Это неловко. Сидеть за обеденным столом в доме отца со своим бывшим парнем, которого Эрвин и не надеялся увидеть, завтракая в тишине. Он нервничает. То, что Леви сказал ему накануне вечером, все еще живет в его голове, все еще сбивает его с толку, в то же время наполняя странным чувством покоя. Он все еще… ну, злой и обиженный, но—

      — Я знаю, что это эгоистично, но, — внезапно начинает разговор Леви, почти ни с того ни с сего, — но я… я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не переставал любить тебя.

      Сердце Эрвина мгновенно реагирует на это, как и тревога, как и чертово все остальное. Его боль и агония. С одной стороны, это наполняет его такой радостью, что он едва может ее сдержать. Это как сбывшаяся мечта. Он так долго хотел услышать от Леви эти слова. Леви и правда все еще любит его!.. Эрвин должен быть в восторге. Но, с другой стороны, это сводит его с ума. Потому что если Леви действительно любил и все еще любит его, то почему же он вел себя как трус, не признавшись в своих психических проблемах, заставивших его так долго убегать… И, таким образом, Эрвин находится в диссонансе. Ужасном диссонансе.

      Отчасти он хочет сказать Леви, что испытывает к нему те же чувства, но… Но что потом? Они снова сойдутся вот так просто? С Эрвином, прощающим Леви за то, что тот облажался, за то, что буквально заставил его пройти через ад? Леви говорит, что ему жаль и что он никогда не переставал любить его — и Эрвин должен просто забыть последние четыре года как по щелчку пальцев? Дни и недели после того, как Леви просто вычеркнул себя из жизни Эрвина и оставил его совершенно одного паниковать, страдать и сходить с ума в поисках мужчины, которого он хотел назвать своим мужем? Леви извинился — и Эрвин должен снова поверить ему после всего этого дерьма? Чтобы… Чтобы что? Быть брошенным, когда у Леви опять случится припадок и он начнет верить, что Эрвин умрет, если они будут вместе? Или появится еще какой-нибудь иррациональный страх перед чем-то, что заставит его снова сбежать? И…

      И действительно ли это так? Действительно ли Эрвин все еще любит Леви настолько, чтобы дать ему — дать им — еще один шанс?..

      Прямо сейчас у Эрвина нет ответа. Вообще. Нет. Он уверен только в одном: он не хочет посылать Леви — как и не хочет просто так впускать его обратно в свою жизнь. Он не может. И не только потому, что Майк, черт возьми, убил бы его, если бы узнал. Это не имеет никакого отношения к Майку. Это все Эрвин. Это все Леви. Итак, Эрвин не комментирует свои чувства, не отвечает взаимностью на признание Леви. Вместо этого он спрашивает то, что вертелось на языке все это время. Потому что он все еще по-настоящему не понимает, что происходит и каковы намерения Леви.

      — Чего именно ты хочешь?

      — Я хочу, чтобы ты меня простил, — без колебаний отвечает Леви. — В конечном итоге. И я знаю, что это займет время, много времени, но я готов сделать все, о чем ты меня попросишь, чтобы однажды получить твое прощение, Эрвин.

      — … Я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя, — честно отвечает Эрвин через некоторое время, глядя Леви в глаза, наблюдая, как его слова заставляют мужчину вздрогнуть, как боль вспыхивает на красивом бледном лице. Это та же самая боль, которая наполняет и тело Эрвина, когда ему приходится произнести это вслух. Потому что он действительно не уверен.

      — Я буду усердно работать, — заявляет Леви. — И буду терпеливым.

      И как бы сильно эти слова ни заставляли сердце нежно сжиматься, он не может отмести свой страх.

      — Я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова доверять тебе, Леви.

      После этого между ними воцаряется тишина. Тяжелая и почти удушающая тишина, нарушаемая только отцом Эрвина, возвращающимся домой с маленькой тканевой сумкой с продуктами, которые ему, вероятно, даже не нужно было покупать в супермаркете в самом конце дороги, но он все равно пошел за ними, чтобы дать Эрвину и Леви возможность немного побыть наедине.

      — Да, я все понимаю… Я пойду, — говорит Леви, когда Деклан возвращается на кухню. И Эрвин злится. И пугается.

      — Куда?

      — На работу, я и так уже опаздываю, — объясняет Леви. — Могу я… Могу я позвонить тебе сегодня вечером, Эрвин? — спрашивает он, и гнев Эрвина мгновенно утихает. Почти.

      — Д-да, — наконец отвечает блондин, на дрожащих ногах провожая своего бывшего к входной двери.

      Леви одаривает его очень слабой улыбкой, надевая ботинки.

      — Знаешь, — говорит он после минуты неловкой тишины, — я буду очень усердно работать, чтобы попытаться вернуть твое доверие, Эрвин, — и все, что Эрвин может сделать, это кивнуть в ответ.

      Он чувствует оцепенение, как только Леви уходит.

      — Ты там в порядке? — зовет Деклан с кухни, и Эрвин не знает, как ответить на его вопрос; он просто не может понять, что именно чувствует по этому поводу. По поводу Леви. Так они и начинают обсуждение, Эрвин и его отец. Всего, в чем Леви признался Эрвину, и того, что он рассказал Деклану. Потому что, оказывается, мистер Смит беседовал с ним вчера больше часа, пока уставший и совершенно разбитый Эрвин спал наверху. И тогда Леви также признался отцу, извинившись за то, что причинил такую сильную боль его сыну, рассказал о своих проблемах, своих личных потерях и обо всем остальном.

      — Ты знаешь, как сильно твое психическое здоровье может повлиять на твои действия и мышление, Эрвин, — мягко напоминает Деклан, и Эрвин понимает, что он прав.

      — Но…

      — Я знаю, — соглашается Деклан все так же мягко, как и раньше, — он должен был связаться с тобой намного раньше, и это не твоя вина, что у Леви были страхи, которые тогда руководили его принятием решений, и несправедливо тут то, что ты так сильно страдал из-за этого.

      Эрвин вздыхает. Его отец хорошо знает его: то, как он думает, чувствует, переживает.

      — Я просто не знаю, что делать… Я…

      — Тебе не нужно ничего решать прямо сейчас, Эрвин. Тебе нужно время, чтобы переварить все, что сказал тебе Леви. Ты так долго ждал этих ответов, и это так много значит для восприятия, что у любого взорвались бы и мозг, и сердце. Не дави на себя, не заставляй себя что-либо делать в этот момент. И если тебе сейчас не хочется общаться с Леви, то просто не делай этого. Независимо от того, что ты решишь, я всегда буду рядом с тобой, как и твои друзья. Хорошо?

      Слова Деклана заставляют Эрвина почувствовать себя лучше. По крайней мере, немного. И теперь у него достаточно энергии, чтобы вернуться к себе домой. Но его разум не перестает метаться в сомнениях. Он даже подумывает о том, чтобы позвонить Майку, но в глубине души прекрасно понимает, что это плохая идея. Потому что Майк взбесится. Он был тем, кто заставил Эрвина заблокировать номер Леви. И как он отреагирует, если Эрвин скажет ему, что провел ночь с Леви под одной крышей, позавтракал с ним и был счастлив, когда Леви решил… остаться. Чтобы бороться за него. Да, все будет именно так, как Эрвин уже сказал: Майк его убьет.

      Майк огрызается и уговаривает Эрвина послать Леви к черту. И чем больше Эрвин думает об этом, наворачивая круги по своей квартире, размышляя, анализируя, снова размышляя и вспоминая, что он чувствовал последние четыре года, подвергая сомнению все, что Леви когда-либо говорил ему во время их отношений, что он сказал ему сейчас, тем более взволнованным и потерянным он становится. И, в конце концов, Эрвин просто… злится. Позже вечером раздается телефонный звонок, и на экране мелькает имя Леви, но Эрвин не отвечает. А когда устройство звонит снова, Эрвин выключает его и швыряет через всю комнату, ругаясь, потому что… потому что он расстроен. Из-за Леви. Из-за самого себя. Ибо он не может просто так впустить Леви в свою жизнь.

      Не может.

      И он не будет этого делать.

      Не после того, как жестоко с ним поступили.

      Он не слабак!

      Он не мусор, который можно выбросить, а потом снова подобрали, когда месье Аккерману захочется. И Эрвин хочет позволить ему ощутить на себе последствия своих действий. Он хочет, чтобы тот знал, каково это, когда тебя игнорируют. Каково это, не иметь возможности связаться с тем, к кому ты стремишься, быть в неведении. Каково это, задаваться вопросом, что ты сделал не так. Поэтому он не включает свой телефон и вместо этого ложится на диван, пытаясь отвлечься, просматривая какой-нибудь дурацкий сериал, игнорируя свой страх того, что Леви… Ему просто будет плевать. Что Эрвин включит свой телефон завтра утром и не найдет ничего. Может быть, еще один пропущенный звонок, но ни сообщения на его почтовом ящике, ни смс… ничего.

      И этот страх медленно превращается в темного монстра, чья жилистая черная рука тянется к нему, костлявые пальцы один за другим обвиваются вокруг шеи Эрвина, давят вниз, перекрывают ему кислород, душат, и все, что он испытал после расставания с Леви, медленно всплывает в его сознании, порождая еще более чудовищные образы. В горле болезненно скручивается ком, а глаза начинают щипать от слез. Он чувствует себя глубоко несчастным. Одиноким. Таким совершенно одиноким, и он заканчивает просмотр четырех эпизодов любимого шоу, но даже не помнит, о чем оно было, потому что не может сосредоточиться.

      Он вздрагивает, когда внезапно раздается противная трель дверного звонка. Это определённо не домофон у главного входа и уж точно не лифт. Кто-то стоит в коридоре прямо перед дверью его квартиры. Может быть, это соседка Дора, милая пожилая леди, часто обращающаяся к Эрвину за остатками муки и сахара и угощающая сладкими блинами, когда ей в очередной раз захочется испечь чего-нибудь вкусненького.

      Вот только когда Эрвин из любопытства заглядывает в глазок, он находит не Дору.

      Там Леви.

      Эрвин мгновенно застывает, уставившись на мужчину в недоумении и замешательстве. Леви снова нажимает на дверной звонок, заставляя Эрвина крупно вздрогнуть от неприятной и очень громкой трели. Затем он возвращается в свое растерянное состояние, не желая признаваться себе в этот момент, что он… счастлив. Что он чувствует облегчение. Потому что его страх перед тем, что Леви не будет беспокоиться о нем, оказался ложным. Ведь он здесь. Он здесь, потому что не смог дозвониться до Эрвина по телефону.

      Верно?

      — Эрвин, открой. Я знаю, что ты здесь, я видел твою машину снаружи, и я вижу, что горит свет, — кричит Леви с другой стороны. И поначалу Эрвин даже хочет подчиниться и выйти, но, как только рука касается дверной ручки, мерзкое злобное клокотание где-то внутри заставляет его остановиться. Потому что он должен дать Леви испробовать свою собственную игру. Ощутить, каково было Эрвину, когда он внезапно не смог дозвониться до Леви, стучал в дверь уже пустой и заброшенной квартиры. — Эрвин… пожалуйста, — добавляет Леви, непрерывно стуча, и его голос… умоляющий. Это заставляет дрожь пробежать по спине Эрвина, а сердце болезненно сжаться. — Эрвин, я просто хотел проверить, все ли с тобой в порядке. Ничего страшного, если ты не хочешь со мной разговаривать, но, пожалуйста, просто скажи мне, как ты.

      Его слова и тон мягкие, успокаивающие. Но они вызывают совершенно противоположную эмоцию, разрывающую грудь Эрвина. Теперь Леви беспокоится о нем? Сейчас? Когда четыре года назад даже не потрудился отправить Эрвину ни одного сообщения с вопросом, все ли с ним в порядке после того, как он прожил с ним бок о бок пять лет и испарился? А теперь, значит, интересно?

      Эрвин резко распахивает дверь, пугая Леви до чертиков. Массивная грудь тяжело вздымается, он кипит от злости, кивком головы приглашая Леви войти, чтобы он мог захлопнуть дверь и не устраивать сцену на потеху любопытным соседям. А вот дома — пожалуйста. И у него есть на это полное право.

      — Почему тебя вдруг стало волновать, в порядке я или нет? — шипит он на Леви, как только дверь закрывается. — Когда в течение четырех лет тебе было наплевать на меня, на мою жизнь или на то, что я чувствую. Теперь ты хочешь знать, как я? А, Леви? — он бросается в атаку, и выражение лица Леви бесценно. Оно… отвратительно. Эрвин видит, как неловко, как удивленно, как виновато и обеспокоено выглядит Леви. Замечательно. Потому что Эрвин хочет, чтобы он чувствовал себя виноватым. Проблемы с психикой или нет — Леви причинил ему боль. И он должен, блять, понять, насколько она сильна. — Ты знаешь, сколько у меня было бессонных ночей? Как часто я хотел врезаться на своей машине в чертов грузовик, чтобы сбежать из кошмара, в котором ты меня оставил? Ты хоть представляешь, что ты со мной сделал, Леви?! И что теперь? Что теперь? Почему ты вдруг решил вернуться в мою жизнь, Леви?!

      У Леви отвисает челюсть. Он выглядит хрупким. Виноватым. Полным раскаяния.

      — Эрвин, я… — начинает он, но быстро замолкает, пытаясь подобрать слова, не разрывая зрительный контакт, который Эрвин сам изо всех сил пытается удержать. — Мне так жаль. И неважно, сколько раз я буду извиняться, мои слова не могут передать, насколько ужасно я себя чувствую, я… я… Мне так жаль, что я сделал это с тобой, я, Боже, я…

      — Почему ты решил вернуться в мою жизнь, Леви? — Эрвин повторяет вопрос дрожащим голосом. Леви шумно сглатывает.

      — Я думал… — и тогда слова, эти отчаянные слова льются из его рта водопадом. — Я думал, что у меня больше не будет шанса с тобой, после того, как я поправился. После того, как понял, что я сделал. И я… Я сказал тебе: я был убежден, вернее, я убедил себя, что ты давно счастлив с кем-то другим. Как ты того заслуживаешь. Потому что я был гребанным трусом. Но теперь, теперь, когда я знаю, что ты не был счастлив, теперь, когда я переборол своих демонов и твой отец полностью открыл мне глаза на происходящее, практически ткнув в то, что надежда исправить еще есть, если я просто встану и наконец начну бороться — это именно то, что я хочу сделать. Потому что, как я уже говорил тебе раньше, я никогда не переставал любить тебя, Эрвин. И сейчас, когда я понимаю, что ты не умрешь из-за меня или из-за того, что мы вместе, я сделаю все, что в моих силах, чтобы мы могли быть счастливы. И даже если это не сработает, даже если ты никогда не примешь меня обратно в качестве своего партнера, я хочу быть в твоей жизни как друг или, по крайней мере, знакомый. Несмотря ни на что. Но я хочу хотя бы попытаться, Эрвин. Серьезно. Я не могу загладить то, что я сделал с тобой в прошлом, но я хочу бороться в настоящем за будущее. Неважно, как может выглядеть это будущее, но я хочу, чтобы ты был в нем. Я буду работать ради этого.

      — Ну, тогда тебе придется постараться, — срывается с губ Эрвина раздраженно, может быть, даже немного ядовито, когда внутри он весь дрожит. От радости, но и от страха. Слушает с недоверием и удивлением. С таким количеством противоречивых эмоций, которые толком и не может разобрать. Потому что слова Леви — это, опять же, все, что он когда-либо хотел услышать от этого человека с тех самых пор. Но… — Ты в курсе того факта, что я не смогу просто забыть эти последние четыре года, верно? Даже если я понимаю, какое влияние оказало твое плохое психическое здоровье, но… Всему есть пределы, Леви. И ты мог бы, нет, ты должен был связаться со мной намного раньше, нежели сейчас, чтобы наконец рассказать мне, что, черт возьми, произошло. Но ты этого не сделал. И, я думаю, тебя бы и сейчас здесь не было, не произойди тот нелепый инцидент с онлайн-знакомствами. Вот скажи, Леви, ты бы сделал это?

      Сердцебиение Эрвина громкое, неистовое — он боится ответа Леви. И на то есть веские причины.

      — Я… Черт, Эрвин. Я действительно не знаю. Все, что я понимаю — это то, что неприятность, в которую мы оба вляпались, свела нас вместе, и какой бы хреновой она ни была, я не хочу упускать эту возможность. Пожалуйста. Пожалуйста, я умоляю тебя, Эрвин: дай мне шанс проявить себя.

      У Эрвина снова пересохло в горле. Потому что он понимает, что если бы не подставной Райнер, Леви, вероятно, никогда бы не связался с ним. Какими бы благородными ни казались некоторые его причины; нежелание вмешиваться в личную жизнь, надежды, что Эрвин живет счастливой жизнью с кем-то, кто его любит и лелеет. Леви был трусом, как он сам и утверждает. Но…

      Но Эрвин всегда был тем, кто втайне верит в судьбу или, по крайней мере, хочет верить. И тот факт, что они оба смогли пересечься спустя столько лет можно рассматривать не просто как совпадение, а как настоящую судьбоносную встречу. Это, а также его глубокие светлые чувства к Леви, независимо от того, насколько сильно он возненавидел его за последние годы, приводят его сейчас к одному четкому выводу: он не может отказать в просьбе Леви. Он не может просто отослать его прочь. Даже если это то, что он, вероятно, должен был сделать. Вышвырнуть его, а затем сделать все возможное, чтобы наконец забыть Леви и начать все сначала.

      Но Эрвин не может этого сделать.

      — Хорошо, — в конце концов соглашается он, выплевывая слова, которые заставляют Леви издать облегченное «О, спасибо, черт возьми, Боже», сопровождающее тяжелый выдох. — Но тебе нужно очень много работать.

      — Конечно, — заверяет Леви.

      — И тебе придется набраться сил и терпения.

      — Безусловно.

      — И я ни хрена не могу тебе обещать, Леви.

      — Я знаю. Я… я понимаю. Тебе не нужно мне ничего обещать, Эрвин. Отныне я тот, кто будет давать обещания. И сдержу их. Все. И я обещаю тебе, что буду бороться за место в твоей жизни, — наступает минута тишины, в течение которой оба мужчины просто смотрят друг другу в глаза, и, Боже, это пьянит Эрвина. Леви здесь. Он действительно здесь, в этой квартире. Всего в метре или около того, нужно лишь руку протянуть и… — Сейчас я пойду домой, — мягко проговаривает Леви, — чтобы дать тебе побыть одному. Если ты… Если ты этого хочешь. Я правда не хочу мешать.

      Часть Эрвина хочет, чтобы Леви остался. Огромная часть. Но он напоминает себе, что не слабак. И Леви тоже должен это понять.

      — Да, — говорит он с тяжелым сердцем, и становится в разы хуже, когда Эрвин замечает слабую улыбку, появляющуюся на тонких губах Леви.

      — Спокойной ночи, Эрвин.

      — С-спокойной ночи.

      И после их обмена любезностями Леви начинает пробиваться обратно в жизнь Эрвина, как он и объявил. Как он и обещал.

      Он пишет ему сразу по пробуждению, желает Эрвину доброго утра, спрашивает, как он спал. Пишет во время обеденного перерыва, интересуясь любыми пустяками, например, какую еду ел Эрвин, что читал или смотрел, тепло ли ему, и иногда отправляя фотографии своего обеда. А потом, вечером, посылает Эрвину пожелание спокойной ночи.

      Эрвин отвечает на каждое сообщение, но строго следит за тем, чтобы самому не стать инициатором диалога. Потому что сейчас очередь Леви для этого. После игнорирования Эрвина в течение… да.

      Эрвин все еще понятия не имеет, как относиться ко всему этому, хотя на самом деле прекрасно знает, просто пока не хочет признаваться в этом самому себе. Он слишком упрям, слишком обижен и слишком встревожен.

      Он встречается со своими друзьями в следующие выходные, принимая приглашение Майка и Нанабы поужинать и выпить всей компанией, зная, что Майк, вероятно, предпочел бы пойти в бар, но решил не делать этого, чтобы убедиться, что Эрвин не убежит домой после первой рюмки. И Эрвин действительно ценит это. Это и тот факт, что Майк регулярно навещает его.

      Боже, если бы он только знал, чем занимался Эрвин последние несколько дней…

      Ужин вышел отменным, Ханджи и Майк довольно быстро хмелеют и веселятся, бросаясь друг в друга похабными шуточками, заодно развлекая всех гостей. Но в какой-то момент Эрвин больше не смотрит в их сторону, потому что на экране призывно мигает новое сообщение от Леви. Он спрашивает, чем Эрвин занят сегодня вечером, сообщает, что сам на диване смотрит фильм со своим котом, которого ему порекомендовал завести психотерапевт. Он также присылает Эрвину фотографию кота по кличке Шницель. Это заставляет Эрвина смеяться. Потому что огромный, слегка тучный рыжий кот действительно похож на аппетитный шницель, когда вот так вот лежит на спине.

      — Чему ты там так глупо улыбаешься, а? — Майк дразнит его с дерзкой ухмылкой на лице, и все внимание перемещается на Эрвина, у которого в руках снова звенит телефон, а на экране появляется фотография Шницеля — только уже с настоящим шницелем, разложенным поверх кота. И это добивает его.

      — Дай мне посмотреть! — чирикает неугомонная Зоэ, и Эрвин поворачивает устройство так, чтобы она и все остальные могли взглянуть на увеличенное изображение.

      — Просто кота зовут Шницель, — объясняет шутку Эрвин, и Ханджи начинает реветь.

      — Никогда бы не подумал, что ты будешь улыбаться при виде киски, — шутит Майк, хрипло посмеиваясь, в то время как Нанаба закатывает глаза.

      — Боже, Майк.

      — Боже, Нана!

      — Чей это кот? — спрашивает Моблит, и Эрвин замирает. Либо сейчас, либо никогда.

      И поэтому он отвечает. Честно.

      — Это, э-э-э… Это кот Леви.