Решение вернуть свою жизнь на круги своя оказалось действительно сложным. Однако каким бы трудным оно ни являлось, выполнить данное себе обещание оказалось ещё сложнее, просто невозможно. Цзысюань не мог отпустить Усяня. Вэй Усянь становился его навязчивой идеей, его головной болью, его личным безумием. Когда казалось, что всё хорошо, единое упоминание о том, что Усянь находится в публичном доме, вырвало его из покоев, из Башни Кои, из душевного равновесия.

- Молодой господин! – донеслось вдогонку уже откуда-то издалека. Молодым господином его называло много людей. На Юхэна Цзысюань не подумал, ибо тот непременно попытался бы вмешаться. Слуги слишком трусливы, чтобы спорить с господами, а таких друзей, которые смогли бы силой остановить его и потребовать ответов, у Цзысюаня не было. На такое был способен только Вэй Усянь. Даже Цзинь Цзысюнь не препятствовал решениям Цзысюаня, хорошо взвешенным или спонтанным, порой ошибочным.

Он не помнил, как преодолел расстояние между Башней Кои и упомянутым заведением. Он остановился в большом зале внизу, смотря наверх, на лестницу, украшенную резьбой, выстланную мягкими дорожками, стены в картинах, изображающих дев на той грани, когда не знаешь, прилично ли они одеты или уже нет. Цзысюаня всё это не волновало. Он хотел сквозь стены увидеть Усяня и рвануть к нему на всей доступной скорости, чтобы выдрать его из объятий очередной развратной женщины, чтобы прижать его к стене, ударить, выбивая всю дурь. Вэй Усянь становился упрямее, как будто доказывал свою независимость. Но он уже не был свободен. Цзысюань никогда не позволит ему вырваться из своих объятий. Никогда и ни при каких условиях. Так было правильно. Так он хотел. К этому рвалось не только его сердце, но и всё нутро, порой болью отзываясь на каждую весть об очередной измене. Цзысюань давно начал воспринимать тягу Усяня к женщинам на свой счёт, как будто его опозорили, словно его вторая половинка вдруг потянулась за кем-то ещё. Все эти чувства и боль не переставали терзать Цзысюаня ни на мгновенье. Он закричать хотел, дабы Вэй Усянь сам вышел посмотреть, кто шумит.

Его опередила смутно знакомая женщина. Возможно, он видел её в прошлый раз. Вместе с этим заведением он возненавидел и её, поэтому яростно скользнул по ней взглядом и невольно выразил эмоциями всё своё негодование и презрение.

- Молодой господин Цзинь, - женщина поклонилась ему сдержанно, как не подобает особе, подобной ей. Да такие как она у него в ногах должны валяться и плакать, моля о пощаде. Он бы не пощадил. Сейчас – точно нет.

- Где он? – спросил Цзысюань, понимая, что у него самого поиски займут гораздо больше времени. Он испытывал безысходность, вынужденный обратиться за помощью к этой женщине, не достойной ни единого его взгляда.

- Молодой господин имеет в виду господина главу Цзинь или Вэй Усяня? – осторожно осведомилась собеседница, чувствуя его ярость и не желая провоцировать неожиданного вторженца.

- Мой отец… - Цзысюань осёкся. Его даже похождения отца не интересовали. Он только Усяня видел перед собой, что лишь подтверждало его сумасшествие. Он дёрнул было рукой, чтобы со стоном накрыть лицо, но вовремя остановился, сохраняя величественный вид. – Где Вэй Усянь?

- Если молодой господин позволит сказать…

- Не позволю! Немедленно скажи, где он, или я камня на камне здесь не оставлю! – почти выкрикнул, тоже на грани, как и намёки на картинах, висящих на стенах. Надо было успокоиться. Никто не позволит крушить это злосчастное место. Отец уж тем более. В этом заведении Цзинь Гуаньшань являлся завсегдатаем, как бы скверно это ни было. Матушка становилась угрюмой из-за постоянных измен мужа. Цзысюань подозревал, что отец уже несколько лет назад повредился умом. Пока это выливалось в его любовные похождения, но скоро могло отразиться и на благополучии клана. Этого нельзя было допускать, об этом однажды упоминал наставник Фэнцзи в качестве примера, ничего не имея против Цзинь Гуаньшаня. Он просто проводил параллели и объяснял, как лучше действовать в интересах клана. Отца никто не заключит под стражу, ему даже запретить таскаться по подобным местам не посмеют, но главенство в клане уже не будет принадлежать однозначно ему. Цзысюань был готов. Он это знал. Оставалось лишь прочувствовать. Но всё это произойдёт не сегодня и не завтра. Может быть, отец будет оставаться в своём уме ещё долгие годы и сам передаст место главы. Пока у Цзысюаня было больше свободы, и он это понимал, не желая расставаться с ней окончательно.

Женщина изменилась в лице. Ей было не положено мешать посетителям, но во взгляде Цзысюаня она усмотрела что-то опасное. Он сам сейчас являл из себя источник опасности. Он руку посильнее стиснул, почувствовал укол лёгкой боли, когда ногти с силой вонзились в ладонь. Только тогда он ослабил кулак.

- Он в фиолетовых покоях, молодой господин, - женщина сдалась, поклонилась ещё раз и отступила спиной вперёд.

- Где это?

- Это на втором этаже, господин, вы увидите.

Цзысюань ничего больше не сказал, просто стремительно двинулся к лестнице. Право, отличить покои по цвету трудностей не составляло, но название могло оказаться фигуральным. Он не замечал никаких цветов, кроме фиолетового. Если он не найдёт подходящей двери, он точно…

Она была там, выделялась как особенный фонарик на фоне обычных красных и белых. Самая обычная дверь, но иначе чем фиолетовой её никак нельзя было назвать. От одного удара ногой она отлетела к стене и с грохотом вернулась обратно. Цзысюань успел её рукой остановить, не желая получить по носу. Он был сердит. Он настолько распалился, что едва сдерживался, чтобы прямо здесь не закатить скандал, который был бы ничем иным как сценой ревности. Сейчас она буквально бушевала в нём и никак не хотела подчиняться усилиям Цзысюаня вернуть своё хладнокровие.

У очередной девки Усяня не то чтобы оказалось не на что посмотреть, Цзысюань её вообще не заметил и не услышал её вскрика от неожиданного вторжения. Платье на ней словно из прозрачной ткани, плечи бессовестно оголены. В подобном заведении они вообще могли ходить в одном нижнем белье. Цзысюань только зло зыркнул на неё и выхватил из обстановки Вэй Усяня, уже начавшего оголяться. Благо, только распахнутой на груди нижней кофтой его нагота и ограничилась. Цзысюань понятия не имел, что бы сделал, застань их в процессе соития снова. Вэй Усянь принадлежал ему. Только ему и никому другому, будь этот человек женщиной или мужчиной. Вэй Усянь не имел права заигрывать с другими и даже строить им глазки.

- Ты чего тут устроил?! – в порыве возмущения, вызванного той самой неожиданностью, повысил голос Усянь. Он даже не подумал прикрыть оголённую грудь. Да и не стеснялся он. С чего бы ему думать о подобных мелочах.

Цзысюань губу закусил, чтобы немедленно не начать орать в ответ. Он быстро шагнул вглубь комнаты и схватил его за запястье, крепко-крепко сжимая пальцы. Наверняка до боли стиснул, только Усянь ничем не показал неудобства и резво дёрнулся вслед за вторженцем сперва по ступеням, а потом за дверь.

На улице дышалось легче. Здесь Цзысюань наконец-то почувствовал себя свободнее, но не остановился и продолжал тащить Усяня за собой, такого растрёпанного, с голой грудью, в нижних штанах и выпуклостью между ног. От его возбуждения возбуждался и Цзысюань. Он снова сдерживался, на сей раз чтобы не наброситься на него прямо здесь. Ему постоянно приходилось подавлять эмоции силой, если дело касалось Усяня. Никому такого урагана в жизни не пожелаешь. Но раз уж этот ураган пришёл к Цзысюаню и остановить его не представлялось возможным, следовало научиться с ним уживаться. Прежде всего, против природных катаклизмов воздвигают всевозможную защиту. Но ураган в жизнь Цзысюаня ворвался так внезапно, что защититься как раз не получилось.

- А ну стой! – Вэй Усяню надоело играть роль ослика в поводу. Он резко рванул руку на себя, но от балласта в виде хватки не избавился. Он и не пытался больше, просто встал как вкопанный.

Цзысюань чуть более осмысленно осмотрел его с головы до ног, избегая взгляда в промежность, ибо вид бугорка в штанах являлся для него натянутой, вот-вот готовой выпустить стрелу тетивой. Вэй Усянь был даже немного потрясён. Хоть что-то способно смутить его. Возможно, он не совсем безнадёжен.

- Стоило бы посадить тебя в таком виде в клетку и оставить посреди улицы, - вместо примирения ринулся в атаку Цзысюань. – Может быть, в следующий раз всё-таки подумаешь перед тем, как ринуться с головой в очередной разврат.

- Да что я, невинная девочка, что ли? – возмутился в ответ Усянь, не предпринимая попытки вырваться. – Я мужчина. А мужчине это нужно. Сам-то не поэтому прибежал?

Он делал верные выводы, но не полные. Цзысюань зубы стиснул с силой, едва не заскрипел ими. Он очень хотел Усяня, до боли где-то внизу живота, но ничего не мог с ним поделать. Даже силой не сможет, ибо уступал ему. Ну почему он уступал именно Вэй Усяню? Тому человеку, над которым хотелось заполучить власть, хоть какую-нибудь. Тогда Цзысюань сжал бы его в своих объятиях и одарил драгоценностями с ног до головы. Усянь, если это и понимал, идти навстречу не собирался, всё ещё чувствовал себя преданным.

- Повторись всё сначала, я поступил бы точно так же, - вырвалось прежде, чем Цзысюань успел подумать, а потом поздно было оправдываться и он продолжил. – Я снова выкупил бы твою гулящую девку и отправил её куда подальше…

- Да ты…

- Не перебивай меня! – Цзысюань выставил перед его носом оттопыренный палец. Он никак не ждал, что Усянь замолчит, однако молчания добился. – Ты не понимаешь? Я ей свободу выбора дал. Она не тебя выбрала. Она выбрала человека, которого никогда не видела и прежде не слышала. Такую женщину ты хотел взять в жёны?

- Я предупреждал: Шиянь – это святое! – рявкнул Усянь. Люди стали обходить их по большой дуге, а потом и вовсе перестали показываться поблизости, словно весть о ссоре разнеслась по всей округе.

- Шиянь… - повторил Цзысюань со стоном. – Шиянь, Шиянь, Шиянь… Только и слышу это имя из твоих уст. А что же делать мне? Просто забыть о том, до чего ты меня довёл?

- Не надо перекладывать на меня вину. Ты сам это начал, - ринулся защищаться Усянь. – И я не желаю продолжать потакать твоим грязным прихотям. Скажи спасибо, что ты из великого клана, а то получил бы всё, что тебе причитается.

- По-твоему, я настолько ужасен в постели? – Цзысюань требовал правды и знал, что Усянь куда опытнее его. Но Усянь не желал давать ему шанса набраться опыта. Возможно, ему было неприятно или даже в какие-то моменты больно, но он ничего об этом не говорил. Чтобы научиться быть нежным, нужно было участие их обоих, а не домыслов одного Цзысюаня.

- Да, ты ужасен, - обрушил Усянь и опередил напрашивающийся вывод. – Но ужасен ты в другом. Ты ужасный человек, Цзысюань. Понимаешь ты это или нет?

Цзысюань ничего не понимал. Его воспитывали так, как должны воспитывать наследника. Он не делал ничего лишнего и тем более преступного. Он старался относиться терпеливо к любому слою населения, но по традиции не пренебрегал своими привилегиями. Каким же он станет главой, если не научится игнорировать кучу нюансов. В этом мире всегда кто-то недоволен. Даже если у человека есть всё, он всё равно найдёт повод для зависти соседу. Мир устроен так, как устроен, и Цзысюаня учили, как им управлять, а не потакать желаниям каждого простолюдина.

- Тебе так неприятна близость со мной? Ты сделаешь всё, чтобы держаться от меня подальше? – снова вырвалось. Кажется, Цзысюань с потерей контроля над собой утратил его и над собственным языком. Всё, что он хотел скрыть, вырвалось в этой фразе: отчаяние и горечь, переплетённые с бессильной злостью.

Вэй Усянь имел полное право выразить недовольство из-за неопытности партнёра, но он даже сейчас, почти отвергший Цзысюаня, относился к этому аспекту с пониманием. На это и стоило давить, чтобы хотя бы остудить его пыл сейчас. Цзысюань сделал выпад и ждал. Он видел, как Вэй Усянь набирает полную грудь воздуха, а потом медленно его выпускает. Он согласился. Наконец-то он нашёл в себе толику сочувствия. Это Цзысюань чувствовал себя преданным, а не он. Вэй Усянь соблазнил его и бросил. Чем не повод предъявить ответные требования?

Цзысюань ничего больше не сказал, переживая внутренние катаклизмы. Он так и не выпустил руки пленника, развернулся к Башне Кои и повёл его за собой. Вэй Усянь больше не сопротивлялся. Они шли молча, быстрым шагом. Все чувства перемешались в голове, отзываясь болью в груди и животе. Если от любви так больно, как же люди в принципе переживают настоящие потери? Ему повезло: Вэй Усянь находился рядом, принадлежал тому же ордену. Его в любой момент можно было найти. Но люди теряли по-настоящему. Как у них хватало силы пережить это?

Он шагал уверенным шагом, больше не желая показывать обнажённую грудь Вэй Усяня окружающим. Он терялся в нескончаемых эмоциях и понимал, что больше не отпустит Усяня ни на шаг. Даже его прикосновение к той полуголой девице он вспоминал с ужасом.

- Ты что?! Ты… ты чего? – удивлению Вэй Усяня не было предела, когда вместо покоев Цзысюань отвёл его в места куда менее привлекательные, тёмные, освещённые только рядом свечей вдоль шершавых стен. Подземелье являлось местом для наказаний, и пользовались им не так часто, как, возможно, в других кланах.

Цзысюань не встретил сопротивления, не услышал ни одного вопроса, хотя Усянь начал озираться по сторонам уже при входе. Он явно чувствовал любопытство и не скрывал этого. Любопытство и облегчило задачу Цзысюаня. У него не оставалось выбора, если Усянь собирался и дальше делать всё, лишь бы насолить ему. Цзысюаню было необходимо хоть на короткое время почувствовать власть над необузданностью возлюбленного. Может быть, случится чудо и он поймёт, что терзает Цзысюаня вот уже длительное время.

Цзысюань без колебаний обхватил одно запястье Усяня железным наручником, от которого к стене тянулась крепко прикованная к ней цепь. Вторую руку Усянь успешно спрятал за спину и задал этот вопрос. Он глаза широко распахнул, никак не ожидая, что Цзысюань и правда хочет заковать его. Цзысюань очень хотел. Он находился в крайнем отчаянии, не имея возможности утихомирить в себе сжигающее чувство ревности. Он проверил надёжность замка на цепи и протянул руку за второй рукой пленника.

- Руку, - потребовал он.

- Ты с ума сошёл? – наконец Вэй Усянь переставая удивляться. Наконец-то в его голосе просквозила нотка тревоги.

- Да, сошёл. И виной всему ты, - Цзысюань ткнул ему в грудь указательным пальцем, надавил, дабы пленник убедился, что обвинение касается именно его. Никого другого поблизости не было, только они двое. И даже сейчас хотелось обласкать Усяня, прижать его к полу с нашвырянной на него соломой и овладеть им. Хотелось одарить его любовью и болью, чтобы Вэй Усянь только его видел перед собой, чтобы только его имя срывалось с бессовестных губ.

- Почему это я виноват? Это ты начал. Я вообще не собирался спать с тобой, - не сдавался Усянь.

- Но ты очень охотно делал это, - напомнил Цзысюань, к нему наклонился, едва сдерживаясь, чтобы не вовлечь его в страстный поцелуй. – Бесстыжий и развязный, ты специально соблазнял меня, когда в приглашающем жесте принимал развратные позы на моей кровати, когда всем своим нежным прикосновениям придавал вид спонтанности. Ты нарочно продемонстрировал все свои достоинства. Ты стремился сблизиться со мной, расписывая все блага этой проклятой любви.

- О любви никто и не говорит, - ответил Усянь, уже достаточно сердитый. – Ты настолько глуп, что не видишь разницы между истинной любовью и желанием овладеть кем-то?

- Вижу, - заверил Цзысюань, тщетно пытаясь выудить его руку из-за спины, а Усянь будто этого жеста не замечал. – Я-то вижу, а ты?

- Если бы видел, - парировал Усянь, - не поступил бы настолько мерзко и не продал мою возлюбленную в богатый дом!

- Она сама туда пошла. Я дал ей выбор.

- Но ты не сделал бы этого для другой женщины. Ты так поступил только потому, что я любил её.

- Да, именно поэтому, - подтвердил Цзысюань и приблизился ещё чуть-чуть, совсем каплю, но этого оказалось достаточно, чтобы соблазниться окончательно. Он сразу вовлёк Усяня в глубокий поцелуй, не стесняясь громких звуков и шумного дыхания. Звуки усиливались из-за пустоты в помещении, но эхо постыдилось подхватывать их и разносить по коридорам. Цзысюань себя терял в ощущениях. Он хотел Усяня прямо сейчас, сильно, невыносимо, до боли, стягивающей все его внутренности и перемешивая их с чувствами и телесным желанием, раня и кромсая плоть на кусочки.

Вэй Усянь первым закончил это. Он резко мотнул головой, разрывая этот поцелуй, а Цзысюань обнял его одной рукой, ибо второй всё ещё тянулся за его рукой. Он крепко прижимал Усяня к своей груди и прерывисто дышал ему в щёку. Жутко было от того, что он делает. Цзысюань чувствовал, что срывает очередной запрет, противоречит всему тому, чему его обучали с самого детства. Он сам превращался в развратника и мерзавца, готового на любую подлость ради цели высшей. Однако его высшая цель таковой не являлась. Она была скорее низменна и непристойна.

Потом Цзысюань выудил таки его руку и обхватил вторым наручником. Вэй Усянь больше не сопротивлялся. Наверняка он думал, что может сбежать, разорвав оковы своей неудержимой Ци. Он не знал, что темница предназначалась прежде всего для заклинателей. Для настоящих заклинателей. Адепт, даже такой гениальный, ничего не сможет сделать. Вэй Усянь мог вывернуть руки в суставах, но он никуда уже не денется. Цзысюань залечивал бы его раны с той любовью, о которой мечтал, с тем согласием, которого ждал от возлюбленного. Потом Цзысюань расцеловал бы каждую из его ран и ласкал нежно-нежно, как ни один мужчина не ласкает женщину.

Вэй Усянь расслабился. Он понимал, что бежать бесполезно, по крайней мере, сейчас. На миг мстительность повелела Цзысюаню промолчать об особенности цепей, но он не мог поступить настолько подло со своей любовью. Он прикоснулся своей щекой к его щеке и прошептал в ухо:

- Эти цепи удержат заклинателя на пике силы. Что бы ты ни делал, тебе придётся посидеть здесь и хорошенько подумать над своим поведением.

- Ты меня преступником считаешь? – Усянь усмирил свой гонор, тоже понял, поверил с первого раза, даже не попытался убедиться в словах Цзысюаня лично. Он так и стоял, прижатый к стене, его руки не до конца вниз опускались – цепи были коротки. С такими цепями разве что сесть можно, а руки повиснут над головой.

- Когда ты перестанешь таскаться по женщинам, тогда я выпущу тебя, - пообещал Цзысюань.

- Эй, я же не целомудренная девушка! – заволновался Вэй Усянь. Наконец-то он показал одну из своих слабостей. Другая его слабость заключалась в его беспомощности во время страсти. Тогда Цзысюань мог делать с ним, что угодно. Он делал, он старался сильнее прочувствовать Усяня и закусывал губу от невозможности проникнуть в него целиком, стать с ним единым целым. Вэй Усянь доводил его до безумия. Даже сейчас, закованный и растерянный, он вызывал все те чувства, что роились внутри в моменты близости.

Цзысюань отступил, ибо сдерживаться стало невозможно. Ещё мгновенье – и он мог наброситься на Усяня, грубо разрывая на нём остатки одежды. Он не хотел грубо. Хотя бы так он желал доказать свою любовь. Он хотел, чтобы Усянь поверил, что в этом мире есть не только Шиянь, которая его даже не любила, что есть человек, который примет его со всеми его недостатками.

- Цзысюань! – окликнул его всё сильнее волнующийся Усянь.

Цзысюань стиснул зубы и не оглянулся, вышел из камеры, даже не попытавшись запереть её – всё равно Вэй Усянь никуда не денется.

- Цзысюань, ты правда собираешься оставить меня здесь? – удивление и оттенок чувства иного, схожего с отчаянием, которое пожирало Цзысюаня. Но это было обманом. Вэй Усянь не испугается нескольких часов одиночества с закованными в металл запястьями.

- Цзысюань! – всё звал и звал он, а Цзысюань уходил. Он уже не видел пленника, но слышал лязг тяжёлых цепей и шорох соломы на полу. Вэй Усянь рвался за ним, выворачивая руки, и звал, звал, не переставая. Его боль мгновенно стала болью Цзысюаня, но он всё ещё держался.

- Цзысюань, ну правда, вернись! Я осознал свои грехи!

Он скажет что угодно, лишь бы добиться своего. Сейчас нельзя сдавать позиций. Цзысюань не верил в пустое обещание, не подкреплённое серьёзной клятвой, а Вэй Усянь не даст её.

- Цзысюань! – всё тише и тише звучал его голос, пока совсем не замолчал, оставшись за тяжёлой дверью в подземелья. Цзысюань остановился, едва закрыл её, откинулся на неё спиной и руки к лицу метнул, накрывая глаза, нос, щёки, губы, подбородок. От собственного поступка становилось плохо. Вместо того, чтобы попытаться обласкать Усяня, он сделал вот это. Но иного выхода он не видел. Вэй Усянь не воспримет его ухаживания всерьёз до тех пор, пока Цзысюань не падёт настолько низко, что утратит всяческое уважение. Цзысюань сможет это пережить, если Усянь будет с ним рядом.

- Это безумие, - произнёс он шёпотом, в раскрытые ладони, - безумие, безумие, безумие…

Он сходил с ума, как и его отец. Только у Гуаньшаня хватило воли куда на больший срок, а Цзысюань даже главой стать не успел. Он сам настоящее ничтожество, не способное справиться с собственными желаниями, а ещё обвинял Вэй Усяня. Цзысюань потерял право осуждать его. Больше никогда он не назовёт ничтожеством своего возлюбленного.

- Молодой господин! – в конце прохода вырос Юхэн. Появился он внезапно, но Цзысюань и не стремился прислушиваться ни к звукам, ни к ощущениям, ни к сигналам Ци. – Что случилось, молодой господин? – Юхэн быстро рядом очутился, не смея прикоснуться только из-за разницы в их положении. Цзысюаню было бы легче, если бы Юхэн переступил черту, если бы он погладил его щёку и обхватил оба плеча, встряхнув хорошенько и приводя в чувство.

Цзысюань сам сумел подобраться, опустил руки, оттолкнулся от закрытой двери и выпрямился.

- Идём, - скомандовал он.

Юхэн таки сделал это, остановил его, но слишком неуверенно, коснувшись лишь локтя, зацепив пальцы за локоть и наполовину разворачивая Цзысюаня к себе. Цзысюань бросил взгляд на его пальцы, и Юхэн мигом его отпустил, но прощения просить не стал.

- Вы бледны. Что случилось? - настаивал верный слуга.

- Он не верит мне, - покачал головой Цзысюань. – Не верит…

- Кто?

Цзысюань проигнорировал его вопрос. Да и не нужны были никакие ответы. Юхэн прекрасно всё понимал и видел своими глазами. Он остался там, возле двери, а Цзысюань пошёл прочь. Возможно, Юхэн заглянет в темницу, чтобы лично убедиться в безумном поступке господина, но он не сделает ничего. Иногда Цзысюань жалел, что Юхэн не мог так же легко, как Вэй Усянь, противиться распоряжениям подопечного хотя бы в какой-нибудь мелочи. Вероятно, порой он испытывал несогласие, но молчал и наступал на горло собственной гордости, выполняя очередной приказ, кажущийся ему несправедливым.

Вэй Ин был немного выбит из колеи. Он, конечно, предполагал, что Цзысюань способен на какие-нибудь выходящие за рамки поступки – любой человек способен – но не думал, что останется в темнице, при свечах, расставленных только снаружи незапертой камеры, на весь день. Поначалу он силился найти причину столь бесчувственного поступка. Обычно Цзысюань изъяснялся словами, грозил, пытался приказывать, расписывал худшие варианты. Сейчас же он просто приковал Вэй Ина к стене цепями и оставил совершенно одного, даже не удосужившись поинтересоваться, нужно ли что пленнику: попить, сходить в уборную, впадает ли он в панику в одиночестве, в конце концов. Вэй Ин сразу же проверил, правда ли цепи предназначены для удержания заклинателей. Убедившись в этом, он не стал тратить сил понапрасну на заведомо проигрышное дело. Теперь он стремился разобраться, что же и когда пошло не так. Почему Цзинь Цзысюань, почти что фундамент клана Цзинь, начал поступать нелогично и становился несдержанным. Раньше любой адепт мог заявить, что Цзысюань – идеал для подражания. Цзысюань не шумел, игнорировал склоки сокурсников, не замечал мелких повседневных проступков товарищей и вообще считал себя выше обычного, земного. Над ним даже подшучивать никогда не хотелось. Сейчас же над ним подшучивать не хотелось по другой причине: Цзинь Цзысюань стал совершенно другим, и непонятно, чего от него ждать. Он заставил Вэй Ина себя опасаться, а это уже серьёзно.

Вэй Ин пытался дозваться хоть кого-нибудь, пока не завершил свои попытки громкой фразой:

- Я тут от скуки с ума сойду.

Не сойдёт, конечно. А вот Цзысюань сходил потихоньку. Он оставался разумным человеком, не сумасшедшим в прямом смысле, но рассудительность его постепенно иссякала. Это Вэй Ина отчасти даже пугало. Он чувствовал, что все эти перемены из-за него. И дело тут не в чувстве собственности господина к своему фавориту. С ним происходило что-то действительно плохое.

Вэй Ин обнаружил в себе сочувствие и желание разобраться в ситуации, да хотя бы помочь. Когда это он бросал друзей на произвол судьбы? Цзинь Цзысюань хоть и входил в другой круг, всё-таки являлся товарищем по ордену. Да и хорошего для Вэй Ина он немало сделал.

В какой-то миг Вэй Ин даже из-за Шиянь перестал обижаться и снова позвал, чувствуя, что времени прошло много.

- Ну хоть кто-нибудь есть поблизости?! – позвал он без особой надежды. Выдержит как-нибудь заключение. Не навсегда же его здесь заперли.

Раздался далёкий звук – лязг открываемой тяжёлой двери. Вэй Ин замер, взгляд устремил в ту сторону, вперёд вытянулся, насколько позволяли цепи. Всё время сидеть было неудобно: руки затекали и болтались над головой. Изощрённые у клана Цзинь наказания. Таким образом месяц посидишь – и без рук останешься, и в безумие впадёшь. Хорошо, что заклинатели могли разогнать Ци и избежать натираний в запястьях.

Сначала показалась тень, она поправила несколько свечей. Только сейчас Вэй Ин осознал, насколько стало темнее. Свечи заканчивались и гасли. К вечеру он вовсе мог в темноте остаться, но Цзысюань помнил о нём и распорядился добавить хоть капельку удобств.

Вэй Ин не отрывал взгляда от движущейся тени. Когда она зашевелилась активнее, он вытянулся ещё немного и тянулся до тех пор, пока запястья болью не прострелило. Он издал соответствующий звук и отступил к стене, наконец садясь возле неё.

Напротив закрытой, хоть и не запертой двери, остановился Цзю Юхэн. Он просто стоял, смотрел то ли с сочувствием, то ли с осуждением. А может, и того и другого было поровну.

- Простите за мой неприглядный вид, господин Цзю, - первым начал беседу Вэй Ин.

- Хочешь пить? – спросил Юхэн. Он постоянно исправлял недочёты своего господина и сейчас явился позаботиться об удобствах пленника. Надо ли Вэй Ину в уборную, он не спросил, ибо справедливо рассудил, что заключённый сам об этом скажет, если надо. Оставалось лишь посмеяться над стеснительностью собеседника, но смеяться не хотелось.

- Если только вина, - не растерялся Вэй Ин, демонстрируя боевой дух.

- Увы, тут я помочь не в силах, - покачал головой гость и поднял руки, обхватил ими прутья камеры. – Что же ты делаешь, Вэй Усянь…

- Я ничего не делаю. Гораздо резоннее было бы поинтересоваться, что вытворяет ваш господин.

- Молодой господин в растерянности, - пояснил Юхэн уклончиво.

- Это я уже слышал. Но почему из-за его растерянности должен страдать я? Только потому, что много времени посвящаю развлечениям? Но это же не мешает мне выполнять свою работу.

Юхэн хотел ответить, и его ответ был бы объёмным, но он только воздуха набрал и так же медленно спустил его, не обронив ни слова. Он явно хотел сказать, но его что-то останавливало. Преданность хозяину не позволяла ему судачить о господах. Цзю Юхэн был очень преданным слугой. Жаль, Вэй Усянь не мог назвать его своим другом. За таких друзей стоило бороться. За них следовало сражаться не на жизнь, а на смерь. Все старания с такими людьми окупаются.

Вэй Ин понимал, что слово господина для Юхэна важнее слова адепта, даже если имели место симпатия к пленнику и сочувствие. Не стоило расспрашивать его. Им обоим будет легче от молчания. И Вэй Ин не стал обсуждать меру обязанностей, привязанностей и личных симпатий, только вздохнул. Пить ему и правда не хотелось. Ему хотелось разобраться в происходящем.

- Неужели я правда заслужил вот это? – он развёл руками по сторонам, звякая цепями.

- Нет, - ответил Юхэн.

- Тогда почему я здесь? Ваш господин вообще осознает, что делает?

- Не совсем, - снова искренний ответ. – Боюсь, молодой господин ещё долго не оправится от растерянности, в которую впал из-за тебя.

- Ну почему сразу из-за…

- Вэй Усянь… Неужели ты не понимаешь, Вэй Усянь? Ты ведь с первого дня знакомства казался мне сообразительным юношей. Ты вытягивал там, где не справлялись твои товарищи. Ты даже можешь чему-то научить молодого господина. Почему сейчас ты не понимаешь очевидного?

- Ну так скажите, в чём я провинился, кроме как в разгульном образе жизни?

Не ответит. Юхэн и правда не сказал ничего. Вместо всех слов он открыл камеру и зашёл внутрь, извлёк кусок чистой ткани из-за отворота ханьфу и вытер лоб, левый висок и левую половину шеи Вэй Ина.

- Весь испачкался, - прокомментировал он. – Даже спокойно усидеть не можешь.

От сего жеста, оказавшегося чуть ли не нежным, Вэй Ин оторопел и смог вымолвить только типичное:

- Спасибо.

Они оба замолчали. Так было правильно. Вэй Ин испытывал поддержку человека, стоящего на несколько ступеней выше него самого. Наверное, так же Юхэн поддерживал Цзысюаня. С ним не хотелось спорить, с него не хотелось требовать чётких ответов. Вэй Ин просто понимал, что Юхэн принял его в круг друзей, в отличие от самого Вэй Ина. Ещё один повод устыдиться своего недоверия.

Потом Юхэн поднялся с корточек, а Вэй Ин так и остался сидеть у стены, он взгляда не отрывал от гостя. Перед тем, как выйти за дверь, Юхэн бросил перед собой, не поворачивая головы:

- Будь с ним помягче – это всё, о чём я прошу тебя.

- Раньше у вас было больше требований, и каждое из них куда резче нынешнего, - напомнил Вэй Ин, желая напряжение превратить в шутку.

Не вышло.

- Полдень минул, - вместо ответа проинформировал Юхэн. – Свечи догорят ещё трижды.

- Перед чем?

Юхэн не ответил.

- Прежде чем Цзысюань выпустит меня? – вдогонку бросил ему Вэй Ин, не желая снова оставаться в одиночестве. Он всем нутром рванулся за собеседником, снова ощущая острую боль в запястьях. Он наплевал на боль, рвался и рвался, и звал. – Вы ведь придёте снова сменить свечи?!

Он не был уверен, но показалось, будто Юхэн, уже издалека произнёс: «приду». Вэй Ин слышал то, что хотел слышать. Он старался уловить звук закрываемой двери, ведущей в подземелье, но пропустил его. Тогда он вернулся к стене, но даже не смог обнять себя руками. Запястья жгло, в мыслях снова царил кавардак, но уже не осталось злости на Цзысюаня. Обладая столь отчаянной преданностью хозяину, Юхэн ни за что не стал бы сочувствовать людям, неприятным ему. Вэй Ина он принял. Это значило, что его жизнь уже связана с жизнью Цзысюаня. Вэй Ин пока не до конца понимал как и насколько долго, но ощущал это всем нутром, всей интуицией. Наверно, эта связь наладилась уже давно, а он отрицал её, считал, что в любой момент может с лёгкостью разорвать её. И внезапно, словно заразившись от Юхэна, в нём тоже проснулось сочувствие к Цзысюаню, который и правда выглядел не очень хорошо в последнее время.

У Юхэна требовать ответов не стоило – Вэй Ин это понимал и перестал требовать. Лучше задать вопросы самому Цзысюаню. Но чем дольше он задумывался, тем жутче становилось от создавшейся ситуации. На что бы Цзысюань ни рассчитывал на самом деле, запирая Вэй Ина в подземелье, но заставил его хорошенько подумать. Вэй Ин думал обо всём, с самого начала. Он уже не винил финальный экзамен. Сейчас больше значения имели все последующие личные контакты с Цзысюанем, из которых Вэй Ин выходил чуточку богаче. Он даже денег успел накопить, и кое-что из драгоценностей про запас осталось. Но и Цзысюань не дарил всё это по доброте душевной. У него тоже была причина так поступать. Раньше, когда Вэй Ина вообще не заботили причины его щедрости, было всё просто. Раньше не было того давления. А потом – Вэй Ин осознал и это – сама атмосфера поменялась. Цзысюань начал относиться ко встречам по-другому. Когда эти перемены настали, Вэй Ин не знал и отчаянно искал ответы у самого себя.

Юхэн приходил менять свечи, как и обещал. Может быть, не обещал на самом деле, и Вэй Ин всего лишь додумал его ответ. Но они больше не разговаривали о Цзысюане и личном. Вэй Ин поинтересовался, какова погода на улице, оживлённо ли на рынке, что происходит в ордене – всевозможные житейские мелочи. И получал он такие же бытовые ответы. После этих разговоров Вэй Ин как будто почувствовал душевную близость с Юхэном, который не пытался держаться отстранённо. Как будто он взял заботу о Вэй Ине на себя, как старший брат.

Юхэн не просто симпатизировал Вэй Ину, но и уже внёс его в категорию близких людей. Очередная странность, истоков которой Вэй Ин не вполне понимал. Всё, что делал Юхэн, касалось и Цзысюаня. Кажется, Юхэн старался смотреть на других людей так же, как и его господин. Это значило, что Цзысюань и правда нуждался в обществе Вэй Ина. Тело ему было нужно или общение – Вэй Ин не знал. Но разве для общения у Цзысюаня не хватало высокородных сверстников?

Цзысюань не выходил у Вэй Ина из головы. И когда он наконец пришёл сам, Вэй Ин резво подскочил и первым начал:

- Может, хоть сейчас объяснишь, чем мои прежние похождения хуже нынешних? И не ври, что всё дело лишь в собственности.

Судя по всему, столь ярого напора Цзысюань не ожидал. Он приостановился и затем зашёл в камеру. Он неторопливо поймал левую руку Вэй Ина, взял нежно-нежно, как руку возлюбленной, что даже немного смущало. Вэй Ина вообще было сложно смутить, но после сегодняшнего заключения он ожидал только очередной ссоры. Однако сам он её не начал, а Цзысюань, видимо, пришёл с благими намерениями. Риск остаться здесь до завтра отпадал сам собой. Вэй Ин выдохнул с облегчением. Он не мешался, когда Цзысюань освобождал его руки, когда обхватил своими руками оба его запястья и развернул ладонями вверх, потом поднёс обе руки Вэй Ина к губам и лизнул по очереди.

Вопросы иссякли, ибо Вэй Ин усмотрел в этом жесте что-то куда более личное, чем происходило между ними прежде. Взаимное удовольствие – не настолько личное, как может показаться человеку неопытному, не искушённому в любовных ласках.

Вэй Ин позволял вытворять с собой всё, что Цзысюань для него приготовил. Цзысюань словно сожалел о своём поступке с цепями, рассматривая потёртые запястья Вэй Ина. В конечном итоге Вэй Ину надоело сосредотачиваться на потоках Ци и он в какой-то момент перестал беречь руки. Результат сейчас поглотил всё внимание Цзысюаня. Вэй Ин помалкивал, чувствовал, что так нужно. Он позволял Цзысюаню заговорить первым и наконец дождался:

- Больно?

- Терпимо, - быстро ответил Вэй Ин. – Что-то не так?

С Цзысюанем действительно было что-то не так. Вернее, с ним было всё не так. Он сам на себя перестал походить. Возможно, виной всему полумрак в очередной раз наполовину потухших свечей. Цзысюань продолжал и продолжал поглаживать раненые запястья пленника, а потом глаза поднял к его лицу. Вэй Ину захотелось его поцеловать. Дело было даже не воздержании, а в необъяснимом желании. Цзысюань вёл себя слишком соблазнительно, и с ним тоже можно получать удовольствие. Вэй Ин чуть-чуть наклонился вперёд, не высвобождая рук, он выдохнул ему в губы – и Цзысюань не выдержал, сам атаковал. Он не пытался ни обнимать, ни с силой прижимать Вэй Ина к себе. Он даже дышал сдержанно, и поцелуй его казался поцелуем неопытной девушки, впервые увидевшей голого мужчину. Цзысюань всё это время тоже не развлекался, а переживал некие внутренние конфликты, что лишь доказывало, насколько нестабильной стала его жизнь.

Цзысюань вырвался из поцелуя первым.

- Пообещай мне, - произнёс Цзысюань приглушённо, что очень соответствовало тревожной атмосфере неопределённости. Вэй Ина пробрало до самых костей, он только не поёжился. – пообещай, - повторил Цзысюань, - что не пойдёшь искать развлечений у женщин.

- Обещаю, - тут же вывалился самый логичный ответ, но самый неожиданный для Вэй Ина. Он мигом нашёл путь к отступлению и добавил. – Сегодня – не пойду.

- Никогда, Усянь, - надавил Цзысюань. Он снова менялся. Никогда ещё он не вызывал у Вэй Ина настолько противоречивых мыслей. Время, потраченное на раздумья истоков всего происходящего, не прошло даром. Вэй Ин буквально переосмыслил их взаимоотношения. –Пообещай, что не пойдёшь по женщинам! – повысил голос Цзысюань, но не сорвался на крик.

- Я же уже пообещал. Сегодня! – подчеркнул Вэй Ин.

- Тогда завтра я закую тебя в цепи снова, с самого утра.

- Тогда… - Вэй Ин прикинул в мыслях, не слишком ли это будет, но всё равно сказал. Сама его суть требовала сопротивляться, и он закончил фразу, - у меня есть вся вторая половина ночи.

Лязг цепей заставил его вздрогнуть. Цзысюань негодовал. Но он негодовал тихо, без агрессии и желания подчинить пленника себе. Кажется, он уже пережил эти эгоистичные моменты и тоже кое-что осознал. Он сжал в кулаке цепь, которую схватил, выпустив Вэй Ина. Вэй Ин невольно шагнул назад, спиной вперёд, подобрался, как зверь перед нападением. Хотя скорее как пугливая лань, готовая убегать от тигра. Вэй Ин знал, что не убежит, но не потому, что желал оставить последнее слово за собой, а потому, что Цзысюань находился на грани. Та самая грань, о которой думал Вэй Ин, оставаясь прикованным. Мыслей было слишком много, и все они твердили, что в прежнюю жизнь уже не получится вернуться. Кажется, юношество Вэй Ина закончилось с первой подвеской, подаренной ему Цзысюанем.

- Убирайся, - тихо и сдержанно сказал Цзысюань.

- Ну ты чего? Ты сердишься? – Вэй Ин хотел признаться, что пошутил. Шутка и правда зашла слишком далеко. – Если ты думаешь…

- Убирайся! – сорвался. Резко и неестественно. Цзысюань, не выпуская цепи из кулака, ударил костяшками в стену, даже не попытавшись защититься Ци. Вэй Ин буквально сам почувствовал, как он разбивает руку в кровь, острую боль и все последствия. Но Цзысюань не спешил залечивать раны. Он так и стоял, уперевшись кулаком в стену. Из ослабших пальцев выпала цепь и громко лязгнула, выпрямившись и покачиваясь над полом. – Убирайся немедленно, - потребовал Цзысюань. – Никогда не попадайся мне на глаза. Можешь уходить в другой орден. Можешь принять фамилию Вэнь, если тебе так хочется, но никогда больше и близко не подходи к Ланьлин.

Вэй Ин ничего не ответил. Всё это время Цзысюань пытался заставить себя избавиться от самой причины проблемы. Вэй Ин стал для него куда более глубокой и неразрешимой проблемой, чем Цзысюань – для него. В груди сдавило. Вэй Ин мог бы подойти к нему, обнять со спины и заверить, что может дать шанс.

Шанс для чего? Вэй Ин и раньше думал о том, как бы привязать к себе новенького любовника до тех пор, пока не насладится им в полной мере. Кажется, для Цзысюаня он стал не просто любовником. Кажется, его неопытность в любви сыграла с ним неожиданную шутку. Вся жизнь Цзысюаня превращалась в шутку. И он собирался принять её.

Вэй Ин отступил ещё немного, совсем тихо. В дверях камеры он развернулся и быстро пошёл прочь, прислушиваясь к звукам. Он подозревал, что заслышав хоть намёк на всхлип, немедленно развернётся и бегом прибежит обратно, но Цзысюань не издавал ни звука.

Свет улицы ударил по глазам куда суровее, чем Вэй Ин полагал. Он закрывался рукой поначалу, а потом направился домой. Не пойдёт ни к женщинам, ни в винную лавку. Кажется, у него осталось одно очень важное дело. Назвать его незавершённым неправильно просто потому, что это только начало. И что с этим делать, к чему это приведёт и чем кончится, Вэй Ин понятия не имел. Однако он уже поддался. Позволил себе поддаться намного раньше, чем Цзысюань посадил его на цепь и велел подумать.

Цзинь Цзысюань, наследник великого клана, достойнейший из адептов своего выпуска, и в чувствах разбирался лучше других. Вэй Ин только сейчас понял, кем для Цзысюаня являлся он сам. Цзысюань намного раньше разобрался с разницей между любовниками и возлюбленными. Вэй Ин был добрым человеком, поэтому не оставит его одного со своей болью. И о женщинах из «дома пиона» тоже больше не упомянет.

Пусть уходит. С такими мыслями Цзысюань ждал, когда последние звуки его шагов затихнут. Он убедился, что Вэй Усянь совсем ушёл. Бесчувственный. Хотя Цзысюань тоже виноват, не говорил о чувствах, пытался только распоряжаться его жизнью. Глупо и необъяснимо. Тем не менее, сказать о подобном вслух казалось невозможным. Лучше потом, когда они придут к пониманию и научатся жить вместе, однажды вечером как будто между делом упомянуть: «А я давно тебя полюбил».

Не будь этого «однажды вечером» когда-то в будущем, потому что Вэй Усянь больше никогда не доверится. Цзысюань сделал всё, чтобы отвратить его от себя.

Он ударил в стену ещё раз и ещё, пока боль не отвлекла его от мрачных мыслей. Пора было что-то решать. Нельзя всю жизнь метаться между Усянем и обязанностями, возложенными на него кланом. Цзысюань сможет с этим справиться. Всегда справлялся, и этот раз не исключение. Разница лишь в том, что тут чувства вмешались. Хотя чувства оказались куда более отвлекающим фактором, чем всё остальное.

Он покинул темницу, думая, что никогда больше не запрёт Усяня в камере, никогда не станет за ним наблюдать, никогда не вспомнит во время серьёзного задания или обучения. Никогда – тоже понятие противоречивое. Когда не собираешься чего-то делать «никогда», обычно выходит всё наоборот.

Цзысюань просто не мог не думать о Вэй Усяне.

- Молодой господин, - услышал он тихий зов своего слуги и остановился. Уже совсем вечерело, смеркаться начало. Не стоило и спрашивать, где сейчас Вэй Усянь. Цзысюань знал это: конечно же он помчался в «дом пиона», дабы наконец расслабиться с очередной никчемной девкой.

- Принеси мне вина, - попросил Цзысюань спокойным тоном. Мертвенным тоном, будто жизнь уже закончилась. Это снова было иллюзией, навеянной моментом. Точно такой же иллюзией, как решение забыть об Усяне. Завтра уже будет лучше. Завтра он подумает на свежую голову. Цзысюань чувствовал себя измученным и обессилевшим из-за долгих метаний. Он собирался заняться обучением, пока Усянь сидел в темнице, но сосредоточиться так и не сумел. Время, потраченное впустую.

- У вас есть особые пожелания? – уточнил Юхэн, хотя отлично понимал, что сейчас Цзысюаню нужно самое крепкое вино, какое только есть в погребах главного дома Цзинь.

Однако Цзысюань, сам себе противореча, высказал иное желание:

- «Улыбка императора», - назвал он.

- Что?

- Найди мне «Улыбку императора».

Любимое вино Вэй Усяня. Он никогда не пропускал дни привоза. Ради «улыбки» он отказался и от лучших вин, поставляемых клану.

Юхэн не отставал, по пятам шёл, а желания поторопить его выполнить распоряжение не возникало. Он найдёт нужное вино, хоть из-под земли достанет.

- Вы думаете, хмель помогает справляться с несчастьями? – спросил Юхэн из-за спины.

- Несчастьями? – переспросил Цзысюань, добавив в интонацию насмешку. – Вот чем ты считаешь мою любовь.

- Несчастье в мучениях, молодой господин, - пояснил Юхэн. – Я уверен, всё наладится.

- Конечно, наладится. Я же не собираюсь истязать себя до скончания своих дней.

- Всё может наладиться куда раньше, чем вы думаете, - снова обронил Юхэн. Он делал вид, будто фраза вырвалась случайно, на самом деле он был куда более расчётлив.

- Хватит строить из себя великого мудреца, - вспылил Цзысюань и тут же заставил себя успокоиться. Не получалось, но контролировать интонацию он мог. – И говорить со мной как с маленьким тоже не надо. Будь добр обращаться со мной как мужчиной.

- Я понял, молодой господин, - подтвердил Юхэн. – Но позвольте уточнить: я обращаюсь с вами не как с маленьким, а как с близким для себя человеком. Своего брата я тоже попытался бы утешить, даже если бы пришлось немного приукрасить.

- Не надо, - Цзысюань больше не пытался глядеть на собеседника. – Я не твой брат, поэтому не надо. Мне от этого становится только хуже.

Юхэн промолчал. Он делал то, что Цзысюань от него ждал: согласия, поддержки и молчаливого понимания. Как же повезло, что отец именно его отдал Цзысюаню в услужение.

Дальше он пошёл один, оставляя Юхэна решать проблему вина в одиночку. Он вернулся в покои, сел за стол, развернул свиток, который держал перед глазами половину того времени, пока Вэй Усянь ждал его в подземелье. Точно как тогда, Цзысюань не понимал смысла написанного. Глаза застилала пелена, а на сердце разыгрывалась буря. Всё это пройдёт, надо только подождать. Можно сказаться простудившимся, чтобы не покидать покоев по крайней мере пару дней. С другой стороны, какой заклинатель простужается?

Он даже соврать убедительно не мог. Он оставил свиток в покое, встал и направился к полке, где хранил вино для Усяня. Сегодня он выпьет его сам. Возможно, теперь ему всегда придётся делать это самому. Возможно, с появлением супруги чувства по отношению к Усяню немного притупятся или вообще пройдут, хотя разговоры о его супружестве несколько поутихли. Никто не знал, что станет в будущем.

- Поскорее бы оно наступало, это будущее, - обронил он и выпил прямо из горлышка. Вино горячим потоком полилось в желудок. Цзысюань пил и пил, не отрываясь. Только когда он осилил половину, оторвался и наконец слегка поморщился. Вкус вина – не то что вкус чая, который можно пить когда угодно. Как можно чай заменить вином? Он был уверен, что Усянь именно это и сделал. У него вместо крови вино плескалось, поэтому он не пьянел.

Цзысюань вернулся за стол, сдвинул все свитки и письменные принадлежности. Половина всего покатилась по полу. Благо, чернильница устояла, хоть и опасно свесилась краешком над полом. Всё равно. Пусть чернила разольются, пусть испачкают весь ковёр.

Цзысюань снова приложился к вину. Он не знал, сколько времени прошло, но в покоях воцарился настоящий мрак. Видимо, солнце уже село, оставив на горизонте вместо себя светлую полосу. Скоро и она исчезнет.

Вино стало безвкусным. Оно горячило внутренности, но не спасало головы, в которой всё ещё роились докучливые однообразные мысли. Скоро матушка заметит его перемену, а потом и отец. Может быть, оно и к лучшему. Его заставят прийти в себя силой, раз сам он не справился.

Он остановился, только когда сообразил, что не может вытряхнуть из кувшина больше ни капли. Тогда он поставил его на стол. Получилось громче, чем он рассчитывал. От неожиданности Цзысюань даже вздрогнул. Его вело. Предметы то и дело стремились отползти со своих мест. Цзысюань моргал – и они возвращались обратно, мгновенно заново начиная забег. Надо было встать и добраться до кровати. Столько вина сразу Цзысюань не пил. Он попытался подставить руки за спину, только зад приподнял и тут же расслабился. А какая разница, где он заснёт.

Вино не спасало. Может быть, та самая «улыбка императора» обладает волшебными свойствами и лечит разбитое сердце. Стоило попробовать. Многие глупости пьяному человеку кажутся серьёзными.

Цзысюань приложился к пустому кувшину и так же быстро отвалился от него. От запаха воротило. В какой-то момент даже затошнило, а он сдержался. Пришлось несколько раз сглотнуть. Он отшвырнул кувшин прочь. Кажется, не разбился, потому что послышался отчётливый звук катящегося по полу предмета.

Юхэн задерживался. Возможно, «улыбки императора» не осталось ни в одной ближайшей винной лавке. Возможно, Юхэн, зная, что Цзысюань напьётся, пощадил его желудок и просто отказался выполнять распоряжение.

Происходящее здесь и сейчас казалось выходящим за рамки ещё дальше, чем ещё вчера. Приковав Усяня цепями в темнице, Цзысюань сам переломил ход их холодной войны. Кажется, сражение шло не в его пользу.

Стало совсем темно, когда шум со стороны окна привлёк его внимание, вырвал из пьяной полуфантастической дрёмы. Мысли заметались, все предметы снова покатились по комнате в разные стороны. Цзысюань не встал, только голову повернул и увидел в проёме открытого окна скрюченный тёмный силуэт. Он ни на миг не подумал на вора. Такого смельчака ещё поискать надо. Кто в своём уме покусится на клан Цзинь, клан заклинателей при ордене.

Силуэт подобрал меч, на котором, вероятно, и подлетел, а потом тихонько спрыгнул на пол, так же пригнувшись подобрался к столику и сел рядом, за торцом. Вэй Усянь сел рядом. Цзысюань посчитал его видением в первое мгновенье, а потом уверовал в него настоящего.

- Ну? – чуть хрипловато из-за длительного молчания начал Цзысюань. – Начинай винить меня. Я знаю, что поступил как мерзавец. Но если ты продолжишь мелькать у меня перед глазами. Я сделаю это ещё раз и ещё.

- Тебе доставляет удовольствие мучить меня? – спросил Усянь будничным тоном и на мгновенье исчез из вида. Цзысюань судорожно поискал его взглядом – и Усянь вернулся на место, вертя в руках кувшин, который укатился в неизвестном направлении чуть раньше.

- Почему мне-то ничего не оставил? – с ноткой возмущения спросил Усянь. – Больше нет?

Он снова собирался исчезнуть. Он подставил руку к бедру, чтобы рывком подняться с колен, а Цзысюань наклонился к нему и ухватил за его раненое запястье. Даже корочка ощущалась. Цзысюань не хотел его выпускать. Он держал так, будто от этого зависела его жизнь и жизнь всего клана.

Вэй Усянь исчезать передумал, нашёл оправдание:

- Я просто хотел посмотреть, нет ли на полке ещё. Не по-дружески пить одному.

- Вэй Усянь… - внезапно Цзысюань заволновался. Он рукой нервно дёрнул и укрепил хватку. – Усянь, послушай… - пока он пьян, можно смело говорить глупости, даже если потом он пожалеет. – Ты спрашивал, почему я преследую тебя…

- Любишь потому что, - вместо него ответил невозмутимый гость, буквально затыкая Цзысюаню глотку. – Понял я уже.

Понял? Давно? Хотелось спросил сразу обо всём, но внезапно Цзысюаня охватила тревога.

- Ты ведь не собирался мне это говорить, - обвинил его Усянь, снова буднично, словно в обычной семейной ссоре. – Как можно обходиться без объяснений? Ты думаешь, загадки и всякие бессмысленные поступки могут добиться расположения другого человека? Или для тебя признать чувства так стыдно?

Снова захотелось на него накричать, ибо Усянь говорил чистую правду. Цзысюаня останавливали стыд и нерешительность. А признать вслух свои чувства к такому человеку как Вэй Усянь – вдвойне стыдно.

Цзысюань отпустил его, зашарил рукой по столу, выудил свиток и тут же положил его перед собой, нетронутым. Он голову низко опустил. Теперь хмель только мешал. Цзысюань вёл себя ещё более глупо, чем если бы пытался проявить власть и выдвинуть требования. Сам себе напоминал униженного всеми слабака, не способного связать двух слов.

Это тоже было временно. Вэй Усянь ждал. Он ждал слов, а не намёков или объяснений. Цзысюань голову на него поднял, наконец решив забыть о свитках и почти опрокинувшихся на пол чернилах.

- Раз ты понял, ты… - пауза. Стыдно сказать, но необходимо. От ответа Усяня зависело дальнейшее равновесие Цзысюаня, и он закончил, - останешься?

Надо было говорить конкретнее. «Останешься со мной? Будешь любить меня? Примешь меня таким, какой я есть? Жестоким и требовательным».

Вэй Усянь, только что упрекающий Цзысюаня за молчание, сам промолчал. Вместо всех слов он наклонился к Цзысюаню и вовлёк его в поцелуй. Цзысюань ухватился за него, крепко цепляясь за рукава, лишь бы не утратить контроля снова. Пока он пьян, можно творить что угодно, даже безумства. И сегодня Цзысюань не намерен отпускать Усяня.

Вэй Усянь уходить не спешил. Он перешагнул столик и навалился на Цзысюаня всем весом. Ещё некоторое время Цзысюань боролся, но не понял, как очутился на спине, обездвиженный и со сбившимся дыханием. Он смотрел на тонувшие в сумраке ночи глаза возлюбленного, который вдруг очутились очень далеко. Вэй Усянь всё ещё не собирался покидать его. Ни сейчас, ни когда-то ещё. Остатки благоразумия ужасно мешали погрузиться в счастливые мысли, но избавиться от него не получалось.

Усянь так и не раскрыл рта, протянул руку и погладил Цзысюаня по щеке, провёл рукой дальше, в разрез ворота на ханьфу, ослабил пояс другой рукой, медленно и нестерпимо, заставляя ждать в предвкушении. Цзысюань не сопротивлялся, хотя сразу понял, что задумал этот бессовестный развратник.

Цзысюань опомниться не успел, как оказался голым. Только когда Усянь задрал его ноги, чтобы стянуть штаны, Цзысюань дёрнулся. Только когда к паху прикоснулся прохладный воздух, он почувствовал, насколько сильно возбуждён. Усянь тут же остановился и произнёс тихо-тихо, целуя Цзысюаня в ухо:

- Думаешь, я никогда тебя не хотел? Вино… - вдох и медленный выдох вместе со словами, - не позволит тебе закончить быстро.

Вино и правда мешало сосредоточиться.

- Сегодня ты воспользовался ситуацией, - обвинил в ответ Цзысюань. – Но завтра…

Он не закончил, ибо Усянь легко подхватил его и в следующий миг швырнул прямо на кровать. На этот миг дыхание перехватило, а потом Цзысюань, без мгновенья передышки, оказался втянутым в поцелуй. Он задыхался. У него сердце колотилось как бешеное. Всё происходило настолько быстро, что он не успевал сориентироваться и пытался бороться до тех пор, пока не понял, что следует положиться на возлюбленного. Он расслабился. Он не пытался раздевать Усяня, просто изнемогал от нетерпения. Вино в его крови буквально бурлило, мысли вертелись, комната исчезла. В какой-то момент вино снова подступило к горлу, но своевременный поцелуй избавил его от неприятного казуса.

Вэй Усянь сделал паузу. Он поглаживал голую грудь Цзысюаня, дожидаясь, пока организм справится с протестами вина в желудке. Он был терпелив. Он был нежен. Вэй Усянь был настолько чутким, что Цзысюань пропустил момент, когда полагалось ощутить боль, а потом и вовсе не вспомнил о маленьком упущении.

- Даже не мечтай, - Вэй Усянь ткнул в его сторону пальцем. – Я не собираюсь постоянно с тобой ходить на задания. У меня много друзей. И от тебя с ума сойти можно.

- Потому что я такой обаятельный? – усмехнулся Цзысюань, делая очередной выпад. Несерьёзный бой. Только-только дождь прошёл, лужи ещё из-под ног вылетали, ноги насквозь промокли, а при хождении всё ещё низ живота отдавался намёками на ночные ласки. Страсть Вэй Усяня поистине была безграничной.

- Ещё чего? – Усянь его не щадил, словно не замечал всего того, что, должно быть, пережил сам и явно знал, каково это. – Не желаю видеть твою нравоучительную мину каждый раз, как я делаю что-то не так.

- Но ты ведь моя половинка…

Цзысюань не собирался этого говорить. Надо было избрать иной подход. Фаворит – так будет правильнее. Для него. Вэй Усянь не воспринимал игр господ с фаворитами и любовниками на одну ночь. Ему было важно другое. Кажется, даже того не осознавая, он не оговорился, но всё-таки исправил себя.

- Фаворит, - увереннее назвал он.

- Ты такой дурак, если тебе важно вот прямо так чётко всё называть своими именами, - закатил глаза Усянь, делая ленивый выпад, который Цзысюань успешно парировал. Сегодня их целью было не сражение и не разборка ошибок и тактик. Возможно, Вэй Усянь воспринимал всё куда проще, но Цзысюань всё ещё терялся в мыслях и старался как-то организовать их.

- Мне называть тебя молодым господином? – не дождавшись комментария, спросил Усянь. – Или можно солнышком?

- Не смей, - Цзысюань вспыхнул. Не хватало ещё, чтобы его солнышком звали.

- А почему нет? Я же ласково.

- Не желаю этого слышать!

- Тогда…

- Никаких тигрят, любимых, милашек и… и… - подобрать очередного слова, от которого стыдно перед собой становилось, Цзысюань не сумел. Он руку с оттопыренным пальцем опустил и пошёл в атаку. Говорить с помощью меча оказалось проще, чем языком. Цзысюань всеми силами хотел вернуть себе право изъясняться так, как он хотел. Хотя практика показала, что его метод не самый удачный. Если бы он сразу рассказал, какие чувства Усянь у него вызывает, может быть, и не возникло бы между ними настолько огромного непонимания, просто чудовищного, доводящего до отчаяния.

- М-м-м… - фраза Усяня уместилась в короткий промежуток между двумя сериями атак. – Тогда А-Сюань?

- Может, тогда всем расскажем? – саркастично бросил Цзысюань, завершая череду ударов и выпрямляясь для дальнейшей беседы.

- А можно? – ухватился Усянь.

- Что? – Цзысюань никак не ожидал, что его слова воспримут всерьёз. - Ты правда думаешь, что можешь вот так запросто всем объявить о нашей… моей… - Проклятье… - он снова за голову хватался. Словами изъясняться пока не получится.

- Шу-чу, - с широченной улыбкой произнёс Усянь.

- Что? Так ты теперь думаешь, что в любой момент можешь меня подразнить?!

- Ну дай мне немного поиграть. Я же ради тебя отказался от женщин. Я даже Шиянь тебе простил, - он вздохнул и опустил меч. – Хотя после всего вот этого как можно не простить, - и вмиг протянутая рука в сторону противника, и тон с обвинением. – Но это было очень мерзко.

- Знаю.

- И больно.

- Знаю, - только и ответил Цзысюань. Сам же всё это и пережил. Только, он подозревал, что ему больше досталось. Вэй Усянь со своей возлюбленной успел достаточно и сблизиться и наиграться. И он точно знал, что это за женщина. Ему точно было проще. И он не любил Цзысюаня в ответ. От этой мысли мороз пробрал, Цзысюань встрепенулся.

- Ты чего? – Вэй Усянь уже рядом стоял, трогал рукой его шею, там, где пролегала граница между голой кожей и одеждой. Наверное, он точно так же не мог привыкнуть к мысли, что они теперь постоянные партнёры. Возможно, из-за этого он никак не мог унять свои шутки и смелые заявления. Цзысюань осознал, что им обоим было нелегко принять эти отношения. Он накрыл ладонь Усяня своей и опустил веки, показывая, что полностью ему доверяет. В довесок он кивнул. Этот жест, пусть и без слов, должен стать достаточно красноречивым даже для такого тугодума как Вэй Усянь. Много же ему времени понадобилось, чтобы обдумать все нестыковки в отношении Цзысюаня.

Вэй Усянь осторожно высвободил свою руку, дабы никто не увидел их нежности.

- Я намерен и дальше составлять тебе компанию на тренировках, - сказал он. – И я буду обучать тебя тем тактикам, которые изобрету сам. Я буду передавать тебе все свои навыки, какие получил во время заданий и на тренировках. Но всё это за хорошее вознаграждение.

- Условие принято, - охотно подтвердил Цзысюань. – Будут ещё? Может быть, мне удвоить вознаграждение за работу фаворита?

- Нет, - Вэй Усянь выглядел довольным и тёплым, словно он сам влюбился. Но это ведь неправда? По крайней мере, не так быстро. – Фаворитом… - Усянь сделал паузу и закончил, игриво дунув в лицо собеседника, - я буду бесплатно.

Цзысюань ждал чего-то подобного. Он собирался дать Усяню столько воли, сколько ему потребуется, дабы он чувствовал себя одиноким без своей второй половинки. По крайней мере, Цзысюань надеялся, что этот момент когда-нибудь настанет.

- Мне не нужен фаворит, - вдохнул он поглубже и всё-таки заставил себя сказать вслух. – Я отчаянно нуждаюсь в возлюбленном.