Таблицы

Шан Цинхуа сравнивает.

      Проводит параллели каждый раз, как видит, думает, что в этой ситуации сделал бы тот, другой Ло Бинхэ. Даже строит чёртовы таблицы. В этой графе — причёска, а в этой — длина волос. Таблицы длинные, объёмные, больше годового отчёта всего Хребта Цанцюн, и он признаётся себе, что слегка увлёкся, когда заканчивает пятый свиток.

      Этот Ло Бинхэ очень похож. Та же гордая походка, та же эгоистичность, те же упрямство и безмерность. Очень похож.

      Для Цинхуа — совершенно другой. У его Бинхэ походка не просто гордая — она наполнена внутренней уверенностью, силой, превосходством. Отчаянной надломленностью, которую не залечили годы, женщины, власть и пытки. У этого Бинхэ спина прямая, а в спине незажившие шрамы и детская ненужность, и страх, и смерть чья-то.

      У его Бинхэ волосы тяжёлые даже на вид, ниспадают плотным каскадом, ни одна прядь не колеблется в стороны. У этого — милые завитки в хвосте пушатся слегка, падают небольшими прядками на лицо, и его хочется потрепать по голове, чтобы они были совсем разворошенные. Цинхуа потрепал бы, если бы был уверен, что жив останется.

      И интонации у них разные совсем, думает он. Его Бинхэ говорит надменно, безжалостно, сладкой патокой и мёдом смертельного капкана. Он звучит обманчиво-холодно и ядовито-заинтересованно, его улыбки — летний снег в пустыне.

Разрушенными воздушными замками звучит Ло Бинхэ Шэнь Цинцю. Потерянной мечтой и зашитой глубокой раной. Простодушной детской непосредственностью и непривлекательной детской жестокостью. Ласковой воронкой.

      Шан Цинхуа сравнивает, анализирует, проводит параллели. Рисует таблицы и тратит свитки. Давит в себе отчаянные крики. На троне не тот Бинхэ, и кланяется он не тому, и усмехается ему с возвышения не тот, — и хочется метаться из угла в угол, из комнаты в комнату по всему Ледяному дворцу, или своему Пику, или даже по дворцу самого Ло Бинхэ.

      Кричать и материться совсем неприглядно, напугать всех невоспитанной безобразной истерикой. Устроить беспорядок, раскидать подсвечники, тушь и кисти. Испортить важные документы детскими каракулями. Хочется вцепиться в глотку кому-то, зубами вырвать наружу ту, другую ухмылку, словно её просто прячут где-нибудь в закромах, старательно не дают обнажить оскал бессердечности. Вместо этого Цинхуа ищет и смотрит.

      Он смотрит, смотрит, смотрит — видит уголки губ, дрожащие от злости. Хочет поймать — прямой хвост вместо пушистых волн, горделивый холодный взгляд, холодную бледную кожу, изящество в сексуальности. Он ищет их в пренебрежительных взмахах рук, тонких крепких запястьях, влюблённом вздохе на исходе дня — пристально, пронзительно-остро. Сам давит тихий отчаянный выдох.

Его поиски мучительны и бесконечны, и совершенно безрезультатны.

Он не знает, что ему ещё остаётся.

На него каждый день смотрят знакомые глаза с чужим взглядом.

— Ты любишь его, — просто говорит Шэнь Цинцю, обмахиваясь веером. Он звучит безразлично и смотрит куда-то вперёд, словно они говорят не о влюблённости его лучшего друга в его мужа, но Цинхуа видит костяшки его пальцев, побелевшие из-за силы, с которой он сжал в руке веер.

      Шан Цинхуа хмыкает, смотрит тоже куда-то вдаль и чувствует, как неловкость держит их липкими грязными руками. Внутри что-то напряжённо сжимается комком. Глупо было предполагать, что Шэнь Юань не заметит чужих пристальных взглядов. Он знал, что когда-нибудь этот разговор случится, но не был готов к нему сейчас.

      Молчание затягивается, тишина тяжестью оседает в животе.

— Не его, — наконец открывает рот Шан Цинхуа, качая головой. Шэнь Цинцю разворачивается, хмурит брови, и он нескладно объясняет, чуть запинаясь. — Не… Не твоего Ло Бинхэ. Другого.

      Шан Цинхуа видит, как Шэнь Цинцю хмурится сильнее, на мгновение теряясь в мыслях, а потом прерывисто выдыхает. Едкий смех рвётся из него, оставаясь горьким привкусом во рту.

— Его? — Шэнь Юань, кажется, совершенно ошеломлён.

— Ага, чувак, — Цинхуа смотрит, как он отводит взгляд, и совершенно ублюдски усмехается. — Его. Необычно, правда?

      Шан Цинхуа в самом деле не думает, что кто-то из них хуже или лучше, что кто-то умнее, сильнее, слабее, упрямей. Они просто разных два — один его, другой Шэнь Цинцю.

      И от этого ему горько безумно, и страшно, и остаётся только — сравнивать. Проводить параллели и строить таблицы.