Всё началось летом 1990 года. Тогда я должна была переходить в четвёртый класс очередной новой школы — в прошлых трёх я была изгоем, и не думаю, что эта станет исключением. Порой мне даже было интересно, строят ли в нашем городке новые школы каждый год специально для того, чтобы я в них переводилась? И, может, в них специально набирают детишек из богатых семей, у которых есть свои личные водители и собственный этаж в родительском особняке. Нет, не поймите меня неправильно, я не жалуюсь на благосостояние своей семьи — мы не живём в бедности и денег у нас всегда вполне достаточно. Дело, скорее, в том, что жизнь моя лишена какого-либо удовольствия в моральном плане, и, возможно, лишние пару тысяч фунтов в кармане и постоянное место жительства смогли бы её приукрасить.

Давайте знакомиться: я — Зои Райдер, самая обычная девчонка из самой обычной семьи; мой папа работает в какой-то местной авиакомпании, а мама домохозяйка. Я не знаю историю их любви, но вместе они выглядят счастливыми, даже несмотря на то, что постоянно от меня что-то скрывают. Впервые я поняла это, когда на протяжении девяти месяцев думала, что моя мама просто пополнела, а потом однажды проснулась утром от детского плача — так у меня и появился мой младший брат Тимми. Я не знаю, по какой причине родители не объясняли мне, что под сердцем моей мамы стучит ещё одно, но тогда я была ещё совсем малышкой, и подумала, что всё равно мало чего поняла бы. Второй же раз, когда я почувствовала что-то неладное, был тогда, когда я задала своей маме вопрос о нашей родословной — так вышло, что я отлично знакома со всеми родственниками со стороны своего папы, но ничего не знаю о маминых. Слышала лишь то, что был у меня какой-то прадед, но при жизни я его уже не застала. Да и, папа говорил, что тот был немного не в себе, поэтому у меня не возникло дальнейшего желания расспрашивать о нём; но и тогда мама смогла уклониться от ответа, сказав, что расскажет мне об этом позже. Так и не рассказала. Ладно, ничего страшного. Не будет же третьего раза, верно? Это было бы абсурдно.

Был и третий раз. Хотя, если поразмыслить, то он цикличен, и всё никак не закончится. Вся эта постоянная суета и суматоха, постоянная смена школ и переезды; то, как мама могла пропасть на пару дней, а после вернуться, как ни в чём не бывало, и, как всегда, ничего не рассказывая. Что же, чёрт возьми, происходило? Может, моя мама — спецагент на важной миссии? Или Санта Клаус под прикрытием? Тогда я начала задумываться о слежке за ней потому, что просто так она всё равно ничего не рассказала бы мне. Но эта идея с треском провалилась в первые же пару дней — будучи ребёнком, я была довольно неуклюжей и поэтому, как только мама в очередной раз ступила за порог дома с целью снова исчезнуть в неизвестном направлении, я тут же прилипла к окну, да видно, переборщила с силой, и стекло разбилось вдребезги. Не знаю что тогда напугало мою мать больше — вывалившийся из окна ребёнок или разбитое стекло, но выражение её лица навсегда отпечаталось на подкорке моего сознания: ужас, вперемешку с тревогой застыли на её лице — было видно, что она крайне чем-то обеспокоена, хоть я и заверила её в том, что со мной всё в порядке. Я отчётливо помню, как, по прошествии нескольких дней с момента этого инцидента, мама, видимо, догадавшись о моих намерениях, чётко дала мне понять, чтобы я ни под каким предлогом не лезла в это дело. Хорошо, что у меня есть привычка не отступать от цели.

А, в целом, как я и говорила — жизнь у меня совершенно не отличается от жизни других ребят. Ну, или, так я считала до некоторых пор.

Было 27 августа 1991 года, солнце слепило так ярко, что мне не помогали даже солнечные очки, которые я взяла в бардачке папиной машины, пока он подвозил меня до новой школы — ох уж эти дни знакомства; они никогда не заканчивались ничем хорошим.

— Улыбайся, девочка моя, — произнёс папа, подавая мне портфель с заднего сидения.

Мне не хотелось улыбаться. Я так устала от всех этих тайн и секретов, да и ещё эти вечные смены локаций выводили меня из себя. Я всё ещё считаю, что слишком рано повзрослела — в десять лет ребёнок должен радоваться каждому новому лучику солнца и представлять, что капли дождя, стекающие по стеклу едущей машины, соревнуются друг с другом на скорость, а не задумываться о том, может ли он доверять собственным родителям.

— Спасибо, пап, — мне не хотелось улыбаться, но я всё равно это сделала — несмотря на то, сколько бы секретов ни было у моих родителей, я их всё равно безмерно люблю и благодарна за всё, что они делают для нас с братом.

Как и ожидалось, в новом классе меня приняли… никак — ни положительно, ни негативно: в большинстве своём, всем было просто всё равно, но и заговорить со мной никто не проявил желания — за это я была им даже благодарна, пускай, в глубине души я и понимала, что мне хочется подружиться хоть с одним человеком и почувствовать себя нужной, но это чувство я усердно растоптала, оставив от него лишь мелкие сплюснутые кусочки, к которым я, вероятнее всего, вернусь позже, когда вокруг меня будет куда меньше людей, и их голоса не будут звоном отбиваться от стенок моей головы. Почему вдруг стало так шумно? Как же мне хочется, чтобы они замолчали хоть на секундочку.

— Можете быть потише? — проговорила я, будто бы, и вовсе беззвучно — я не слышала собственного голоса, но после этой фразы действительно стало в разы тише, а время, будто бы, и вовсе остановилось: всё вокруг словно замерло, и никто, кажется, даже не дышал. Никто, кроме мальчишки с зелёными глазами и гнездом из волос на голове, который, будто, как и я, попал в это тихое местечко. Кажется, я брежу.

— Что тебя так насмешило? — удивилась я, заметив, как он, совершенно безобидно, но, в то же время, нахально, усмехнулся. Ну да, наверное, я сошла с ума и навыдумывала себе чего-то, а теперь позорюсь, — да что тебе от меня нужно? — тишина мгновенно заполнилась звонким шумом, а солнечный свет стал настолько ярким, что, кажется, мог даже прожечь сетчатку глаза. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться и осмотреться: все взгляды теперь были направлены на меня, будто только что и вовсе не было никакой оглушающе-громкой тишины. Было стыдно и ужасно неловко, но тогда я впервые не увидела ни одного озлобленного или насмешливого взгляда в свою сторону — скорее, все просто посчитали меня странной, а в глазах некоторых читалась даже жалость. И только мальчишка в потёртых синих джинсах и красной клетчатой рубашке, сидящий за последней партой, продолжал всё так же улыбаться.

Раскат грома и стук первых капель дождя по серому асфальту. Я, ведь, знала, что этот день окажется ужасным, но всё равно поехала в эту глупую школу. Как же мне всё это надоело.

— Эй, постой! — доносится голос позади меня, и, могу поклясться, я знала кто меня кличет, — Зои Райдер, верно? — передо мной останавливается тот самый парнишка с последней парты, и загораживает мне проход — спасибо Англии за такие узкие улицы, — но на лице его уже не осталось и следа от привычной ухмылки:

— Я Майкл. Майкл Форрест, — представляется он и кажется искренне заинтересованным в дальнейшем диалоге. Только сейчас я замечаю маленький белый шрам, рассекающий его бровь, — как у тебя это получилось?

— Получилось что? — недоумевающе уточняю я, действительно не имея и малейшего понятия о чём он мне говорит.

— Остановить время, — поясняет он, — это, ведь, довольно трудная способность. Не всем взрослым волшебникам под силу её освоить.

— Постой-постой, каким ещё волшебникам? — теперь мне кажется, что с ума сошла совсем не я.

Он хмурит брови, будто бы пытаясь понять, шучу ли я, но, если бы он спросил, я бы ответила, что мне совсем не смешно.

— Таким же, как и мы с тобой: волшебники, волшебницы, ведьмы. — видимо, Майкл замечает, что я не имею ни малейшего понятия о происходящем, и, кажется ещё более сконфуженным, чем я — разве ты не получила своё письмо из школы волшебства и чародейства Хогвартс?

Дождь становится всё сильнее.

***

Мне никогда не приходила почта; разве что, от Санты или Зубной феи, поэтому, когда утром в почтовом ящике я заметила стопку писем, даже не удосужилась проверить чьё имя на них написано, и просто оставила их на журнальном столике в гостиной. Это было самым глупым решением в моей жизни, поскольку, зайдя в дом, писем больше нет там, где я их оставила. Впрочем, и из моих родных дома никого нет: папа был на работе, а мама, вероятно, уехала забирать Тимми со школы. Лично мне это только играло на руку. Я, перепрыгивая ступени, понеслась на второй этаж, прямиком в спальную комнату родителей — здесь было довольно скромно, но, в то же время уютно, даже несмотря на стоящие тут и там коробки с вещами, ещё неразложенными после последнего переезда. Моя рука тянется к маминой прикроватной тумбочке цвета слоновой кости, но что-то подсказывает мне, что искать нужно совсем не там; и моя интуиция меня не подводит когда, раскрыв полку, я замечаю там всего пару украшений и наручные часы. Мне понадобилось около пятнадцати потраченных впустую минут, чтобы понять, что, кажется, я опоздала, и убедиться в том, что писем здесь нет. Что-то подсказывало мне, что я упускаю из виду что-то важное когда я собиралась уже покинуть комнату, и тут моё внимание привлекла картонная коробка, стоявшая в самом дальнем и тёмном углу под родительской кроватью. С каждым метром, что я приближалась к ней я чувствовала, как воздух вокруг становится более наэлектризованным, а шаги тяжелее. Я в два шага настигаю эту злосчастную коробку, и передо мной, одна за другой спадает завеса тайн. Мне удаётся нащупать что-то, похожее на конверт, и тогда мне удаётся разглядеть надпись «Хогвартс» на бордовой сургучной печати. К тому моменту, как я достаю две пергаментные бумаги из конверта, моя голова уже раскалывается от боли, а внутренности успевают сделать не одно сальто. Быстро пробегаюсь глазами по тексту, и чувствую подступающую тошноту.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный, чародей, Президент Международной конфедерации магов)Дорогая мисс Райдер!Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!»

Молнии за окном сверкают всё яростнее, когда я дочитываю приложенные бумаги, а мой взгляд цепляется за фотографию, лежащую на самом дне коробки. Я достаю её, и всё моё тело, будто бы, парализует: на фотографии моя мама в детстве, и, вероятно, её друзья. Правда, и фотография эта вовсе необычная — люди на снимке точно живые, и, я могла поклясться, что видела, как из-под пальто одного из юношей выбралось необычное существо, больше походящее на веточку дерева, и тут же проворно скрылось в его кармане. Я переворачиваю фотографию и читаю подпись сзади:

«Семья Скамандер. Ньютон, Порпентина,

их сын Клинтон со своей женой Вивьен и дочерью Маргарет.

30 октября 1980 год.»

После прочтения этих строк, вся краска сходит с моего лица, а фотография падает из рук на пол. С улицы на снимок попадают капли дождя через окно, но фото остаётся невредимым, а я, в то время, ощущаю, как вес на моих плечах с каждой секундой лишь увеличивается. Я видела своих бабушку, дедушку прабабушку и, важнее всего, того самого «сошедшего с ума» прадедушку. Но, что пугало меня больше всего — фотография была сделана через месяц и десять дней после моего рождения, а люди на ней выглядят так, будто им едва за двадцать пять.

— Зои! — доносится тонкий голосок из дверного проёма, когда я, наконец, возвращаюсь в реальность и вижу перед собой своего младшего брата. Они уже вернулись домой. Сколько времени я здесь провела?

Тимми подходит ко мне ближе и заключает в объятия, а после отстраняется и слишком серьёзно для семилетнего ребёнка произносит:

— Мама просит тебя спуститься вниз.

Ноги меня совсем не слушаются, но я, всё-таки, нахожу в себе силы подняться на ноги и пройти на первый этаж. На кухне стоит папа, заваривая себе, очевидно, уже не первую кружку кофе; на диване сидит какой-то незнакомый мне мужчина с длинной седой бородой. Не знаю, сколько ему лет, но готова предположить, что более трёхсот — после увиденного фотоснимка я готова поверить уже во что угодно; а мама нервно расхаживает по комнате из стороны в сторону, тихо обсуждая что-то со старцем — до меня доносятся отрывки фраз, но мой мозг слишком перегружен, чтобы собрать их воедино.

— Зои, — разносится по комнате голос мужчины, словно раскат грома, - я — Профессор Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Похоже, пришла пора узнать тебе, кто ты на самом деле.

Я чувствую, как сзади меня берёт за руку Тимми, и мягко сжимаю его ладонь, используя для этого остаток своих сил.

Мамин взгляд устремляется на письмо и фотографию в моих руках, и на её глаза наворачиваются слёзы:

— Прости, малышка, — её голос дрожит, как и сама она, — я лишь хотела уберечь вас с Тимми.

Теперь я это понимаю, мама. Жаль лишь, что для этого понадобилось так много времени.