В доме и дверь скрипит особым, нежным скрипом; этот скрип слышишь свозь сон и понимаешь: она ушла на работу, этот же скрип слышишь с кухни и понимаешь: она вернулась, нужно встречать. В темной прихожей пыль ложится особенно родными узорами, и воздух, густой от ароматов и полутьмы, наполняет тело почти наркотической легкостью.

Дом — это место, где хорошо, и неважно, что словом "дом" теперь называется крошечная квартира-коморка под самой крышей.

Вместе с пальто в прихожей снимается с плеч и вешается на крючок тяжесть прошедшего дня, с поцелуем на сердце становится тепло; снимаешь ботинки и вдруг понимаешь, как сильно устали и отекли за долгий день ноги, но этой усталостью лишь ценнее становится отдых.

— Голодная, наверное?

— Конечно.

— Дождь еще идет?

Постукивание капель прекрасно слышится в такой близости к крыше, но суть вопроса не в том.

— Да, кажется, уже почти проходит.

Она взмахивает рукой, и короткая магическая волна заставляет газовую конфорку вспыхнуть высоким и ярким пламенем, куда более стабильным и мощным, чем из баллона, пусть его и приходится поджигать каждые пятнадцать минут. Еще один взмах, и вот уже само собой открывается окно, выпуская из дома жар и впуская легкий дождливый флер, и мокрый запах улицы смешивается с поднимающимся к потолку облаком перца. Самое время переодеться, снять носки и пошлепать босыми пятками по кафелю, а затем пожаловаться на холод и забраться с ногами на стул — можно было бы разыскать где-то под кроватью тапочки, но дом — это именно то место, где можно забираться с ногами.

— Как прошел день?

Она порхает вокруг плиты, склоняется над сковородками, переворачивает, помешивает, пассирует и жарит, и глядя на ее кулинарный танец сложно не присоединиться. К тому же, вместе быстрее, да и ужин, приготовленный вдвоем, непременно окажется в два раза вкуснее, а еще можно стоять рядом и касаться плечами, и одно это случайное прикосновение может быть теплее миллиона холодных объятий.

— Так как твой день?

День остался где-то там, в холодном мире, с любопытством заглядывающим в теплый и нежный домашний мирок, и совершенно не хочется к нему возвращаться. Через приоткрытое окно на плиточный пол прорываются маленькие дождевые капли.

— Знаешь, ты настоящая волшебница.

Она включает воду в кране и косится, как будто пытаясь прочитать в этой фразе несуществующий глубокий смысл; у нее расслабленная поза, мешковатая комфортная одежда и ноги в пушистых носках — наверное, ни один человек на свете никогда не видел ее такой.

— Конечно, у меня это даже в дипломе написано.

— Я не об этом.

Вода в кране извивается змеей, приподнимается, плещет на лицо; в ее дипломе написано, что силу всех стихий она способна удержать в одной ладони, но сейчас речь шла не о том.

— Твое рагу — просто магическое.

Рагу чуть-чуть подгорело, да и мама всегда добавляла в рагу тимьян, а в этом тимьяна нет; но женщина с дипломом архимагеи умеет добавлять в него совершенно невероятную специю, благодаря которой всякий ужин с ее рагу неизменно превращается в торжественный.

— И кофе ты варишь абсолютно волшебный.

Кофе был ее коньком, потому что она выпивала в день по целых семь чашек и жаловалась потом на учащенное сердцебиение — свидетельства тех лет, когда приходилось ночи проводить за книгами в подготовке к длинным и изнуряющим экзаменам.

— Я бы так, как ты, не смогла.

Смотрит с подозрением — привыкла, видимо, что комплименты не произносятся задаром, что если к тебе кто-то подходит с улыбкой, значит, ему что-то от тебя нужно, и лучше бы это была просто курсовая работа. В руках вертит яблоко, у яблока вспухшая от времени морщинистая шкурка и пожухлый стебелек.

— Зато ты такой яблочный пирог делаешь, что плакать хочется, — ответ звучит как будто в оправдание, но, кажется, она уже вспомнила, что в этой маленькой коробке под самой крышей можно не бояться добрых слов. — Зато ты смотришь так, что земля уходит из-под ног, и, кажется, умеешь читать чужие мысли.

Хочется возразить, что это не соревнование, но под сковородой почти угас огонь, и приходится прерваться; она шипит, раздувает новое огненное заклинание, водит лопаточкой среди овощей. Может, время для шутки?

— Надо же, сколько у меня магических талантов, а диплома-то и нет!

Шутка принята вяло, но она улыбается, косится игриво — как же это понимать?

— Я имею в виду, что я не то имела... что я... ах, вот, — сложно подобрать слова, как в первый день, как в первый раз. — Ты настоящая волшебница не потому, что умеешь разводить огонь силой мысли, управлять водой или поднимать порывы ветра. Дело не в твоем дипломе, я даже уверена, что немало ребят с такими же бумажками и частицы твоего волшебства не имеют! Ты волшебница, потому что именно после твоего появления в доме мне стало приятнее сюда возвращаться, потому что именно ты мановением руки превратила мерзкую крошечную конуру в самом дешевом районе в теплый, родной и драгоценный сердцу дом. Вот так! Красиво сказала!

Она улыбается, снимая сковородку с огня, огонь тут же гаснет, словно его и не было, остается лишь легкий магический аромат, поднимающийся к потолку.

— Ну, ты поняла, что я имела в виду? Что ты... и дом... и мы с тобой в нем?

— Я все поняла. Давай садиться за стол.

Стучат о тарелки приборы, из окна приятно тянет прохладой; она смотрит в глаза, и теперь, кажется, она и правда все поняла, и для этого понимания, и для этой магии не нужны оказались никакие дипломы.

— Я тоже тебя люблю.