На платформе 9¾ невыносимо шумно: с одной стороны от меня ребята всех возрастов прощаются со своими семьями, а с другой громко пыхтит паровоз, а я не знаю куда себя деть: на лондонскую станцию Кингс-Кросс мы благополучно опоздали благодаря тому, что я потеряла новенький учебник по Трансфигурации, который за день до моего отъезда мы приобрели в Косом Переулке — на самом деле, виноватой я себя не считаю. Ну, а что? Я впервые в жизни слышу о таком предмете, а уже должна помнить какие принадлежности мне на нём пригодятся; именно поэтому, когда мы оказываемся на волшебной платформе (а иначе её никак не назовёшь, потому что попасть в неё можно лишь пройдя сквозь стену), поезд уже вот-вот будет готов отбывать.

— Пообещай, что не будешь сильно скучать, — просит мама, садясь передо мной на корточки и поправляет на моих плечах тёмно-синюю мантию, в которой я, по пути на платформу, успела раз десять запутаться.

— Разве что по несколько раз в день, — отвечаю я, а мама смеётся, видимо, посчитав, что это была шутка. Но, как по мне, в этом всём было мало смешного — я совсем не хотела уезжать неизвестно куда и оставаться там на десять месяцев среди незнакомцев.

Поезд под названием Хогвартс-Экспресс — как я вычитала на его передней стороне — вновь требовательно загудел, оповещая всех о том, что пришло время заканчивать прощаться и ехать в волшебную школу. Я быстро выуживаю из своего кармана браслет, который впопыхах сплела вчера вечером и вручаю его Тимми, демонстрируя точно такой же аксессуар на своём запястье:

— Это чтобы ты не забыл меня, — всё-таки удаётся отшутиться мне прежде, чем крепко обнять младшего брата.

— Да ладно вам, не навсегда же прощаемся, — комментирует папа, вместе с мамой мимолётно заключая нас с Тимми в объятия и провожая меня взглядом, когда я поднимаюсь в вагон Хогвартс-Экспресса.

В этот момент прямо над моим ухом раздаётся оглушительный голос какой-то рыжеволосой женщины, которая, по всей видимости, за что-то отругала своих сыновей. Её голос оказался настолько громким, что я задумалась о том, возможно ли в Косом Переулке купить себе новые уши.

— Мам, а могу я поехать с Зои? — слышу я голос младшего брата, проходя внутрь вагона в поисках свободного места.

— Года так через четыре, да, — улыбается она ему в ответ, придерживая за плечи.

В вагоне тепло, шумно и оживлённо: повсюду снуют ученики Хогвартса, счастливые вновь встретиться друг с другом; запуганные, но, в то же время, заинтригованные первокурсники тихо отсиживаются в переполненных купе, очевидно, боясь лишний раз моргнуть, чтобы не пропустить ничего интересного — на самом деле, я очень даже могу их понять — возможно, эта небольшая капля магии стала тем самым недостающим фрагментом паззла в моей жизни — об этом я задумалась, когда в лавке Олливандера взяла в руки свою волшебную палочку и она, вместо того, чтобы разворотить всё вокруг, как предыдущие пять, закружила лежавший на полу слой пыли и разбросанные из-за меня же листы бумаги в резвом вихре, а после аккуратно разложила всё по своим местам — мне кажется, такой счастливой в последний раз я себя чувствовала, когда родители внезапно решили свозить нас с Тимми в парк аттракционов и купили нам по три шарика невероятно вкусного мороженого.

Я прохожу сквозь ряды в поисках свободного места и замечаю пустое купе в самом начале состава — как я поняла, в следующем вагоне сидят богатые детишки, потому, что сунувшись туда, по одним лишь их взглядам я поняла, что там я лишняя и мне не рады. В купе, в отличие от самого вагона, тихо и довольно уютно, пускай этот поезд, по моим скромным подсчётам, возил на себе не одно поколение волшебников и волшебни

Пружинное сиденье едва потрёпанного кресла слегка скрипит под тяжестью моего чемодана, а я подхожу к окну как раз тогда, когда поезд начинает своё движение. Лёгкий жар от осеннего солнца сменяется прохладным ветром с каждой секундой, как мы набираем скорость, пока я нахожу взглядом своих родителей и Тимми, и так активно машу им рукой, что, мне кажется, она вот-вот отвалилась бы. В купе я возвращаюсь лишь тогда, когда платформа полностью скрывается из виду, и стираю с щеки покатившуюся слез

— Это твоя семья, да? — взявшийся из неоткуда голос заставляет меня вздрогнуть, когда в купе я замечаю никого иного, как моего единственного и неповторимого одноклассника — Майкла Форреста, стоящего чуть поодаль от меня, видимо, уже не одну минут

Я резко достаю из кармана длинной мантии свою кипарисовую палочку («с сердцевиной из волоса единорога, 12 ¼ дюймов, слегка податливая гибкость» — так её описал мистер Олливандер, при покупке, но не то, чтобы я поняла хоть слово), и стремительно направляю её на незваного гостя — его это лишь смешит, и только потом я осознаю почему: ну, правда, что я могла бы сделать? Я не знаю ни одного заклинания, а о волшебном мире и вовсе узнала всего пару дней назад, поэтому вряд ли смогла бы что-либо сделат

— Давно ты здесь стоишь? — настороженно спрашиваю я, подозрительно покосившись на одноклассник

— Минут пять точно, — невинно улыбается он, многозначительно стрельнув глазами на сиденье, — могу я сесть с тобой? Везде уже занято, — и, какой бы абсурдной эта ситуация мне ни казалась, как бы мне ни хотелось прогнать его, назвать странным и провести всю поездку в одиночестве, оставшись наедине лишь со своими мыслями, я знаю, что мальчишка не врёт, потому, что и сама с трудом нашла свободное купе; а потому лишь мягко киваю и делаю шаг назад, усаживаясь на одно из кресел.

Первую четверть часа мы проводим в тишине — Майкл достал из своего чемодана термос с чаем (по запаху — Эрл Грей) и уплетал какую-то булку, а я бездумно смотрела в окно наблюдая за мелькающими за ним деревьями.

Вид из окна открывался просто потрясающий — когда ездишь из города в город на обычном поезде, такого точно не увидишь: за отражающими яркий дневной свет лазурными озёрами распростёрлись невероятной красоты луга со всё ещё пёстрыми цветами всех возможных оттенков — начиная от алого и заканчивая пурпурно-сиреневым; за ними буграми вздымались зелёные холмы, и я готова была поклясться, что видела на них стадо пасущихся крылатых лошадей; а за холмами, будто наблюдая за всей природой свысока, возвышались величественные горы, усыпанные белоснежным снегом, что сверкал словно сотни светлячков тёплым летним вечером.

— Хочешь? — расплывчато доносится до меня, когда я отвлекаюсь от своего внутреннего монолога.

Майкл, смотря на меня своими сияющими, щенячьими глазами зелёного цвета, протягивает мне половинку плитки молочного шоколада:

— Моя самая любимая, — сахарная пудра, до этого красиво присыпавшая булочку, что с таким удовольствием съел Форрест, теперь сыпалась на его одежду с каждым его словом, и, почему-то, это заставило меня улыбнуться.

Я, всё-таки, принимаю предложенный мне шоколад, и он действительно оказывается вкусным; если быть точнее — самым вкусным из всех, что я когда-либо пробовала.

— Спасибо, — кротко благодарю его я, пока он коварно улыбается мне в ответ, — что?

— Я понял. Мне нужно было просто подкормить тебя, чтобы развязать тебе язык, — он выглядит по-настоящему гордым собой, надкусывая очередной кусочек шоколада. Я лишь закатываю глаза на такое замечание с его стороны и повторяю его действия, доедая свою половину.

— Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, — бурчу я себе под нос, а его это лишь ещё больше забавляет, и, могу поклясться, таких напористых людей я никогда не встречала, потому что в следующий момент он задаёт вопрос, который вводит меня в ступор.

— Я не видел никакой информации о волшебниках по фамилии Райдер. Ты, наверное, маглорождённая?

О маглах я узнала от мамы. Она, как могла, в день встречи с Профессором Дамблдором, объяснила мне всё, что требовалось знать о магическом мире, потому, что глядя сейчас на то, с каким энтузиазмом и багажом знаний рассказывает обо всем этом мне Майкл, я чувствую, как сильно эти годы неведения отразились на мне. В любом случае, из того, что я поняла, маглы — это обычные люди, или, как их называют в Штатах — не-маги. К их числу относятся и мои бабушка с дедушкой с папиной стороны, которые действительно были самыми что ни на есть обычными людьми без магических способностей, и не проявили ничего, что делало бы их волшебниками, когда я всячески пыталась их допытать.

— Эм, нет, — в замешательстве отвечаю я, поправляя мантию на своих плечах, — мой папа — маглорожденный волшебник, а мама — чистокровна

— О, так ты полукровка? — с неподдельным интересом спрашивает он, наливая себе очередную кружку чая, из-за чего я начинаю задумываться о том, что его термос бездонный, — а из какого рода твоя мам

— Знаешь, что случается с любопытными? — пытаюсь увернуться от ответа, поджимая под себя ноги, но это лишь подогревает интерес Майкл

— Страх перед именем лишь усиливает страх перед тем, кто его носит, — он пожимает плечами, пока его губы расползаются в улыбке Чеширского кота. Боже, этот мальчишка просто так не отступит, это точно. Да и, похоже, он не знает о том, что задавать такие вопросы не очень-то и тактично. Хотя, может, у волшебников так принято? Кто их знает? Мне ещё столько предстоит разучит

Я задумываюсь на мгновение, размышляя о том, стоит ли мне солгать — всё-таки, у моих родителей, очевидно, была причина скрывать от нас с братом нашу родословную на протяжении стольких лет, верно? Ладно, от того, что я расскажу об этом Форресту ничего не случитс

— Не помню точно. — всё-таки, вру я, потому что такое забыть просто невозможно, — кажется, Сала Скамандер? — думаю, из меня вышла бы неплохая актриса, потому что одноклассник, кажется, поверил мне, пару раз шёпотом повторяя фамилию моего прадеда, будто пробуя её на вку

— Скамандер. Хм, не слышал о таких, — ну да, не просто так же моя мама решила полностью стереть всю информацию о своей семье, — нужно будет поискать в библиотеке Хогвартса, когда мы приедем, — я надеюсь, что по приезду в школу он об этом благополучно забуде

— Ну, а кто твои родители? — задаю я встречный вопрос, желая поскорее перестать быть центром внимания, — ты столько знаешь о волшебном мире — должно быть, ты из какой-нибудь великой магической семь

— Не, они маглы, — просто отвечает он, наконец убирая свой термос обратно в чемодан, — мне просто было интересно узнать о своем происхождении как можно больше после того, как я случайно поджёг тётино любимое платье. Родители были в восторге от того, что их сын — волшебник, когда я получил своё письмо. Ну, знаешь, обычно им прилетали лишь письма с жалобами со школы. Да и я тоже обрадовался — в школе меня всегда называли странным или что-то вроде того, но они просто не могли понять меня, — Майкл снова пожимает плечами, а мне в этот момент становится стыдно за то, что и я считала его таким же. Странный, ненормальный. Чёрт, да кем я себя вообще возомнила, чтобы судить людей? Я же сама не лучше. Видимо, в своей чудаковатости мы и похожи.

Майкл хочет сказать что-то как раз в тот момент, когда к нам в купе врывается какая-то девчонка, очевидно, нашего же возраста: её карие глаза казались почти что чёрными и, мне казалось, я могла увидеть в них чёртиков; её волосы цвета кофейного зерна слегка завивались к кончикам, а слегка смуглая кожа так и напоминала о беззаботных деньках увядшего лета.

— У вас тут не занято? — спрашивает она нахальным тоном, и не дожидаясь ответа, усаживается на место рядом с Майклом, — я Ева Малфой, — девочка протягивает нам руку, всё не умолкая, — мой брат едет с нашим отцом в вагоне первого класса: они направляются с каким-то важным вопросом к Профессору Дамблдору; ну, знаете, директор школы. Странный тип. Папа хотел сначала отправить меня в Шармбатонскую Академию, но у них был ограниченный набор в этом году, поэтому я еду в этот глупый Хогвартс, — я, хоть и с ноткой презрения, всё же пожимаю её руку, когда она продолжает, — мы с братом поспорили и он вытеснил меня, поэтому мне пришлось искать место в этом вагоне. А вас как зовут? — я замечаю на её ушах серьги, которые на вид стоят как минимум около двух тысяч долларов. Это же много? Я ещё не очень хорошо разбираюсь в деньгах, и мысль о том, что мне придется запоминать валюту ещё и магического мира, будила меня по ночам.

— Зои Райдер.

— Майкл Форрест, — так же отзывается он, пожимая Еве руку, но та брезгливо одёргивает её и морщится, отчего её брови сдвигаются так близко друг к другу, что, кажется, вот-вот соединятся в сплошную линию.

— Грязнокровки! — воскликнула она, отскакивая назад, — неудивительно, что вы едете в этом ободранном вагоне, — она смеётся, а я закипаю до такой степени, что больше не могу спокойно сидеть на месте и подрываюсь на ноги.

— Тогда уйди отсюда, — с вызовом говорю ей я и замечаю, как Малфой становится ещё больше похожа на дьявола из книг по мифологии.

— Что ты сказала? — в своей стервозной манере переспрашивает она, нахально улыбаясь.

— Что, бриллиантики в ушах мешают тебе нормально слышать? Я сказала, выметайся! — я вновь достаю свою волшебную палочку и угрожающе направляю её в сторону девчонки, отчего та резко подскакивает с места и смотрит на меня перепуганными глазами — моя палочка на кончике начинает искриться красным цветом. Ева, путаясь в полах тёмно-синей мантии, спотыкается и еле как открывает дверь купе, выбегая наружу. Я убираю палочку обратно в карман и падаю на свое место, сдувая выбившуюся прядь волос с лица и замечая, что Майкл, кажется, вот-вот взорвется от восторга.

— Вот это ты её сделала! И это моя подруга! — он чуть ли не прыгает по всему нашему купе, а я лишь улыбаюсь на его слова о том, что он считает меня своей подругой.

Но сейчас я начинаю задумываться о том, что быть наследницей одной из самых великих чистокровных семей — не так уж и весело, и твёрдо решаю для себя, что больше никому не расскажу о своём происхождении.

***

На входе в Хогвартс нас встречает строгая на вид высокая женщина в изумрудном платье, с впалыми скулами и остроконечной шляпой на голове. Её взгляд быстро мечется от одного первокурсника к другому, когда она объясняет нам то, что будет происходить дальше.

— Как думаешь, на каком факультете ты окажешься? — шёпотом спрашивает рядом стоящий Майкл после того, как Профессор МакГонагалл разъяснила нам о существовании четырех факультетов: Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. Насколько мне известно, мой папа учился на Когтевране, а мама на Гриффиндоре. До того, как Форрест задал этот вопрос, я, на самом деле, и не задумывалась о том, куда могу и хочу попасть — по большей степени, мне было просто всё равно, поэтому, к тому моменту, когда мой приятель ждёт уже, очевидно, слишком долго, он едва пихает меня локтём в плечо, возвращая на землю.

— Не знаю, — я перевожу взгляд с МакГонагалл на своего нового друга, если можно назвать его таким смелым словом. На самом деле, тот факт, что у меня наконец-то появился хоть какой-то человек моего возраста, с которым я могла бы поделиться тем, что у меня на уме, не мог не радовать, пусть я и пыталась так старательно это скрывать, — хотелось бы попасть хоть куда-нибудь, — отшучиваюсь я, нервно оттягивая пальцами браслет на своём запястье, и в этот же момент чувствую совсем лёгкое и ненавязчивое прикосновение к своему предплечью — мой новый приятель едва похлопывает меня по руке, и, на удивление, это работает как неплохая альтернатива успокоительному.

— Всё у нас получится, Зои Райдер, — насмешливо произносит он, как всегда расплываясь в этой своей ехидной улыбке от которой так и хочется вмазать по его самодовольному лицу. По-дружески, конечно же.

Когда могущественные двери отворяются, раскрывая виды на огромных размеров залу, вдоль и поперек увешанную украшениями и под потолком которой парили свечи, едва загораживая собой имитацию ночного неба под самой крышей; а толпа первокурсников вваливается в Большой Зал, в нём уже собралась уйма народу: за одним из столов я замечаю две рыжие макушки, обладателей которых видела ещё на платформе 9¾ — их мать тогда оглушила меня на добрых пять минут; за другим столом нам громко аплодируют ребята в серебряно-голубой форме, а рядом сидящие ребята в жёлтых одеяниях бросают что-то наподобие конфетти. Не обошлось и без участия стола под зелёным цветом: они выкрикивали слова какой-то, очевидно, только им известной кричалки, забавно подбрасывая руки в воздух. Всё это больше походило на цирковое шоу, в котором они — актёры, а мы — восторженные зрители. К сожалению, это зрелище прерывает статного возраста волшебник с длинной седой бородой и морщинистой кожей, сделав пару смирительных хлопков ладонями.

— Добрый вечер, уважаемые ученики и первокурсники! — начинает он, и я осознаю, что уже видела этого волшебника раньше. Это тот самый Профессор Дамблдор, о котором нам рассказала МакГонагалл и на которого сетовала Малфой. Ну и, который так внезапно появился в гостиной моего дома, — поздравляю вас всех с началом нового учебного года! Перед тем, как мы начнем нашу распределительную церемонию, хотелось бы напомнить пятикурсникам о том, что в этом году вам предстоит сдавать Стандарты Обучения Волшебству, а семикурсникам — Жутко Академическую Блестящую Аттестацию, поэтому прошу вас усердно готовиться к ним и не отбрасывать учёбу на второй план. Ну, а нашим дорогим первокурсникам хочу сказать, что вход в запретный лес строго запрещен, и, нарушив это правило, вы можете либо отбывать наказание, либо не вернуться из него живыми, — мы с Майклом встречаемся взглядами, в которых явно читается вопрос: «куда мы попали?»:

— Ну, если все всё уяснили, мы можем приступить к церемонии!

Профессор МакГонагалл, словно кошка, грациозно поднялась по каменным ступеням, располагаясь рядом со старой потрепанной шляпой, и развернула длинный пергамент, с которого начала зачитывать имена первокурсников по очереди, в алфавитном порядке:

— Ариана Ревелл, — подзывает к себе профессор какую-то девочку из общей массы не верящих в происходящее одиннадцатилеток, и надевает на её голову шляпу.

Та что-то бормочет, и, в конце концов, громогласно выдаёт:

— Пуффендуй!

Стол ребят, носящих чёрно-желтую форму, взрывается аплодисментами, и они тепло встречают нового члена своей дружелюбной семьи.

Очередь хоть и медленно, но верно движется, и всё это время Майкл без умолку лепечет мне что-то о том, что не перестанет дружить со мной, даже если мы попадем на разные факультеты, и обязательно будет присылать мне свою сову с письмами, чтобы мы могли общаться двадцать четыре часа, и я тихо посмеиваюсь с его болтовни, когда МакГонагалл вызывает следующую ученицу:

— Ева Эйбрамсон.

В зале повисает долгая и, даже, оглушительная тишина, но никто так и не подходит к шляпе, из-за чего Профессор повторяет ещё раз, но уже громче и настойчивее:

— Ева Эйбрамсон!

— Я Малфой! Малфой, — доносится до нас с Форрестом до боли знакомый голос, когда девчонка, всё-таки, усаживается на табуретку, лишь успевая брезгливо цокнуть и пробормотать что-то вроде «в этой идиотской школе не могут уяснить даже такую простую вещь, как моя фамилия». Распределительная шляпа отправляет нашу знакомую на Слизерин, когда я оборачиваюсь к Майклу с вопросом:

— Что это было? — очевидно, мой приятель тоже не понял ничего из только что произошедшего, потому, что стоял с такой физиономией, будто он на грани между адекватным и безумным.

— Не знаю, но, похоже, нам предстоит это узнать, а? — предлагает он, всё выискивая взглядом слизеринскую брюзгу, а я в этот момент замечаю за учительским столом кое-что интересное и дёргаю Майкла за рукав.

— Смотри, — настаиваю я, помогая другу отыскать взглядом профессора с крючковатым носом, средней длины сальными волосами угольно-черного цвета и таким же чёрным одеянием, который одобрительно кивает вслед Еве Малфой. Или Эйбрамсон? Вот так загадка.

Время пролетает с огромной скоростью, и несмотря на то, как много было первокурсников в зале — вот уже и счастливый Майкл подходит к столу Гриффиндора под бурные возгласы его учеников и садится рядом с какой-то второкурсницей с утончёнными чертами лица и короткими непослушными волосами цвета вороньего пера. Ещё немного, и теперь из всех первокурсников остаюсь лишь я одна — когда твоё имя начинается с последней буквы алфавита, ты либо ждёшь до последнего, либо попадаешь под удар, когда учителю вдруг приспичивает начать вызывать всех с конца.

— Зои Райдер! — я приближаюсь к судьбоносной шляпе и сейчас ощущаю на себе взгляды всего зала: от своего единственного друга до какого-то мальчишки с пуффендуя; а после Профессор МакГонагалл надевает мне на голову шляпу, и её поля полностью закрывают мне обзор, поэтому я остаюсь будто бы одна и даже вздрагиваю, когда та начинает говорить:

— Интересно. — задумывается она, а мне так и хочется узнать что такого интересного она во мне нашла, — я вижу преданность и отвагу, но в то же время невероятный талант и блестящий ум. Хм.

Сидя здесь, мне кажется, будто проходит целая вечность, пока шляпа рассуждает над тем, какого цвета форму я буду носить в будущем. Или не кажется? Я вновь улавливаю шёпот студентов и тихое шиканье МакГонагалл над своим ухом, когда вновь раздается голос шляпы:

— Я вижу Ваше прошлое и не менее великое будущее, мисс Райдер. Решено, — наконец-то, я уже думала, что успею здесь состариться:

— Слизерин!