Даже в унылой школьной форме Диана-Мария Морару умудрялась выглядеть как ведьма. Было ли дело в длинной складчатой юбке в пол (которую, вообще-то, устав запрещал), в куче звенящих браслетов (что тоже противоречило школьным правилам) или во вплетённых в ярко-синие дреды перьях и бусинах. Алан не мог сказать точно, но буквально первое слово, которое всплыло в его голове, когда он увидел Диану — «ведьма». Мамкиному дизайнеру от бога и вообще творческому по своей натуре Алану образ современной ведьмы зашёл. О чём он не преминул сообщить самой Диане при первом же знакомстве. Она лишь таинственно хмыкнула и, прозвенев браслетами что-то шаманское, прошла мимо.

— Ты не сомневайся, я с тобой ещё подружусь, — проворчал ей вслед Алан, но не слишком громко (вдруг ещё порчу нашлёт — в этой академии можно ожидать чего угодно).

Так и произошло — Алан Галахер всегда добивался своего. И вот, спустя какие-то две недели они чилят на пледе перед главным корпусом академии с Ди (Морару милостиво позволила Алану сокращать так своё имя — лишь бы не называл ведьмой). Конечно, на соседнем пледе с ними ещё ссорятся близнецы, а на другом тихоня Эльва страдальчески выслушивает лекции их мини-вундеркинда Эда (Алан категорически отказывался использовать длинные выёбистые сложные имена своих однокурсников). Однако, наличие Ди рядом он считал своей главной победой.

От этой ведьмы веет умиротворением и спокойствием — самым что ни на есть всеобъемлюще природным. Диана-Мария выглядит намного мудрее их, словно прожила уже не одну сотню лет и повидала не одну тысячу миров. Её прошлое до сих пор покрыто для Алана тайной — лёгкой дымкой, не пускающей дальше, чем хотелось бы ведьме. Нетерпеливый и обожающий тайны, Галахер почему-то смирился с этой таинственностью, и даже, пожалуй, ловит кайф от этого незнания.

Распластавшись на пледе, Алан закинул руки за голову и из полуопущенных век наблюдал за тем, как Диана-Мария плетет венок. Цветы вперемешку — жёлтые из полей за стеной академии (лучше не знать, как она их достала) с ярко-красными пионами, очень похожими на те, что растут в теплице при академии (и уж тем более не спрашивать, как они оказались тут). Изящные маленькие пальчики — иногда словно не принадлежащие этому пышному телу — ловко переплетают стебли цветов. Переплетая меж собой листья, головки цветов и стебли, Ди словно вплетает нити заклинания в этот венок. Алан почти готов поклясться, что видит эти незримые светящиеся переплетения.

С соседнего пледа доносится вопль возмущения, и Алан видит, как взлетает стакан с виноградным соком. Словно в замедленной съёмке, он наблюдает, как красная жидкость по счастливой случайности (а как иначе?) огибает оказавшуюся на его пути Диану и расплёскивается грязным пятном на его белоснежных штанах. Лениво вздохнув, он приподнимается на локтях и вперивается взглядом в извиняющиеся мордашки близнецов. Почему их вообще называют близнецами? Сходство лишь весьма отдаленное.

Прежде чем Алан успевает открыть рот, чтобы вывалить на них возмущённую тираду о стоимости этих невероятно редких штанов от одного из лучших дизайнеров мира, Ди нахлобучивает ему на голову законченный венок. Он тут же сползает на глаза, закрывая обзор. И сквозь яркие пятна и зелень Алан лишь смутно видит очертания ведьмы, но отчётливо слышит её заливистый смех. Желание ругаться как рукой сняло. Почему-то он был доволен, что ведьминский венок достался именно ему. Поправив его на голове, словно корону, Алан садится поудобнее и приосанивается, чтобы все окружающие могли убедиться в том, насколько хорошо его розовые локоны сочетаются с цветами и листвой. Но, кажется, все уже успели вернуться к своим делам.

Алан бросает жалобный взгляд на Ди, но та не замечает (или делает вид, что не замечает) и лишь убирает в свою корзину опрокинутый стакан, чтобы тот не пачкал плед. «Вот же ведьма», — злится он, но не решается снять венок с головы. А он бы мог. Мог бы вскочить, в запале швырнуть венок на землю и растоптать его, эксцентрично размахивая руками. Обычный Алан Галахер так бы и сделал. Но сейчас, околдованный этим цветочным венком и той ведьмой, что сплела его для него (только для него одного), этот Алан спокойно улёгся обратно на плед, осторожно сдвигая венок с макушки, чтобы не примять его.

«Нет, она точно меня приворожила».