I.
Юй Минъе решает отправиться на свадьбу. Сперва он надевает привычные черно-синие одежды, затем, передумав, сменяет их более простым нарядом без единого украшения. Пустой рукав прячется под плащом, практичным, а не изысканным.
Юй Минъе решает отправиться на свадьбу, задевает случайным взглядом свое отражение в зеркале — единственном на весь дом — снимает плащ, снимает верхнюю одежду и идет к купальне на другом краю двора. Открывает воду. Достает флакон масла с ароматом лаванды. Подогревает воду талисманом, скидывает исподнее и забирается в ванну.
И сидит в ней, пока вода не остынет. Пока кожа на пальцах не скукожится, пока культя не начнет болеть достаточно, чтобы разогнать туман в его голове.
В купальне тихо. Минъе думает — Минъе надеется — что если он будет достаточно неподвижен, бесшумен достаточно, мысли — эти мысли, они гоняются за ним, как растревоженный пчелиный рой, и особенно сильно гудят на рассвете — Минъе надеется, что они потеряют его из виду хотя бы ненадолго.
Минъе решает отправиться на свадьбу. Затем представляет алые ленты, оплетающие карниз дома Фэн У; улыбку Цзюнь Линьюаня; Фэн У в расшитой золотом вуали; их три поклона.
Они простят его, думает Минъе, если вообще заметят, что он не пришел.
Дом расположен в четверти шичэня от одной из деревень, окружающих приморский Чжухай. Когда-то он принадлежал семье матери Минъе, а после — когда мать умерла — перешел в распоряжение Сумрачного двора.
В первый раз Минъе попытался добраться сюда сразу же, как впервые покинул столицу. Тогда ему больше некуда было идти. Попытка вышла неудачной: лихорадка и боль сбили его с ног унизительно близко к городским стенам.
Второй раз — спустя почти два дня со смерти отца — Минъе рухнул с меча во внутренний двор, забился в самую дальнюю комнату дома и не выходил неделю. Даже в купальню. Он лежал на кровати, измученный жаром и скорбью, и думал: может быть, если я зажмурюсь посильнее. Может быть, если я буду хорошим. Может быть. Может быть.
Отец не возвращается с того света. Рука не отрастает заново. Фэн У не приходит. И Цзюнь Линьюань. И… никто.
Кроме женщины, живущей на ферме неподалеку. Она появляется через девять дней после того, как Минъе, спотыкаясь, вваливается в дом. Она стучит в дверь, вскрикивает, увидев Минъе, распахивает окна настежь — ну и запах — и отсылает сына в деревню за лекарем. А затем принимается ругать Минъе последними словами, стягивая с него грязную одежду.
— Я в порядке, — упрямится Минъе, игнорируя то, что сам образ тетушки Су в его глазах откровенно плывет из-за высокой температуры. Тетушка Су в ответ фыркает и уходит греть воду.
Со смутной, нечеткой тревогой, едва ощутимой затуманенным мозгом, Минъе думает, почему его ци с таким трудом заставляет его тело исцеляться. Отрастить новую конечность, конечно, никаким количеством духовной энергии нельзя, однако ж… Ране пора бы зажить, однако ж на деле культя едва покрылась коркой.
Не надо было возвращаться в столицу. Не надо было сражаться. Надо было ровно сидеть на заднице в этом доме с протекающей ванной, не покидая пределов небогатого дворика. Надо было забыть о Фэн У, о Цзинь Линъюане, о всех великих кланах разом.
— Ну, посмотри на себя, Юй Минъе, — шепчет он, голос осип от жажды и девяти дней молчания. — Что, девушкам нравятся шрамы, да?
Он слабо смеется, и это тревожит рану на его плече. Минъе вяло шипит; больно не настолько, как должно бы быть.
Тишина, а потом…
Тетушка Су возвращается с тазиком горячей воды. Ее лицо напоминает Минъе о матери Фэн У. Совсем немного, только из-за усталости в мягких чертах и полных щеках. Недовольство, заставляющее тетушку Су красноречиво поджимать губы, никогда бы не исказило вышколенного лица госпожи Фэн. Также тетушка Су не стесняется в выражениях, отчитывая Минъе; ее голос убаюкивает, ее руки растирают здоровый бок Минъе водой, от которой слабо пахнет солью, лавандой и…
— Ох, господин, вам что, жить надоело? — ворчит тетушка Су и опускает ткань в тазик, чтобы ополоснуть. Минъе провожает ее руку взглядом.
Удивительно, насколько темной становится вода от засохшей крови и старой грязи. Это напоминает Минъе о…
Напоминает.
— Спасибо, — мягко говорит он. Тетушка Су, цокнув языком, кладет ладонь на лоб Минъе, снова цокает языком и поднимается, взяв тазик.
— Надеюсь, Лю-лаоши додумается принести его большой чемоданчик, — говорит она не то Минъе, не то себе.
Тишина. А потом.
Тишина.
Потом.
Когда Минъе снова резко приходит в себя, у него на лбу — влажный компресс, уже нагревшийся, и сельский лекарь сидит подле кровати, его пальцы на запястье Минъе: следит за пульсом.
— Вы проснулись, господин, — бодро говорит Лю-лаоши.
— Доброе утро, лаоши, — отзывается Минъе. Перед глазами все еще плывет, но ощущение, будто с правой стороны тела горит яростное всепожирающее пламя, исчезло.
Лекарь с улыбкой тыкает Минъе пальцем в лоб.
— Тетушке Су пришлось уйти, — говорит, — но она велела передать тебе — прости, не дословно — бродячих призраков одноруких заклинателей она у себя под боком видеть не желает, поэтому, если вы хотите умереть из-за отсутствия лечения, а, может быть, потерять еще какую-нибудь часть тела перед этим, то сделайте это где-нибудь еще. Но она будет рада, если вы умирать не станете.
— Я понял, — говорит Минъе хрипло, будто каркая. — Буду иметь в виду в следующий раз.
Лю-лаоши усмехается и тянется за свежим компрессом; несколько штук разложены на лотке у него на коленях.
Дело в том, что Минъе не должен был влюбляться в Фэн У. Она была нужна ему потому, что была нужна Цзюнь Линьюаню, и Минъе с самого детства, с тех пор, как им исполнилось по семь лет, не мог позволить ему иметь что угодно, чего не было у самого Минъе. Фэн У должна была стать очередной красивой безделушкой, новой осью вращения отношений. Интересной, безусловно, но не искушающей.
Минъе думал, его сердце в безопасности. Теперь об этом смешно вспоминать: как однажды он оказался достаточно глуп, чтобы случайно влюбиться, так и впоследствии ни люди, ни боги не смогли удержать его от повторения этой ошибки.
Через три недели после свадьбы он получает посылку. Элегантно сконструированный духовный помощник в виде птицы со скелетом, сотканным из золотых нитей, приносит письмо и керамический флакон размером с ладонь Минъе.
Письмо гласит:
Юй Минъе, невоспитанная задница! Пропустил мою свадьбу, а я ведь специально для тебя сделала османтусовых пирожных! Цзюнь Линьюань ждал тебя. Не могу поверить, что ты подвел его. В следующий раз, как встретимся, я тебе такую проклятую пилюлю скормлю, что даже у твоих правнуков бородавки на локтях вырастут!
Ох, не слушай меня, Юй Минъе. Глазам своим не верю: уши тебе обрываю, а ведь хотела сказать, что соскучилась, и было бы здорово снова увидеть тебя. Да ты и не потерял ничего, оставшись дома, — честно говоря, я сама половину свадьбы не помню, учитель мой опять говорил загадками, матушка рыдала так, что ее глаза были краснее свадебных украшений. Ну это просто смешно. Как будто я умерла, а не замуж вышла! Причем, между нашими домами — меньше четверти шичэня, и в любом случае она в следующем году к нам переедет.
Ай, Юй Минъе! Надеюсь, у тебя все хорошо, и это письмо тебя найдет несмотря на то, что поисковые заклинания Цзюнь Линьюаня не могут. Фокусы Сумрачного двора его до сих пор раздражают, конечно. И, признаюсь, хоть мне и хочется, чтобы ему улыбнулась удача, но это выражение лица, когда он ворчит о тебе и твоих неблагородных приемчиках, ох, оно просто бесценно.
Во флаконе — противовоспалительный порошок. Холода наступают. Одевайся как следует, укрывайся одеялом по ночам, ради всех богов, и вообще береги себя!
С любовью,
Фэн У
P.S. Цзюнь Линьюань передает привет. И еще велит сказать, что ничего подобного не говорил. Что б он понимал, а.
P.P.S. Напиши мне, если время найдешь!
Минъе убирает письмо в коробку под кроватью и открывает флакон, коротко вдыхает мятную прохладу и ставит его на полку рядом с сяо.
За окном ранняя осень. Дождь пошел прошлой ночью и закончился едва ли полшичэня назад.
Минъе фиксирует корзину между культей и бедром, переступает через лужу у порога и принимается обрезать пухлые соцветия хризантем — пока левая рука не устает держать ножницы.
Собранные цветы он несет в кухню, ставит корзину на стол, оглядывая подсыхающие пучки лаванды и дикой мяты. Со вздохом достает флакон с целебной мазью и спускает одежду с раненого плеча.
Интересный факт о боли: гораздо больнее, чем потерять руку, потерять дом и всю семью — гораздо больнее было уходить прочь от Фэн У и Цзюнь Линьюаня, слыша, как слова последнего эхом мечутся меж скалистых руин Небесной террасы: “Отпусти его. Позволь ему сохранить остатки достоинства”.
Фэн У дернулась к нему, дождь смешался со слезами на ее щеках. Минъе огрызнулся — не приближайся — быстрее, чем успел подумать.
Простая арифметика сопричастности: что случилось бы, если бы Минъе не остановил ее? Если бы она его коснулась? Если бы Минъе позволил сопроводить его вниз им обоим, если бы Фэн У и Цзюнь Линьюань обняли его с обеих сторон, поддерживая? Минъе бы разбился на мелкие осколки, наверное. Совершенно точно — зарыдал.
Но Юй Минъе — не обуза и никому ничего не должен. Какие там у него остатки достоинства? Фэн У и Цзюнь Линьюань должны быть вместе. Минъе проиграл. Точка.
Осознание произошедшего медленно проступало сквозь общее ощущение оглушенности, оцепенения; по краю сознания метнулась размытая невнятная мысль: а в какой игре вообще Минъе пытался выиграть?
Му Цзючжоу, спаситель всего континента, слепо верил в судьбу. Минъе подумал: что ж, видимо, судьбой было уготовано прятать стеклянное сердце, хрупкое сокровище, поглубже под костями и плотью. А он, дурак, отдал его им.
Им отдал.
Отдал Цзюнь Линьюаню в тот момент, когда этот напыщенный принц впервые усмехнулся, глядя на Минъе и предвкушая драку; отдал Фэн У в тот момент, когда она, вместе с Минъе спрятавшись в саду поместья Фэн, впервые от души обругала его.
Прислонившись к ближайшему камню, Минъе перевел дух — правую сторону тела пожирает пламя — и посмотрел на две белые фигуры вдали, на возвышении.
Подумал: заберите. Все заберите. Я все отдам вам.
Они его не услышали, конечно, потому что мысли читать не умели; да и в принципе-то в его сторону не смотрели. А впрочем, даже если б Минъе удалось выцарапать себе место подле них, едва ли он им был бы нужен. Теперь. Такой.
Он ушел. Вернулся. Снова ушел.
Юй Минъе — тщеславный мальчишка — и ощущение себя нежеланным были старыми друзьями, в конце концов.
Во втором письме Фэн У — всего несколько строк.
Что за глупости, Юй Минъе. Ты очень глупо себя ведешь. Цзюнь Линьюань скучает по тебе, ходит с постным лицом и ужасно хандрит в ожидании, когда же ты наконец нас навестишь. А я на это смотрю каждый день и думаю, неужели тебе совсем не жаль мои бедные-бедные нервы?
Феникс мне сказал, что ты получил предыдущее письмо. Только попробуй и сейчас мне не ответить — я тебя найду и своими руками тебе задницу надеру.
Третье письмо Фэн У:
Я тебя предупреждала!
На следующий день Фэн У и Цзюнь Линьюань распахивают ворота дома, в котором живет Минъе, и уверенно входят во двор.
II.
Итак. Когда-то все было проще.
Минъе прислоняется к резной раме, обрамляющей окно комнаты Фэн У. Фэн У разминает какие-то сочные коренья в кашицу с помощью странного металлического пестика; встретившись с Минъе взглядом, она закатывает глаза, а затем указывает на полки.
— Хочется тебе тут торчать, так хоть пользу принеси. Принеси мне сиреневый флакон.
Минъе фыркает, но просьбу выполняет.
— Я плохой парень, забыла, что ли? — говорит он, поворачиваясь так, чтобы лицо казалось таинственным и опасно-красивым на фоне ночного неба в окне. — Ну, по крайней мере я так выгляжу. Стараюсь.
— Черный тюль и блестки не делают тебя злодеем, — равнодушно отзывается Фэн У, забирая флакон из его пальцев. Минъе даже не думает о том, чтобы как-то ее удержать — никаких шуточек, никаких жалких заигрываний.
Фэн У прячется за рукавом, смеется над изумлением — или какие там эмоции отразились — на лице Минъе. Ни одна девушка до сих пор не смеялась над Минъе, ни одна. Он таращится на Фэн У, раскрыв рот, а Фэн У улыбается широко-широко, показывая зубы — совершенно не женственно и в высшей степени очаровательно. Ничего более прекрасного Минъе не видел с тех пор, как однажды подрался с Цзюнь Линьюанем, а потом смотрел, как он выползает из канавы, белые одежды в грязи, ошметках подгнившей травы и бог весть чем еще.
Как же Цзюнь Линьюаню идет грязь.
Минъе вздрагивает.
Луна так по-дурацки ярко сияет над Приграничьем. Это его, Минъе, время суток, идеальное для преследований, для того, чтобы скрываться в тенях, угрожать и, ну, какими там еще злодеяниями порядочный представитель Сумрачного двора должен занимать свободное время. Через несколько минут Цзюнь Линьюань должен вернуться. Минъе очень хочется, чтобы этот ублюдок увидел его сидящим на подоконнике Фэн У — элегантно сверкающую тень.
Вздернув подбородок, Минъе прокручивает сяо в пальцах и подмигивает Фэн У.
— Я рожден, чтобы быть злодеем, — говорит он. — Это единственное занятие, которое идет моему цвету лица.
— И что, эта реплика хоть раз сработала на ком-нибудь? — спрашивает Фэн У, не отрываясь от работы.
Минъе делает резкий вдох и едва не выпадает из окна.
В середине следующего дня Цзюнь Линьюань ловит Минъе у реки. Они дерутся — весьма удовлетворительно, между прочим. Минъе смеется, пока они скачут меж камней, радуется тому, как Цзюнь Линьюань шипит и дергается, стоит Минъе оказаться достаточно близко, чтобы коснуться его (недостаточно близко, чтобы ударить).
Слабо пахнет чем-то. Вроде гниющих цветов.
Минъе не задумывается. Его сердце колотится, как сумасшедшее, и Цзюнь Линьюань — вот же он — такой строгий и чистенький, и ничего в мире не хочется так сильно, как немного его запачкать. Минъе ухмыляется.
Цзюнь Линьюань призывает меч и спрашивает, напряженно и обвиняюще:
— Что происходит между тобой и Фэн У?
Минъе снова смеется.
— Она смешная, — говорит, увернувшись от удара, выдергивает из рукава пачку талисманов. — Мне нравится.
— Каковы твои истинные намерения?
Цзюнь Линьюань, боги, такой серьезный. Его хочется сожрать.
— Истинные намерения? — переспрашивает Минъе, подбираясь ближе, чтобы ударить. Цзюнь Линьюань, дернувшись, встряхивает левой рукой, будто сбрасывая с нее молнию, но ни единой искорки не падает на влажные камни.
Минъе скалится. Цзюнь Линьюань хмурится злее обычного.
— Ты хочешь соблазнить ее?
Минъе практически спотыкается о собственный плащ. С губ срывается смех, высокий и удивленный.
— Тебе и впрямь стоит чаще выходить из дома, — сипит он, сгибаясь пополам, глаза слезятся, а ребра болят. Цзюнь Линьюань замирает вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом. Смотрит взглядом кота, который только что во сне упал со стула и не очень понимает, где оказался и как.
Минъе косится сквозь ресницы.
— А что, если я ее у тебя из-под носа выкраду? Что ты делать будешь?
Цзюнь Линьюань выпрямляется во весь рост, впечатляющий, широкоплечий, немножечко вспотевший.
— Фэн У, — говорит, — порядочная девушка и не поведется на твои хитрости.
Минъе подходит ближе, чуть склоняет голову. Наклоняется ближе. У Цзюнь Линьюаня дергается бровь.
— Ты женишься на ней только через мой труп, — добавляет он. Минъе в ответ позволяет себе приоткрыть рот, медленно и мягко, округляя губы на выдохе, и говорит:
— Нет, это меня не устроит, Цзюнь Линьюань, ты слишком красив, чтобы умирать. Наверное, придется в таком случае жениться на тебе.
Ухмыльнувшись, Минъе щелкает его по носу, затем с хлопком вешает дымный талисман ему на лоб и бросается прочь.
Потом — потом он думает о поцелуях. В деталях представляет: кончик пальца соскальзывает с носа Цзюнь Линьюаня на его щеку, вторая рука подхватывает подбородок. Роста они почти одинакового. Разрешил бы этот заносчивый принц поцеловать себя? Ответил бы на поцелуй?
Следом перед внутренним взором встает совершенно непрошеный образ Фэн У, которая наблюдает за ними.
Следом перед внутренним взором, целенаправленно, встает образ Фэн У, цоторая целует Цзюнь Линьюаня, пока Минъе стягивает одежду с ее плеча и касается ее мягкой кожи губами — вдоль изгиба, поднимаясь к шее.
— Прекрати, Минъе, — говорит он сам себе, привалившись спиной к дереву. Дрочить, сидя на ветке над главной дорогой между столицей и Приграничьем, — паршивая мысль.
Да, когда-то все было проще. Мельче. Четче и при этом отдаленнее: праведный принц и демоническое отродье, Цзюнь Линьюань и Юй Минъе — вечные противоположности, вечные соперники, не более.
Но Минъе совершил ошибку: влюбился, дважды, позволил себе мечтать, что из этого выйдет что-то хорошее, если как следует постараться.
Они были детьми. Юй Минъе был ребенком.
И не перестал быть им до тех, пока не пришлось делать выбор между приказом отца и велением сердца.
Пока не попытался угодить и тому, и другому, в итоге оставшись ни с чем.
III.
Минъе стоит в неглубоком снегу под яблоней, когда ворота внутреннего двора распахиваются, и сквозь них входит его сердце, разделенное надвое и облаченное в белые одежды.
— Юй Минъе! — восклицает Фэн У, стремительно приближаясь.
Минъе успевает только подумать о том, чтобы шагнуть назад, успевает только моргнуть — в его объятия врывается Фэн У, тепло и запах шелка и жасмина; щека прижимается к его щеке, холодная.
Минъе растерянно вспоминает, что он готовил на обед: может, случайно добавил в еду особые грибы с верхней полки вместо обычных? Или он упал и ударился головой, как прошлым летом. Или просто сошел с ума за то время, что ждал и мечтал об Фэн У рядом.
Цзюнь Линьюань негромко покашливает. Фэн У выворачивается из рук Минъе, обходит его кругом, быстрая — глаза не успевают за ней.
— Обними его, идиот, — говорит и толкает Минъе в увечный бок. Минъе ничего не остается, кроме как качнуться вперед и ощутить, как Цзюнь Линьюань его подхватывает. И смотрит. С приоткрытым — совсем чуточку — ртом.
Минъе сглатывает. И еще раз. Выдавливает из себя сиплое каркающее:
— Привет?
— Привет, — отзывается Цзюнь Линьюань. Его голос звучит немного хрипло.
В кухне есть горшочек меда, который тетушка Су принесла неделю назад. Минъе думает: чай. Минъе думает: я не стою того, чтобы Линьюань простыл.
— Привет, — повторяет он, такой глупый, безмозглый, как булыжник, растерянный, как рыба на берегу, и…
Фэн У фыркает.
— Ох, ради всех богов, — ворчит, игнорируя и замешательство на лице ее супруга, и очевидный внутренний кризис, переживаемый Минъе в этот момент. — Что ж вы оба бесполезные такие, а… А ты! Ты что, собирался вечно тут хандрить, если б мы тебя не нашли? — спрашивает, возмущенно тыча пальцем в Минъе.
— Я…
— Так, ладно, — перебивает, разворачиваясь на каблуках, и уверенно направляется к дому. — Где здесь кухня? Я утром приготовила пельмешки и, представь себе, засунула их в пространственный карман, чтобы не испортились в дороге. Ну, идешь, нет? Масло чили я тоже привезла.
Дернув первую же дверь, Фэн У обнаруживает за ней спальню Минъе и торопливо пятится.
Минъе панически думает: “Белье”. Это заставляет его наконец сдвинуться с места: отшатнувшись от Цзюнь Линьюаня, он хватает Фэн У за локоть и тянет за собой через двор, под крышу, туда, где снег больше не будет путаться в ее волосах.
Там он резко останавливается, в голове пусто. Смотрит пристально.
— Ты здесь, — говорит глупо. Что ж такое, что… Как это называется? Почему Фэн У и Цзюнь Линьюань так выбивают его из равновесия сейчас? Раньше было иначе.
— Кухня, — с упрямым выражением лица напоминает Фэн У, ее голос напряжен, а нижняя губа немного дрожит.
— Мы привезли очень вкусные пельмени, — говорит Цзюнь Линьюань совсем рядом.
Минъе глубоко вдыхает холодный воздух, запах снега, и показывает на дверь за собой.
Фэн У проходит мимо, вытаскивая коробочку из рукава. Достает из нее тарелку с османтусовыми пирожными и одну свечу — зажигает ее, втыкает в самое верхнее пирожное. Поворачивается к Минъе с дрожащей улыбкой:
— С днем рождения, придурок.
КОДА
Минъе не успевает доесть даже первый пельмень, допить первую чашу вина, как Фэн У со стоном бросает палочки на стол.
— Так, с меня хватит.
Цзюнь Линьюань косится на Минъе. Минъе косится на Цзюнь Линьюаня.
— Ну? — говорит Фэн У. В ее чаше нет вина, Минъе замечает это и начинает нервничать.
— Фэн У, — пытается сказать, но Фэн У прижимает к его губам палец, и…
Ох.
— Ты, — говорит она, пристально глядя на Цзюнь Линьюаня. — Признавайся.
— В чем? — сдавленно уточняет Цзюнь Линьюань.
— Скажи ему то, что говорил мне в нашу брачную ночь. И вчера. И на прошлой неделе. Ну!
Цзюнь Линьюань яростно краснеет и неуверенно произносит:
— Дорогая, ты прекрасна?..
Минъе почти уверен в том, что сошел с ума. Почти.
Фэн У всплескивает руками.
— Я о другом! О боги!
Цзюнь Линьюань беспомощно смотрит на Минъе и тихо просит, указывая на кувшин вина:
— Налей мне еще, пожалуйста.
Фэн У смотрит на него. Смотрит на Минъе. Затем — на щеках румянец, брови нахмурены, что происходит, это проделки того зеркала иллюзий? — она наклоняется к Минъе и целует его в губы.
Цзюнь Линьюань резко втягивает воздух и говорит, хрипло и слегка задыхаясь:
— Я скучаю по Юй Минъе, Фэн У. Как ты думаешь, он по нам скучает?