не стыдно тебе?
Су Шэ опустила глаза в пол, мучительно желая оказаться где угодно, лишь бы не быть сейчас в своём слабом беспомощном теле, лишь бы не чувствовать этот липкий страх перед этой хрупкой женщиной.
— Ты просто карикатура на нормального ребёнка. Ничего оригинального, такая посредственность, что стыдно людям в глаза смотреть. Опять плачешь? И в какого ты такая бесполезная?!
Су Шэ резко распахнула глаза, смотря в тёмный потолок. Сердце бешено колотилось — то был лишь дурной сон. Она залпом выпила стакан воды, заботливо поставленный ею же на край тумбочки, и перевела взгляд на выглаженную одежду и белоснежную ленту для волос поверх алого галстука.
Карикатура?.. Она?..
…и это по-прежнему не было проблемой.