— Это было просто невыносимо, — шепчет в перерыве между поцелуями, крепкой хваткой сжимая воротник.
Смазанно, быстро — Лиза не заморачивается над техникой, будь она проклята, только притягивает Джинн непозволительно близко, да размазывает собственную помаду по её губам, едва ли заботясь о чём-либо за стенами собственной спальни. А Джинн послушно следует каждому её движению — не поспевает за поцелуями, отчего те становятся неловкими и спешными, руки кладёт на мягкую талию и сжимает в руках ткань вечернего платья, а на каждый шаг Лизы она делает шаг назад, ровно до того момента, пока не упирается в края кровати.
Когда Лиза толкает её на простыни, Джинн только рвано вдыхает и приподнимается на локтях — та тут же устраивается на её бёдрах и отбрасывает шляпку куда-то в сторону комода, вряд ли попадая. И навряд ли её волнует.
— Невыносимо и отвратительно долго, — сбивчиво дыша ругается, не сводя с Джинн затуманенного взгляда, — а я и подумать не могла, что возненавижу мероприятие с таким-то обилием бесплатного вина.
Джинн не сдерживает эти неконтролируемые смешки, которые Лиза тут же пресекает — нависает над ней с этой нежной, дурацки влюблённой улыбкой. Опускается по её телу внимательным взглядом. Руки её невесомо оглаживают грудь, забираясь под плащ, и требовательно сжимают ткань чёрной рубашки. Ворча, она неловко расстёгивает верхние пуговицы
Меж тонких пальцев бегут пурпурные искорки.
Во взгляде — томном, жадном — точно сверкает молния.
Низ живота сладко тянет жарким нетерпением.
Лиза снова целует её — уже во сто крат медленнее, точно наслаждаясь каждой секундой, её язык скользит внутрь, пока руки, что вторят узорам на жилете, грубо смыкаются на податливой талии.
Собственные руки сминают чужие бёдра и задницу в попытке притянуть Лизу ближе, как можно ближе — так близко, что Лиза отрывается от её губ с резким вдохом.
Там, где она сидит — до одури жарко и влажно, настолько, что Джинн в неверии замирает.
Лиза смотрит на неё нетерпеливо, тихо цыкает и хмуро опускает взгляд, словно… что-то не так?
Вопрос почти соскакивает с языка, как Лиза сокрушённо и раздражённо ругается сквозь зубы.
— Этот твой дурацкий новый костюм такой дурацки сложный и ты в нём такая дурацки горячая! Это невыносимо!
Становится тихо настолько, насколько это только возможно с их то сбитым дыханием. Джинн осмысливает услышанное секунды, наверное, две, потом старается сдержать улыбку… выходит ну просто ужасно, и она срывается на смех, окончательно падая на кровать.
Фырканье Лизы делу уж точно не помогает.
— Смеёшься, значит?
— Прости-прости-и-и, Архонты, я не хотела...
— Понятия не имеешь о моих страданиях по этой твоей рубашке с жилетом и смеёшься!
— Не-ет!
Лиза прижимается к ноге Джинн крепче и сжимает мягкими бёдрами, опирается руками о её живот, не давая и секунды на опомниться — съежает вниз. А потом вверх. Вниз и вверх. Медленно. Прижимаясь плотно, мокро. С нетерпеливыми маленькими стонами, слетающими с пухлых, приоткрытых губ, Лиза трётся о крепкое бедро и одаряет её победным прищуром, прежде чем блаженно прикрыть глаза, потерянная в собственных забывчивых, чётких движениях.
Бельё постыдно промокло насквозь, Лиза (да и Джинн, скорее всего) чувствует это, чувствует с каждым грубым толчком, обжигающим её чувствительные губы и клитор. Не волнует. Выкинет. Купит новые. Плевать.
Сейчас для неё существует невыносимая, сладкая тяжесть внутри и Джинн. Джинн, не сводящая с движений её бёдер жадного взгляда. Джинн в своём идиотском костюме, который так подчёркивает её статность, её силу и стойкость… проклятье, просто сводит с ума.
Джинн, чьи руки крепко сжимают её задницу, сбивая ткань юбки выше, обжигают своим прикосновением и помогают двигаться, требовательно направляя её вверх и вниз.
Джинн сглатывает. Её взгляд следует за руками, что неторопливо расстёгивают белую блузку, пуговица за пуговицей — Лиза даже не останавливается, только косится на них вниз и чуть ли не шипит сбивчивое «жарко».
Жарко. Архонты, какое же преуменьшение, Боги — Джинн согласно и как-то неловко кивает, чувствуя, что сейчас точно сгорит.
Дышать с этим несчастным воротником на шее становится тесно.
Джинн невольно тянется к груди в этом чёрном кружевном лифе, вот только Лиза грозно бьёт её по руке и наклоняется ближе, ускоряя темп.
— Твои руки остаются там, где они находятся сейчас — ни выше, ни ниже. — Командно цедит она, держа лицо Джинн за челюсть, — пока что тебе дозволено только смотреть на меня. Внимательно. Я ясно выражаюсь?
Хочется кивнуть, но хватка не позволяет — Джинн шепчет на выдохе тихое «да», не сводя взгляда с расчётливых зелёных глаз. Как же... как же чарующе в них читается даже самая лисья из улыбок, когда они щурятся, и на самых краешках собираются маленькие мимические морщинки.
Лиза просто улыбается — очаровывает её душу, а тело — точно заклинает. Воспламеняет изнутри. Ведьма.
Джинн отмечает, как по улыбке проходится кончик языка, который в следующую же секунду оказывается у неё во рту.
Лиза наслаждается вдоволь, в особенности — потерянным взглядом, как только она отстраняется и останавливается вовсе. Собственное тело вторит «быстрее» и «продолжай», вот только она отмахивается и немного приподнимается на коленках.
Джинн совсем теряется.
— Л-лиза? Всё хорошо? Я сделала что-то не…
Она запинается. Замолкает. Не может ухватиться хоть за какое-либо подобие мысли, пока взгляд её застывает на чёрном белье — Лиза медленно стягивает его к коленкам и улыбается, довольная своим маленьким шоу, чувствуя, как ощутимо грубеет хватка на её бёдрах.
Вскоре ненужное бельё и вовсе улетает за пределы кровати.
— Хотелось дать тебе видок поинтереснее, — объясняется она с хохотком, пуская свободную руку танцем по собственному телу, по дразнящему пуш-апу, по открытой коже мягкого живота, где она вырисовывает незамысловатые узоры.
И останавливается.
— Наслаждайся, одуванчик.
Пальцы немедля раздвигают мокрые половые губы, с которых стекающая смазка щедро пачкает плотные бёдра — они движутся по всей длине, от нетерпеливо сжимающегося входа собирают влагу и введут дорожку вверх, наконец огибая клитор. Чувствительный, настолько, что самое лёгкое движение мокрых, горячих пальцев заставляют Лизу со рваным вдохом вздрогнуть всем телом.
Не оторвать взгляд. Даже если бы хотела — не смогла. Но она и не хочет.
Хочет Джинн одного — прильнуть к ней губами и не отрываться даже когда воздуха начнёт не хватать, работать языком, пока Лиза не начнёт вздрагивать бёдрами, дрожать всем своим телом и голосом, сломлено вторя её имя среди вздохов и стонов.
Одна только мысль заставляет её заёрзать от нетерпения.
Но Лиза твёрдо приказала — наблюдать. И кто Джинн такая, если не привыкшая следовать приказу рыцарка.
Пальцы Лизы продолжают свою методичную работу, плавно и постепенно на глазах у Джинн превращая великую ведьму в дрожащий, постанывающий хаос.
— И… и это всё — твоя вина и ответственность… ты видишь, Джинн? Клянусь Архонтами, мне потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы не сломать в руке бокал, просто смотря на тебя, — она смеётся с хрипотцой, тихо охает, когда пальцы особенно хорошо скользят ко входу, так, только чтобы подразнить — что себя саму, что задыхающуюся видом Джинн, — Весь вечер только и думала о том, как бы утянуть тебя в тихий уголок и, не знаю… я не знаю, чего хотела больше — твои пальцы во мне по самые костяшки или отлизать тебе на коленях прямо там, чтобы аристократы подавились своими вздохами по тебе. Я их понимаю, но…
Дыхания не хватает столько говорить — Лиза замолкает, приоткрывая глаза, и усмехается. Потому что во взгляде Джинн не читается ни одной приличной мысли, потому что ногтями в плюшевые бёдра она не впивается благодаря лишь остаткам самоконтроля. И потому что по простыням она ёрзает так нетерпеливо, что чистыми их оставляет один лишь факт наличия брюк. Лиза обещает это исправить.
Давится своими же смешками, когда сильные руки требовательно притягивают её за бёдра ближе, так резко, что одной рукой Лизе приходится крепко ухватиться за изголовье кровати, так быстро, что она не успевает и спросить — на мокрых от смазки пальцах чувствует мягкие губы.
Всего секундой позже Джинн приоткрывает рот и жадно собирает влагу медленными движениями языка — от беспомощно сжимающегося входа скользит по длинным пальцам, вдоль мокрых складок и совсем кончиком дразнится, задевая клитор.
Джинн поднимает на неё затуманенный взгляд, и Лиза понимает, что если бы не крепкая хватка на бёдрах, ноги её точно бы подкосились.
— Я… что я говорила…
— Мои руки на месте. Ни выше, ни ниже, — мурлычет Джинн, довольно-довольно, прежде чем вернуться к работе своим талантливым, наглым языком.
И Лизе приходится держаться, лишь бы не заскулить.
Проходит совсем немного времени этого танца — Лиза требовательно и быстро двигает бёдрами навстречу, а Джинн не сбавляет темп до тех пор, пока не чувствует её дрожь, с наслаждением слушает повторяющееся «Джинн-Джинн— Джинн!» и сбивчивые полувдохи, и оборванные стоны. Она чувствует, как по языку стекают тяжёлые капли солоной, горячей смазки, которые она тут же сглатывает, пока Лиза сверху шепчет обессиленное «Блять» на хриплом выдохе.
Только тогда Джинн отстраняется, до одури довольно поднимая взгляд на Лизу. Та пару секунд изучает её лицо, после чего подносит влажные пальцы к чужим губам — Джинн послушно вбирает их едва ли не полностью, и слышит, как дыхание Лизы снова сбивается.
— Ты немедленно снимаешь с себя всё, иначе я не отвечаю за целостность костюма, Джинн.
Ей остаётся только послушно кивнуть.