— Уилл, отдай мне мою дочь, — проворчал угрюмый Эрвин и пододвинулся поближе к Уиллу, сидевшему на краю постели и укачивавшему Мишель. Он приобнял сына, прижимаясь к его плечу и заглядывая в одеяла, в которых ворочалась его кроха, как он часто называл её. Чуть дальше от них лежала утомлённая Летти в лёгком сером платье и кормила Михаэля, немного краснея, морщась от боли, прикрывая белым платком, расшитым цветами, грудь и нервно поглядывая на пасынка, в присутствии которого она сильно смущалась.

— Это моя сестра, отстань. И не кричи, она засыпает, — отмахнулся Уилл и обернулся, лишь мельком скользнув взглядом по отцу и раскрасневшейся ещё больше Летти. — Закрой окно. Тут прохладно для неё.

Эрвин усмехнулся и последовал его совету. Прошло два месяца после рождения детей, и их жизнь изменилась.

Летти, достаточно быстро оправившись от родов, стала сильно уставать. Мишель и Михаэль требовали внимания днём и ночью. Эрвин был бы рад посидеть с ними и успокоить их, но не всегда мог этого сделать. Летти чувствовала, когда надо поговорить с малышами, когда покормить их, а когда просто побыть рядом. Эрвин же, к своему глубочайшему разочарованию, подобной интуиции в себе не обнаружил, хотя и старался помочь всеми возможными способами.

— Спи-спи, — однажды ночью сказал Эрвин, просыпаясь от детского плача и перелезая через Летти (он случайно придавил её ногу при этом) к колыбелям, но та остановила его.

Он сел и, протерев глаза, увидел, что Летти сидела, облокотившись спиной на подушку, плотно сжатые губы дрожали, по щекам катились слёзы, пока она, отогнув ворот ночной рубашки, кормила Михаэля. На её лице застыла гримаса боли. В это время рядом заливалась громким плачем Мишель. В холодном лунном свете было заметно, как пылали щёки Летти, как она кусала губы, как тряслись её обострившиеся плечи и дрожали руки с выступившими на них венами, которые были видны из-под полупрозрачной кожи. Глядя в её несчастные серые глаза, которые вновь и вновь наполнялись слезами, Эрвин подался вперёд и поцеловал её в лоб.

— Я не могу кормить их одновременно, Эрвин. Как выбрать, кого мне покормить первым, если плачут они оба? — всхлипнула Летти, и он, уязвлённый собственным бессилием, взял на руки Мишель и принялся её укачивать, но та продолжала рыдать, не находила удобного положения и вертелась у него на руках, и Эрвин, чувствуя, как сердце обливается кровью впервые за много лет, уложил её обратно на кровать, низко склонившись над ней и пряча слёзы от обессилевшей Летти: ему было почти что физически больно из-за детского плача.

Так происходило каждую ночь ровно до тех пор, пока Летти не начала пользоваться любой возможностью поспать. Она дремала, пока Эрвин и Уилл, нянчились с детьми, пока Эрвин их купал (не доверяя это никому другому, кроме жены), пока сами Мишель и Михаэль спали. В остальное время дети требовали постоянного её нахождения рядом. Да и она сама не хотела от них отходить, с недовольством отдавала их на руки Эрвину и Уиллу, что уж говорить об остальных. Тётушка Аннет даже ужасно на неё обиделась, потому что Летти не позволила ей вдоволь пообнимать ни Мишель, ни Михаэля, аргументировав это тем, что в первые месяцы жизни дети должны почувствовать связь с родителями.

В один солнечный летний день, когда небо полностью очистилось от туч, ветер лишь тихо шелестел листвой деревьев во дворе, а птицы звонко пели, пролетая мимо приоткрытых окон, к ним заглянули осунувшийся и постаревший Дирк, весёлый Микки, по-прежнему хмурый Леви и шумная Ханджи, у которой с лица ни на секунду не исчезала улыбка. Они расположились в гостиной за столом. Летти же полулежала на диване, сложив руке на животе, и, очевидно, пыталась задремать, потому как не вступала в разговор. Она старалась отдохнуть, пока детьми был занят Эрвин и его товарищи. Михаэль уснул на руках у отца, и тот едва шевелился, не желая потревожить его сон, а над Мишель ворковала Ханджи, на которую с опаской поглядывала Летти из-под полуопущенных век. Всё же неуклюжесть Ханджи не давала ей покоя.

— Выглядишь плохо, — сообщил Дирк, обернувшись к Летти. Та пожала плечами и слабо улыбнулась. — У тебя руки совсем худые, ключицы, рёбра торчат, скулы вон как обострились, кожа потускнела. Не болеешь?

Летти, которая значительно похудела после родов, со своими синяками под красноватыми всегда влажными глазами, с врезавшимися в лицо морщинками, действительно походила на больного человека, набросила на плечи платок, чтобы скрыть худобу, так явно заметную в платье с вырезом, и ответила:

— Дирк, у меня сейчас вдвое больше заботы. Даже втрое! Мне нужно и с маленькими время проводить, и с Луи. Уилл хотя бы сам себя развлекает, на том спасибо. Да и он не так привязан ко мне. Я очень устала. Тем более, у меня не получилось даже морально подготовиться к рождению двойни.

Все помолчали. В этой гулкой тишине слышалось лишь посапывание детей и ворчание Типса в коридоре.

— Я же предлагал тебе пригласить няню, чтобы ты могла немного отдохнуть, — вкрадчиво заметил Эрвин, не оборачиваясь к жене, но всё же стараясь убедить её, и та мгновенно вспыхнула:

— Чтобы твоя родня ещё больше меня обвиняла в том, что я плохая мать? Нет, Эрвин, я хочу воспитать своих детей сама! — воскликнула она, но, видимо, осознав, что Эрвин ни в чём не виноват, а наоборот старается помочь, заговорила помягче: — Ты мне помогаешь, делаешь для них и для меня всё (за это я, безусловно, тебе очень благодарна: не каждый отец столько внимания уделит детям), буквально пылинки с нас сдуваешь, но я не давала такой заботы Луи. Мне кажется, он до сих пор не чувствует в полной мере материнской любви.

— Тогда зачем ты решила родить ещё детей? — прохладно спросил Леви, не глядя в глаза ни ей, ни Эрвину. Казалось, он был чем-то расстроен и раздражён, а потому стал язвителен. — Луи бы получал всю заботу, и тебе было бы легче.

— Почему ты спрашиваешь только у неё? — возмутился Эрвин. — Будто я здесь не причастен совсем! Большая часть ответственности лежит только на мне.

— А ты не думал, как и большинство мужчин.

— Леви! Ты прекрасно знаешь, что мы не планировали детей, — воскликнула Летти, и её плечи затряслись, губы задрожали. Эрвин, почувствовав, как надломился её голос, ощутил заклокотавшую в груди ярость. Он, одновременно стремясь её утешить и не желая будить сына, нервно заёрзал на стуле, ощущая, как в висках пульсирует негодование от собственного бессилия.

— Эрвин, я возьму Михаэля, — понимающе проговорил Дирк, поднимаясь и протягивая руки. Эрвин аккуратно передал ему сына и грубо схватил за плечо Леви, заставляя встать. Тот даже удивлённо вскинул брови, впрочем, не предпринимая попыток оттолкнуть его.

— Не хочешь ради разнообразия подумать, прежде чем говорить? — тихо прошипел Эрвин. Микки приподнялся со стула. — Летти и так плохо, а ты ещё смеешь её в чём-то обвинять.

— Ты наверняка считаешь точно так же, просто скрываешь это. Тебе явно плевать на её чувства, если согласился на эту дурацкую авантюру! — холодно отозвался Леви и больно сжал запястье, но Эрвин не отпустил его, хотя на секунду даже оторопел от этого заявления.

— Какую авантюру? — непонимающе повторила Летти, обнимая себя за плечи. — О чём вы?

— Леви, зачем ты сказал об этом сейчас? — вздохнул Микки, потирая переносицу, и, отойдя от стола, оттащил упиравшегося Эрвина от парня. — Давай-ка ты сам всё расскажешь, командир. Идите, мы присмотрим за детьми.

— Нет, Майк, им пора спать. И вы засиделись, — настойчиво проговорил Эрвин, и все с пониманием переглянулись. — Летти, давай уложим Мишель и Михаэля, потом проводим их.

— Не стоит, Эрвин. Сами выйдем, — улыбнулась Ханджи, и они с Дирком вернули детей родителям и стали собираться.

Отправив попавшегося на глаза Уилла запирать за ними дверь, Эрвин убаюкал детей и усадил Летти на кровать, принимаясь гладить её колени и не смея начать, страшась произнести ту самую фразу, которую она не слышала от него уже давно. Наконец он решился:

— Летти, через несколько дней я отправляюсь на очередную вылазку. — Она слабо кивнула, вытирая нос тыльной стороной ладони. — Это ещё не всё. Вернее, не в этом проблема. Король и все его советники решили, что необходимо совершить операцию по освобождению Стены Мария, а для этого Разведкорпус отправляется туда с частью населения. Я… я не должен был отказываться от этого. Если людей поведу не я, то кто-то другой. Тогда жертв будет ещё больше.

— Эрвин!.. — вскрикнула Летти и упала ему на грудь, его рубашка мгновенно намокла. — Им ведь не дадут устройства пространственного маневрирования? А хотя бы лошадей?.. На это денег нет.

— Нет! Ничего, Летти, это ужасно. Все понимают, чем это закончится. Выходит, это просто жертва… — Эрвин прижал её к себе и зарылся носом в пушистые волосы.

— Ты ведь понимаешь, что они погибнут, их всех съедят титаны. Едва ли от всех тех, кто выйдет за Стены, останется хотя бы пятая часть. Как ты будешь жить с таким грузом вины? — Летти отстранилась и взяла Эрвина за руку. Тот сжал её пальцы и опустил голову.

— Разведкорпус потеряет доверие населения Стен. Я не удивлюсь, если это не только желание Короля спасти всех от голода, но и стремление того же Геральда убрать Разведку с дороги. — Эрвин запустил руку в свои волосы и растрепал их. — Каждый преследует свои цели, Летти…

— Когда ты уезжаешь? — прошептала она, вновь утыкаясь в его грудь.

— Завтра утром отправляюсь в штаб, а ещё через два дня — за Стены. — Он помедлил и с надеждой спросил: — Милая, ты же веришь, что я вернусь?

— Нет! — всхлипнула Летти, и Эрвин, рвано выдохнув от досады, отвернулся. — Не уезжай! Прошу тебя! Только не сейчас, — слабо вскрикнула она, но тут же закрыла рот ладонью, чтобы приглушить рыдания: Мишель зашевелилась в колыбели. — Не так, Эрвин, пожалуйста… Ты только стал отцом, а уже стремишься умереть.

— Прости… — холодно прошептал он и поднялся, чувствуя, что ему было невероятно тяжело уходить именно в тот момент. — Я сегодня лягу в другой комнате. Оставайся с детьми.

— Ты хочешь пережить это в одиночестве? Зачем?! — Летти зарыдала и упала на подушки, развернувшись спиной к нему.

— Прекращай, иначе у тебя молоко пропадёт, — едва сдерживая себя от безудержного и отчаянного крика, равнодушно проговорил Эрвин и, поцеловав жену в дрожавшее плечо, вышел из спальни.

В тёмном коридоре его поджидал Уилл, который, едва Эрвин показался в поле зрения, бросился к нему. Уилл замер буквально в нескольких сантиметрах от отца, будто стесняясь своих чувств, но затем повис на его шее.

— Пап, — мягкий голос дрогнул, и Эрвин крепко обнял сына. Тот вцепился холодными влажными пальцами в его плечи. — Она не верит, что ты вернёшься, а я знаю, что ты нас всех не оставишь. Пожалуйста, спасайся сам. Разведкорпус — маска приличия… От вас ничего не ждут. — Уилл отнял мокрое лицо от плеча отца, и Эрвин вытер слёзы с его щёк. Красивое благородное лицо исказило выражение отчаяния, он стал похож на маленького ребёнка.

— Спасибо, — прошептал Эрвин, ещё сильнее прижимая его к себе и целуя в макушку.

На следующее утро Эрвин, сухо попрощавшись с Летти, поцеловав всех детей и приобняв Райтона, уехал в Разведкорпус, и в доме поселилась тяжёлая и давящая атмосфера. Уилл, у которого были выходные, сидел в своей комнате, одну за другой начинал читать очередную книгу, которую брал из отцовской библиотеки, но тут же отбрасывал её. Сэр Чарльз пытался заниматься с Луи, но тот не мог ничего запомнить и лишь спрашивал, когда вернётся Эрвин, поэтому гувернёр оставил подопечного. Мишель и Михаэль стали капризничать ещё больше. Райтон ушёл в госпиталь и принялся готовиться к поступлению раненых, проверял все лекарства, ругался на подчинённых и, пожалуй, стал даже больше походить на Эрвина с его требовательностью и настойчивостью. Летти же не находила себе места от беспокойства. Она ходила по дому, бледная, измученная, с врезавшимися в нежную кожу морщинами, с дрожащими руками и вечно влажными глазами.

Через несколько часов после выхода Разведкорпуса за Стены, ранним утром, к Летти неожиданно заглянул Закклай. Она провела его в их с Эрвином спальню, где спали дети, и Закклай склонился над колыбелью с Михаэлем, который заинтересованно на него взглянул блестящими голубыми глазами.

— На тебя совсем не похож, — заметил Даллиус, протягивая руку к ребёнку и гладя его светлые прямые волосики. — Глаза такие же, как у твоего Эрвина, и волосы его, и улыбка. Да… — Он усмехнулся. — Михаэль Смит, ждём от тебя великих свершений. С такими-то родителями.

— Мне достаточно того, чтобы он просто был счастлив. Зачем свершения? Его отца никому не превзойти… — проговорила Летти и подошла к Мишель. Малышка заулыбалась и подняла ручку, будто стараясь дотянуться до матери. Та пощекотала пальцем её круглые розовые щёки и взглянула на отца: — А на неё не хочешь посмотреть?

— И она на Эрвина похожа. Надеюсь, его нос и брови не возьмёт. Девушке такие черты ни к чему. Никто замуж не возьмёт… Хотя с таким наследством переживать не о чем, — проворчал Даллиус, но ближе не подошёл, и Летти улыбнулась.

— Ты холоден к моей дочери, потому что она девочка, но я прощаю тебя за эту предвзятость. Пойдём в гостиную. Только с детьми! Я не хочу оставлять их одних ни на секунду. Возьми, пожалуйста, Михаэля.

— А Уилл с ними не посидит? — пожал плечами Даллиус, как бы всем своим видом показывая нежелание трогать малышей. По его раздражённому лицу было ясно: дети ему были не слишком приятны. Что же могло вызвать подобное отвращение? Для Летти было ясно. Основная причина могла крыться в том, что она с рождением детей перестала появляться на службе, восстановление после родов требовало времени. Его также могло смущать то, что Эрвин мог не отпустить её на работу, а Даллиус явно не желал терять такого талантливого офицера. — Он же любит их. По нему заметно.

— Я не для него рожала детей. Он мне ничем не обязан. — Летти скрестила руки на груди, и Даллиус задумчиво оглядел её.

— До замужества ты была счастливее, — заметил он, желчно усмехнувшись.

— Веселее, беззаботнее, но никак не счастливее, — возразила ему Летти и прошлась по комнате к окну. Солнце, выглянувшее из-за туч, осветило её измученное, но тихое и умиротворённое лицо. — Эрвин — потрясающий муж и отец. Более того, он непревзойденный командир и офицер!

— А какой-то конкретный подвиг ты можешь назвать? — едко спросил Даллиус, запуская толстые пальцы в густую бороду. — Вот все говорят: Эрвин Смит — спаситель человечества, герой. Но это лишь красивые слова. Я сам задумался над его свершениями, но где подтверждения этой храбрости?

— Знаешь, что тебе ответил бы он сам? — позволила себе небрежную усмешку. — Людям виднее, где заканчивается трусость и начинается храбрость, которая влечёт за собой героизм. Требуешь конкретику? — Летти слабо улыбнулась и повернулась к нему. — Эрвин мне рассказывал мало, потому что хвалиться не любит, но Микки, Ханджи, Дирк, Шадис — достаточно. Первое, — она принялась загибать пальцы. — Эрвин в двадцать пять лет, когда была потеряна связь с командованием, с одним обломанным клинком и отчаянной решительной яростью прорвался вместе со своим отрядом через множество титанов, и этим спас десятки жизней. Второе, лет десять назад Эрвин из-за тумана потерял остальных солдат и наткнулся на титанов, которые уничтожили почти всё правое крыло построения. Он уничтожил одиннадцать титанов в одиночку! А затем построил солдат и вместе с ними продолжил экспедицию. Что ещё? Ах да! — она язвительно рассмеялась, всплеснув руками. Дети начали хныкать. — Всего лишь командовал эвакуацией населения Стены Мария, спас множество невинных жизней (да Эрвин даже не знает их точного числа, чтобы им хвалиться), и этот подвиг вы решили осрамить этой жертвой! Сперва вы выставили Эрвина героем, а теперь он просто исполнитель ужасающей цели.

— А ты подумала, зачем эта жертва нужна?.. — вкрадчиво спросил Закклай, приближаясь к ней с грозным и искажённым от ярости лицом. Летти же не испугалась и даже напротив — сделала шаг навстречу ему. — Да чтобы все остальные жили. Дура ты, Летти! Что за неблагодарность? Это он так на тебя повлиял? Очнись же! — закричал он и, размахнувшись, ударил Летти по щеке. Та, не успев среагировать, не смогла отшатнуться и пронзительно взвизгнула, когда толстая ладонь оставила красноватый след на её щеке. Мишель и Михаэль уже надрывались в безудержном плаче.

Летти со слезами на глазах рухнула от силы удара на кровать, но тут же, испугавшись за детей, бросилась на Даллиуса, метя пальцами в маленькие глаза. Но в ту секунду, когда она уже царапала его лицо ногтями, а он грубо её отталкивал, раздался крик:

— Отойди от неё!

Ворвавшийся в комнату бледный Уилл с алеющими пятнами на щеках и шее, казавшийся совсем тонким, оттащил значительно превосходившего его весом Даллиуса от Летти и резким движением прислонил к стене с глухим ударом, упираясь костлявым кулаком между лопаток. Жирные руки Даллиуса затрепетали по бокам, он стремился оттолкнуть юношу, но не мог.

— Не трогай её! — прорычал Уилл и потащил его в сторону лестницы. Красивое лицо исказила гримаса ярости.

— Всё! Я ухожу! — крикнул Даллиус и с удивительной скоростью сбежал по ступеням, и на его лице на какую-то секунду застыло осознание совершённого. Уилл резко выдохнул и со злости ударил кулаком по стене, тут же вскрикнув от боли: по руке полилась кровь из разбитых костяшек. На фоне его тяжёлого дыхания было слышно, как за Даллиусом захлопнулась дверь и как заговорили две служанки, Нинель и Сьюзан, на первом этаже.

— Летти, не бойся. Он тебя не тронет, пока я рядом, пока отец рядом! Это подлость, поступок, не достойный мужчины. Даллиус прекрасно знает, что ты сейчас уязвима, но всё же посмел тебя ударить, — протараторил Уилл, обнимая Летти и усаживаясь рядом с ней на кровать. Та прижалась к его груди, и ощутила, как колотится его молодое и пылкое сердце. Его тонкая и трясущаяся рука опустилась на её волосы.

— Ты не струсил, Уилл, перед человеком, от которого зависит твоя судьба, — прошептала Летти и отстранилась от пасынка, глядя в яркие сверкающие глаза, блеск которых её испугал: такие же молнии иногда вырывались из глаз Эрвина, когда он приходил в бешенство.

— Пусть он мне начальник, но поднимать на тебя нельзя никому. Это ужасно! Дедушка Патрик бил бабушку Аннет. Я помню это… Она до сих пор ходит совсем потерянная, боится ему слово сказать, от её безответности страдали и все их дети. Вот к чему приводит насилие! Отец всегда мне говорил, что женщин нельзя бить ни при каких обстоятельствах, как бы они ни выводили из себя. Мужчина должен защищать свою жену, невесту, девушку!.. А он… — Уилл энергично махнул рукой и встал на ноги, принимаясь бродить из угла в угол. — Я не боюсь Даллиуса. Пусть уволит меня — тогда я просто перейду в Гарнизон (может, в Разведкорпус, если буду готов), пусть даже подставит и отправит в тюрьму — я сбегу из неё и как-нибудь проживу в Подземном городе с бандитами, но никогда, слышишь, никогда я не позволю ему издеваться над тобой. Даллиус воспользовался отсутствием отца, потому что он, несмотря на внешнее спокойствие, за тебя может и убить… — Уилл помедлил, сильно задумавшись над сказанным, судя по его лицу. — Хотя… Я не представляю, что творится у отца в голове! Я иногда даже думаю, что временами он теряет рассудок. И всё-таки с ним тебе безопаснее, чем с Даллиусом. У отца есть честь, у него потеряна и она.

Уилл остановился и наклонился над плачущим Михаэлем (Мишель уже успокоилась и просто ворочалась в своей колыбели), взял его на руки и поцеловал в макушку. Летти в это время сидела на кровати, низко опустив голову и качая колыбель с дочерью.

— Летти, прошу тебя, — прошептал он, принимаясь укачивать брата. — Если отец умрёт сегодня или просто слишком рано и не успеет привить Михаэлю то, о чём я говорил, постарайся донести до него это сама. Я помогу, но я всё-таки не Он, — значительно кивнув, проговорил Уилл, разумея под этим глубокомысленно произнесённым «Он» отца.

Через пару часов вернулся Райтон, чтобы немного поесть и набраться сил перед предстоящим поступлением раненых. Он заметил бледность Летти, её поникшие глаза, раздражённого растрёпанного Уилла с перевязанной рукой и ничего не понимающего Луи, как всегда опрятного, причёсанного и румяного. Пока они обедали, Райтон то и дело бросал на родных задумчивые взгляды, а после, когда сэр Чарльз увёл Луи, задал волновавший его вопрос:

— Что случилось? Летти? Уилл? Вы ничего не хотите рассказать? — его яркие голубые глаза за стёклами очков подозрительно скользнули по двоюродному брату и остановились на Летти, которая, поймав этот взгляд на себе, спрятала лицо в руках и низко опустила голову. — Да что с вами? Это из-за Эрвина?

— Да нет, — через силу сказал Уилл и потянулся было к её плечу, чтобы погладить её и успокоить, но та резко встала на ноги.

— Не трогай меня!.. — вскрикнула Летти, по щекам её покатились слёзы. Уилл часто заморгал, и Райтон совсем растерялся. — Прости, — всхлипнула она, и в эту секунду уже Райтон поднялся из-за стола и прижал её к себе, несмотря на нелюбовь к прикосновениям. Летти была сильно ниже него и поэтому ей пришлось уткнуться в его грудь. Его руки остановились на её спине, на выпиравших рёбрах и позвоночнике, прикрытых тёплым платьем. — Оставьте меня, мальчики, прошу…

— Если ты будешь себя доводить подобным образом, то никогда не услышишь, как твои дети назовут тебя матерью, а Эрвина — отцом, — тихо заговорил Райтон, — не увидишь, как этот прохвост женится, — кивнул он на Уилла, — не увидишь победу человечества над титанами. Я чувствую все твои кости пальцами, и это печально. Ты извела себя. Тебе страшно за Эрвина, ты начинаешь волноваться, а Мишель и Михаэль перенимают твоё настроение, поэтому и капризничают, что доводит тебя до такого состояния. Летти, услышь меня, пожалуйста: ты явно переживёшь Эрвина. И тебе надо свыкнуться с мыслью, что он рано или поздно погибнет, что тебе придётся его хоронить, стать вдовой героя, но бесконечно бояться за него невозможно: ты просто сойдёшь с ума. — У Райтона перехватило дыхание, но Летти доверчиво прижалась к нему, и он невольно опустил руки вдоль тела.

— И в этом состоянии её ударил Даллиус, — заметил Уилл. — Ещё и при детях.

— Не говорите Эрвину, — прошептала Летти. — Я тогда ещё больше переживать буду.

— Ты играешь с нами ради своих целей, становишься похожа на Эрвина, — проговорил Райтон и усадил Летти на на стул. Уилл принёс ей воды и принялся рукавом рубашки вытирать слёзы с её щёк, без умысла царапая её нежную кожу. — Но так уж и быть. Я хочу, чтобы у ваших детей была хотя бы мать.

— Наверное, мне стоит нанять няню? — уже заранее зная ответ на вопрос, прошептала Летти.

— Да, ты не справляешься, — проникновенно заверил её Уилл.

В эту секунду в комнату вбежал Луи и, оттолкнув Уилла и Райтона, бросился обнимать мать. Летти усадила его на колени и прижала к груди. Тоненькие ручки обвили её шею.

— Мама, я слышал, что ты боишься за папу. Я тебя люблю, мама, и никогда не оставлю! Никогда-никогда! Даже если папа отправится к дядюшке Льюису, я буду с тобой рядом, — проговорил Луи и заплакал, прижимаясь к матери, Летти поцеловала его в лоб:

— Оставить меня тебе всё же придётся. Ты станешь старше, у тебя появится своя семья, но я благодарна тебе, мой мальчик, за эти слова.

К ночи вестей от Разведкорпуса не последовало. Летти, по настоянию Райтона, легла спать и даже задремала, а Уилл не мог уснуть и до раннего утра просидел на диване посреди гостиной, из которой просматривалась входная дверь.

Уилл не мог ни читать, ни спать, ни ходить по комнате, его угнетало это бездействие. Он одновременно и хотел быть рядом с отцом, чтобы наверняка знать, что с ним, и боялся выхода за Стены, его сердце трепетало перед титанами. Как ему сказал однажды Райтон, Уилл собирался пойти в Разведкорпус не потому, что у него была великая цель или стремление стать героем, а потому, что его отец, Эрвин, находился там, и Уиллу хотелось походить на него. И именно по этой причине его в день падения Стены Мария била крупная дрожь, поэтому он не мог собраться с мыслями и решил отправиться к Найлу в Военную полицию. Его истинные желания были перекрыты ложным героизмом, стремлением к славе, к желанию превзойти отца, у которого таких целей никогда не было. Эрвин шёл за Стены, чтобы просто спасти человечество, а не получить орден и звание.

Уилл от роя мыслей, метавшихся в его голове, ощутил лёгкую дымку дрёмы и наконец нашёл удобное положение на диване, положив щёку на подлокотник и притянув ноги к груди, а вскоре задремал.

Разбудило же его нежное прикосновение к плечу. Подняв голову и распахнув глаза, он увидел бледного Эрвина, с усталым ужасом в обескровленном лице. Где-то за ним маячил ещё более потрёпанный Микки.

— Здравствуй, сын, — прошептал Эрвин, чувствуя, как дрожит голос, и крепко обнял Уилла, целуя в лоб и в макушку. — Я вернулся, как обещал. Ранен, правда, — кивок на перевязанную в верхней части бедра ногу, которую он осторожно выпрямил. — Но ничего страшного: я оправлюсь.

— Ну-ну, — фыркнул Микки и тоже сел на диван рядом с Уиллом, резко опустив руку на его тощую коленку и легонько похлопав по ней. — Даже не титан напал, а чьё-то лезвие отлетело. То ли моё, то ли Нанабы — не поняли.

— Летти как? — спросил Эрвин, пряча глаза и всей душой ощущая, какой вопрос задаст Уилл.

— Очень переживала, но всё-таки уснула, я отправил Сьюзан следить за ней, — мягко ответил он и отвернулся от отца. Они помолчали. Микки, не выдержавший тишины, резко произнёс:

— Почти всех людей мы потеряли. За Стены вышло где-то двести пятьдесят тысяч человек, а вернулось нас около четырёхсот, больше половины ранено. Многие скоро умрут, тогда подсчитаем потери.

— Ужасно, — прошептал Уилл, и Эрвин вновь крепко обнял его, прекрасно понимая, что в ту секунду слова не были нужны. — Как ты будешь жить, зная, что сам повёл их туда?

— Спокойно, Уилл, спокойно и счастливо буду жить, пожалуй, лишь я один. Сколько детей осталось сиротами?.. Сколько людей погибло понапрасну? Но угроза голода отступит. Я просто исполнитель. Это было решение Короля.

За прибытием Эрвина последовали бурные восторги, слёзы и стенания Летти, которые, однако, смогли его тронуть ровно в той же степени, сколько и робкие нежные ласки Луи. Рана на бедре постепенно затягивалась, груз вины не тяготил его сердца по причине, которую он сам даже не мог чётко определить.

— Я просто не могу винить себя во всём, — однажды, сидя на кровати и глядя на раздевавшуюся Летти, заявил Эрвин по прошествии двух месяцев с той самой миссии. — По крайней мере, мои люди живы. Кто-то ранен, да, но я сохранил всех своих офицеров и солдат, а остальные всё равно бы погибли… — Заметив, что Летти едва ли его слушает, он позвал её.

— Да… Это ужасно Эрвин. Я беспокоюсь за тебя и… твой рассудок. Уже не за чувства: их ты подчинил себе, — прошептала Летти и, прикрываясь только что снятым платьем, обернулась к нему.

— Летти, направь эту материнскую заботу на детей. Им она нужна больше, чем мне, — слабо улыбнулся Эрвин и понял, что совершил ошибку: Летти нахмурилась. — Я тебя обидел?

— Ты видишь во мне мать своих детей, а женщину не замечаешь, — обиженно проговорила она и отбросила платье в сторону. Эрвин, не понимая, чего она этим желала добиться, посмотрел ей в глаза, минуя обнажённое тело. — Я отвратительно выгляжу после родов.

— Я не смотрел ни на одну женщину после родов, когда та была без одежды. Мне сравнивать не с чем, но я считаю, что ты выглядишь отлично. Все твои мышцы остались. — Эрвин осмотрел шею, на которой трепетали все жилки, крепкие руки, немного опустившуюся под тяжестью приливаемого молока и слегка увеличившуюся грудь, плоский мягкий живот, бёдра, которые приобрели приятную округлость, тонкие ноги с торчащими коленками. — Кожа где-то ещё обвисшая, но я даже не сразу заметил, — проговорил он, поднимаясь и крепко прижимая к себе Летти. — Главное, чтобы ты была здорова.

— Ты ведь не хочешь меня, — прошептала она. — Сколько я с тобой не сплю? Всю беременность и ещё четыре месяца после… Тринадцать месяцев?.. Больше года. Я боюсь, что ты меня разлюбишь!.. — Летти уткнулась в его грудь, и раздались её протяжные тонкие всхлипы.

— Не беспокойся об этом. Поверь, я слишком ценю тебя, что пренебрегать человеческими чувствами в угоду животным желаниям. — Эрвин сел (ему было больно стоять) и посадил Летти к себе на колени, принимаясь гладить её обнажённую спину. Её влажные глаза с надеждой заблестели. — Тебе нужно восстановиться, Летти, остальное подождёт. Помочь тебе одеться? — с ласковой улыбкой спросил он, и она, звонко рассмеявшись, поцеловала его в нос, но из одежды накинула лишь лёгкую рубашку (её носил сам Эрвин, но сильно похудел, и та стала ему велика), которую Летти так любила надевать, когда его не было рядом. Эта рубашка застёгивалась на уровне её груди, обнажая ключицы, а заканчивалась на середине бедра, рукава же приходилось закатывать. Весь этот вид Летти, с убранными в красивую толстую косу волосами, в этой нелепой огромной рубашке, заставил его невольно улыбнуться.

Несмотря на все минувшие события, жизнь потихоньку возвращалась в своё русло. Мишель и Михаэлю наняли няню, которая когда-то воспитывала Луи, и Летти расцвела. Она стала больше улыбаться, смеяться, постоянно ласкалась к Эрвину — словом, ей стало намного легче. Примерно в это же время они узнали, что дочь Закклая вышла замуж за Касацкого и тот признал ребёнка, а Микки разошёлся с её матерью. Закклай, очевидно, решил себя вести так, будто ничего не было, поэтому с Эрвином он предпочитал не упоминать об этом. У Дирка и Эбби дела наладились. Несмотря на прежнюю бедность, они воспитывали дочь. Дирк бегал по соседям и оказывал медицинскую помощь за приемлемую плату, Эбби вернулась к шитью вещей и стала их продавать (Летти даже купила у неё расшитый цветами платок). Шадис устроился инструктором в кадетский корпус в 847-м году, тогда же в него были приняты кадеты, многие из которых были родом из-за Стены Мария. Угроза голода отступила, в Каранесе и Стохессе стало спокойнее, но лишь на пару лет. Экспедиции Разведкорпуса всё же были очень редки, несмотря на все стремления Эрвина. После вылазки в 846-м году они окончательно потеряли всё уважение и доверие гражданских.

Вскоре после того как Мишель и Михаэлю исполнилось по два года, Летти решилась вернуться на службу, однако не в Разведкорпус, к успокоению Эрвина, а в министерство, где заняла должность капитана специального отряда, куда вошёл и Уилл. Так что в свободное время, когда его можно было провести где угодно, Эрвин шёл к ней и сидел в кабинете Летти, где она занималась бумажной работой, которой было неожиданно много.

В один из осенних дней, когда дождь барабанил по стёклам министерства, Эрвин после очередной экспедиции понёс документы Летти на подпись (отряды Микки и Дирка должны были участвовать в поимке банды из Подземного города совместно с её отрядом). Похудевший, даже немного постаревший Эрвин в мундире, висевшем на нём, поднимался по лестнице вместе с прежним напыщенным и недовольным генералом Геральдом, который нагнал его в коридоре.

— Вы опять ничего не добились, — сказал он Эрвину, когда они поднялись на нужный этаж. В коридоре, уставленном цветами в горшках и небольшими скамьями возле кабинетов, толпились кадеты, на которых ворчал Шадис, возвышавшийся над ними, ходили военные, бегали адъютанты с поручениями и толкались секретари.

— Не вам судить, генерал. Это решают другие люди, — повысив голос, ответил Эрвин, и на него все обернулись. Шадис, очевидно, заметил его: он сделал несколько шагов ему навстречу. — Мы сделали то, что могли и должны были сделать. Есть, однако, много сдерживающих факторов, — уже тише произнёс он.

— Вы, командующий, просто сидите за Стеной Сина и воспитываете детей, вместо того чтобы разрабатывать новый план, — едко произнёс генерал Геральд, очевидно, поняв намёк.

— Имею на это право, — громко проговорил Эрвин, начиная злиться всё больше и больше. — Более того, у вас неверные сведения касаемо моей тактики. В новой пока что нет необходимости, потому как благодаря ей Разведкорпус справляется и возвращается в более полном составе. Количество жертв значительно уменьшилось! А если у вас идеи и предложения об её усовершенствовани, то я вас с удовольствием выслушаю.

На них без капли смущения глазели кадеты, и Эрвин услышал, как они тихо заговорили между собой. Он ускорил шаг и оказался впереди Геральда. Его окликнул жёсткий голос:

— Эрвин! — и к нему подошёл Шадис. Эрвин улыбнулся и, пожав ему руку, поудобнее перехватил папку с документами в левой руке. Шепотки кадетов стали громче.

— Здравствуй. По какому поводу здесь? — проговорил Смит, заглядывая в усталые глаза, морщины вокруг которых ещё больше углубились за последние несколько лет. Кит потерял последние волосы на голове, но в целом выглядел неплохо, даже немного поправился.

— Да с документами надо разбираться. Предварительные сведения о том, кто куда собирается вступать. Наверняка пополнишь ряды.

— Надеюсь, непревзойдёнными талантами? — усмехнулся Эрвин.

— Надейся дальше, — буркнул Шадис, кивая на кадетов. Эрвин оглядел их, ещё таких юных, почти что детей, но с этим удивительным блеском в умных глазах, показывавшим их стремление добиться чего-то большего, достичь великой цели. — Летти твоя, вон, тоже надеется, что кто-нибудь ей в отряд попадёт, поэтому и решила сама заняться документами. А с этим ты что здесь забыл? — понизил голос он и кивнул на Геральда, ожидавшего Эрвина у двери кабинета.

— Он отчёт потерял, и подписать что-то нужно. — Эрвин вновь протянул ему руку. — Заходи ко мне как-нибудь. Ты ведь ни разу не видел моих детей, всё в делах, говоришь.

И Эрвин, пропустив Геральда вперёд, вошёл в кабинет Летти. Сама она сидела за столом прямо напротив дверей, разговаривая с темноволосым кадетом, который испуганно обернулся на вошедших. Справа же за столом сидел Уилл с щуплым пареньком со светлыми волосами и огромными глазами.

Едва вошёл генерал, Летти устало поднялась со стула, оба кадета подскочили, отдавая честь, а Уилл лениво натянул на язвительное лицо маску уважения, но когда на пороге показался Эрвин, Летти просияла, даже Уилл улыбнулся.

— Здравствуй, — весело поздоровалась она с мужем. — Проходи. По какому поводу?

— И тебе доброе утро, — усмехнулся он и прошёл к её столу, обернулся на сына и помахал ему рукой. — Подпись твоя нужна, — Эрвин открыл папку и, отыскав нужное место, ткнул в него ногтем. — Вот здесь.

— А, — ответила Летти, будто вспомнив что-то, и коснулась его руки тонкими пальцами. Кадет зелёными яркими глазами проследил за этим движением с замиранием. Его даже потряхивало, очевидно, от волнения. — Ты подожди. Я целиком прочитаю и подпишу. Садись, — тепло улыбнувшись, она указала на диванчик, и Эрвин, мимоходом погладив её по плечу, уселся на него, принимаясь осматривать кабинет в очередной раз.

То была очень просторная комната (от одной стены до другой можно было насчитать по меньшей мере пятнадцать его собственных широких шагов) с высокими потолками. Справа от диванчика, на котором сидел Эрвин, стояла небольшая тумба с графином, наполненным водой, и стаканами. У стены же протянулся шкаф, заваленный сводами законов и делами, аккуратно подшитыми в папки. Прямо перед Эрвином стоял стол Летти, которая заметно изменилась с момента беременности. Кудрявые волосы она теперь заплетала в короткий хвост на затылке, но они продолжали торчать из стороны в сторону, чем служили поводом для тихих смешков сослуживцев. Рассмотрев её, Эрвин отметил, что Летии держала спину очень прямо, совсем как раньше, и под рубашкой перекатывались сильные мышцы, когда она подписывала документ.

У левой же, дальней от него стены, сидел за таким же столом, с обоих сторон от которого стояли высокие шкафы, Уилл, подперев рукой щёку и лениво заполняя бумагу. Ему было восемнадцать лет, он был по-прежнему невероятно красив и немного высокомерен от своей красоты, с пушистыми волосами до плеч и искрящимися голубыми глазами, носил небольшой орден на отвороте мундира, общался с важными чинами, поэтому стал завидным женихом для всех незамужних девушек в столице, хотя с браком не торопился и продолжал просто очаровывать всех дам. Напротив же Эрвина, на стене возле входной двери, висели портреты разыскиваемых людей, карта Стен и столицы в отдельности с помеченными областями.

— А вы, генерал Геральд, что-то хотели? — спросила Летти, глядя на его искривлённое от возмущения лицо: она обратилась к нему вторым, несмотря на звание.

— Уильям должен был передать мне отчёты от вас, но не сделал этого. На каком этапе произошла заминка?

— Для вас я старший лейтенант Смит, — проворчал Уилл из своего угла, приподнимаясь со стула. Паренёк перед ним нервно заёрзал на месте. Геральд резко обернулся. — Отчёты были переданы вашему секретарю лично в руки, поэтому ищите проблему не у нас.

— Слишком ты смелый при отце-то, — прошипел Геральд, и Эрвин, усмехнувшись, перехватил взгляд зеленоглазого кадета, с восторгом устремившийся на него.

— Извините, ваше высокопревосходительство! — принялся с притворной вежливостью откланиваться Уилл. Эрвин не смог сдержать улыбку.

— Генерал, у меня приказ, который вам необходимо подписать. Изволите? — прервала их ребячество Летти, у которой самой рот косило от усмешки в сторону, и встала, чтобы достать со шкафа то, что ей было нужно. Геральд сухо кивнул.

Через пару минут он вышел, и Летти счастливо выдохнула, обернувшись к Эрвину и подмигнув ему:

— Тяжело с ним, а тебя он и вовсе ненавидит. — А затем вернулась к кадету. — Повторите, пожалуйста, своё имя. Я не записала.

— Эрен Йегер.

— Йегер? — уточнил Эрвин, и Летти нервно на него обернулась, делая большие глаза и высоко поднимая брови, но он не понял намёка. — Ваш отец — Гриша Йегер, врач?

— Да, сэр, — ответил кадет трясущимися голосом. — Вы… вы его знали?

— Да, — ответил Эрвин. Что-то щёлкнуло в его голове, но он не понимал, что… Гриша Йегер, найденный вне Стен и не знавший ничего о них, слова Шадиса о нём после падения Стены Мария, то происшествие у Рейсов, о котором он узнал из газет, — всё это начинало странным образом складываться у него в голове, однако Летти, окинув его предупредительным взглядом, продолжала:

— Ваш возраст?

— Четырнадцать лет.

— Место проживания?

— Как место проживания? — тихо и растерянно повторил кадет и низко опустил голову. — Я жил в Сигансине, сейчас в кадетском корпусе, больше дома у меня нет.

— Эрвин, помолчи, пожалуйста! — неожиданно прикрикнула Летти, очевидно, заметив оживление в его глазах. Тот поднял руки в знак примирения, и она вернулась к дёрнувшемуся Эрену:

— Куда вы хотите вступить?

— В Разведкорпус.

— Какова ваша цель вступления? — мягко улыбнувшись, спросила Летти, что-то отмечая в документе. — Вы ведь видели те ужасы, что творились в Сигансине три года назад. Уверены, что справитесь? Новобранцев там никто не бережёт. — Она кивнула на Эрвина. — В Военной полиции совсем иначе.

— Титан сожрал мою мать, — отчеканил Эрен, в голосе прозвучали слёзы и неожиданная твёрдость, уверенность. — Я хочу истребить их всех, всех до единого!

— Благородно, — не выдержал Эрвин. — Буду тебя ждать в своих рядах.

— Дожил бы ты, — фыркнула Летти, и он улыбнулся. — Есть ещё несколько формальностей… — Летти потянулась за новым чистым листом, и нервно обернулась на Эрвина. — Иди, пожалуйста, и мешай своему сыну. Ты меня нервируешь своим взглядом, и парень теряется!

Эрвин послушал её и отошёл к Уиллу под внимательным взглядом Эрена, который отвлёкся и не расслышал какой-то вопрос Летти. Та принялась громко возмущаться. Эрвин же, не придав этому значения, заглянул через плечо Уилла и прочитал на заполненной им бумаге:

«Армин Арлерт. 14 лет».

Какое-то смутное воспоминание поднялось в душе Эрвина. Эту фамилию он однозначно слышал. Но от кого? Он нахмурился и отошёл чуть в сторону, к портретам разыскиваемых людей, не желая смущать ещё больше робеющего паренька.

— Куда вы хотите вступить? — задал вопрос Уилл скучающим голосом. Было очевидно: ему куда больше хотелось заниматься поиском преступников где-нибудь на окраине, чем сидеть в уютном кабинете и заполнять бумаги, совершенно не интересующие его.

— В Разведкорпус, сэр.

— Цель? Причина?

— Если честно, я не знаю… Мне бы очень хотелось посмотреть мир за Стенами. Там, как я прочитал в книгах, есть море… Знаете, такой большой водоём с солёной водой, — проговорил Армин. Эрвин обернулся, и паренёк с опаской взглянул на него. — И мои лучшие друзья идут туда.

— Я, пожалуй, запишу последнее, иначе у вас могут быть проблемы, — будто чего-то опасаясь, проговорил Уилл.

И тут у Эрвина вновь щёлкнуло в голове. «Это ведь сын тех людей, которые на воздушном шаре собирались пересечь Стены и отправится в большой мир! Будет великолепно, если он окажется у меня. И Йегер тоже. Месть и мечты — лучшее, что может вести солдата Разведкорпуса в бой», — подумал он про себя.

Через несколько месяцев отряды Микки, Дирка и Летти прибыли в Подземный город для поимки банды, которая выходила на поверхность, чтобы грабить и убивать наиболее богатую часть населения, а затем незаметно возвращалась обратно. Кроме трёх отрядов, Найл Док привёл своих людей, а также были привлечены лучшие кадеты. В пользе последнего, однако, Дирк вскоре усомнился:

— Кто так складывает бинты?! — кричал он на трясущуюся от страха девушку-кадета с высоким хвостом на голове. Несмотря на то, что Дирк был ниже ростом, она так сжалась, что уступала ему на полголовы. — Ты же не знаешь, что у тебя было в сумке, какими руками ты её трогала! Бинты нужно оборачивать в чистую ткань!

— П-простите, сэр, — лепетала она.

— Извиняться будешь перед тем, кто получит заражение крови и умрёт, — огрызнулся Дирк и упёр руки в бока.

Все привлечённые к поимке банды офицеры, солдаты и кадеты остановились в небольшом каменном здании, где обычно находились дежурные полицейские. Большинство сидело кто на деревянных ящиках, кто на столах, а кто и просто на полу, с интересом наблюдая за перепалкой. Несколько человек собирали сумки с лекарствами и бинтами, нервно поглядывая на кричащего Дирка, многие просто держали наготове ружья и пистолеты. Каждый был занят своим делом и не пытался помочь девушке. Шадис и вовсе вышел в другую комнату, едва послышались первые негодования, вероятно, не пожелав сталкиваться с бывшими сослуживцами. Одна Летти, сидевшая между Микки и Уиллом и прижимавшаяся к ним плечами, казалось бы, пожалела девушку и поднялась на ноги, чтобы, очевидно, усмирить гнев Дирка.

— Оставь её, Дирк. Не объяснили ей, как правильно собирать сумку, но она в этом не виновата. Прекрати бушевать. — Она взяла его за локоть и легонько сжала. Серые блестящие глаза мягко смотрели на товарища.

— Она виновата только в том, что не спросила, как надо, а просто сделала абы как! — продолжал ворчать он. — И это наша замена через несколько лет, подумай об этом. Тут полно будущих солдат Разведкорпуса! Да Эрвин их даже до вылазок не допустит, будут штаб отмывать. Впрочем, — наигранно задумался он, — ему иногда и нужны тупые, безмозглые, неразмышляющие…

— Дирк, полно вам! — попросил Уилл. Все взгляды устремились на него: как этот молоденький лейтенантик мог так обращаться к старшему офицеру? Дирк энергично отмахнулся и, тихо прошипев окончание фразы, которое услышали только девушка-кадет и Летти, плюхнулся на стол, где до этого перезаряжал свой пистолет, рядом с Нанабой.

— Кошмар! — подытожил Дирк, оглядывая солдат, офицеров и кадетов и ловя на себе все взгляды, но продолжая невозмутимо заниматься начатым делом.

— И зачем ты это сейчас сказал? — тихо спросила Летти, скрещивая руки на груди и загораживая собой начинавшую всхлипывать девушку. К ней подбежала светловолосая тоненькая другая девушка-кадет и, обняв подругу, принялась гладить её по голове.

— Ты же Эрвина знаешь лучше, чем я! — огрызнулся Дирк, хмуря тонкие угольно-чёрные брови.

— Мы знакомы четыре года, а вы — лет двадцать, так что ты ошибаешься.

— Ты и сама знаешь, что Эрвину нужно кем-то жертвовать, так что неразмышляющие животные и правда нужны, — не глядя ни на кого, заметил Микки. — Это ведь он сказал? — слабо спросил он.

— Майк, вы просто ничего не понимаете! — возмутился Уилл, дёрнувшись от возмущения. — Ваши слова оскорбительны для него.

— Он сам так считает, да, но ты переходишь за рамки, Дирк, — всё так же ровно и спокойно проговорила Летти, чувствуя, как все собравшиеся переводят взгляд то на неё, то на её оппонентов.

— Меня вообще здесь быть не должно. Мы сражаемся с титанами, вы — с людьми, — едко отозвался он, явно припоминая о словах Найла трёхлетней давности. — Ты же ушла из Разведкорпуса, когда… — Дирк осёскся, видимо, решив не раскрывать все подробности об её личной жизни. — Поэтому радуйся, что мы вообще здесь.

— Мне, может, на колени перед тобой встать? — зазвеневшим от возмущения голосом проговорила Летти. — Извини: не смогу — муж ревновать будет! И наверняка скормит тебя первому попавшемуся титану.

Дирк хотел ещё что-то ответить, но вдруг посмотрел на Летти совсем другим взглядом, вновь тёплые лучи света брызнули из его карих глаз, и тёмные ресницы, обралявшие их, дрогнули. Широко разведённые острые плечи ссутулились, рука, сжимавшая пистолет, дрогнула и опустилась. Микки проследил за последним движением и даже поднялся с ящика, видимо, опасаясь за Летти, но в эту секунду в двери заглянул невыспавшийся и потрёпанный Найл:

— Майор, мы выдвигаемся? — спросил он.

— Да. — И она обернулась к Уиллу, который тут же услужливо подскочил на ноги. — Старший лейтенант Смит, позовите, пожалуйста, инструктора Шадиса. Он должен присутствовать. — Едва парень вышел, Летти громко заговорила: — Теперь слушайте меня очень внимательно. Повторюсь, что непосредственно задержание будет осуществлять мой отряд, а также отряды капитана Захариуса и капитана Гунтарда. Кадеты и Военная полиция мешать нам не должны, вы только прикрываете нас с земли. С планом все были ознакомлены ранее, так что теперь расходимся по позициям.

— Есть! — прогремело на всю комнату, и пять десятков рук взметнулось — солдаты отдали честь.

Вскоре все разбрелись по своим местам. Летти вместе с Уиллом и ещё одним офицером из своего отряда, русоволосым мужчиной по имени Пол Гарсия, находилась на выступе каменных стен и в бинокль осматривала территорию. Полу было тридцать два года. Его внешность была приятная, однако совершенно незаметная: короткая стрижка, карие глаза, небольшой рост, обычное телосложение. Если бы он пришёл на бал, то его присутствия никто бы не заметил, а после все удивились бы, что он был там. Этим его свойством пользовались в Военной полиции, где он служил в течение последних семнадцати лет. Пол часто отправлялся шпионом на самые опасные операции, внедрялся в банды до тех пор, пока его не стали узнавать, а при формировании специального отряда стал заместителем Летти.

— Вы бы, майор, при кадетах поменьше выясняли отношения, — заметил Пол. — Они ведь сплетничать будут, да и авторитет руководства подрывается. — Летти издала нечленораздельный звук, относящийся, впрочем, к согласию.

— Уильям, будь добр выстрелить из зелёной ракетницы, — попросила она. Эту идею отряд позаимствовал у Эрвина. — Все уже должны быть на своих местах. Можем начинать.

Над Подземным городом взмыл зелёный сигнал.

В первую же секунду после выстрела Летти в бинокль увидела, как в дом, занимаемый бандой, ворвался Найл со своими солдатами, их прикрывали неловкие кадеты, толпясь, наступая друг другу на ноги и мешая старшим офицерам. Через них успело проскочить человек пятнадцать. Они нестройным пятном метнулись вперёд по дороге и взмыли над землёй.

— У них есть устройства пространственного маневрирования, как мы и ожидали, но явно списанные образцы, старые совсем, — заметил Уилл своим острым зрением с некоторой долей гордости: ему только за несколько дней до операции выдали новое оборудование.

— Надеюсь, капитан Майк и капитан Дирк сумеют их погнать на нас, — проговорил Пол и прищурился, стараясь уследить за движением внизу.

Пушистая макушка Микки светлым пятном последовала за преступниками, за ним рванул его отряд. Нанаба, судя по тонкому силуэту, вырвалась вперёд. За ней следовал Гербер, вынувший клинки. Тут же показался и Дирк со своими. Неожиданно члены банды бросились врассыпную, отряды резко разделились кто по двое, кто по трое, а Микки и вовсе остался один.

— По группам! — крикнула Летти, и её отряд сорвался со скал. Она оказалась первой. — Лысый со шрамом наш! — оповестила всех остальных она и прибавила скорости.

Ветер свистел в ушах, от него слезились глаза. Летти уже могла видеть все грубые черты на рассечённом шрамом лице, когда вдруг раздался выстрел, и пуля пролетела возле её уха, оцарапав его. Холодный пот прошиб её. Летти потеряла равновесие и по инерции пролетела ещё несколько метров, сбив с пути мужчину.

Они покатились по земле. Он отбросил её одним движением к стене дома, и Летти тут же вскочила на ноги. Пропустила удар в бок, выхватила нож и рассекла ему щёку одним резким движением, проскочила под рукой и зашла за спину, запрыгивая на него и принимаясь душить. Тот принялся хватать её за руки и за ноги, пытаясь сбросить с себя, даже укусил за руку, но Летти продолжала крепко держаться за его толстую и пульсирующую шею, которая была толщиной с её бедро.

Звук перезарядки. Краем глаза Летти увидела двоих полуободранных молоденьких парней (едва ли они были старше Уилла) с ружьями наперевес. За ними, высунувшись из-за дома, дрожа, стояло два кадета, тот Йегер и юноша с длинным лицом, ничего не предпринимая.

— Я тебе помогу! — вдруг раздался громкий вопль Микки, и он, взявшись из ниоткуда, спикировал на одного из парней. — Ребята, не стойте. Второй для вас! — заорал он, и Летти отвернулась, продолжая борьбу.

Прозвучали выстрелы, ужасный мужской крик, и одна пуля обожгла её ногу, попав в преступника. Тот, впрочем, уже два ли боролся. Он покраснел от удушья, и тут же рухнул в обморок, придавив собой Летти.

Она едва успела выбраться из-под огромной туши, оставшись на четвереньках, когда сильный удар ногой в живот заставил её рухнуть обратно. Дыхание перехватило. Кто-то рядом стонал, но она не могла ничего сделать. Один за парней вжал её в пыльную дорогу и навалился сверху. Летти увидела его лицо, багряное, с пульсировавшими от напряжения жилами, пока его руки сжимали её шею. Испуганные зелёные глаза смотрели потерянно, губы дрожали. Очевидно, он боялся её, но не мог поступить иначе.

Она сделала усилие и перебросила его через себя. Он от неожиданности замер, сев на землю, и Летти, перевернувшись и приподнявшись, была готова ударить его, но прогремел новый выстрел, и голова парня мотнулась из стороны в сторону. Из виска полилась кровь. Парень боком упал на землю. Пуля прошла навылет.

— Летти, ты как? — и перед ней оказался Уилл, убиравший пистолет в кобуру. Она отмахнулась, и он помог подняться ей на ноги.

Летти огляделась, и, как ей показалось, сердце на секунду замерло. В паре метров от них, на спине, закрыв рукой рану, лежал и стонал, очевидно, сам того не понимая, смертельно бледный Микки. По его животу груди растекалась кровь, ноги тряслись в судороге. Возле него лежал второй оборванный паренёк, из груди которого торчало обломанное лезвие клинка.

— Микки! — закричала Летти и бросилась к нему, упав перед ним на колени. Уилл, растерянно озиравшийся по сторонам и будто не понимавший, что происходит, в это время связывал лысого бандита. — Потерпи, слышишь?!

— Это идиоты, а не кадеты, — прохрипел Микки, когда она вынимала из своей сумки бинты и перевязывала раны, стараясь не задеть тело. Пули было три. Одна прошла навылет, другие же оставалась в правой части груди и в животе. — Сказал же им, чтобы вязали второго, так нет же… Просто стояли и хлопали глазами, а он… сука… выстрелить успел три раза, пока я занят был первым. Я не сдохну внутри Стен!

— Нет, Микки, всё будет хорошо. — Она взяла его за окровавленную руку, и Микки крепко сжал её, глядя на неё странными глазами, затуманенными каким-то до этого не виданным ею чувством. Летти обернулась к Уиллу. — Выпусти синий сигнал, он же для раненых, и подожди кого-нибудь из офицеров здесь.

В этот момент на крышу ближайшего дома резко опустился Пол и подбежал к Летти, которая, кивнув ему, продолжила:

— Кадетов ни за что не подпускай к нему. Когда кто-нибудь придёт, веди задержанного в условленное место. Микки — лучший боец Разведкорпуса, он не должен умереть. Я пойду с Полом за остальными.

— Не нужно, майор: всех, кроме главаря, арестовали, — прервал он её и опустился рядом на колени, снимая с себя плащ и укладывая его под голову Микки. Тот с благодарностью посмотрел на него.

— Кто его упустил?! — воскликнула Летти, и её щёки запылали от гнева, в голову бросилась кровь. — Как?!

— Он ушёл через один из тайных ходов на поверхность, там развилка. Нужно смотреть по картам, запрашивать их у начальства. Система ходов слишком разветвлённая. Расследование придётся продолжать, — тихо проговорил Пол. Над ними взмыл синий дымовой сигнал. Уилл, выпустивший его, подошёл к Микки и встал на колени рядом с ним. Пол похлопал Летти по плечу. — Этим займётся уже Военная полиция. — Он развёл руками и сел на землю, принимаясь обтирать лицо Микки холодной водой из фляжки. — Дать попить?

— Не надо, — простонал Микки, видимо, цепляясь за последние остатки разума. — Мы же не знаем, что с органами.

— Что мы наделали! — воскликнула Летти и низко опустила голову. — Как же так! — Микки нежно сжал её руку, прижимая её к своей щеке.

— Тебя ведь даже не уволят, Летти, — прошептал он, несмотря на то, что губы сильно тряслись. — Ты не виновата.

— Отвечаю всё равно я. Ладно я! Меня обеспечит муж. А как мои парни? У всех семьи, маленькие дети, Уилл только начал карьеру, а тут такой промах. — Летти сделала глубокий вдох. — Ладно, это потом. — Она подняла глаза на замерших кадетов и жёстко произнесла сорвавшимся голосом, в котором были слышны слёзы: — Фамилии, живо!

— Йегер и Кирштейн, я помню, — сообщил Уилл и, поднявшись с колен и отряхнув с них грязь, подошёл к ним почти вплотную. Парни попятились от него. — Куда же вы? Стоять, пока старший по званию говорит! — закричал он глубоким грудным голосом, совсем как у Эрвина. — Вы ответите за промедление, если капитан Захариус решит дать ход делу. — Уилл даже замахнулся, но одёрнул руку и вернулся к Летти, Микки и Полу.

В эту секунду раздался свист УПМ, и на землю опустился раздражённый Дирк с плотно сжатыми губами, пробежал несколько шагов, шлёпая сапогами по грязи, и налетел на Уилла.

— Микки! — воскликнул он и бросился к другу. Тут же за ним прибежали двое крепких кадетов с носилками. — Райнер, Бертольд, аккуратно положите носилки на землю. Уилл, капитан Гарсия, помогите мне переложить его. Летти, придержи голову, — обернувшись, приказал Дирк.

Едва он вместе с Уиллом и Полом приподнял Микки, тот с тихим стоном потерял сознание. Переложив его на носилки, они отошли чуть в сторону.

— Я сниму с него УПМ, — вызвалась Летти и, наклонившись, осторожно отстегнула часть оборудования с бёдер и со спины, чтобы уменьшить нагрузку.

— Бертольд, Райнер, вы разного роста, — проговорил Дирк и взглянул на Уилла. — Понесёшь носилки вместе с Райнером, только осторожно.

Когда Микки, который бредил в течение всего пути, внесли в дом и уложили на стол, тот вновь пришёл в сознание, но кровь всё же не останавливалась. Входили и выходили солдаты и офицеры, бегал с поручениями единственный взмыленный адъютант. Кадеты сидели у стеночки в соседней комнате, и на них кричал Шадис, пока они дожидались разрешения уходить. Бандитов связывали покрепче и выводили на поверхность, несколько человек раненых оставалось в Подземном городе, раны промывали и тоже отправляли наверх. В этой обстановке Дирк решил извлечь пули, однако рассмотрев одну из них, её нашли на месте, он отметил интересную форму и сообщил:

— Нужно, чтобы его кто-то придержал.

— Я придержу, — вызвалась Летти, но тот покачал головой.

— Не удержишь, он сильнее.

Микки лежал на столе, окровавленную рубашку распахнули на груди заботливые руки Летти, ремни устройства пространственного маневрирования расстёгивал Пол, вызвавшийся помогать.

— Дирк, кончай трепаться, — прохрипел Микки.

— А ты помолчи, — прикрикнул Дирк. — Одна пуля между рёбер застряла. — Наклонившись над другом, он ещё раз осмотрел раны и выругался. — Нет, я боюсь ещё хуже сделать, тут второй хирург нужен. Пули с острыми выступами, какой-то умелец сделал, тварь такая. Кровь остановлю, а потом в госпиталь надо. Райтон же сегодня работает, да? — он обернулся к Летти, и та кивнула. — Прекрасно, он и займётся.

Всю дорогу до госпиталя Микки не отпускал руку Летти, мягко сжимал пальцы, будто проверяя, не ушла ли она, шептал что-то неясное и смотрел на неё кричащими от боли влажными красными глазами. Оставив его на попечении врачей и Дирка, она поспешила в министерство вместе с Уиллом и Полом.

***

Сразу после того как в штаб Разведкорпуса вернулись отряды Дирка и Микки без своих капитанов с неутешительными вестями, Эрвин сорвался с места и, взяв экипаж, поспешил в министерство. Прибыв туда и отпустив возницу (он решил остаться дома в тот день, а уже после уехать обратно), Эрвин поспешил в приёмную Закклая, в кабинете которого, как ему сказали, находилась Летти, чтобы наверно выяснить, в какой госпиталь поместили Микки, и уже вместе с ней отправиться его навестить. Войдя в неё, он хотел было подойти к дежурному адъютанту, который поднялся на ноги и отдал честь, завидев его, но так и замер, услышав крики из кабинета:

— Вы упустили его! Ты! Конкретно ты руководила операцией, так почему же он сейчас на свободе, а?! — гремел густой бас Закклая, но его прервал тихий голос Летти. Слова Эрвин, однако, не расслышал и посмотрел влево, заметив краем глаза движение. Его взгляд упал на Шадиса, который сидел на узком диване вместе с двумя кадетами, Йегером и ещё одним, не знакомым ему.

— Майка ранили, — первым делом сообщил Шадис.

— Мне даже рассказали, как именно, — прохладно ответил Эрвин и внимательно оглядел кадетов. — Глупо было их привлекать. Если капитан Захариус умрет, то я это так просто не оставлю. И тем более… — Он внимательно посмотрел на Эрена, в эти зелёные стыдливо опущенные глаза. — В Разведкорпусе мне не нужны люди, которые не готовы прикрыть спину своего товарища от опасности, когда он в этом нуждается.

Эрвин хотел ещё указать на ответственность, которая ждёт кадетов, но не успел: дверь кабинета распахнулась, и из него вылетела раскрасневшаяся Летти. За ней по пятам вышел Найл и, сухо кивнув Эрвину, покинул приёмную.

— Тише, — прошептал Эрвин, когда Летти бросилась ему на шею, и он крепко обнял её, чувствуя на себе взгляды кадетов, но нисколько не стесняясь их. — Всё хорошо, я рядом.

Она отстранилась и тяжело выдохнула. По розовому лицу прошла судорога, а руки, оставшиеся на его плечах, тряслись. Раздались тяжёлые шаги, и в приёмную заглянул Закклай.

— Что твой офицер? — грубо, без приветствия спросил он у Эрвина.

— Не могу знать: ещё не навещал его, — так же отозвался он, и Закклай, видимо, заметил этот тон, а Эрвин продолжил: — Этого не случилось бы, если бы вам не пришло в голову привлечь кадетов. Они же дети ещё! Как они, по вашему мнению, могли бы выстрелить в человека?

— У своего сына спроси. Он одного убил сегодня, хотя у него был приказ брать их живыми!

— Тогда бы погибла я, а он меня спас! Чья жизнь тебе важнее? — громко произнесла Летти и потащила за руку Эрвина из приёмной. Тот не сопротивлялся, но успел заметить полный злобы и чувства уязвлённой гордости взгляд Закклая.

Когда они вышли из министерства и Летти, тяжело дышавшая от возмущения, успокоилась, она заговорила:

— Отец сказал, что лично займётся делом об этих кадетах. Он подумывает даже приостановить деятельность кадетского корпуса.

— Так вот для чего всё это! — громко воскликнул Эрвин, прохожие обернулись на него, и он заговорил тише: — Закклаю приказали сформировать состав операции по задержанию банды таким образом, чтобы доказать некомпетентность Шадиса и отсутствие пользы от кадетского корпуса, чтобы не тратить на него весь бюджет. Отряды Дирка и Микки были там, чтобы аналогичное провернуть с Разведкорпусом. Вы же там были непосредственно для исполнения главной цели, но вам помешали, и вы облажались. Могут сократить твой отряд, ребят Найла, урезать всем вам жалованье, потому что денег, необходимых для обеспечения такого количества людей, внутри Стен нет.

— Ты так полагаешь? — прошептала Летти и испуганно сжала его руку. — Ты думаешь они могли додуматься до такого?

— Король и его советники не дураки, — отозвался он и, приобняв жену, ощутил, как её трясёт. — Тебя едва не убили сегодня, так?

Она быстро заморгала глазами, очевидно, стараясь придумать отговорку, чтобы успокоить его, но не смогла и просто кивнула.

— Это ужасно, но что поделать… везде есть свои риски. Всё же в Разведкорпусе шансов умереть у тебя было бы гораздо больше. Я волнуюсь за тебя, когда ты уходишь на задержание, но запирать тебя не намерен. Ты взрослый человек, мать троих детей, майор, командир специального отряда, а поэтому знаешь, что нужно делать. Тебя ведь волнует не возможность умереть, а то, как я к этому отнесусь? — он, наклонившись, заглянул ей в глаза, и Летти, не удержавшись, быстро поцеловала его и кивнула. — Уилл как?

— Он не подумал хорошенько, когда нажал на курок, поэтому и переживает. Я бы не сказала, что он разбит, но потерян однозначно. — Они уже подходили к госпиталю. На пороге кто-то из врачей в белом халате стоял и курил сигарету. Проходя мимо него, Эрвин поморщился, а Летти закашлялась, и тот поспешно потушил сигарету. Разговор продолжился, когда они выяснили, в какой палате находится Микки, и шли в её сторону. — Уилл сильно повзрослел за эти два года, поэтому я не думаю, что произошедшее может надломить его. Но поговорить с ним тебе не помешает.

— В любом случае он попросит помощи, если она потребуется, — улыбнулся Эрвин. — Я знаю своего сына, и он всегда придёт ко мне за советом.

Они остановились у дверей палаты, и Летти крепко сжала руку Эрвина, тяжело сглатывая.

— Не переживай, — поспешно сказал он и вошёл первым.

На широкой койке одиночной палаты (вероятно, Дирк подсобил) лежал бледный Микки. Его обескровленное лицо было искажено от боли. Голая грудь, покрытая светлыми кудрявыми волосами, слабо поднималась и опускалась: каждое движение доставляло ему страдания. Живот был перевязан, и на бинтах было несколько кровавых пятен: повязку нужно было скоро сменить. Руки лежали на коленях. Из-под одеяла высунулась правая нога, и толстые пальцы дрожали.

Уставший Дирк в рубашке, запачканной кровью, грязью и пылью, сидел на краю койки спиной к дверям и приподнялся, когда вошли Эрвин и Летти.

— Как ты? — участливо спросила она и подошла к изголовью, тепло улыбаясь. Микки слабо усмехнулся и, потянувшись, поцеловал её руку, надолго прижавшись к ней губами и щекотя кожу жёсткими усами. Эрвин с удивлением и даже с опаской проследил за этим жестом. Летти смутилась и испуганно обернулась на него. От этого движения Микки дёрнулся и отпустил её руку, проведя по тыльной стороне ладони пальцем.

— Швы болят, но вроде ничего. Жить точно буду, Райтон сделал всё в лучшем виде. Эрвин, твой племянник — хороший человек и талантливый хирург.

— Я ему передам. А с кадетами что будешь делать? — поинтересовался Эрвин и присел на койку в изножье, укрывая обнажённую ступню одеялом и ободряюще сжимая голень друга.

— Да хрен с ними, — отмахнулся Микки, и от этого резкого движения охнул. Летти, будто почувствовавшая эту боль на себе, понурилась и погладила его по влажному плечу. — Они выговор получат, а делать им хуже я не хочу, иначе и вовсе пропадут вне кадетского корпуса. Появляюсь здесь и выйду, — и он, будто чего-то ожидая, посмотрел на Летти, но та отошла к Эрвину, и он приобнял её, прижимаясь головой к её талии и легонько щипая её за ягодицу так, чтобы его товарищи не видели. — Вы приходить будете? Я умру тут со скуки, если буду долго лежать. Летти, ты-то постоянно в столице… Можешь и Луи привести. Ты же знаешь, что твой сын для меня близок.

— Придём-придём, — быстро сказал до этого молчавший Дирк и встал на ноги. — А я поеду в штаб, устал за день. — И он широко зевнул. — Я будто искупался в грязи. От меня пахнет как от мокрой псины.

— Вообще-то ты воняешь как обычно, — буркнул Микки.

— Останься у нас, — предложил Эрвин, улыбнувшись, но не отвечая на последнюю реплику друга. — Зачем тебе сразу обратно ехать? Поспишь, наберёшься сил, утром возьмём извозчика и вместе поедем.

Ещё немного поболтав, задумчивый Эрвин, встревоженная Летти и засыпающий на ходу Дирк засобирались, а когда они вышли на улицу, там уже стемнело.

— Микки влюбился в Летти, — вдруг неожиданно заявил Дирк, и Летти ужасно покраснела. Эрвин держал жену за руку, а их товарищ шёл рядом, засунув руки в карманы штанов и глядя на мощёную дорогу.

— Давно уже, — спокойно ответил Эрвин. — Он за любой женщиной в его окружении увивается. Это проходит так же быстро, как и начинается. Просто Нанаба отказала ему, вот и бесится.

— Ты не ревнуешь? — Летти прижалась к нему, и Дирк, идущий рядом, фыркнул.

— Не ревную. — Эрвин бросил взгляд на него, и он, помедлив, проговорил, будто немного смущаясь:

— Летти, ты отдаёшь себя полностью и беспокоишься только об Эрвине. Держись подальше от Микки, когда он пьян. Я его знаю, он будет приставать, и именно об этом тебе стоит беспокоиться — не о чувствах мужа, а о собственной чести.

— Да не будет он приставать к Летти, — заметил Эрвин, с недоверием глядя на Дирка. — У Микки тоже есть принципы: он к женщинам, которые любят другого человека, не пристаёт. Ты вспомни, как он спас Летти от Райтона, а мог бы воспользоваться её положением.

— Ага, — проворчал Дирк, пиная камешек на дороге. Эрвин взял Летти под руку. — Предварительно споив его.

— Чего ты добиваешься своей язвительностью и недоверием? — выдохнул Эрвин и внимательно посмотрел на тощую фигуру Дирка. — Ты хочешь пешком идти до штаба?

Но тот лишь отмахнулся.

Когда они зашли в дом, все уже спали. Даже Типс не выбежал им навстречу, а лишь уныло взглянул одним глазом на вошедших. Эрвин пустил Летти в ванную после тяжёлого дня первой, указал Дирку на свободную комнату, и тот, раздевшись, завалился спать, сказав, что приведёт себя в порядок утром. А затем Эрвин решил заглянуть к детям.

Мишель и Михаэль пока что спали в одной комнате в своих кроватках. Эрвин, склонившись над одной из них, погладил дочь по золотистым кудрявым волосам, и та зашевелилась, приоткрывая огромные смеющиеся голубые глаза. Было очевидно: она притворялась спящей и на самом деле слышала, как он вошёл.

— Папа, — тихонько сказала она, и Эрвин поцеловал её в лоб.

— Спи. — Он потрепал её по пухлой щеке, и Мишель схватила его крупные узловатые пальцы с огрубевшей кожей своей крошечной ручкой. — Мама уже приходила?

— Да. — И она спряталась с головой под одеяло. — А Билли плакал, — проговорила она, выглянув из-под него и лукаво глядя на отца. — Он пришёл и плакал, — со свойственной всем детям наивностью сообщила Мишель, хлопая длинными белыми ресницами, унаследованными от отца.

— Я загляну к нему, а ты спи. Завтра утром снова уеду, а потом привезу всем вам подарков. Люблю тебя, Мишель. Прости меня за то, что мы так редко видимся. — Его дочь улыбнулась и кивнула:

— Папа, люблю тебя.

Эрвин осторожно поправил её одеяло, а затем, поцеловав сына в макушку, вышел из комнаты, тихо закрывая за собой дверь и решая навестить Луи. Едва Эрвин переступил порог, его сын поднял кудрявую голову над кроватью.

Луи недавно исполнилось десять лет. Он был очень похож на Летти, однако его лицо было чуть уже и длиннее (явно унаследовал от Кенни). За последние три года он значительно подрос и похудел. Его намерение вступить в кадетский корпус ни на секунду не оставляло его. И если Эрвин вполне одобрял это желание, то Летти была немного расстроена (ей не хотелось, чтобы сын рисковал собой), однако не отговаривала его.

— Не спишь, — улыбнулся Эрвин и присел на её край. Луи, чьи плечи остро выпирали из-под полосатой пижамы, обнял его. — Я завтра уезжаю обратно. — Мальчишка закивал.

— Папа, я всегда скучаю по тебе. Приезжай поскорее снова, — прошептал он, заглядывая в глаза Эрвину, и тот, ласково потрепав сына по волосам и уложив его спать, отправился к Уиллу. На несколько минут он остановился в пустом тёмном коридоре, готовясь к встрече со старшим сыном и заранее предполагая, в каком состоянии может его застать, если Уилл, всегда стыдившийся своих слёз, смог позволить себе плакать на глазах у сестры. Ему было немного не по себе: не было чёткой уверенности, что говорить. Наконец Эрвин решился и вошёл к нему.

Уилл сидел на кровати, спрятав лицо в руках. Волосы были распущены и сильно спутаны: наверняка он не мог найти положения, в котором сон настигнет его, поэтому переворачивался с боку на бок. Вся его серая майка была мокрой от пота, спина дрожала. Когда Эрвин подошёл, он отнял руки от влажного лица и, слабо улыбнувшись, прошептал:

— Поговори со мной, отец. — Его несчастные голубые глаза смотрели на него с абсолютно потерянным выражением, с отчаянием.

Эрвин молча сел на кровать рядом с ним и сказал:

— Что тебя тревожит? Расскажи мне. Я рядом, тише. — Он обнял всхлипывавшего сына, принимаясь гладить его по голове и спине, и тот, заикаясь, проговорил:

— Я убил человека, который пытался прикончить Летти. Я… даже не успел подумать и выстрелил, хотя не должен был этого делать. Закклай приказывал брать их живыми и невредимыми, но он едва не убил твою жену, мать моих братьев и сестры, мою мачеху, да просто дорогого мне человека, которого я так искренне полюбил, к которому я так привязался. Но что, если я поступил неправильно? — Уилл низко опустил голову, и Эрвин обнял сына, легонько похлопывая его по спине и чувствуя, как вздрагивает его грудь.

— Он бы поступил с тобой и со всеми вами ровно так же, как ты поступил с ним. Ужасно, что ты убил человека, но этим ты спас Летти, а может, ещё и Микки, Пола, всех остальных. Кто знает, что было бы, если бы погибла она, — прошептал Эрвин, целуя сына в лоб.

***

Эрвин сидел на маленьком диванчике, прижимаясь бедром к ноге Летти, в просторной комнате с высокими потолками, светлыми каменными стенами, служившей приёмной Закклаю. Напротив них на таком же диване жались друг к другу два кадета, уже известные им обоим: Эрен Йегер и Армин Арлерт. Шадис, как маятник, ходил перед ними, но, видимо, это занятие ему наскучило, и он подсел к Эрвину и Летти.

— Как дети? — грубовато, без приветствия спросил он.

— Бегают повсюду, болтают во всю, играют друг с другом, — ответила Летти, имея в виду младших Мишель и Михаэля. За прошедшие два года она смогла простить Шадиса и относилась к нему куда терпимее отчасти потому, что её в его невиновности убедил сам Эрвин. — Луи по-моему хочет вступить в кадетский корпус через несколько лет. Будет вам проблемы создавать…

— У меня и так их по горло, — огрызнулся Шадис и указал на Эрена и Армина, которые потупились. — При Закклае что-то не то ляпнули. Про титанов, про Стены, про свободу. Тебе бы, Эрвин, было интересно послушать.

— Я и сам всё прекрасно знаю и про титанов, и про Стены, и про свободу, — прохладно отозвался Эрвин, не желая развивать тему в присутствии кадетов. — В Стохессе становится опаснее. Уилл пару дней назад едва отбился от нищих, которые напали на него. Как прорвались через ворота?..

— А какие-то ещё изменения есть в твоей жизни, а, Эрвин? Чувствуешь, что голод затрагивает всё бо́льшие территории? — проигнорировав последнее, спросил Шадис.

— Пока меня коснулось только отсутствие излишней роскоши. Да и чёрт с ней.

— Ну-ну, — усмехнулась Летти. — А кто жаловался, что не привезли… — начала она, но Эрвин, вмиг покраснев, прервал её:

— Привыкнем. Нам, в любом случае, лучше, чем населению Троста. Дирк говорит, что каждый раз, когда он оставляет жену и дочь, боится вернуться и найти на месте дома лишь руины. Население Стены Мария совсем обезумело и бросается на всех. Да уж! — Эрвин энергично махнул рукой.

В эту секунду из кабинета, переваливаясь, вышел Закклай и поспешил мимо Эрвина, и тот мгновенно подскочил.

— Я жду уже третий час! Сколько можно?! Куда же вы? Сами позвали, а теперь изволите томить меня этим ожиданием! — громко воскликнул он. — Меня дома ждёт четверо детей, которым я обещал прийти пораньше, а я здесь сижу непонятно для чего!

Все удивлённо посмотрели на него, Закклай обернулся и замер. Дежурный адъютант выронил перо из рук, и было слышно, как он встал, готовый исполнить приказ вывести Эрвина из приёмной.

— Эрвин! — вскрикнула Летти, но Закклай остановил её движением руки.

— Пойдём со мной, ты мне нужен. Летиция, ты тоже. Шадис, не до вас сейчас. — Кит резко встал, и его глаза сузились от ярости. — Можете пока остаться здесь, выходить вам не стоит. И ты, Эрвин, — повернулся он к нему, — к сожалению, не уйдёшь отсюда ещё долго.

— Почему?! — возмутился Смит, и дежурный адъютант подозвал его к окну. Эрвин резко подошёл к нему и одёрнул штору. За чугунным ограждением стояла ободранная, несчастная и измученная толпа: исхудавшие мужчины, тощие женщины с грудными детьми, заморенные подростки — и все они что-то кричали, били по прутьям. Прищуривщись, Эрвин рассмотрел их глаза, безумные и отчаянные. Эти люди потеряли всё с падением Стены Мария, обнищали духовно и утратили последние капли рассудка от голода. Ему было их жаль.

Эрвин отошёл от окна и обернулся к Закклаю. Тот стоял, рассеянно разведя руки в стороны и слабо пожимая плечами. Летти, стоявшая чуть позади Эрвина, мягко сжала его запястье и проговорила:

— Ты же сам понимал, что рано или поздно это случится. Они требуют выдать хотя бы хлеб из резервных запасов, если слышишь…

— Нет уже резервных запасов, Летти, — вздохнул Эрвин. — Они этого не понимают. Что вы хотите от меня, Даллиус? — устало спросил он, потирая переносицу и прикрыв на секунду глаза.

— Пойдём со мной на совет, Эрвин. Да, бесспорно, твоё дело за Стенами, но ты очень умный человек и можешь сказать что-то дельное, не претендуя на ордена и звания в отличие от других. — Закклай сделал шаг к двери и приоткрыл её, ожидая Эрвина. Он же медленно подошёл к нему и тихо, чтобы не слышали кадеты, прошептал:

— Вы стареете и теряете хватку. Если вам нужна помощь командора Разведкорпуса внутри Стен, то что уж говорить о вашей власти и решительности?..

По полупустым коридорам (все разбежались по кабинетам, не желая оставаться в одиночестве в такую минуту) они прошли в зал советов. Это была огромная комната, потолок уходил куда-то вверх и был расписан картой Стен. Посередине зала стоял длинный стол, за которым сидело уже множество генералов и офицеров Военной полиции, тихо перешёптываясь. Едва вошёл Закклай, они все подскочили на ноги и отдали честь, с непониманием и недоверием устремив взгляд на Эрвина.

Эрвин не хотел садиться за стол со всеми генералами и остановился у дальней стены, но Закклай указал ему на место между Найлом и мэром Каранеса. Летти же села подле отца. Генералы были напряжены, у дальнего конца стола сидели адъютанты, готовые донести приказ до нужных людей, едва он последует. Когда в зал неспешно вошёл комендант Пиксис и занял своё место, Закклай поднялся и заговорил:

— Сейчас мы со всеми вами находимся в ловушке. Население Стены Мария окружило здание и требует выдачи провианта и жилища, которого им никто не может предоставить в силу ограниченности ресурсов.

«В силу ограниченности ресурсов, — повторил про себя Эрвин. — У тебя-то, конечно, нет возможности помочь им. Я отдал один дом под приют, регулярно помогаю сиротам деньгами, хотя получаю вдвое (а то и втрое) меньше, чем каждый из вас. Какие напыщенные и гордые фразы прикрывают маску пугливого животного и труса!»

— Выходит, что мы в тупиковой ситуации и не можем банально выбраться из здания, — продолжал Закклай. — Я жду ваших предложений. Генерал Геральд? — Эрвин, сперва не заметивший его, устремил взгляд на него.

— Я считаю, — начал он, поднимаясь с места и обводя пустыми взглядом всех собравшихся, будто бы искал, на кого можно переложить ответственность, — что необходим тот человек, который уговорит их отступить и пообещает, что они получат то, что требуют.

— Вы полагаете, что они купятся на это? — с сомнением спросила Летти. Она была бледна и серьёзна как никогда. — Во-первых, эти люди регулярно получали обещания, но едва ли хотя бы одно из них было исполнено. С чего бы им верить очередной лжи? Во-вторых, кто из присутствующих выйдет к этой измученной толпе, готовой растерзать любого? Мне кажется, что желающих крайне мало. — И Летти развела руками.

— Да хоть бы ваш муж, со своим-то даром красноречия, — усмехнулся Геральд, взглянув на Эрвина. — Или боитесь, командор Смит? — едко осклабился он.

— Вы принимаете меня за мальчишку, который поведётся на эту слабую манипуляцию? — заговорил он, стараясь придать своему голосу уверенность и спокойствие, хотя негодование клокотало у него в груди. — Я не пойду убеждать их отступить по ряду причин. Первое, я не даю заведомо ложных обещаний, потому как привык их исполнять, несмотря ни на что. Второе, для всех этих людей я такой же богатый представитель высшего общества, который сидит за Стеной Сина и воспитывает детей. — Эрвин смотрел теперь только на Геральда, напоминая о том, что тот сказал ему несколько месяцев назад. — Третье, они не простили нас, конкретно меня и весь Разведкорпус, за гибель их родных пару лет назад. И, наконец, четвёртое, вы просто хотите отправить меня на смерть.

— Вам не привыкать, — тяжело усмехнувшись, заметил Геральд, и Эрвин возмутился:

— Не вам это решать.

— И что ты предлагаешь, Эрвин? — тихо спросил Закклай, и Эрвин, обернувшись на него, впервые с ужасом для себя увидел в этом человеке слабого и измученного старика, не способного в одиночку принять важное решение.

— Выстрелите в воздух холостыми патронами — толпа разбежится. Кровопролития допускать нельзя ни за что. И без того слишком много жертв было в последнее время, — проговорил Эрвин и вышел из зала, не желая больше в нём находиться и слушать этих генералов, которые не понимают простых людей и пекутся лишь о себе.

Он шёл обратно по тем же коридорам, останавливая взгляд на картинах, висевших на стенах, цветах, уныло поникших листьями, пустых скамьях, когда вдруг его остановил звонкий крик Летти, и она подбежала к нему.

— Давай запрёмся у меня в кабинете. Нас никто не потревожит, — запыхавшись, произнесла она и быстро поцеловала его, не позволяя отстранить себя. — Когда всё закончится, выйдем.

Они зашли в кабинет Летти, и Эрвин сел на диванчик, ослабив ворот рубашки и распахнув мундир. Летти же села ему на колени и прижалась к груди, сняв с себя форменную куртку. Руки Эрвина заскользили по её телу, и Летти позволила ему себя гладить.

— Ты прав, милый, тебе ни за что нельзя выходить к толпе, — прошептала она, и Эрвин опустил руки на её бёдра, немного сжимая их. Это его успокаивало, а Летти прикрывала глаза от удовольствия. — Они бы растерзали тебя. Какая разница, где ты служишь? Ты правильно сказал, что живёшь в достатке, поэтому тебя не послушают.

— Спасибо, Летти, — тихо проговорил Эрвин и лёг на спину, усадив Летти себе на живот. — Я тебя люблю. Спасибо, что так поддерживаешь меня.

Летти сползла ему на колени и, потянув его за плечи, заставила сесть, сняла с него мундир. Немного розовея и прикрывая глаза, она расстегнула ремень на его брюках и спустила их ниже.

— Не сейчас же, милая, — прошептал Эрвин, чувствуя, как начинают пылать щёки, но Летти лишь хитро усмехнулась и склонилась над ним. Её настроение всегда становилось игривым, когда нервы начинали сдавать от напряжения и хотелось запереть все мысли глубоко внутри, оставив снаружи лишь животные инстинкты.

Её горячие губы, прикоснувшиеся к чувствительной коже, вызвали у Эрвина приятную дрожь по телу, и в самом низу живота свернулся приятный узел удовольствия. Зашумело в ушах, и Эрвин положил руку на кудрявый затылок Летти, чья голова мерно поднималась и опускалась, заставляя его тихо постанывать от удовольствия.

Через пару часов звуки за окном изменились, в кабинет вошёл Найл (он подозрительно окинул взглядом размягчённого расслабленного Эрвина и растрёпанную Летти) и сообщил, что прибывший отряд Военной полиции разогнал бунтовщиков, которые разбежались, едва завидели их, кого-то из предводителей забрали, и Эрвин с Летти, которой было будто даже немного стыдно за инициативу, проявленную в такой момент, поспешили домой, стараясь избежать лишних разговоров, в которые их так и норовили втянуть как в министерстве, так и на улицах.

Обеспокоенный Уилл встретил их на пороге дома и бросился им на шеи.

— Мне сообщили о том, что было в Каранесе! — воскликнул он, отстранившись от Эрвина, но продолжая обнимать Летти, прижимать её к груди и обращаясь больше к ней. — Я безумно за вас беспокоился. Мишель и Михаэль пока малы, чтобы понять весь этот ужас… Луи не сказали, сэр Чарльз настоял на этом. Райтон места себе не находил. Микки, кстати, приехал, когда узнал о случившемся, — выпалил Уилл и, помедлив, продолжил, будто бы немного смущаясь: — Он… спрашивал о Летти, а о тебе, отец, ничего не хотел слышать. Он дёрганный весь.

В эту секунду сам Микки с бледным испуганным лицом показался в коридоре, немного постоял и, подойдя ближе, молча сжал плечо Летти. Эрвин внимательно проследил за этим движением, и Микки, кусая губы и нервно ковыряя заусенец на пальце, заговорил:

— Уилл, можешь, пожалуйста, уйти? — Парень, кивнув, вернулся в гостиную, и Микки продолжил дрожащим от волнения голосом: — Летти, я тебя люблю. Что мне с этим делать? — он замолчал, Эрвин, обнимавший до этого жену, опустил руку с её талии. Летти покраснела, низко опуская голову и глядя на собственные руки, сцепленные в замок, и тихо проговорила:

— Я никогда не оставлю Эрвина, и ты это понимаешь. Я безумно люблю его и наших детей. С тобой мы вместе никогда не будем, даже… — помедлила она, переминаясь с ноги на ногу, — даже если Эрвин погибнет, я не выйду замуж ни за кого другого. Лучше него, — Летти прижалась к груди Эрвина, — уже никого не будет, а хуже мне и не надо.

Микки слабо кивнул, избегая смотреть Эрвину в глаза, и тот проговорил:

— Переживи это, Майк. Летти — моя жена, мать наших детей, я люблю её. Ты мне друг, но не останешься им, если хотя бы пальцем тронешь Летти. Ты в очередной раз влюбился… просто не в ту женщину. Ты разлюбишь её так же скоро, как и полюбил. — Эрвин протянул руку и мягко сжал предплечье друга, как бы ободряя его и показывая, что не злится на него. Однако в глубине души затаилась обида и страх за жену. Что, если Дирк был прав?..

— Не думаю, — прошептал Микки и, не выдержав взгляда Эрвина, вылетел за дверь, выкрикивая напоследок: — Летти, я тебя не трону! Обещаю!

Весь оставшийся день Летти ласкалась к мужу, видимо, стараясь показать ему свою верность, и он отвечал ей тем же, целовал её, обнимал и ни в чём не обвинял. А уже ночью, когда они лежали в постели, а Летти спала, Эрвин долго думал о чувствах своего друга к ней и пришёл к выводу, что нужно просто подождать. Летти бывает немного наивной, временами странной и беспечной (тот же момент в министерстве), многого не понимает, однако он любит её, и это чувство переполняет его, заставляет жить. Не будет её — у него останется прежняя цель спасти человечество и доказать теорию отца. Но не имея любящей жены рядом, Эрвин после их исполнения будет потерян. А если оставить всё, как есть сейчас, он сможет жить не только для себя, но и для всей их семьи, когда сделает то, что должен.

Прошло несколько месяцев и однажды, когда он, утомлённый работой в штабе и обессилевший после очередной вылазки за Стены, вернулся домой, встретила его довольная и весёлая Летти в открытом платье.

Едва Эрвин вошёл, она бросилась его целовать, и он, подхватив её на руки, принялся гладить её тело, сминая губы и переходя на лицо, шею и грудь, сильно вжимая бёдрами жену в стену, но Летти отстранилась и улыбнулась:

— У нас гости. Поставь меня, пожалуйста. — Она, рассмеявшись, поправила ворот платья.

— Кто? — поинтересовался Эрвин, отпустив жену (при этом он легонько ущипнул её) и переобувая домашние туфли.

— Уилл привёл домой девушку. Мне кажется, он настроен решительно и серьёзно. Только… — Летти замялась. — Он просил тебя предупредить, что она боится взрослых мужчин, близко к ней не садись. Держись на расстоянии, ладно? — Эрвин задумчиво посмотрел на неё. — Ты не подумай, я не ревную, но так будет для неё лучше. Бедняжка, она явно пережила что-то ужасное пару лет назад.

— Как скажешь, — спокойно ответил он и, забыв снять с себя форменную куртку, прошёл в гостиную.

Рядом с красным Уиллом сидела девушка. На вид ей было лет восемнадцать, рыжие волнистые волосы были заплетены в две длинные косы, отброшенные за спину, карие глаза на усыпанном веснушками красивом лице лишь на секунду остановились на Эрвине и тут же опустились. Он подошёл к дивану, на котором они сидели, и, склонившись, поцеловал руку с исколотыми пальцами мгновенно вспыхнувшей девушки.

— Эрвин Смит, — представился он и сел в кресло напротив них. Летти уселась на подлокотник, и Эрвин чуть приобнял её, с интересом разглядывая девушку.

— Пьеретта Док, — пролепетала она, и Уилл как-то виновато посмотрел на отца, сжимая её руку. Его глаза бегали, он робел и наверняка стеснялся.

— Чего молчите? — улыбнулся Эрвин, стараясь придать своему усталому и сорванному от крика на солдат голосу мягкость. — Рассказывайте, с чем пришли. Успокойтесь, всё хорошо.

Уилл сперва промямлил что-то невразумительное, но заметив добрый и понимающий взгляд Эрвина, заговорил более уверенно:

— Отец, я люблю Пьеретту, мы встречаемся чуть больше месяца. Я прошу твоего благословения на брак.

— Подожди-подожди, — прервал его Эрвин, и Уилл вспыхнул ещё больше. Уши горели. — Во-первых, месяц слишком малый срок, чтобы судить о чувствах. Во-вторых, мне хотелось бы знать больше о вас, Пьеретта. Расскажите о себе, пожалуйста, и не смущайтесь. — Он постарался улыбнуться со всей возможной теплотой, которую был способен изобразить после тяжёлого дня, и Летти ласково погладила его по плечу.

— Я родом из-за Стены Мария, из Сигансины, но два года назад перебралась поближе к Стене Роза, погостила у дяди, затем переехала в Трост. Несколько месяцев назад мой дядя достал мне разрешение, чтобы я могла жить за Стеной Сина, а потом я встретила Уилла и решилась остаться в Стохессе, теперь снимаю крохотную комнатку у Гаррисона.

— Ужасное место, — неожиданно сообщила Летти, прижимаясь всем телом к Эрвину. — Мы там как-то брали целую шайку воров.

— Я шью вещи, денег у меня совсем мало, поэтому могу позволить себе жить только там, — слабо отозвалась Пьеретта, пожимая худеньким плечами. Эрвин повнимательнее рассмотрел её. Лицо было приятным, но очень худым. Прямой тонкий нос, мягкие скулы, округлые глаза с рыжими ресницами, розовые пухлые губы — её внешность внушала доверие. Она была одета в скромное бежевое платье с высоким воротником и поношенные туфли.

— А что семья? Ты (если позволишь) оказалась одна в шестнадцать лет в совсем незнакомом месте. Неужели родные не беспокоились? — вкрадчиво спросил Эрвин, поглаживая талию жены, прижимаясь к ней головой. Ужасно хотелось поспать, просто лечь в постель с женой и забыться во сне без сновидений.

— У отца новая жена, а мама сбежала от него к другому мужчине, когда мне было тринадцать. Я жила и с ней, а она умерла, потом с отцом… — Пьеретта замялась, её карие глаза намокли. — Но нигде я не была нужна, всем было всё равно. А за Стеной Роза живёт мой дядя с женой и детьми, он служит в Военной полиции. Вы можете его знать, Найл Док.

— Знаем-знаем, — прохладно отозвался Эрвин, и Летти, склонившись, поцеловала его в скулу. — Не помню, правда, чтобы он отличался особым милосердием.

— Напротив, он замечательный человек, Эрвин, — сказала Летти, беря его за руку и прижимая её к своей щеке. — Ты должен быть счастлив, что так вышло в вашей юности.

— Я счастлив с тобой и не держу ни на него, ни на Мари зла, но я не обязан хорошо относиться к нему. — Эрвин заметил, как Пьеретта тревожно начинает сминать края рукавов платья, и решил излишне не волновать её: — Впрочем, мы слишком редко общаемся последние двадцать два года, поэтому не мне судить.

— Так что, отец? — нетерпеливо спросил Уилл.

— Что? — спросил Эрвин, ощущая, что уже не может в полной мере воспринимать суть разговора.

— Я прошу твоего благословения на брак, — повторил Уилл, его щёки залились краской ещё больше. Он уже был бордовым от напряжения.

— Не будь эгоистом. Я только что вернулся из-за Стен, потеряв тридцать человек, у меня почти не осталось солдат в отряде… — Эрвин потёр глаза и взглянул на отчаянное лицо сына. — Подожди до утра. Я посплю и дам тебе ответ.

— Во сколько ты встанешь? — спросил Уилл, сильно подаваясь вперёд.

— Уилл, — осуждающе произнесла Летти, и тот поник. Она повернулась к Эрвину. — Иди наверх и приведи себя в порядок. Я уложу Пьеретту на первом этаже.

— Спокойной ночи, — ставя точку в разговоре, сказал Эрвин и поднялся из кресла.

Когда он уже засыпал в постели, в комнату вошла Летти, тихонько прикрыла дверь и улеглась к нему под бок.

— Как он быстро вырос, — прошептала она, целуя Эрвина в губы, и он прижал её к груди.

— Что-то мне не нравится в этом браке, — зевнул он и провалился в глубокий сон, уже не слушая, что ему отвечала Летти.

Утром Эрвин проснулся первым и по привычке долго любовался женой, пока та спала. Наконец она открыла глаза и, потянувшись, сладко зевнула, переворачиваясь на живот. Одеяло полностью сползло с её красивой сильной спины, и он погладил холодную нежную кожу.

— Доброе утро, — улыбнулся Эрвин, целуя её в щёку, и Летти тоже счастливо заулыбалась.

— Доброе утро, милый, — прошептала она и села в постели. Эрвин, легонько ущипнув жену за бок, отправился в душ.

Едва он с влажной блестящей от влаги грудью и в одних просторных брюках вышел, тут же на него вновь налетела Летти, одетая только в свободную рубашку, которая была ей велика. Эрвин приподнял жену на руки, подхватив её под бёдра, и прижал её своим телом к стене, начиная целовать. Она обвила руками его шею, а ногами — поясницу, и он уже начинал гладить её спину под рубашкой, когда тихий шорох и странный вскрик «ой» нарушил его планы. Эрвин, отстранившись от губ жены, повернул голову туда, откуда шёл звук, и увидел закрывающуюся дверь.

— Я хотела уложить Пьеретту на первом этаже, — сообщила Летти. — Но Райтон сильно устал и уже спал тогда, когда ты пришёл, так что мог её напугать, выйти в таком же виде в коридор, — усмехнулась она и, поболтав ногами, заставила Эрвина поставить её на пол. — Но она увидела тебя, считай, что ей повезло больше.

— Она очень стесняется меня, теперь вообще поговорить не сможем, — отозвался Эрвин.

Когда они оделись и спустились в обеденную комнату (с увеличением их семьи стало трудно ютиться на маленькой кухне), за длинным овальным столом сидел Райтон и вслух читал газету, сэр Чарльз внимательно слушал его и вставлял свои замечания.

— Мне кажется, его не снимут с должности. В конце концов он единственный заботится об обеспечении всех военных внутри Стен достойной обувью, — сообщил он, подпирая щёку и задумчиво оправляя русые волосы. — То, что у них с генералом Геральдом одна любовница на двоих, не даёт ему повода убирать такого важного человека.

— Интересно, — усмехнулась Летти, подходя к мужчинам, и те заулыбались.

Райтону было двадцать три года. Светлые прямые волосы он стриг так, как это делал лучший актёр из театра в Митрасе. Лицо его приятно округлилось с падения Стены Мария, однако скулы по-прежнему ярко выделялись на нём. Даже прямоугольные очки, сидевшие на носу с горбинкой, не портили его голубых искрящихся глаз. Одевался Райтон скромно и не имел разнообразных курток, плащей, пиджаков и костюмов хотя бы по той причине, что бо́льшую часть времени проводил в медицинском халате. Он даже успел заработать себе славу лучшего хирурга Стохесса и иногда выезжал в столицу, чтобы помочь в сложных операциях. Словом, он был бы завидным женихом, если бы не одно «но». У Райтона по-прежнему не было ничего своего: жил он в доме Эрвина, денег едва хватало на пропитание (цены катастрофически взлетели), а потому Райтон не мог жениться, даже если бы и захотел. Единственный вариант, который бы помог ему выбраться из этого положения, — женитьба на богатой невесте, коих было не так мало, однако гордость не позволила бы ему поступить так.

Сэр Чарльз выглядел сильно старше своего возраста, хотя был ровесником Летти. Русые с проседью волосы он отпустил до плеч, вокруг карих искрящихся глаз, на лбу и в уголках губ собрались сети морщин, одет был всегда в брючный костюм и накрахмаленную белоснежную рубашку. А постарел он так сильно после гибели жены и двоих детей, как ему рассказала Летти. Этикетом сэр Чарльз владел великолепно, умел играть на скрипке, потрясающе танцевал и не менее красиво пел, когда его просила это делать маленькая Мишель.

— Доброе утро, господа, — поздоровался Эрвин и присел на край кресла, в котором сидел Райтон. Тот поднял на него смеющиеся глаза и улыбнулся.

— Уилл привёл в дом женщину? — поинтересовался он.

— И весьма очаровательную, — прибавила Летти, подавая сэру Чарльзу руку для поцелуя — их обыденное приветствие.

— Не нравится мне что-то в ней, — вздохнул Эрвин, заглядывая в газету. — А Уилл её очень любит. По нему видно… И что мне делать? — разочарованно спросил он.

— Эрвин, это не моё дело, конечно, но вам стоит принять его выбор, — мягко проговорил сэр Чарльз, глядя на него своими добрыми лучистыми глазами.

— Безусловно, замечательно, если он женится по любви, но и против меня пойти Уилл попросту не сможет. — Эрвин встал и прошёлся по комнате. Летти с лукавой улыбкой следила за ним. — Пьеретта, — прошептал он и задумался.

— Тебя смущает то, что она бесприданница? Или беспокоит то, что её дядя — Найл? — спросила Летти и обняла Эрвина за талию, глядя на него снизу вверх.

Не успел он ответить, когда в комнату с радостным смехом в голубом платье вбежала румяная Мишель и тут же кинулась к отцу. Эрвин, одной рукой обнимая жену, другой подхватил дочь и поцеловал её в макушку, уткнувшись в кудрявые светлые волосы.

— Папа! — радостно воскликнула Мишель. — Мама! Доброе утро, — смеясь, произнесла она и подставила щёку под материнский поцелуй.

— Здравствуй, солнце. Михаэль спит? — спросил Эрвин, крепче прижимая к себе дочь и поправляя её красивое платье.

— Спит.

Раздался громкий стук в дверь, и залился громким лаем Типс. Эрвин, немного поворчав и оставив дочь Летти, пошёл открывать. Он услышал голос Жака на улице и отпер дверь. Тот стоял на пороге, понурясь, и Эрвину даже стало его жалко, хотя он не знал даже причины печали, так преобразившей его обычно грубое и надменное лицо. За ним стоял полный мужчина приятной наружности в необъятном плаще, с округлыми чертами лица, редкими тёмными волосами, зачёсанными назад, и с быстро бегающими маленькими глазами.

— Здравствуй, дядюшка Эрвин, — испуганно пролепетал Жак, и Эрвин отметил про себя это новое обращение.

— Сэр, я вас не знаю, — сказал он мужчине, и тот подал пухлую розовую ладонь для рукопожатия.

— Руд Уайт, господин Смит, — представился он. — Право, через порог разговаривать неудобно, быть может… — Эрвин, до этого стоявший в доме, переступил через порог и прикрыл дверь.

— Да, извините… я несколько… — стушевался Руд, и Эрвин негромко, но отчётливо произнёс:

— Не сочтите моё поведение неучтивым. Не имею привычки впускать в дом малознакомых людей, даже если они приходят с моими родными. Что вас привело ко мне?

— Дело в том, что ваш племянник играл со мной в карты и проиграл достаточно крупную сумму. Её он записал на ваше имя, и я уже около трёх месяцев ожидаю погашения долга, — спокойно и явно стараясь выглядеть вежливым, проговорил он. — Сейчас я весьма стеснён в средствах, а семья у меня большая, поэтому мне необходимо получить выигранную мной сумму. Готов показать вам договор.

— Жак! — требовательно произнёс Эрвин, поворачиваясь к племяннику и ощущая, как злоба взметнулась в его душе. Его брат Гектор был таким же, игроком, пьяницей…

— Всё так, я проигрался, а долг на тебе… Я… у меня нет таких денег.

— Дурак! — в сердцах вскрикнул Эрвин и пропустил их в дом.

Типс, уже большой пёс, достававший Эрвину до середины бедра, с рыжей шерстью, оскалил на Жака зубы и заворчал, но Руда, погладившего его по голове, обнюхал с уважением и отошёл в сторону.

Эрвин провёл гостей в обеденную комнату, куда уже пришли Уилл и Пьеретта. Он, едва заметив Жака, взял её за руку и увёл за дверь, а затем вернулся и остановился у стены, с интересом глядя на Руда.

— Здравствуйте, — неловко поздоровался он и замер, так и не решаясь пройти в комнату.

Летти, которая только доплела толстенькие косички Мишель и держала дочь на коленях, вопросительно подняла на всех глаза.

— Мы с вами встречались, господин Уайт. Верно?.. — спросила она, и тот кивнул. — Не подскажете, где именно?

— Я спроектировал внешнюю отделку дома вашего отца, госпожа Смит. Давно это было, — как бы робея и переминаясь с ноги на ногу, сказал Руд.

— Жак проиграл господину Вайту в карты много денег, долг на мне, — прерывая их, сказал Эрвин и указал ему на кресло. — Садитесь, пожалуйста, и покажите мне договор.

Вынув из портфеля бумагу в толстой кожаной папке, господин Уайт осторожно положил её на середину стола перед Эрвином. Райтон, отложивший газету в сторону, с интересом заглянул через оживившегося сэра Чарльза в документ. От вида суммы у Эрвина прошлись мурашки по спине. Летти вышла из комнаты, чтобы отдать дочь няне, и вернулась обратно, тоже внимательно рассматривая договор.

— Сколько вы ещё можете ожидать погашения долга? — тяжело вздохнув, спросил Эрвин.

— Как вы можете видеть, срок истёк месяц назад. Мне совестно укорять вас и настаивать на немедленном погашении… но ваш племянник проиграл эти деньги и обязан выплатить долг. Если вам, господин Смит, нужно время, то я готов подождать, однако часть суммы мне хотелось получить бы немедленно, — краснея от возбуждения, быстро проговорил господин Уайт.

— И как тебе не стыдно было повесить долг на моего отца! — грубо воскликнул Уилл, но Эрвин жестом руки остановил его:

— Я потом поговорю. Не тебе его укорять.

Когда он возвращался из своего кабинета, откуда взял всю необходимую сумму (его сбережения уменьшились в три раза), на лестнице его встретила грустная Летти.

— Я могу дать тебе денег, Эрвин, ты можешь даже не возвращать их мне. Для тебя я ничего не пожалею, — прошептала она и попыталась поцеловать его, но оступилась на ступеньке и едва не полетела вниз по лестнице, однако он успел её подхватить.

— Я никогда не возьму у тебя денег. Я слишком горд, а это… мой бестолковый племянник, который напал на тебя, когда ты носила под сердцем Мишель и Михаэля. Это только моя ответственность, но никак не твоя…

Заполнив бумагу о том, что долг погашен в полной мере, они разошлись. А Уилл уже не смел напоминать о браке и вскоре отправился провожать Пьеретту до её дома. Жака Эрвин выгнал, не желая его видеть, и ещё долго просидел в одиночестве в кабинете, сожалея о том, что все деньги, отложенные на младших детей, ушли на племянника.

***

Осенью 848-го года был объявлен небольшой смотр, устраиваемый в честь дня рождения Короля на центральной площади в Митрасе. Начало было запланировано на три часа дня. Эрвин со своим отрядом прибыл к двум (остальных солдат он оставил на своих капитанов, так было проще добираться). Наказав им далеко не уходить, он решил найти Летти, которая тоже должна была присутствовать.

Он шёл по улицам, где прогуливались богатые дамы с маленькими собачками на руках, неспешно читали газеты мужчины в сюртуках, дети пытались сбежать от своих нянь и гувернёров, но их постоянно одёргивали, и подвижные мальчишки и девчонки, так похожие на его младших детей, шли степенно, во всём уподобляясь унылым и высокомерным от своего богатства взрослым. На него постоянно оборачивались и, не стесняясь, в упор рассматривали, в большинстве своём, женщины: Эрвин перестал быть завидным женихом, но зато стал прекрасным объектом для множества сплетен о его семейной жизни. Поэтому проходя мимо них всех, он смотрел только вперёд, ища глазами жену и стараясь не налетать на толпу.

— Эрвин! — раздался громкий оклик, на который с недовольством обернулось несколько человек, и к нему, минуя неторопливо прогуливавшихся гражданских, подбежала Летти с убранными волосами, в парадном мундире с серебряными эполетами, отличавшими её отряд от всех остальных, плотной юбке и в блестящих лакированных сапогах. Через грудь была переброшена лента с несколькими орденами. — Доброе утро! — с весёлой улыбкой поздоровалась она и обняла его. Раздались недовольные шепотки от этого нескромного проявления чувств на людях. — Как ты, командор? — усмехнулась Летти и, взяв его за руку, повела куда-то. — Переживаешь?

— Нет. Это просто смотр. Я надеюсь, что быстро закончим. Не хочется проводить весь день за этим бесполезным занятием. Мы просто потешим Короля, а потом большинство напьётся в пабах. Сомнительная перспектива, — отозвался Эрвин, и Летти беспечно кивнула. — Куда мы? Я искал тебя, чтобы пойти на площадь.

— Пол с разговорился с Пиксисом. Его заберём — и пойдём все втроём, — ответила она.

Пока они шли, Эрвин слышал вокруг не прерывающиеся ни на секунду шепотки кадетов, которых тоже пригласили на смотр (не всех, правда, а только тех, кто отличился во время учёбы). Молодые парни девушки жались друг к другу, будто чувствуя себя не в своей тарелке, и опасливо смотрели вокруг.

— Глянь на этих троих, — тихо проговорила Летти, дёргая Эрвина за рукав и кивая на троих кадетов: Йегера, Арлерта и темноволосую девушку рядом с ними. Все они, едва завидев, что он смотрит на них, опустили глаза и сделали вид, что заняты каким-то разговором. — Я случайно подслушала их разговор, пока мы тут гуляли. Эти ребята находят тебя очень занимательным и весьма рассудительным человеком. По крайней мере, парни точно.

— Пускай, — улыбнулся Эрвин. Ему даже немного льстило такое внимание. — Шадиса не видела?

— Не-а, — всё с такой же счастливой улыбкой ответила Летти.

Они подошли к Полу и Пиксису. Последний был слегка навеселе и даже попытался приобнять Летти, но заметил недовольный взгляд Эрвина и, отойдя от неё, неловко пожал ему руку. Уже вместе с Полом они вернулись на площадь.

На ней кругом стояли военные, надевшие свои лучшие мундиры со всеми орденами. Эмблемы с крыльями свободы, единорогом, розами и скрещенными мечами заполонили всё ближайшее пространство вокруг, сильно мельтишили в глазах. Офицеры и солдаты громко переговаривались друг с другом. Эрвину пришлось протискиваться через Гарнизон, вместе с Полом расчищая дорогу для маленькой Летти, которую так и стремились задеть в большинстве своём пьяные солдаты. Миновав их и кадетов, на которых кричал Шадис, они остановились перед отрядом Летти, весёлыми, жизнерадостными и полными сил крепкими мужчинами.

— Отец! — позвал его Уилл и, улыбаясь, пролез вперёд в первый ряд. Эрвин приобнял сына. — Я после смотра с Пьереттой буду гулять, потом приведу её домой. Имей в виду.

Эрвин похлопал его по плечу и, кивнув, отправился к Разведкорпусу, солдаты и офицеры которого надели новые мундиры и начистили сапоги, а их качество наконец устроило командора. Он встал в середину между Микки и Дирком и, осмотрев одежду и поправив ордена на груди, выпрямился.

— Надолго мы тут? — тяжело вздохнув, спросил Дирк, пихая друга в бок и с надеждой глядя на него.

— Мне сказали, что на полчаса, но если Король захочет произнести какую-то явно насыщенную смыслом речь, то это действие может растянуться на более длительное время, — вздохнул Эрвин, оглядывая солдат Военной полиции, стоявших на противоположной стороне, в эту секунду к нему подошла Летти.

— Я поправлю, — тихо проговорила она, кладя руку ему на шею, и Эрвин склонился к ней, чувствуя, как Гарнизон поглядывает на них с неодобрением, а Разведкорпус и отряд специального назначения — с тёплыми улыбками. Летти, лукаво поднимая на него глаза, поправила воротник и затянула шнурок галстука-боло. — Сам ведь не справляешься, — прошептала она, и Эрвин, изловчившись, поцеловал её в лоб.

Когда она отошла к своему отряду, Дирк, следивший за всей этой сценой, сообщил Эрвину:

— Микки выглядел очень раздражённым, когда ты её целовал. Тебе бы поговорить с ним, а не отмахиваться от моих слов. Он не разлюбит её и постарается увести у тебя.

Он обернулся на поникшего друга, который грустно разговаривал с Ханджи, протиравшей очки рукавом рубашки. Микки за последнее время очень похудел, стал намного тише и совсем перестал ухаживать за женщинами, предпочитая проводить всё свободное время либо на тренировках, доводя себя до предела, либо в своём кабинете, часами пролёживая на кровати и глядя в потолок затуманенным, абсолютно пустым взглядом, хотя в его душе за этой внешней апатией бушевала буря.

— Даже если попытается увести, то она от меня никогда не уйдёт. Летти — взрослый самостоятельный человек и сама решит, чего хочет, а хочет она быть со мной. Но ты должен понимать, что одно дело я, а совершенно другое — дети. Их она не оставит, — стараясь придать своему голосу спокойствие, ответил Эрвин.

— С собой заберёт. Будет он воспитывать твоих детей, — буркнул Дирк. — Детей, из-за которых ты не спал ночами, которых сам качал на руках, воспитывал, сидел возле их постели и не смыкал глаз, пока они болели.

— Чего ты добиваешься этим, скажи мне? — уже начиная злиться и понижая голос, спросил Эрвин. — Майк при мне признавался ей в любви. Он потерян и разбит, не знает, что делать со своими чувствами, одновременно хочет быть с ней и не желает разрушить дружбу со мной, а ты меня подначиваешь. Ты же сам знаешь, что чувствами невозможно управлять.

— Я добиваюсь того, чтобы ты о семье подумал, о её сохранности и целостности, а не о какой-то дружбе! Друг сегодня есть, а завтра он подставит тебя, — начал возмущаться Дирк, и на него даже обернулся Леви, задумчиво окидывая их взглядом. — А семья всегда будет с тобой. Она основная твоя ценность. И всё же ты просто не хочешь разлада в Разведкорпусе… Сейчас начнёшь говорить, что важно чувствовать себя защищённым, что никто не вонзит нож в спину. Это для тебя важнее?

— Я тебя попрошу не лезть. Мне почти сорок лет, так что я сам решу, что для меня важно, а что нет, — прикрикнул Эрвин, отворачиваясь и принимаясь разглядывать солдат напротив него. — Ты читаешь мне морали в очередной раз, но я не воспринимаю их.

Дирк замолчал и, судя по звукам, обиженно засопел. Эрвин покосился на бледного Микки, который смотрел в небо. Он тоже поднял глаза. Бескрайнее высокое голубое небо раскинулось над их головами. Белые пушистые облака, изменявшие свои причудливые очертания, плыли по нему, на несколько секунд застилая яркое солнце, и на землю в те редкие секунды опускалась тень. Эрвин отметил про себя, что давно он не замечал этого прекрасного неба, которое было так близко и одновременно далеко. Оно всегда было рядом, неотступно сопровождало его, а он был слишком увлечён тем, что делалось на земле, чтобы просто посмотреть наверх.

Заслышав торжественное звучание труб, Эрвин вновь склонил голову и чуть повернул её. По главной дороге, следующей от дворца к площади, ехал открытый экипаж, в котором сидел величественный худой старик в белых одеждах и в мантии. С ним были генерал Геральд, Род Рейсс и ещё несколько довольных советников. Раздалась команда, и все солдаты одновременно отдали честь. Послышались громкие крики, приветствовавшие Короля:

— Слава Королю и Стенам! Ура! — слышалось со всех сторон, но Эрвин их не поддерживал и молчал, с недовольством оглядывая своих солдат, которые с восторгом вытягивались, стремясь быть замеченными. Однако те, кто стоял ближе к нему, заметив настроение своего командира, поутихли.

Король со свитой проехал мимо Военной полиции, тихо сказал им несколько слов, и было видно, как довольный Найл с гордостью кивал, миновал Гарнизон, благосклонно улыбнувшись Пиксису, и на несколько секунд остановился перед отрядом Летти, со странным интересом осмотрев её: она была единственной женщиной среди свих подчинённых.

— Благодарю вас, отряд специального назначения, за верную службу. Ваше участие в сохранении порядка внутри Стен неоценимо.

Мимо Разведкорпуса он проехал молча, просто посмотрел сквозь них всех куда-то в пустоту, будто бы перед ним и не стояло двести пятьдесят человек, которые рисковали жизнями ради его же спокойствия. Генерал Геральд с насмешкой посмотрел в глаза Эрвину, и он ответил ему ровно таким же взглядом, а на Рода Рейсса, который вертелся на своём месте, не обратил внимания. Кто-то из офицеров из задних рядов прошептал, что именно он предложил устроить этот смотр.

— И всё? — фыркнул Микки, когда Король скрылся из виду. — И ради этого мы сюда тащились?..

Все принялись расходиться, в суматохе наступая друг другу на ноги и переругиваясь, но Эрвин остановил своих солдат, и те окружили его, внимательно слушая.

— Если будете пить, то пейте в меру, но я вам рекомендую уехать из столицы, чтобы не ввязываться в пьяные дебоши. Мне очень бы не хотелось после узнать, что кто-то смеет порочить честь Разведкорпуса. Это касается всех вас. Так что если не умеете пить, то не пейте, — жёстко проговорил он и оглядел их всех. Микки стоял, как-то особенно потупясь. — Майк, я надеюсь, ты меня тоже понял.

— А я с тобой пойду, чтобы ты был уверен во мне, — усмехнулся он, и Эрвин улыбнулся:

— Что, если я не хочу с тобой идти? — Раздались весёлые смешки, и он отпустил солдат.

Пока они разбегались кто куда, а Леви и Дирк, сошедшиеся в дурном расположении духа, спешили обратно в штаб, Эрвин дожидался, когда Летти попрощается с Полом и подойдёт к нему.

— Отец, — окликнул его Уилл, расталкивавший толпу, и подошёл ближе. — Давай я заберу у тебя ордена, положу в сумку, а то тебе неудобно будет гулять. У Летти я уже забрал.

— Спасибо, — сказал Эрвин, отдал ему ленту и, оглядевшись и убедившись, что их никто не слышит, понизил голос: — Не игнорируй мои слова и прими их во внимание. Будь осторожен с Пьреттой, когда меня нет дома. Я не хочу, чтобы она забеременела до брака, не хочу повторения истории со мной и с твоей матерью. Не рушь вашу юность. Договорились? — он ласково сжал плечи сына и заглянул ему в глаза. Тот с усмешкой кивнул и тут исчез, лишь светлая макушка была видна над головами. К Эрвину подошла Летти, убиравшая выбившиеся пряди в аккуратную причёску, а за ней по пятам следовал усталый Шадис. Подойдя к нему, он протянул руку:

— Здравствуй. Составите мне компанию в пабе? Не хочется снова в одиночестве сидеть и пить. — Кит был бледен, с синяками под глазами, новыми морщинами. Эрвину даже стало жаль его: он буквально кричал о помощи, мучился от своего отчуждения, собственной никчёмности, так явно проявившейся после отставки из Разведкорпуса.

— Да-да, пойдём, — отозвался Эрвин. — Только… — он обернулся, пытаясь отыскать в толпе Микки, но тот уже незаметно ушёл. Это напрягало.

— Эрвин, ты не против, если я тоже выпью? — мягко спросила Летти, обнимая Эрвина и прижимаясь к его груди. Он, несколько секунд подумав, кивнул.

Им пришлось зайти в несколько более или менее приличных заведений, прежде чем обнаружить хотя бы одно со свободными местами. Эрвину не хотелось туда идти по ряду причин. В этом пабе хоть и были чистые стены, блестящие бокалы, но атмосфера таила в себе куда более разрушительную нравственную грязь, и она буквально витала в воздухе. За одним из столиков у окна сидел уже пьяный Микки (его присутствие вызвало неприятное предчувствие) с тем пьяницей Ханнесом из Гарнизона, служившего в Сигансине. Недалеко от них расположились Найл и Пиксис с несколькими товарищами. В углу устроилось шестеро кадетов, опасливо оглядывавших взрослых, их присутствие удивило Эрвина, но Шадис не обратил на них внимания, хотя возникал резонный вопрос: «Как их пустили в подобного рода заведение?». Эрвин отодвинул стул, помогая сесть жене, и опустился рядом. Летти с Шадисом заказали одну бутылку вина на двоих. Эрвин же пить наотрез отказался.

— Не очень приятное место для женщины, — заметил он, когда на Летти принялись упорно глазеть двое солдат из Гарнизона и отпускать едкие комментарии про неё. Она своей красотой и чистотой румяного лица не вписывалась в этот паб. — Лучше бы у нас дома посидели, если так хотите выпить.

— У тебя нет такого вина, — усмехнулся Шадис, принимая из рук молодого парня, обслуживающего их, бутылку и откупоривая её. Он налил себе полный бокал и половину Летти, но та бросила на него недовольный взгляд, и ему пришлось заполнить его целиком.

— У меня теперь есть богатый тесть, который на каждый праздник дарит мне алкоголь, хотя я не пью очень давно. В итоге выпивает сэр Чарльз вместе с Летти. Ценители, — проворчал Эрвин, откидываясь на спинку стула и ослабляя воротник рубашки. Шадис отпил вино и, подперев голову кулаком, грустно взглянул на Летти, которая гладила своей маленькой ручкой широкую ладонь мужа и с умилением, которое появлялось на её лице, когда она притрагивалась к вину, смотрела на него.

— Жаль, что я не женился на Карле, когда была возможность. Ты ведь счастлив, Эрвин. У тебя четверо детей, любимая жена. Ты ещё так молод, — тихо сказал Шадис, уныло глядя в глаза Эрвину.

— Ты мог бы ещё завести семью, — слабо возразил тот, замечая, как Микки поднимается из-за стола и, сильно пошатываясь, идёт к ним, но повернулся обратно к нему. — Было бы желание, а возможности ты найдёшь.

— Да кто бы за меня пошёл. Мне под шестьдесят лет. К тому же, я не такой особенный человек, как ты… — вздохнул Шадис и подлил ещё вина Летти, та, улыбнувшись, проговорила:

— Какая-нибудь очаровательная сорокалетняя женщина могла бы составить ваше счастье, и вы бы стали для неё особенным.

Шадис небрежно отмахнулся и в эту секунду наконец подошедший Микки резко опустил руку ему на плечо, сильно напугав его.

— Вот, с кем ты решил пойти, а не со мной… — прорычал он, и на его голос все обернулись. Эрвин мгновенно поднялся на ноги и заглянул в блестящие водянистые глаза. Такой взгляд бывал у диких зверей, которых умелый охотник загнал в угол, бездушный, потерянный, полный отчаянной решительности и одновременно страха. — Да как ты можешь общаться с трусом и предателем?! Он предал всех нас: каждого офицера и солдата, тебя конкретно! — уже заорал Микки, и Летти, смотревшая на него снизу вверх, испуганно отодвинулась поближе к Эрвину, который хотел было остановить поток гнусных речей, но Шадис сам подскочил на ноги и, раскрасневшись от выпитого вина, прокричал:

— Предаёшь Эрвина ты, когда клеишься к его жене!

Микки замахнулся кулаком, но Шадис с удивительной для его возраста ловкостью увернулся, и вся сила удара обрушилась бы на Летти, если бы Эрвин не закрыл её собой и не остановил друга, крепко сжав его запястье.

— Ты пьян, Майк! — крикнул он. — Успокойся! Забыл своё обещание не пить? Ты держался два года, а что теперь?!

Но его, казалось бы уже никто не слушал. Нетвёрдо стоявшая на ногах Летти крепко вцепилась в его плечи, явно найдя в них опору и защиту. Шадис, перекрывая своим громким голосом зашумевших посетителей, брызжа слюной, громко заявил:

— Ты пытаешься меня укорить в трусости, а сам-то никогда не лез в пасть титану, чтобы кого-то спасти!

— Тебя со мной никогда не было, чтобы оценить! — проревел Микки, начиная махать руками. Но тут уже не выдержал Шадис. Он резко замахнулся и ударил бы его, но Эрвин оттолкнул жену и встал между ними. Шадис замер, не решаясь противодействовать ему и оставив кулак в воздухе.

— Кит, успокойся! Он в хлам, будь умнее, — воскликнул Эрвин, удерживая его. Летти за его спиной загородила дорогу Микки. Он остановился. — Пойдём-пойдём, — повторил Эрвин, крепко сжимая плечи Кита и стараясь его увести к дверям. Он ощущал, что на них внимательно смотрят кадеты, а Найл и его товарищи уже приподнялись со своих мест.

— Микки, пожалуйста, успокойся, — прошептала Летти, и Эрвин обернулся на них. Майк нависал над ней, а она упиралась руками в его грудь, не позволяя напасть на Шадиса и пользуясь тем, что ударить её он не посмеет. — Сядь, ладно? Пожалуйста… Ради меня, Микки!

Он, немного постояв на месте и покачавшись, обиженно засопел и вернулся за столик к Ханнесу. Эрвин взял за локоть Шадиса и почти силой выволок из паба. Летти поспешила за ними. Смеркалось, было совсем пусто. На небе зажглись звёзды, но их застилали синие облака.

Пока Эрвин, Летти и Шадис шли по пустым улицам, то ни один из них не произнёс ни слова. Летти шла неровной походкой и опиралась на руку мужа: крепкое вино очень быстро подействовало на неё. Шадис молчал и смотрел перед собой грустным и потерянным взглядом. Очевидно, он был поглощён мыслями о собственной «обыкновенности», одиночестве и об отсутствии от него какой-либо пользы для человечества. У Эрвина от гнева горели щёки, и ночной воздух их охлаждал их, приводя рассудок в чувства. Микки дал обещание, но нарушил его. Он не знал, как поступить со своим товарищем, но доверие к нему заметно подорвалось.

Дома уже все спали, и Эрвин, проверив, что Уилл и Пьеретта находятся в разных комнатах, и указав на свободную спальню Шадису, лёг спать сам. Летти, не желая дышать на детей после выпитого вина, устроилась у него на груди и некоторое время даже приставала к нему, но затем уснула крепким сном. А вскоре в него провалился и сам Эрвин.

Утром его разбудил Уилл, усевшийся к нему в кровать и явно долго дожидавшийся его пробуждения. Он был уже одет и явно чем-то обеспокоен. Летти не было, однако слышался её звонкий смех на первом этаже. Эрвин сел и взглянул на сына.

— Я пришёл поговорить, — тихо сказал он и взял отца за руку. — Я понимаю, что ты устаёшь, не всегда остаётся время подумать, но я не могу больше ждать твоего решения, не могу более компрометировать Пьеретту тем, что мы с ней столько времени проводим вместе даже без статуса жениха и невесты. Я ещё раз прошу твоего благословения на брак с ней.

— Я всё прекрасно помню, — мягко сказал Эрвин и крепко сжал ладонь сына. Тот грустно улыбнулся и легонько пожал её в ответ. — Я готов дать согласие на брак и благословить вас, но меня смущает твой выбор. Тихо, не перебивай, — резковато сказал он, и Уилл удивлённо вскинул брови, однако продолжил уже спокойнее, стараясь излишне не волновать его: — Я не сразу это понял, но мне кажется, ты пытаешься заменить Петру ей. У них похожи имена, рост, фигура, внешность и голос. Но… я очень надеюсь, что тебе просто нравятся такие женщины. Это мы опустим. — Эрвин ободряюще улыбнулся и обнял Уилла. — Меня волнует то, что Пьеретта боится меня. Она меня сторонится, не может нормально говорить в моём присутствии. Она что-то пережила, но это не означает того, что у меня есть какие-то намерения относительно неё. Постарайся убедить её в этом. Я сам поговорю, но тебе она доверяет. Сам подумай… У неё, кроме тебя, по сути-то никого и нет. Найла и Мари я не считаю: у них есть дети, которым нужна забота, на племянницу нет времени. В общем, против брака никто возражать точно не будет. А я попрошу об одном: повремените с детьми. Вы так молоды, а родить ребёнка она сможет хоть через год, хоть через десять лет. Но я всегда помогу тебе, Уилл, даже если решишь, что уже готов стать отцом. Пожалуйста, опирайся на меня во всём и спрашивай совета: я никогда тебе в этом не откажу.

— Спасибо, пап, — прошептал Уилл и крепко обнял Эрвина. Он поцеловал сына в макушку и ласково похлопал по спине.

— Будь счастлив. Женись на Пьеретте. Я даю своё согласие на ваш брак, — прошептал он, зарываясь носом в пушистые золотистые волосы и думая о том, насколько же быстро Уилл вырос. Казалось бы, ещё недавно он укачивал маленького ребёнка на руках, а сейчас перед ним сидит взрослый юноша, который готов завести собственную семью.

В комнату постучали, и вошла Летти в своём любимом тёмно-синем платье, расшитом маленькими разноцветными цветами, с смеющимися младшими детьми на руках. Румяный Михаэль, обнимавший мать за шею, был в коричневых штанишках и светло голубой рубашке, Мишель, спрыгнувшая с её рук, едва она вошла, поправляя розовое платье, бросилась к Эрвину с Уиллом и плюхнулась на кровать. Косички при этом подлетели вверх.

— Доброе утро, сестрёнка, — рассмеялся Уилл и обнял Мишель. Эрвин поцеловал Михаэля, которого ему отдала Летти, и усадил его на колени. — А я женюсь на Пьеретте! — не выдержал он и усадил сестру на кровать. Михаэль задумался.

— Как это? — не поняла Мишель и требовательно посмотрела на Эрвина. Этот взгляд из-под пушистых бровей живо напомнил ему Летти. Он ответил:

— Это значит, что Пьеретта будет жить у нас. У неё и у Уилла будет семья, как у нас с вашей мамой.

— Билли, а у тебя будут дети? — неожиданно спросил Михаэль, и Уилл даже немного зарделся.

— Возможно, — улыбнулась Летти и обняла его. Уилл прижался к её плечу. Она обратилась к мужу: — Эрвин, давай вставай. Тебе нужно ехать обратно в штаб, готовиться к новой разведывательной миссии… — она, потянувшись, подставила губы под быстрый поцелуй Эрвина, и он, отправив детей вниз, принялся переодеваться.

Летти сидела на кровати и смотрела на него, оправляя складки на платье. Когда Эрвин застёгивал на груди рубашку, она наконец заговорила:

— Кит сбежал рано утром. Он даже не захотел посмотреть на Мишель и Михаэля, а ведь при таком отношении к тебе подобное поведение просто отвратительно. Я думаю, Кит просто очень расстроен тем, что не создал семьи, считает себя старым отставным офицером, полагает, что ни на что не годен, а ты в самом расцвете сил. У тебя большая семья: жена, четверо детей. Наверняка ты скоро станешь дедушкой. Разведкорпус тебя уважает. Ты ещё правда полон сил и напоминаешь ему об ушедшей молодости.

— Это печально, — вздохнул Эрвин и, подойдя к Летти, поцеловал её в шею. — Хоть бы Уилл не торопился! Куда ему дети?.. — прошептал он, и Летти поднялась на ноги, принимаясь тормошить его волосы.

— У тебя уже есть седина, можешь и внуками обзавестись. Имеешь на это право, — рассмеялась она.

Когда они спустились, Уилл ходил вокруг Пьеретты, сидевшей за столом, и воодушевлённо размахивал руками. Райтон и сэр Чарльз, улыбаясь, смотрели на них с дивана. Мишель и Михаэль усаживала за стол няня Шарлотта, полная добродушная женщина сорока пяти лет, чтобы дети позавтракали. А Луи, уже поевший, устроился за пианино, стоявшим у стены, и тихо перебирал клавиши.

— Что же, Пьеретта, добро пожаловать в семью, — улыбнулся Эрвин и лукаво взглянул на девушку, которая зарделась, когда он вошёл, и спрятала глаза. — Пару месяцев помучаешься с предсвадебный суетой, а потом само торжество. Вот будет разговоров в столице! Уилл женился. Да, — усмехнулся он и, заслышав более бодрую мелодию, которую начал исполнять Луи, схватил Летти и закружил её в танце вокруг стола. — А ведь с нашей свадьбы прошло всего три года. — Он подхватил её на руки и крутанул вокруг себя несколько раз, прежде чем опустить на землю.

— Папа очень любит маму, — громким шёпотом сообщила Мишель Пьеретте и захлопала крошечными ладошками от восторга.

Эрвин услышал непривычный тихий и мягкий смех, так не похожий на тот, которым заливалась Летти. Это смеялась Пьеретта. И он, поняв, что начинает разрушать стену между ними, вновь начал описывать круги у стола с женой, и та, смеясь, проговорила:

— Милый, отпусти меня! — и он, поцеловав её в макушку наконец сел на стул.

— Какую свадьбу хотите? — немного резко спросил Эрвин. — Если пышную и торжественную, то для этого лучше подойдёт дом Даллиуса. Я думаю, он согласится. Можно немного потратиться, позвать музыкантов.

— Нет, мне бы хотелось тихую свадьбу, чтобы были только родные. Вы и семья моего дяди. Зачем ещё кто-то? — тихо попросила Пьеретта, сжимая руку Уилла. Тот задумчиво взглянул на Эрвина.

— Как считаешь, а Микки, Ханджи и Дирка звать стоит?..

— Микки точно нет! — мгновенно вспыхнул Эрвин. Летти, усевшаяся к нему на колени, крепко обняла его, прижимаясь щекой к плечу. — Он напьётся, будет к Пьеретте приставать. Тебе оно надо? Мне точно нет. Всё же это ваша свадьба, и только вам решать, кто на ней будет. Даллиуса я бы из вежливости пригласил. К тебе он хорошо относится.

— Бабушка Аннет, Даллиус, вы все, — принялся загибать пальцы Уилл, — я бы позвал Оруо, Элда и Гюнтера, если ты не против, Пьеретта. Не знаю, правда, насколько это уместно, чтобы командор и рядовые Разведкорпуса находились вместе в неформальной обстановке.

— Уилл, только родные, — осторожно вставила Пьеретта, поглаживая его руку. Её красивые карие глаза смотрели немного печально, но с робкой надеждой. И Уилл не устоял перед этой нежной непокорностью.

— Ладно-ладно! — вздохнув, согласился он.

Свадьба была назначена на конец декабря. Всё это время Эрвин, избежавший предпраздничной суеты, находился в штабе, заполнял отчёты, ругался на механиков, которые не могли нормально починить оборудование, и отправлял на лечение солдат, согласно рекомендациям Дирка. Несмотря на эту привычную работу, ему было даже весело смотреть на копошащихся солдат, которые откуда-то (конечно же, от Ханджи) узнали о приближающейся свадьбе Уилла. Петра избегала своего командора и неотступно сопровождала Леви, куда бы он ни направлялся. Сделав им пару замечаний, Эрвин вполне успокоился, не считая, впрочем, это обоюдное увлечение серьёзными чувствами.

Дома же в это время царила семейная атмосфера. Летти зимой оставалась только бумажная работа (её отряд подобно Разведкорпусу использовал устройства пространственного маневрирования, а потому оказался сильно ограничен в своих возможностях), следствие по делам, поэтому она приходила домой в одно и то же время и могла подольше побыть с детьми. Мишель и Михаэль уже значительно подросли, легко бегали и приставали ко всем домашним. Если Райтона, даже дома занятого работой, Луи, продолжавшего занятия учёбой, это внимание напрягало, то сэра Чарльза, любившего повозиться с детьми, Летти на правах матери и Пьеретту, лишь изредка шившую в комнате, отведённой ей, дети занимали. К слову о Пьеретте. Она окончательно поселилась в доме Эрвина и съехала с квартиры, которую снимала, сумела наладить дружеские отношения со всеми жителями дома. Пьеретта смеялась вместе со служанками, неуверенно улыбалась Райтону, который, ко всеобщему удивлению, сумел стать для неё довольно близким другом, подавала руку сэру Чарльзу, немного краснея и смущаясь, терпеливо выслушивала болтовню живой и оттого всегда весёлой Летти. Однако к Эрвину в его редкие вызиты она боялась подходить, редко заговаривала и постоянно от него сбегала, когда они оставались наедине.

Свадьба была проведена в тихом семейном кругу. Широкий овальный стол накрыли белой скатертью, стены украсили цветами Нинель и Сьюзан. Маленькая Мишель, которая едва научилась связно разговаривать, с удивительной для её возраста серьёзностью командовала ими, указывая, какую ленточку куда прикрепить и какие цветы наиболее удачно будут смотреться на столе. «Вся в отца!» — посмеивалась Летти. Скромный и тихий Михаэль сидел с няней Шарлоттой, и та читала ему сказки, иногда меняясь этим занятием с Летти, которая взяла всю организацию торжества на себя, искренне желая, чтобы у её пасынка всё прошло идеально. Уилла же гоняли за покупками, и он, чтобы не было скучно, брал с собой Райтона, заметив, что хорошенькая продавщица хлеба подолгу задерживает на нём свой лукавый взгляд.

В день торжества Уилл и Пьеретта вместе с Найлом и Мари отнесли документы в контору, а затем отправились в церковь и вернулись домой уже официально мужем и женой. За столом тётушка Аннет плакала, не скрывая своих слёз. Летти целовала всех детей, которые шумели, и весело смеялась весь вечер. Уилл не отходил от Пьеретты, которая сидела рядом с ним в роскошном свадебном платье, расшитом блестящими нитями, обнимал её и не мог дождаться, когда он наконец сможет прижать её к груди ночью. Пару раз у Эрвина даже начинало щипать глаза, когда они танцевали свой первый танец (сыграть на пианино им вызвался Луи, чем растрогал всех собравшихся), когда Уилл целовал своюжену, и ему приходилась часто моргать, чтобы не разрыдаться вместе с тётушкой. Найл и Мари нервно поглядывали на него, но заметив размягчённое настроение, в котором он находился, заметно выдохнули. Даллиус заглянул лишь ненадолго из вежливости, прекрасно понимая, что никакого отношения к Уиллу он не имеет, подарил вино и дорогое колье Пьеретте, которая настолько отороопела, что не смогла отказаться. Проводив тестя, Эрвин столкнулся с Найлом в тёмном коридоре, который неожиданно заявил, постукивая пальцами по бокалу:

— Ты стареешь, становишься сентиментальным. — Он улыбнулся, похлопав его по плечу.

— Я посмотрю на тебя, когда твои дочери будут выходить замуж, — усмехнулся Эрвин, глядя в дверной проём на Летти, которая в тот момент целовала Уилла в щёку, пока его обнимал Луи. Уилл смеялся, немного запрокинув голову назад, и, казалось бы, весь дом на несколько часов наполнился этим безмятежным, беспечным счастьем молодожёнов.

— А всё же хорошо, что ты женился на Летти, — задумчиво сказал Найл. — С момента нашего знакомства не видел её настолько счастливой. Признаюсь, я даже имел к ней некоторую слабость, но, как и все, боялся подойти: сначала из-за отца, потом из-за Лобова. Да и я на тот момент уже был женат, хотя у нас были некотороые сложности…

— Увёл у меня одну женщину и пытался увести вторую, — рассмеялся Эрвин и уже более серьёзно прибавил, завидев вытянутое скривившееся лицо Найла: — Да ладно, я не в обиде. В конце концов, уже двадцать лет прошло, да и всё сложилось наилучшим образом. У нас обоих любимые жёны, дети. Жалеть не о чем.

— Да, ты прав, — прошептал Найл и даже приобнял Эрвина. — Особой вражды между нами никогда и не было, но раз мы теперь в одной семье, то пора восстанавливать дружбу, какая была в кадетском корпусе… — Эрвин кивнул, но промолчал, сильно сомневаясь в необходимости и в возможности последнего.

Сразу после свадьбы Эрвин уехал в штаб готовить новую разведывательную миссию за Стены. Первые два месяца он изредка появлялся дома, но последние два безвылаздно провёл вдалеке от дома (в этом он себя ужасно укорял, хотя через день писал длинные письма Летти и детям о том, насколько сильно любит их и как ему тяжело без них всех). И всё же после очередной вылазки он, смыв с себя кровь и грязь, поспешил в Стохесс и обнаружил, что Уилл после сильного пулевого ранения в бок находится дома под присмотром Райтона, находящегося в отпуске, и крайне редко встаёт с постели. Пьеретта же в тот день за несколько часов до возвращения Эрвина ушла за покупками и не вернулась, хотя на улице ужезначительн потемнело. Летти была на службе, Райтон вряд ли бы смог защитить её, поэтому Уилл слёзно умолял Эрвина сходить за ней и встретить её, тот согласился.

Пока он шёл по вечернему Стохессу, было совершенно тихо. Звёздное ночное небо раскинулось над головой. Облака под действием слабого ветра лениво плыли по нему, извиваясь в причудливых узор, постоянно меняя очертания. Было слышно, как пели какие-то птицы, посвистывая и изредка прерывая песню на неугомонное чириканье. Стрекотали сверчки. На улице можно было встретить совсем мало народу: пьяных, возвращавшихся из пивных, дежурных полицейских, задержавшихся на работе солдат и офицеров, парочек, выбравших для прогулки спокойный ночной Стохесс. И. нарушая это умиротворение, возле торговы рядов раздавались резкие грубые голоса. Эрвин поспешил туда, оправляя на себе мундир, который он надел для спокойствия: немногие посмели бы напасть на крупного мужчину в форме.

— Давай познакомимся. Пойдём с нами! — говорил толстый и низкий, больше похожий на отвратительный шар, солдат Гарнизона лет сорока, форменная куртка на котором, того и гляди, скоро разлетелась бы по швам. Его худой товарищ стоял рядом и пошатывался: очевидно, он был настолько пьян, что не мог уже вымолвить ни слова.

— Нет, нет… Я замужем. Извините, мне надо идти, — слышался тихий и безответный голосок, который дрожал. Это была Пьеретта. Она стояла в своём скромном тёмно-зелёном платье и прижимала к груди корзинку, с которой ходила за покупками. Судя по её влажному от слёз лицу, ещё чуть-чуть — и Пьеретта разрыдается, потеряв силы на всякое сопротивление.

— Эй! Мужики, не хочет она, зачем настаивать? — громко сказал Эрвин, и солдаты обернулись к нему. Пьеретта бросилась к Эрвину, и он обхватил её за плечи, не позволяя вырваться, однако она и не собиралась. Похоже, впервые Пьеретта смогла увидеть в нём опору и защиту.

— Твоя, что ли?.. Извини, — смачно зевнув, сказал крупный солдат. — Пока, рыжая! — крикнул он и отвернулся от них.

Эрвин взял Пьеретту за руку и повёл за собой, обернувшись и убедившись, что за ними не идут. Она крепко сжимала его ладонь, до боли впивалась ногтями в огрубевшую от постоянного использования привода кожу.

— Спасибо, — прошептала она, прижимаясь к нему, но тут же отстранилась, однако, руку его не отпустила. Очевидно, столь близкие прикосновения Пьеретта не могла себе позволить из-за страха, но доверие, как решил про себя Эрвин, он однозначно заслужил хотя бы потому, что фактически спас её.

— Не ходи одна. У тебя теперь есть муж, свёкр, свекровь, в конце концов! — настойчиво попросил он.

Она слабо кивнула, и Эрвин рассмотрел её повнимательнее. За время его отсутствия лицо Пьеретты заметно округлилось, но казалось немного опухшим, румянец пропал, его теперь заливала ужасная бледность, веки сильно покраснели. Девушка шла не своей лёгкой прыгающей походкой, а будто бы даже переваливалась, продолжая прижимать к себе корзинку со странным упорством. Когда они вошли в дом, Эрвин остановил её и резковато забрал коринку, лишь на секунду допустив то, чего он одновременно боялся, не хотел допустить и желал… Пьеретта удивлённо смотрела на него, чуть приподняв руки и сложив их под грудью.

— Ну-ка убери руки, — попросил он, начиная догадываться об истинной причине её отёков и бледности, и Пьеретта, слабо улыбнувшись, опустила руки на живот, позволяя Эрвину увидеть его округлость.

— Вы правильно всё поняли. Я жду ребёнка, — прошептала она, и Эрвин тут же крепко обнял её, целуя в рыжую макушку, уже не заботясь об её страхе и стеснении. Он ощутил как дрожащие пальцы вцепились в его плечи. — Четыре месяца… Сразу после свадьбы… Уилл, Райтон и Луи знают, теперь и вы тоже, — улыбнулась Пьеретта, позволяя ему трогать живот.

— Я рад, очень рад. Как себя чувствуешь? — ласково спросил он, убирая волосы с лица девушки и целуя её в лоб. Пьеретта не отталкивала его.

— Голова немного кружится, — тихо сказала она. — Всё хорошо, Эрвин, правда. Меня сильно тошнило некоторое время, но теперь я отлично себя чувствую, не считая сильной тяжести…

Уилл от изнеможения уже провалился в глубокий сон, так и не дождавшись возвращения жены (он, отправив за ней отца, сразу успокоился) Райтон сидел с ним, уронив голову на руки, едва удерживая себя от дремоты. Дети тоже спали. Уложив Пьеретту, Эрвин лёг и сам, а утром встал первым и решил устроиться в гостиной, чтобы дождаться прихода Летти со службы за книгой.

Вскоре спустились Уилл, поддерживаемый под руку Райтоном, и Пьеретта, одетая в свободное светло-розовое платье. Они устроились на диване напротив Эрвина, и Уилл встревожено взглянул на него.

— Мне Пьеретта сказала, что ты знаешь о том, что у нас будет ребёнок, — тихо сказал он, и Эрвин улыбнулся. — Ты просил повременить, но не получилось… В конце концов, я родился, когда ты был всего на два года старше.

— Я счастлив за вас, Уилл, — заверил он и, протянув руку, потрепал сына по ноге. — Я люблю тебя и буду любить своего внука или внучку. Да, рано. Вы оба молоды. Но что поделать? Расстраиваться, плакать? Нет, здесь можно только поздравить вас.

— С детьми проще, когда на них есть силы, — заверил Райтон, поправляя очки. — Ваша юность не будет вам мешать, а неопытность исправима. Никто из нас не откажет вам в помощи, вы всему научитесь.

Не успели они поблагодарить его, как у входной двери послышалась возня, радостно залял Типс, и в дом вошла Летти в форменной куртке и своих привычных тёмных штанах. Она разулась и вошла в гостиную. Эрвин поднялся и поспешил ей навстречу. Её грустное и усталое лицо мгновенно сменилось на счастливое.

— Эрвин! — тут же закричала Летти и, не заметив остальных, кинулась ему на шею, обвив ногами его талию. — Ты бы знал, как я по тебе скучала и как я тебя теперь хочу!

— Ну-ну! — фыркнул Уилл, и Летти, отстранившись от мужа, повернулась в сторону пасынка. Тот, видимо, найдя момент подходящим, сообщил: — Пьеретта беременна.

В первую секунду Летти так и замерла на руках Эрвина, будто бы не понимая смысл всего сказанного, но затем опустилась на пол и принялась с громким смехом целовать пасынка и его жену, ни на секунду не прекращая поздравлять их и радоваться предстоящему пополнению в семье.

Оставшиеся пять месяцев пролетели совершенно незаметно. Эрвин по-прежнему разрывался между домом, штабом и титанами, Летти, бывало, задерживалась на службе, но всегда торопилась домой, Уилл сдувал пылинки с Пьеретты, которая всё так же улыбалась каждому и, похоже, наслаждалась тем, что наконец-то находится там, где её все любят. Но о Мишели, Михаэле и Луи никто не забывал. Им уделялось всё внимание. А Райтон, хоть и скрывал это, влюбился, но всячески отрицал даже прямые намёки и не говорил, в кого именно.

В мае 849-го родился Роберт Смит, а ещё через некоторое время Пьеретта снова забеременела и родила дочь Руби.

В пятилетнюю годовщину падения Стены Мария Летти и Эрвин сидели в гостиной напротив камина. Было слышно, как по стеклу барабанил дождь, а на втором этаже шумели дети, которых в доме уже было пять человек. Летти жалась к Эрвину, который накрыл её тёплым пледом и прятала ледяные руки у него на горячей груди.

— А ведь пять лет назад мы и подумать не могли, что наша семья разрастётся до таких масштабов, — прошептала Летти, обнимая Эрвина. За это время оба они изменились. Появились новые морщины на лицах, первая седина в волосах. — Столько всего произошло. Я забеременела, вышла за тебя замуж, ушла из Разведкорпуса. Теперь у меня совершенно другая жизнь!

— А я наконец-то обрёл то, о чём мечтал, хотя не смел в этом признаться даже самому себе, — проговорил Эрвин, целуя её в макушку и сжимая её бёдра. — Если раньше мне хотелось приехать домой, чтобы увидеть одного Уилла, то теперь у меня есть любимая жена, четверо детей, невестка, двое внуков и племянник. Намного приятнее знать, что ты никогда не останешься один, даже после того как сделаешь то, что должен.

— А что ты должен, Эрвин? — ласково спросила Летти.

— Я хочу доказать теорию отца. Мне кажется, сейчас подходящий момент, чтобы рассказать о ней и тебе… Я боялся посвящать тебя в неё, возможно, не доверял полностью, — прошептал он, и Летти выпрямилась, взяла его за руку и принялась его слушать. — Ты наверняка могла заметить, что ни у кого из людей, даже из старшего поколения, нет воспоминаний о том, как строили Стены. А представь, сколько времени нужно было людям на, чтобы их возвести! Все книги по истории, которые распространяет Король, хранят много противоречий. Мой отец считал, что в какой-то момент всем людям стёрли память… Это стоило ему жизни, как ты знаешь. Теперь я просто обязан доказать это, доказать то, что за Стенами есть и другая жизнь… Я верю в это. Я верю в то, что мы не одни. Возможно, где-то за морем, за огромным озером, наполненным солёной водой, есть жизнь.

— И всё же, милый, какая твоя основная цель? — мягко спросила Летти, целуя его руку и прижимая её к своей щеке. Её серые глаза были влажными и светились каким-то странным чувством, надеждой и сочувствием. — Спасти человечество или доказать теорию твоего отца?

— Когда я только вступил в Разведкорпус, то был ведом лишь личными мотивами, но затем я понял, что именно правда об этом мире можно спасти нас всех. Одна цель следует из другой. Конечно, я бы хотел истребить всех титанов, чтобы избавить всех нас от этого ужаса, чтобы мы наконец-то обрели свободу. Сама подумай: как ужасно жить в клетке! Но… — он помедлил, однако всё же решился: — Что, если титаны когда-то были такими же людьми, как мы? Тогда мы просто обязаны вернуть их к первоначальному облику.

Летти некоторое время молчала.

— То, что ты говоришь, звучит очень логично и красиво, но мы пока что не можем узнать правду… Я никогда не задумывалась об этом, но в чём-то ты прав, — спокойно произнесла она, но тут же снова улыбнулась: — Нет, во всём. Ты прав во всём, Эрвин. Я всегда тебя поддержу, но просто не знаю, как тебе помочь. — Летти расстроенно пожала плечами и уткнулась в его грудь.

— Тише, — мягко произнёс он и прижал жену к себе, гладя её по спине. — Если у меня получится что-то узнать, то я обязательно тебе расскажу, но не лезь в это раньше времени. Мой отец поплатился за интерес, не хочу, чтобы пострадала и ты, — нежно сжимая бёдра Летти, сказал Эрвин. — Мне кажется, скоро что-то произойдёт. У меня дурное предчувствие. А ведь мы через месяц выезжаем из Троста на очередную разведывательную миссию за Стены!

— Я буду там, когда вы уедете, — сообщила Летти. — Даллиус назначил меня руководителем проверки снаряжения и арсенала. Кто-то подворовывает припасы, в том числе и устройства пространственного маневрирования, и потом продаёт бандитам из Подземного города, так что мне надо с этим разобраться. Провожу тебя и, надеюсь, вселю в тебя уверенность! — весело рассмеялась

Она навалилась на него, и Эрвин под её напором улёгся на спину и, отвлекаясь на красоту жены, на её нежные руки, расслабленное лицо и улыбающиеся глаза, не позволил смутной тревоге полностью охватить его. «Будь что будет», — решил про себя он, целуя Летти, мягко подхватывая её под бёдра, оставляя редкие красноватые пятна на нежной коже шеи, слушая тихие стоны и чувствуя, как она царапает его спину.