Глава 1

Адам никогда этого не признает — отчасти потому, что командир Зайчик одарит его неодобрительным взглядом, а отчасти потому, что Лайл придёт в невообразимый восторг и будет подкалывать его до конца жизни, — но на самом деле он рад, что у них на базе появился музыкальный проигрыватель.

Адам понимает, насколько важна их миссия, особенно после того, как они узнали о существовании Небесного народа, и после сражения с Лукени. Но он так скучает по уюту общежития академии Святой Фрейи, по своей кровати и книжной полке, которая ломилась от романов, биографий и комиксов. Он целую вечность не читал ничего кроме отчётов.

(О битве с Лукени вспоминать не хочется. Адам помнит ощущение обездвиженности, когда он застыл в безвременье на долгие несколько секунд посреди поглотившей его душащей, злобной тьмы. Не тот опыт, который хотелось бы пережить вновь.)

 

Так что после выполнения миссии за миссией без малейшей передышки находка проигрывателя посреди руин показалась даром свыше. Адам, Лайл и Тимидо нашли его вместе со всего лишь парой пластинок (классическая джазовая мелодия с драматичным соло на саксофоне, тихая мелодия для фортепиано и попсовая песня из начала нулевых), но Адама радует сам факт, что у них теперь вообще есть музыка.

Однако командира Зайчик это явно чертовски раздражает. Она всегда строго следит за тем, сколько энергии Лайл тратит на проигрывание музыки, и заставляет его выключать проигрыватель через некоторое время, не обращая внимания на нытьё. Выглядит это очень забавно.

Но сейчас командира Зайчик на базе нет. Как… в общем-то и всех остальных. Броня и Тимидо отправились на поиски рубриллита, а командир Райден и Кэрол пошли на разведку вдоль гавани. И те, и другие вернутся не скоро, так что Адам и Лайл остались вдвоём охранять базу.

— Командир Зайчик не заметит, если я пару раз включу музыку, правда же? Что думаешь, друг мой? — рассуждает Лайл, уже вставляя пластинку в проигрыватель. — Много энергии на это не уйдёт.

"Охранять базу", — думает Адам, — "ну-ну, конечно".

— Мне кажется, ты недооцениваешь командира Зайчик, — комментирует Адам со своего стула и приподнимает бровь, глядя на Лайла. — Она всегда начеку. Она точно заметит.

 

Лайл пренебрежительно машет рукой и улыбается шире, когда знакомое саксофонное соло эхом отражается в стенах их импровизированного убежища.

— Да всё будет нормально, не волнуйся!

Ага, как же. Тебе конец.

Адам закатывает глаза и сползает ниже по стулу. Он решает промолчать; в конце концов, если Лайл решил что-то сделать, остановить его уже невозможно.

— Ах, ну до чего же хорошо! — Лайл смеётся и коротко кружится на месте. —  Что скажешь, друг мой?

Это и вправду хорошо, и после привычной тишины или тихих разговоров, которые обычно слышны на базе, музыка — это приятное разнообразие, но Адам никогда этого не скажет. Иначе Лайл ему покоя не даст.

— Пустая трата энергии, — невозмутимо заключает Адам. — Не вижу в этом никакого смысла.

Наглая ложь. Остаётся лишь надеяться, что Лайл его не раскусит.

Лайл корчит лицо в обиженной гримасе ("Так мило", — думает Адам, радуясь, что умеет держать свои мысли при себе), складывает руки на груди и испепеляет Адама пристальным взглядом.

— Честное слово, здесь никто не ценит искусство! — жалуется он. — Командиры Райден и Зайчик вечно меня затыкают, а вы с Кэрол просто не понимаете, насколько хороша музыка! Остаётся только Ти!

Адам бросает на него равнодушный взгляд:

— Тимидо?

— Ну конечно! Кто же ещё? Она-то способна оценить сценическое искусство! Она даже в бою полагается на па из фигурного катания! Не представляю, почему она не профессиональная фигуристка, она движется так легко, словно в тан…

Лайл вдруг резко замолкает.

— …Лайл?

Лайл глядит на Адама, и в его глазах мелькает проблеск внезапного озарения, а губы растягиваются в широкой улыбке. О, нет.

— Нет, что бы ты ни надумал, не смей, — говорит Адам, сам слыша паническую нотку в своём голосе. — Лайл, бога ради…

Лайл бросается к Адаму, обегая стол, и тянется к нему со всё более угрожающей улыбкой. Адам пытается слезть со стула и сбежать, но не успевает всего на секунду: Лайл хватает его за обе руки и тянет за собой.

Адам вздыхает. Что ж, видимо, эту битву он проиграл.

— Потанцуй со мной! — лукаво смеётся Лайл. В отличие от голоса, взгляд у него на удивление мягкий. — Может, это поможет тебе наконец оценить музыку по достоинству, м?

Странная логика, но Лайл всегда мыслит иначе, чем другие. Кто знает, что происходит в его голове?

— Лайл, — начинает Адам. Ему неловко, он пытается вырваться, но Лайл держит крепко и неумолимо. Он, может, и снайпер, но силы в нём куда больше, чем кажется. — Я не… Я не умею танцевать. Ты прав, музыка отличная, и всё такое, но…

— Нет-нет, никаких "но"! Не умеешь — нужно просто научиться, — парирует Лайл. — Может, из меня и не лучший учитель, но на танцполе мне нет равных!

— Уф… Ну конечно.

— Прекрасно, я рад, что мы пришли к соглашению!

— Что? Стой-стой-стой…

Больше Адам не успевает возразить, потому что Лайл тащит его, спотыкающегося, за собой на открытое пространство посреди базы.

Адам не шутил насчёт неумения танцевать. Его высокий уровень сопротивления Хонкаю не оставил других вариантов, кроме как проводить всё время за тренировочными боями, чтобы в итоге спасать мир. Да и с координацией у него всегда было не очень — хотя занятия в академии слегка поправили дело, но к танцам это точно не относилось.

В итоге он уступает Лайлу главенство, позволяя ему вести в танце, и бросает попытки вырваться из его хватки. К счастью, танец не слишком активный: они лишь медленно кружатся вдвоём под джазовую музыку. Адам то и дело путается в ногах, но спустя некоторое время уже лучше попадает в ритм мелодии.

Адам чувствует тепло рук Лайла даже несмотря на то, что они оба в перчатках. Его касание на удивление успокаивает и почему-то навевает мысли о летнем вечере и закатных небесах. О ласкающих кожу солнечных лучах и постоянной жаре — скорее приятной, чем утомляющей.

(В сравнении с касаниями холодных теней, что окружали его в битве, это такое приятное ощущение. Адам давно не чувствовал себя в такой безопасности.)

Он поднимает взгляд от их сцепленных рук и видит улыбку Лайла — тонкую и хрупкую, словно осколок витража: она сияет дивно и ярко, но её так же легко разрушить. Лайл всегда кажется беззаботным, но на деле душа у него вовсе не нараспашку.

(Адам вспоминает: перед тем, как Лукени вырвал его из реальности и запер во тьме, тьме, тьме, кто-то звал его по имени. Звал отчаянно, дико, испуганно.)

"Я тебя люблю", — вдруг хочет сказать Адам, и ему стоит огромных усилий промолчать — так сильно эти слова рвутся наружу. Но ему нельзя их произносить. Пока он сам не поймёт полностью, что они значат, и пока Лайл тоже этого не поймёт.

Джазовая мелодия слишком быстро растворяется в воздухе, и остаётся лишь треск замедляющейся пластинки. И вот они стоят вдвоём в полной тишине, по-прежнему держась за руки.

Адам мягко выдыхает и прижимается лбом ко лбу Лайла, прикрывая глаза:

— Я же говорил, что танцую из рук вон плохо, — вздыхает он и ощущает слабую вспышку недовольства, когда Лайл в ответ начинает смеяться.

— Да брось, это было не так ужасно! Координация у тебя, конечно, хромает, и ты слишком напряжён, чтобы попадать в такую медленную мелодию, но бывает и хуже! — дразнится Лайл и отпускает одну руку, чтобы похлопать Адама по щеке. Адам приоткрывает один глаз и одаривает его тяжёлым взглядом.

— Вау, ты несказанно помогаешь моей несчастной самооценке, — тянет он нарочито равнодушно. Лайл в ответ лишь хихикает и тянется взъерошить волосы Адама. Обычно Адам бы отпихнул его руку и что-нибудь проворчал в ответ, но в этот раз он не чувствует под рёбрами привычного раздражения. Только усталость, спокойствие и неясную нежность.

Лайл одаривает его сияющей улыбкой — широкой, как и всегда, но сейчас в ней улавливается нечто ласковое.

— Не беда, друг мой! Немного практики — и ты станешь лучшим в мире танцором!

Друг мой. Какой-то крохотной, хрупкой, закрытой ото всех частью своей души Адам надеется, что это обращение, пусть и милое, однажды изменится. Он надеется, что сможет стать… не кем-то большим, чем друг — нельзя сказать, что дружба хуже любви, — но кем-то… особенным.

Но это однажды, а они живут сейчас. И потому сейчас Адам заталкивает свои чувства подальше и спешит поддержать болтовню:

— Не пытайся меня утешить, Лайл, мы оба знаем, что я танцую просто кошмарно.

Однажды.

 ***

— Лайл, ты включал проигрыватель. Это даже не вопрос.

— Ох… Командир Зайчик, понимаете…

— С завтрашнего дня я ввожу новое ограничение на твоё пользование развлекательными устройствами. Я понимаю, что они помогают нам в такое время, но нельзя забывать о нашем расследовании.

— Что?!

— Ты заслужил.

— Адам?! Друг мой, и ты туда же!..