Эрвин останавливается как вкопанный. Он хочет развернуться и убежать, но не может. Ни одна его конечность не двигается. Увиденное заставило его мозг отключится. Замешательство, боль и странное возбуждение. На секунду он даже подумывает о том, что все это — очередной сон, и нужно лишь дождаться пробуждения. Но он не спит. И мир вокруг него не растворяется. Эрвин полностью в сознании, а Леви действительно здесь. Сидит на двухместном диване напротив отца Эрвина, обеими руками обхватив кружку, наполненную чаем, и уставившись в напиток. Его лицо побледнело, плечи слегка ссутулились, глаза покраснели, как будто он… плакал. А затем момент для возможного побега Эрвина упущен. Потому что Деклан замечает своего сына.

      — Эрвин, — произносит папа Смит, и волна страха и каких-то других болезненных эмоций проходит по телу Эрвина. Его взгляд перемещается на Леви, чье тело мгновенно реагирует: тот поднимает голову, чтобы посмотреть прямо в глаза Эрвину. А он все еще не может пошевелиться. Потому что он так раздражен, так растерян, так напуган и просто так… полон надежды. Он не должен испытывать это чувство. Не должен! Вот почему он так взбешен. И так нервничает.

      — Вы двое должны поговорить, — говорит Деклан, внезапно вставая со своего места и подходя к сыну, который осмелился поднять глаза только тогда, когда отец становится прямо перед ним, кладя свою большую руку на плечо Эрвина. — Позволь ему объясниться, — он произносит это обычным, спокойном тоном. — Получи ответы, — добавляет Деклан, прежде чем покинуть комнату, и Эрвин вынужден снова уставиться на Леви, который смотрит на него как… как потерянный щенок, которого принесли в дом из грязного и мокрого переулка во время шторма.

      — Привет… — Леви пытается поздороваться, и Эрвин видит, как сильно нервничает его бывший. Костяшки его пальцев заметно белеют, когда он крепче сжимает кружку с чаем. А Эрвин все еще не может пошевелиться.

      — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он, и в его голосе нет никаких эмоций. По крайней мере, ни одной положительной.

      — Я…

      — Как, черт возьми, ты узнал, что я здесь? — Эрвин огрызается, прежде чем Леви успевает дать ему ответ.

      — Я… я проверил твой дом, Майка и Ханджи, но твоей машины там не было, поэтому я подумал, что… ты можешь быть у своего отца.

      Эрвин пренебрежительно фыркает, и все же его сердце трепещет, он чувствует что-то странное, осознав, что Леви хранит в памяти эти адреса.

      — Я… я… Не мог бы ты, пожалуйста, присесть, Эрвин? — осторожно спрашивает Леви.

      Брови Эрвина хмурятся при очередном требовании, исходящем от его бывшего парня, который продолжает так грубо вторгаться в его жизнь, в его безопасную гавань, которую представляет собой дом его детства.

      — Почему я должен это делать? — спрашивает он ледяным, вызывающим тоном. Несмотря на все, что было внутри Эрвина, ему хотелось плакать и умолять Леви рассказать ему почему, понять, наконец, что происходит и почему он оставил его, почему он так разбил ему сердце, прислушиваясь к советам своего отца, чтобы получить все те ответы, которых он ждал четыре года.

      — Потому что мне очень, очень нужно, чтобы ты выслушал меня. Потому что я сожалею о том, что я натворил, когда порвал с тобой, и… — голос Леви прерывается, и мужчина опускает взгляд в пол, сжимая губы в тонкую линию, а Эрвин задерживает дыхание, и его сердце начинает бешено биться. — Я должен извиниться перед тобой, правда, и я пытался подойти к этому у реки, но… но потом ты убежал и…

      — Ты сейчас серьезно обвиняешь меня в своей недавней неудаче? — шипит Эрвин, тяжелым шагом подойдя к дивану и садясь там, где всего несколько минут назад сидел его отец. Скрестив руки на груди, теперь он смотрит Леви в глаза, находясь близко к нему, заставляя его чувствовать смесь разного рода вещей. Плохих. Хороших. Обидных. Обнадеживающих.

      Леви громко вздыхает, явно потрясенный.

      — Нет, — он сразу же продолжает: — Я не, я просто… — он тяжело дышит, пытаясь подобрать подходящие слова, дабы не выводить Эрвина из себя еще больше. Костяшки его пальцев белеют, когда он обхватывает полупустую кружку с чаем. — Я и правда херово подбираю слова, сам знаешь, полный ноль в… в общении.

      — Это еще мягко сказано. Преуменьшение титанического масштаба, я бы сказал, — отвечает Эрвин, качая головой, думая о всех тех четырех годах, когда Леви ни разу не связался с ним, чтобы рассказать ему, что случилось, хотя они живут в одном, блять, городе.

      — Ты прав, — мгновенно соглашается Леви. — Я… мне действительно очень жаль. За все. За историю с Порко, за сообщения на твой номер, за то, что я искал тебя, приехал к господину Смиту, но в основном… — Леви шумно сглатывает, прежде чем поднять взгляд и посмотреть прямо в глаза Эрвину. — В основном я чертовски сожалею о том, что бросил тебя… и даже не сказал, почему.

      Вот.

      Наконец-то это произошло.

      Это извинение, которого Эрвин так долго ждал. В течение четырех гребаных лет. И он должен испытывать облегчение, он должен быть благодарен или, по крайней мере, доволен. Но это не так. Ему не стало легче.

      — Тогда скажи мне сейчас, — удается выдавить из себя Эрвину через некоторое время, когда он и его бывший просто смотрят друг на друга грустными глазами. — Ты должен мне это, Леви. Ты должен мне все объяснить. Все, — Эрвин из последних сил старается говорить ровно.

      Леви кивает, глядя под ноги, крутя кружку в руках и быстро облизывая губы.

      — Я… я боялся, что ты умрешь, если мы поженимся, — выпалил он на одном дыхании. И Эрвину нужно несколько секунд, чтобы понять сказанное. Однако он все равно в ступоре.

      — Что?

      — Я боялся, что ты умрешь, если я скажу «да».

      — Что за…?

      — Пожалуйста, — мягко перебивает Леви, снова глядя на Эрвина теми щенячьими глазками, которые Эрвин находил очаровательными годы назад. Теперь они просто выводят его из себя. Потому что они все еще очаровательны, но Леви не щенок, а ублюдочная гончая. Однако… — Пожалуйста, просто позволь мне… дай мне закончить. А потом ты можешь кричать на меня столько, сколько захочешь, спрашивать меня о чем угодно. Но… Это трудно объяснить, так что…

      Эрвин вздыхает, потирая усталое, сонное лицо обеими руками, совершенно сбитый с толку объяснением Леви, которое даже на объяснение не похоже.

      — Хорошо, — затем он кивает, вздыхая, — тогда говори, — добавляет он, делая пренебрежительное движение рукой в воздухе. Как будто все равно, что будет дальше. Но это не так.

      Наступает еще пара секунд тишины, прежде чем Леви снова начинает говорить.

      — Я был убежден, что, как только мы поженимся, это будет слишком идеально. Я был бы слишком счастлив. Ты официально стал моим человеком номер один. Я любил тебя, Эрвин. Я любил тебя так, как никогда и никого. И это заставило меня сильно испугаться.

      Эрвин внутренне усмехается. Слова Леви сбивают с толку и злят, снова причиняя ему боль. Но он придерживается своего решения позволить мужчине объясниться.

      — Я боялся, что из-за этого тебя вырвут из моей жизни, как и мою мать, — добавляет Леви, его голос слегка дрожит, он продолжает смотреть в пол, а его пальцы нервно скользят по кружке. И Эрвин вспоминает историю о том, как Леви потерял свою мать в автомобильной катастрофе. Когда Кушель повела его на городскую рождественскую ярмарку, чтобы впервые покататься на яркой детской карусели, отпраздновать получение новой работы, которая позволила бы ей лучше заботиться о своем сыне. Она только что сняла новую квартиру, и они должны были переехать туда 1 января. Но когда этот день настал, Кушель уже была похоронена на глубине шести футов под землей. Потому что водитель грузовика заснул за рулем и врезался в их маленькую машину по дороге домой с праздника. Кушель умерла мгновенно, в то время как Леви был доставлен в больницу в критическом состоянии.

      — Я боялся, что, когда мы поженимся, Вселенная сотворит с тобой ту же чертовщину, что и с Фарланом, — добавляет Леви, его голос дрожит еще сильнее. И Эрвин вспоминает: Леви потерял своего друга детства, самого близкого друга в том ужасном пожаре через несколько лет после смерти Кушель. Дом его дяди загорелся, потому что сосед снизу забыл выключить плиту. Кенни вернулся домой поздно, сумел вытащить двух мальчиков, но из-за астмы Фарлана и других заболеваний, которыми он страдал, было уже слишком поздно.

      — Я боялся, что ты тоже умрешь, если подойдешь ко мне слишком близко, — добавляет Леви, и Эрвин чувствует, как волосы на затылке встают дыбом, грудь сжимается, когда он смотрит на своего бывшего, на лицо Леви; губы парня дрожат, когда слезы начинают катиться по его бледным щекам. — Потому что все, кого я слишком сильно люблю и подпускаю слишком близко к себе, умирают. Мама, Фарлан, Изабель, Кенни… — Изабель была двоюродной сестрой Леви, которая села с Кенни в самолет, возвращаясь из отпуска. В самолет, который позже упал в океан. — Я был убежден, что Вселенная наказывает меня за что-то, убивая всех, кто был мне дорог. И я… я… — Леви шмыгает носом, потирая его тыльной стороной ладони, после чего выдыхает. — Я не смог бы вынести мысли о мире без тебя. Я не смог бы вынести мысли о твоей смерти. Вот почему я… Вот почему я сбежал.

      После этого Леви замолкает. Разве что из горла доносятся звуки сопения и сглатывания. И Эрвин… Эрвин ничего не может сказать. Он слишком ошеломлен тем, что услышал. Слишком растерян. Слишком… тронут. Слишком несчастен. И хотя он все еще злится на Леви, он чувствует себя обязанным его поддержать.

      — Леви… — произносит он, — смерть твоих близких… Это не твоя вина.

      — Я знаю! — Леви отвечает мгновенно, энергично, и на его лице появляется очень слабая, грустная улыбка. — Теперь я это знаю. После многих лет терапии, рефлексии и годичного перерыва от полноценной работы, чтобы сосредоточиться на своем психическом здоровье. Но тогда я… Эрвин, я был убежден, что ты бы погиб, если б я остался. Теперь я знаю, насколько это безумно, но тогда я… я просто не знал, что мне делать. Я понимаю, что бесследно уйти из твоей жизни — одно из самых глупых и необдуманных решений, что я когда-либо принимал в своей жизни. Но я боялся, что ты меня не поймешь, что ты назовешь меня сумасшедшим или даже хуже: ты убедишь меня, что я ошибаюсь, а потом умрешь у меня на руках по дороге в наш медовый месяц или что-то в этом роде. Я не думал здраво, я вообще не думал, я был слишком подавлен всеми своими тревогами и… И не пойми меня неправильно: я не пытаюсь оправдать это разъебанной психикой. То, что я сделал с тобой, было ужасно, и неважно, какова была причина моих действий: я причинил тебе страдания. И за это я прошу прощения.

      Эрвина слегка потряхивает, так много мыслей и эмоций проносится по его телу, смешиваясь вместе, переполняя его. Он ожидал другого: тайного любовника, изначального отсутствия любви, внезапной перемены в сердце, страха перед законными обязательствами. Но этого Эрвин не ожидал. Потому что он не осознавал, насколько сильно Леви винил себя в смерти своей матери, дяди, своей двоюродной сестры и лучшего друга. Единственных близких для него людей.

      Когда Эрвин встретил Леви, тот был одиночкой. Единственным его другом был Оньянкопон, с которым он познакомился в Интернете через старую игру и который жил и, вероятно, все еще живет на другом конце земного шара. Эрвин не шибко задавался вопросом, почему Леви решил не искать друзей в реальном мире после произошедшего с его сестрой и другом, просто отчасти согласился с тем, что Леви любил держаться особняком — хотя он искренне наслаждался каждой встречей в кругу друзей Эрвина. Так что это откровение поражает его настолько сильно, что он не может полностью контролировать свои эмоции. Ему жаль Леви. Но—

      — Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? — слышит он свой тихий вопрос. — После четырех лет? Я имею в виду: неужели тебе действительно потребовались все эти четыре года, чтобы понять, что причина твоего ухода от меня была, ну… ненастоящей?

      Леви медленно качает головой, а потом вздыхает. Теперь он похож на побитую собаку, а не на бедного щенка. Но это все еще заставляет сердце Эрвина сжиматься.

      — Нет, — ответ, которого Эрвин боялся. «Нет». И теперь он не может держать рот на замке. — Но…

      — Но что? — произносит он холодно, пронизывая свои слова разочарованием и горечью, которых, похоже, у него в нескончаемых объемах. — Ты думал, что можешь просто оставить меня в неведении навсегда? Ты хоть представляешь, что я почувствовал, когда ты бросил меня? Через что мне пришлось пройти, когда ты вот так вот исчез? Что это сделало с моим психическим здоровьем?! — слова просто вырывались из горла Эрвина. — Ты сломал меня, Леви. У меня было так много срывов, так много панических атак, но ты, вероятно, знаешь это, мог бы понять, вспомнить. Какое-то время я даже думал, что ты мертв, только чтобы прийти в спортзал и узнать, что ты аннулировал свой абонемент и свалил от меня подальше. Ты оставил на мне шрамы на всю жизнь. И я действительно хочу знать, почему ты, мудак, даже не подумал связаться со мной после того, как выяснил все свои заморочки, чтобы хотя бы извиниться! Я знаю, как трудно бороться со своими демонами, о-о-о, ты же знаешь, что я знаю. Но, как ты сам сказал, ты не можешь использовать свое психическое заболевание как оправдание своему дерьмовому поведению. И ты явно решил некоторые из своих проблем несколько лет назад, и все же ты не поговорил со мной. Почему?!

      Леви выглядит напуганным, его кожа еще сильнее побледнела, глаза широко раскрыты. А затем он опускает голову, снова глядя на кружку, как будто ему слишком стыдно смотреть на мужчину напротив себя. Он еще раз плотно сжимает губы, пока они не образуют прямую линию, прежде чем, наконец, отвечает.

      — Мне потребовалось более двух лет, чтобы проработать особо критические моменты, и я все еще работаю над этим, но, да… Я думал, что через два года ты ушел и забыл меня навсегда, Эрвин, — спокойно отвечает Леви. Его голос… печальный. — Я не хотел вскрывать старые раны и вторгаться в твою личную жизнь. Я был уверен, что у тебя уже есть кто-то еще, потому что… Ты — это ты. Ты удивительный, умный, милый, красивый, нежный, ты… Ты само совершенство, Эрвин. И я никогда по-настоящему не верил, что заслуживаю тебя. Я пытался писать тебе письма, но это не казалось мне… правильным. А потом, по мере того как проходило все больше и больше времени, я был уверен, что ты пошлешь меня, если я появлюсь спустя такой срок. Это было бы… бессмысленным. Но теперь я вижу, что… Что все эти домыслы были ошибочными.

      — Конечно, черт возьми, были ошибочными! — вырывается у Эрвина, чье сердце бьется как сумасшедшее, чье тело дрожит от волнения и боли, занимающих его разум и сердце. Эрвин потерял контроль, и он не может остановить слезы, жгущие его глаза, уже потоками бегущие по щекам. — Я так сильно любил тебя, Леви. Я хотел провести с тобой остаток своей жизни, а ты просто… ты просто… — Эрвин не может закончить предложение, его зрение затуманивается из-за слез, горло болит, как будто кто-то вдавливает маленькие осколки стекла в его плоть изнутри. — Ты… просто… — всхлипывает он, наконец теряя дар речи, и закрывает лицо обеими руками, поддаваясь очередному порыву заплакать, выпуская все это наружу, потому что… Потому что это слишком тяжело вынести.

      — Эрвин… — Леви выдыхает его имя, в то время как мужчина продолжает рыдать. — Эрвин, мне так, так чертовски жаль. Я знаю, что причинил тебе боль, и я никогда не прощу себя за это. Я виню себя каждый день, как и должен, черт возьми. Потому что я этого заслуживаю. Просто, пожалуйста, знай, что у меня никогда не было намерения причинить тебе боль. Тогда я был уверен, что спасаю тебя, но, конечно, это был бред. Теперь я это знаю, и мне следовало извиниться давным-давно. Но, наверное, я был трусом и внушил себе, что поступаю правильно. Я… Мне чертовски жаль. Ты заслуживаешь быть счастливым, это все, чего я когда-либо хотел для тебя. Ты был и остаешься самым важным человеком в моей жизни, ты всегда будешь им, и мне жаль, что все так сложилось с этим приложением, и, блять… Я действительно просто хочу, чтобы ты был счастлив, Эрвин. Правда. Это все, чего я когда-либо хотел…

      Эрвин не может перестать плакать. То, что говорит Леви, тронуло его. Но тогда почему он чувствует себя так, словно его снова и снова бьют по лицу? Почему это так больно? Так сильно его расстроило? Разозлило? Эрвин в замешательстве. Ошарашен. С некоторым облегчением, потому что он наконец-то — наконец-то — знает, что случилось, почему Леви бросил его. Даже если часть его все еще не может этого понять. Не может это переварить. Не может с этим смириться.

      Он думал, что, как только узнает, вся боль пройдет. Немедленно. Но почему-то от этого стало только хуже. Потому что Эрвин глубоко внутри себя смирился с тем, что Леви его больше не любит, может быть, никогда и не любил, и что это послужило причиной его ухода — но все было с точностью до наоборот. Именно глубокая любовь, которую Леви испытывал к Эрвину, заставила этого человека покинуть его. И это ранит сильнее, чем первый вариант. Потому что это рушит все и заставляет Эрвина понять, что, возможно, был бы способ избежать всего этого, если бы Леви только поговорил с ним!

      — Если ты хотел, чтобы я был счастлив, тогда тебе не следовало бросать меня, — ворчит Эрвин, вытирая слезы с лица, но это бесполезно. — Ты не должен был оставлять меня, Леви…

      — Я знаю.

      — Ты…

      Эрвин вздрагивает, слова застревают у него в глотке, когда Леви внезапно подается вперед и ставит кружку на стол, чтобы опуститься на одно колено перед Эрвином. Его маленькая, но сильная рука мягко опускается на колено Эрвина, когда Леви смотрит на него стеклянными глазами.

      — Прости, Эрвин, — шепчет он, — я действительно чертовски сожалею обо всем, что сделал с тобой, и я знаю, что я ничего не могу сделать, чтобы изменить прошлое. Но если есть что-то, что я могу сделать, чтобы ты почувствовала себя немного лучше сейчас, тогда, пожалуйста, скажи мне.

      Эрвин не может объяснить внезапную вспышку гнева, бушующую у него внутри. Она просто есть. Почти непостижимый всплеск ярости, который берет верх над Эрвином, заставляя его вскочить на ноги. Рука Леви соскальзывает с его тела, а место, где он прикоснулся к нему, все еще покалывает.

      — Тогда как насчет того, чтобы убраться отсюда к черту прямо сейчас, — слышит он свое шипение, мгновенно ненавидя себя за это. Потому что он не хочет, чтобы Леви уходил. Он ждал четыре года, чтобы снова увидеть его, четыре года мечтал снова оказаться в одной комнате с Леви. Леви, который не разлюбил его. Который бросил его, потому что любил. И даже несмотря на то, что это супер херово и делает все еще хуже, это также делает Эрвина счастливым. Очень странным и извращенным способом. Но почему он не может держать рот на замке? Почему он говорит все это Леви? — Оставь меня в покое. Просто уходи. Выметайся!

      Почему?

      Почему он выходит из комнаты? Почему он сейчас убегает от Леви? Взбежав по лестнице со слезами, словно он снова упрямый подросток, только что поругавшийся со своим отцом, врывается в свою комнату и захлопывает дверь с громким стуком, как удар грома, эхом разносящийся по всему дому, что полностью соответствует зимней буре за окном спальни Эрвина. Руки Эрвина дрожат, и он чувствует себя совершенно глупо из-за того, что только что сделал, но он не может остановиться. Он бессмысленно разбрасывает вещи по всей комнате, чтобы избавиться от всех своих разочарований, как будто ему снова пять лет и он не взрослый мужчина за тридцать. Плачет, ругается, топает ногами. До тех пор, пока Эрвин снова не бросается в постель, натягивая одеяло до самой блондинистой макушки, тихо всхлипывая и злясь, что его отец до сих пор не поднялся, чтобы проверить, как он.

      Злится, что Леви не поднялся, чтобы проверить, как он.

      Но Эрвин сам послал его, не так ли?

      Еще одна причина злиться. И чувствовать себя как… как…

      Как дерьмо.

      Как сбитый с толку кусок дерьма.

      В конце концов, когда Эрвин начинает проваливаться в сон, Деклан все-таки поднимается в комнату своего сына.

      — Привет, Винни, — шепчет отец, садясь на матрас и кладя руку на плечо Эрвина, который повернут спиной к мужчине. — Ты спишь?.. — Эрвин ворчит что-то отрицательное, его голос звучит сердито. На самом деле он счастлив, что папа пришел к нему. Деклан вздыхает. Эрвин прислушивается к снежной буре, все еще бушующей за окном. И вот тогда до него доходит: Леви пришлось ехать обратно по такой отвратительной погоде. И Эрвин мгновенно просыпается, садится и смотрит на Деклана в тусклом свете уличного фонаря.

      — Леви… — бормочет Эрвин, и отец мягко успокаивает его.

      — Он спит в комнате для гостей, — объясняет Деклан, и тело Эрвина мгновенно напрягается, волнение и замешательство снова охватывают все его существо.

      — Ч-что?! — шипит он, потому что действительно не знает, как к этому относиться.

      — Я знаю, что вы двое сейчас не в самых хороших отношениях, но… Я не мог позволить ему вернуться в город в такую бурю, Эрвин. Я просто не мог, — мягко говорит Деклан. И Эрвин знает, что его отец прав, потому что он всегда добр к окружающим, он боялся, что с Леви что-то могло случиться, независимо от их нынешнего статуса, независимо от того, сколько боли Эрвин все еще испытывает из-за этого бессердечного ублюдка.

      Но Леви на самом деле не бессердечный. Просто…

      — Он уйдет утром, — заверяет Деклан, — если ты этого захочешь, — и с этими словами отец желает Эрвину спокойной ночи, оставляя ему бутылку воды и несколько печенек на тумбочке. Такое частенько случалось, когда Эрвин был младше, и после подобных визитов он сразу же засыпал.

      Но на этот раз все по-другому. Потому что Эрвин не может заснуть. Потому что он продолжает думать о Леви, который находится в том же доме. Лежит в постели всего в нескольких метрах отсюда, несколькими ступеньками ниже. Леви, который бросил Эрвина, потому что слишком сильно любил его, что вообще звучит парадоксально. Эрвин чувствует себя ужасно злым и взволнованным одновременно, потому не может заснуть в течение нескольких часов. Его сердце учащенно колотится в груди, когда он отваживается пойти в ванную, чтобы хоть как-то прийти в себя и умыться, и взгляд каждый раз цепляется за дверь в комнату для гостей. Дверь, которая ведет к Леви. К Леви, который утверждает, что Эрвин по-прежнему самый важный человек в его жизни, в то время как сам он называет себя Яйцелизом в Интернете и встречается с другими парнями ради секса на одну ночь.

      Мгновение — и Эрвин снова закипает. Он засыпает только к шести утра и просыпается в восемь, разбуженный протяжным скрипучим мяуканьем старого соседского кота прямо под окном. И тут же вскакивает с кровати. Потому что в первую же секунду после пробуждения он вспоминает, что Леви провел здесь всю ночь.

      Эрвин бесшумно крадется по коридору и начинает дрожать, когда видит, что дверь гостевой комнаты приоткрыта. В таком состоянии Эрвин направляется к лестнице, улавливая звуки, доносящиеся снизу. Знакомые звуки. Кухонное радио, тихо играющее на подоконнике, звон столовых приборов, жужжание кофеварки.

      Голос Леви.

      — Я действительно должен уйти, мистер Смит, — говорит он Деклану. Звучит… сломлено. Сердцебиение Эрвина мгновенно учащается.

      — Не раньше, чем ты позавтракаешь, сынок, — отвечает папа Смит. Эрвин улавливает в его голосе улыбку. Поняв, что он не хочет спускаться на кухню прямо сейчас, Эрвин садится на верхнюю ступеньку лестницы и просто… слушает, чувствуя при этом сильную тошноту.

      — Я не думаю, что это хорошая идея. Эрвин ясно дал понять, что хочет, чтобы я ушел, и я… я его не виню. И я бы не стал винить Вас, если бы Вы тоже возненавидели меня после всего, что я сделал…

      Деклан тепло посмеивается.

      — Я не ненавижу тебя, Леви. И я уверен, что Эрвин тоже.

      — Он должен, это нормально, — тихо отвечает Леви, и у Эрвина болит сердце.

      Они еще немного разговаривают, но чайник начинает закипать, а мусоровоз, подъезжающий снаружи, настолько громкий, что Эрвин не может ничего услышать свозь этот шум, и он внутренне чертыхается. Пока, наконец, снова не становится достаточно тихо. И то, что Эрвин слышит потом, заставляет его ладони вспотеть.

      — Насколько я понимаю, сейчас у тебя есть два варианта, — как всегда спокойно говорит Деклан. — Ты либо снова уходишь из жизни Эрвина — навсегда, — либо ты можешь бороться, чтобы вернуть его. Выбор за тобой и только за тобой, Леви.

      Секунду спустя он слышит, как его отец внезапно выходит из кухни, и Эрвин вскакивает и быстро пробирается обратно в свою комнату. Он осторожно закрывает дверь, стараясь не издать не единого звука, переваривая в голове услышанное и… Секунду! Неужели Эрвин всерьез надеется, что Леви будет сражаться за него? За них? Он действительно…

      После нескольких минут, проведенных в панике и замешательстве, Эрвин слышит, как открывается входная дверь. Как они обмениваются приглушенными прощаниями. И когда дверь закрывается, сердце Эрвина разбивается вдребезги. Потому что теперь у него есть ответ.

      После всего того дерьма, что случилось. После того, как Леви разбил его сердце и доверие. После того, как Леви игнорировал его в течение четырех лет. После их эмоционального разговора, который заставил Эрвина почувствовать так много противоречивых эмоций и переживаний. После всей боли, после всех его душевных срывов, после всех тех одиноких ночей Эрвин все еще надеялся, что Леви захочет его вернуть. Но теперь… Теперь все кончено.

      Все действительно кончено.

      Он получил свои ответы. Он получил все, что ему было нужно для завершения. И теперь он должен сделать то, ради чего и устраивался весь этот цирк — отпустить. И Эрвин не думал, что это будет так больно.

      Его снова рвет. В груди такое чувство, будто хищник разрывает ее когтями изнутри, когда он, пошатываясь, возвращается к кровати, зная, что не выйдет из своей комнаты до конца дня, просто чувствуя необходимость забиться в угол, поплакать и съесть шоколад, чтобы потом снова разрыдаться и—

      Его отец подошел к двери. Слабый стук по дереву. Эрвин шмыгает носом. Проглатывая огромный ком в горле, он отвечает.

      — З-Заходи… — бормочет он хриплым голосом, глядя в окно, прижимая колени к груди. — Он ушел? — слабо спрашивает Эрвин, хотя прекрасно знает ответ.

      Но отвечает не Деклан.

      — …т-твой отец пошел за продуктами.

      Это голос Леви.