Тсунаёши не верил в то, что его жизнь могла стать хуже. Он состоялся как босс мафиозной семьи — это принесло кучу сложностей в его жизнь; у него были верные хранители — главным минусом от которых были расшатанные нервы; у него было уважение других семей — но также и страх.

У него было всё. Он мог всё.

Могущество, сила, деньги.

Тсунаёши был на вершине мира и, глядя оттуда, лишь убеждался, что его не стоило спасать. Алчущий, бесстыдный, презренный мир. Как только он мог породить честных и преданных людей?

Верно.

Никак.

Когда на него наставил пистолет Хаято, Тсунаёши почувствовал лишь глубокое разочарование. Оно гнездилось внутри и подтачивало уже давно, но теперь хлынуло наружу.

Тсунаёши бездумно глядел, как трясётся рука друга, держащая его на прицеле, и не делал ровным счётом ничего. Интуиция молчала. Молчал и Десятый Вонгола.

— Простите, Десятый, — шепчущий голос Хаято дрожал. Вероятно, тот даже не видел ничего из-за слёз, застилающих глаза. — Мне так жаль, мне так ужасно жаль.

Что-то было не так. Тсунаёши нахмурился. Нет, нет. Что за сюрреалистичная ситуация? Интуиция никогда не ошибалась, и если она молчала, то—

Звук выстрела прервал его размышления. Темнота накрыла сплошной волной, не оставляя ни звуков, ни ощущений, ни запахов. Надо же, наверняка прямо в голову. Можно ли было считать избавление от предсмертной агонии милосердием? В конце концов, Хаято лучше всех в его семье обращался с огнестрелом.

Уши постепенно привыкли к звону тишины вокруг, глаза — к собственной бесполезности, тело — к расслабленному состоянию. Было даже уютно в какой-то степени. Время плыло мимо.

А, может, и не плыло.

Тсунаёши не осознавал и не чувствовал ничего. Словно он был в пустоте, словно он и был пустотой. Значит, так выглядел конец? А как же ад? Рай? Встреча с высшим существом? Хоть что-нибудь? Неужели после смерти его ждало… ничего?

Даже как-то обидно.

От обиды он перевернулся на другой бок и ткнулся носом поплотнее в подушку, жмурясь от солнечного луча, бьющего прямо в лицо. Тело отреагировало даже раньше, чем он успел осознать.

Перевернулся?

Солнце?

Подушка?

С кровати Савада слетел как ошпаренный, ударился бедром об угол стола, зацепил ногой стул и навернулся вместе с ним. Часы на прикроватной тумбочке показывали семь утра. За окном беспечно чирикали птички. Ужасно болели потянутая из-за стула лодыжка и задница, на которую он приземлился.

Боль была хоть и не слишком надёжным способом проверки реакции собственного разума, но зато отрезвила.

— Тсу-кун, всё в порядке? — голос матери прозвучал глухо, словно с другого этажа. — Милый?

— Да, — автоматически ответил он, затем крикнул громче, чтобы мама наверняка услышала.

— Будь осторожнее. Завтрак скоро будет!

Тсунаёши оглядел комнату в которой проснулся. Книги вываливались из рюкзака, школьная форма валялась вместе со стулом, забытая игра была запихнута под кровать дожидаться следующего вечера. Тсунаёши успел позабыть, какой была его спальня в Намимори. Достаточно большая для семьи из простой домохозяйки и её непутёвого сына. И почему раньше не обращал внимание? Что у него большая комната, что их дом не самый дешёвый, что всегда есть еда, одежда и новая техника? Многие его знакомые ютились в крошечных квартирках или маленьких домишках, они же жили в одном из самых обеспеченных районов Намимори. Здесь люди могли себе позволить и бассейн во дворе, и дорогую машину, и породистую чихуахуа.

Он остановился в думах, потёр ладонями лицо.

Нет, нет, всё не о том. Он ведь—

В него выстрелили. Он должен был умереть. Только вот сидел живой, а интуиция молчала. Почему в Намимори? Что за глупый антураж времён восьмого класса? Тот, кто решил сыграть с ним злую шутку, даже учебники не поленился найти. Если, конечно, это было розыгрышем. Сложным психологическим допросом? Изощрённой пыткой? Местью?

Если стреляли, но он выжил, то должен был остаться шрам. Ему нужно было зеркало, потому что исследование на ощупь ничего не дало.

Тсунаёши сунул ноги в тапки, поднял стул, осторожно прокрался в ванную комнату. Это определённо был их с мамой дом в Намимори. Но почему здесь была мама? Она сейчас должна была отдыхать на Мальорке с отцом. Её как-то принудили участвовать в афере? Но почему? И, главное, зачем? А если не мама? То кто? Кто-то действительно решил, что Десятый Вонгола не сможет отличить иллюзию от реальности? Даже если хитрожопый Рокудо Мукуро мог обмануть Виндиче, своё Небо надуть ему так и не удалось. А никто другой и подавно не сравнился бы с Мукуро по силе.

Тсунаёши сполоснул лицо прохладной водой, успокаиваясь и приводя свой разум в боевую готовность. Его предала собственная семья? Звучало всё ещё как что-то невообразимое, но Хаято — его верный Хаято! — выстрелил в упор. Или нет, если Тсунаёши был жив? Не хватило духу? Или осечка? Его решили поместить в иллюзию, чтобы свести с ума? Или… его мозг был повреждён, и теперь Савада находился в коме, а всё происходящее — плод воображения? Предстояло разобрать абсолютно все варианты, и, конечно, не стоило расслабляться. В коме, как и в иллюзии, его могли атаковать — пламя Тумана могло достать противника абсолютно везде. Он вытер лицо полотенцем, поднял взгляд на зеркало и—

На визг мама среагировала молниеносно. Она рванула дверь в ванную ровно через семь секунд, хватая сына и вытаскивая в коридор.

— Что? Что случилось? — испуганно спросила она, внимательно оглядывая ванну и коридор.

Тсунаёши вцепившийся в её руки, как в спасательный круг, вдруг обмяк. Нужно было придумать, что ответить. Он не мог сказать, что такую панику вызвало его собственное неожиданно помолодевшее отражение.

— Это, кхм, цикада в волосах?

Оправдание было жалким, но Нана приняла его. Она серьёзно смотрела ещё пару лишних секунд, затем выдохнула и рассмеялась, оседая на пол рядом.

— Боги, я так перепугалась, Тсу-кун, — мама похлопала его спине, притянула к себе, прижимаясь щекой к макушке. — Цикада не съест тебя, глупенький.

Мама выглядела молодой. Моложе того, какой помнил её Тсунаёши. Он сам был намного младше — выглядел как в свои неуклюжие подростковые годы. Да, Савада испугался на пару мгновений своей внешности, ведь если кто-то вторгся в его разум настолько, что смог убедить, что ему пятнадцать, — четырнадцать? тринадцать? — то это было поражением. Если же это была реальность, — а мама чувствовалась как самая настоящая реальная, — то было чуть-чуть легче. На пару незначительных грамм.

Кома? Другой мир? Прыжок во времени? Базука Бовино? Бъякуран? Что?

— Что-то случилось? – вдруг раздался одновременно знакомый и незнакомый голос.

Тсунаёши вздрогнул. Интуиция, которую он уже успел посчитать исчезнувшей, вдруг взвилась и вгрызлась со всей силы прямо в затылок.

Над ними в пижамных штанах и с характерным пучком перьев в волосах возвышался молодой Занзас. Что бы сейчас ни происходило, куда бы Тсунаёши ни попал, он мог сказать только одно — это была дерьмовая реальность.