II

За годы обучения в Сумеру, за все те путешествия по Тейвату, Лиза отточила одно из своих умений чуть ли не до идеала — языки.

Порой она и сама забывает об этом факте, за последние несколько лет слишком привыкшая слышать вокруг знакомую и родную мондштадтскую речь. Услужливо напоминают ей дипломаты разных стран, что время от времени посещают Мондштадт — всё самое важное говорят на общем языке, а свои неуместные шуточки оставляют лишь между собой. По крайней мере, они так думают, даже слыша чьи-то тихие смешки за общим столом в офисе.


Лиза — полиглотка, а никак этим не пользуется вот уже сколько лет. Не дело.


После одного из собраний, оставшись наедине с Джинн, она до того забавляется этой мыслью, что невольно выпаливает — «Ты прекраснее самой луны, Джинн»


Вот только Джинн оборачивается и непонятливо склоняет голову, а на губах её играет заинтересованная, неуверенная улыбка.


— Это... это же инадзумский, да? Ты знаешь инадзумский?


Лиза — застывшая — поспешно кивает, а на просьбу перевести только отшучивается, мол, это она сама с собой. Не стоит заморачиваться.


Джинн несколько разочарованно вздыхает, но быстро отпускает ситуацию, продолжая что-то бурчать про то как Альбедо опять отлынивает с обещанными отчётами.

А Лиза... она ругает себя за беспечность — ведёт себя точно глупая влюблённая студентка!


И не сдерживает улыбки на губах и тихого, мечтательного вздоха.


В следующий раз она засматривается на Джинн, тренирующуюся на заднем дворе штаба, буквально не может отвести взгляд от этих мышц и... мест несколько ниже, пока с языка уже слетает игривое — «Приковываешь взгляд, грандмастер»


А Джинн останавливается — и снова эта неуверенная улыбка.


— Не говори, что ты и фонтейнский знаешь. Это... это восхитительно, Лиза.


Опять попалась.


Лицо Лизы прямо-таки вспыхивает, чего не случалось уже долгие бездна знает сколько лет. Она прокашливается, наконец отводя взгляд, ведь возьми себя в руки, Минси!, и покидает тренировочную площадку, оставляя сконфуженную и только более заинтригованную Джинн позади.


Сердце Лизы бьётся так ошеломляюще быстро, что, видимо, она забывает родной мондштадтский, не находит на себя и самых простых ругательств.


Это случается уже который раз — когда случайно, а когда — очень даже намерено, когда у Лизы настроение до одури игривое, и она вспоминает каждый язык Тейвата, каждую заигрывающую фразу, каждое тёплое, трепетное признание.


Лиюэ, Снежная, Натлан — столько языков, столько способов сказать «ты мне так дорога, милая» и «ты чертовски горяча в этих обтягивающих штанах, Гуннхильдр»

И — конечно же — «знала бы ты, как я хочу тебя поцеловать, Джинн»


А Джинн продолжает не понимать, только отвечает порой ужасно формальным, аристократским говором, который уж точно можно считать за отдельный выпендрёжный язык — и обе тихо хихикают, продолжая выполнять каждая свои обязанности.


«Я люблю тебя» — однажды говорит она на хилличурлском, после того как позаимствовала книжку у Эллы Маск на вечерок.


И тогда Джинн так и застывает — с пером в руке, посреди очередного отчёта, и поднимает сконфуженный взгляд.


— Это... звучит очень знакомо. Можешь повторить?


У Лизы в горле пересыхает. Сердце — опять — своим бешенным стуком заглушает всякий голос разума, всякие предостережения и здравый смысл.

Так что она повторяет, медленно и осторожно.

Джинн задумчиво кусает губу — должно быть, намеренно её изводит.


— Я точно слышала, как Кэйя говорил что-то такое Альбедо на днях...


Лиза не закатывает глаза только потому, что забывает даже о том, как дышать. Она пальцем чертит круги по золотистой кромке чашки, не сводя с Джинн настороженного взгляда.


пойми — ни за что не вспоминай.


До смешного противоречивые желания в голове, такие, что она даже едва усмехается.


Тихое ох.


И тогда Лиза цепенеет.


Она боится поднять взгляд. Недопитый чай в её чашке кажется жутко интересным.


надо бы дышать, наверное?


наверное.


как-то совсем глупо и по-детски получается.


Лиза готова принести свои искренние извинения и поспешно удалиться — она поднимается из-за стола, бормочет что-то невнятное, на родном мондштадтском, вот только...


Я... люблю тебя.


Лиза застывает.


Она поднимает взгляд на Джинн — у неё точно сейчас из ушей дым повалит, а лицо точно через пару мгновений сгорит. Она робко смотрит на Лизу в ответ. И терпеливо выжидает.


Улыбается Лиза широко — точно глупая, ещё юная и до одури влюблённая студентка.


— Тебе ещё работать и работать над произношением, милая.


— О, многоуважаемая мисс Минси, не поделитесь ли вы толикой своего бесценного времени и знания со мной?


Лиза прыскает в кулак, и не может унять рвущийся из груди смех.


— Только если ты прекратишь этот формальный ужас!


— Даже не знаю, Лиза. Тебе, похоже, нравится.


— Понравилось бы ещё больше, смени ты "мисс Минси" на что-то по-мягче, мисс Гуннхильдр.


— Как насчёт "любовь моя"?


И вновь она заставляет Лизу растерять весь свой словарный запас на всех возможных языках.

Проклятье.


Так что она лишь смущённо кивает, вновь садится за стол, вновь берёт в руки чашку чая, и едва разборчиво шепчет, поднося её к губам.


— Это... уже звучит куда лучше.