— Если ты в том же духе продолжишь, я усну.

      — Может, я поэтому так и стараюсь?

      Устроенный им самим на коленях Дэмиен лениво пихнул его в ногу, заставляя Тима хихикать и зарываться в чужие волосы только глубже, мягко царапая кожу головы ногтями — приятно, до мурашек на загривке. Младший счастливо прикрыл глаза и опустил книгу.

      — Я собирался читать.

      — М-м-м, — согласился парень, продолжая тихо посмеиваться, наблюдая за тем, как довольно Робин жмурился; его расслабленное выражение лица только мотивировало его продолжать незатейливые поглаживания, — собирался.

      Робин снова легонько толкнул его в бедро — но расплывшаяся по его лицу улыбка все нивелировала.

      Они оба отдыхали в кровати, Тим — привалившись спиной к собранным в кучу подушкам, Дэмиен — головой на его коленях, с лежащей теперь на животе раскрытой книгой; поздний вечер укрывал их спальню приятным полумраком. Не каждую ночь у них у обоих не было патрулей и редкие вечера такого спокойствия дорогого стоили, и они оба ценили их невероятно, изо всех сил проводя их вместе. Старший снова пригладил взъерошенные им пряди и мягко скользнул пальцами по уху, виску, и большим пальцем обвел бровь.

      — Дремай, — предложил он мягко, тихо, не желая спугивать опустившийся на них покой, — мне нравится смотреть, как ты засыпаешь.

      — Сталкер несчастный, — проворчал Дэмиен, впрочем, беззлобно; он грешил тем же при пробуждении Тима, и упоминать об этом конечно же не собирался. Только нашел на ощупь вторую руку старшего и попытался прижать ее тыльной стороной ладони к своей щеке, вызывая этим новый полубеззвучный приступ смеха. Руку Тим все же не убрал.

      Робин действительно успел немного придремать — не желая этого, отчасти; он не хотел засыпать, чтобы этот вечер прошел так быстро, как прошел бы — и изо всех сил цеплялся за едва слышные звуки и мягкие прикосновения, оставаясь в полусне и наслаждаясь своим положением. Полный нежного понимания взгляд Тима, который он ловил едва приоткрывал ресницы, говорил сам за себя.

      Пикнувший новым сообщением телефон с тумбочки его из этого состояния вывел — и старший, бормоча тихие извинения, потянулся за мобильником, возвращая руку ему на макушку и вновь начиная ее массировать. Его чуть удивленное выражение лица со вскинутой бровью наводило не на самые лучшие мысли.

      — Пожалуйста, скажи что это не отец или Барбара.

      — Нет, не волнуйся, — Тим вздохнул, и принялся печатать ответ, — выходной все еще выходной.

      — Мне нужно беспокоиться по любой другой причине?

      — Нет, — фыркнул парень; он закончил с сообщением и, по всей видимости, теперь вчитывался; лениво наблюдающий за ним Дэмиен уловил, как старший в какой-то момент поджал губы и нахмурился — и как чуть заметно в сумраке комнаты покраснела его шея. Его очевидное смущение подтолкнуло юношу окончательно выпустить из рук книгу и несколько неловко коснуться его запястья. Тим чуть вздрогнул — но тут же перевел на него взгляд, и залегшая было между бровей морщинка разгладилась.

      — Все в порядке, — шепнул он, отчетливо улавливая ответное беспокойство. — Просто, м-м-м… Кэсс, — он махнул рукой с телефоном и еще чуть более заметно покраснел, — разбирала наши памятные штуки из башни Титанов.

      — И ты вызывался ей помочь, но забыл, и теперь тебе неловко? — уточнил Дэмиен, и старший чуть заметно усмехнулся.

      — Нет, просто… уф, это долгая история.

      — А у нас наконец-то есть для долгих историй вечер, — пробормотал юноша, прикрывая глаза, — если ты хочешь, конечно.

      — Ты засыпаешь, — мягко заметил Тим, блокируя и откладывая телефон и снова принимаясь гладить его волосы, — и я не пытаюсь использовать это как отмазку.

      — Я с удовольствием пожертвую дремотой в пользу твоих историй, — возразил Дэмиен; он нащупал чужую ладонь на своей голове и нежно стиснул ее в своей, — и я серьезно.

      — Если ты так говоришь, — тихо засмеялся старший, — ладно. Хм-м, когда-то мы с Титанами были больше детьми, чем героями, знаешь, — Робин понимающе и поддерживающе загудел, и Тим продолжил: — и мы выбрались на одну из миссий в огромный лес — или это заповедник был, я уже и не помню, если честно. Нет, — поправился он, — не заповедник, просто лес. Так вот, мы должны были выследить кого-то… кажется… этого правда не помню, и это было для нас больше похоже на какой-то летний лагерь — лес, вы вечером собираетесь у огня и играете на гитаре и поете песни, понимаешь?

      — Не совсем, — признался Дэмиен, — но в общих чертах.

      Тим хмыкнул, проводя по его волосам ладонью и предложил:

      — Может, выбраться нам с тобой так же? Захватим команды или Дика с Джеем, будет весело.

      — Пока кто-нибудь не наступит на открытый огонь, — возразил юноша, но старший отчетливо видел, как скользнула по его губам озорная ухмылка, — продолжай.

      — Ну, в этом-то все и было дело — никто из нас как следует не умел играть на гитаре, а для атмосферы только этого и не хватало. И мы все так загорелись этим, что когда вернулись только и говорили о том, чтобы научиться играть на ней или на других каких-то музыкальных инструментах.

      — Ты отлично управляешься с фортепиано.

      — Тогда это не казалось мне… как это сформулировать — крутым? К тому же, ты не можешь взять эту махину с собой, — засмеялся Тим. — Если ты спросишь Дика, он назовет эту мою стадию взросления «мы с друзьями организовали свою рок-группу» и скажет, что через это восемьдесят процентов подростков проходят.

      — И именно поэтому я его спрашивать не буду, — фыркнул Дэмиен, чуть приоткрывая глаза, — потому что я тоже через это проходил.

      — С Джоном? — получив согласный кивок, старший снова засмеялся, — И при этом ты просто виртуозно — как ты это сказал? — управляешься со скрипкой.

      — Которая, как мне тогда казалось, не была «крутой» для рока.

      Тим захохотал, и Дэмиен, тоже улыбаясь, удобнее устроился на его коленях; сейчас сквозь ресницы он заметил, что видимые следы смущения на чужом лице сошли на нет.

      — Так что? — тихо напомнил он, когда старший отсмеялся и окончательно расслабился, снова теребя меж пальцев его пряди. — Ты научился?

      — Довольно посредственно, — хмыкнул Тим, — и я не уверен, что сыграю сейчас хоть что-то. Но, — он снова чуть заметно покраснел, — не в этом дело. — Просто играть на гитаре нам казалось… недостаточным. У костра же поют и все такое.

      — О, кажется, теперь я понимаю.

      — Да-а, — протянул парень сквозь смешок, — когда я понял что на гитаре могу хоть что-то изобразить, я загорелся тем, чтобы писать песни… стихи, если угодно. Предложил ребятам и они, естественно, втянулись, и мы с месяц придумывали каждый свою песню, — он снова фыркнул. — Я очень отчетливо помню как мы все время друг друга донимали: «А что рифмуется со словом «грусть»? Не знаешь? А с «тоской»? А…», — он махнул рукой, — будешь ли ты удивлен, если я скажу что Кэсс нас всех уделала в стихосложении?

      — Нет, — чуть слышно прыснул Дэмиен, — она амазонка. Воспитанница Чудо-Женщины. Я буквально уверен, что она при желании будет цитировать древних философов.

      — И она нас уделала, — подтвердил Тим с улыбкой, — я помню, что когда мы обменялись песнями она у нее была действительно хорошей — припевы и все остальное, что-то возвышенное, как и полагается. Кон, если я правильно помню, писал что-то про свободу, а Барт про… нет, не вспомню, — он снова хмыкнул.

      — А ты?

      — А я обо всем и сразу, и ничего до конца так и не дописал, — признался старший, — слишком много всего разом меня беспокоило и я метался туда-сюда и, — он кивнул в сторону телефона, — до этого момента я и думать про это забыл.

      — Сендсмарк нашла твою песню?

      — Это больше на стих похоже, — поморщился Тим, — там не было припевов вообще… но да. Не только мой, все, и прислала фотку. Понятия не имею где она их достала и, надеюсь, она больше ничего из той клоаки постыдного не вытащит.

      — Все же через это проходили, — фыркнул Дэмиен, и старший с полуулыбкой закатил глаза, — у меня до сих пор лежит где-то нотная запись для нашего с Джоном выступления. Я тоже в какой-то мере счастлив, что она не увидела свет больше, чем наши семьи.

      — Могу понять, — усмехнулся Тим и, секунду поразмыслив, предложил, — хочешь посмотреть?

      — Я не хочу, чтобы тебе было неловко, — мягко ответил юноша, — ты не обязан предлагать.

      — Мне в любом случае неловко, даже от того, что я сам это перечитал, — возразил Тим, — но это… все через это проходили, да? — получив вполне заслуженный безболезненный тычок в ногу он засмеялся. — Да и к тому же, ты доверил мне прочитать свои письма ко мне из твоих шестнадцати, думаю, мне не страшно доверить один несчастный недописанный стих.

      — Письмо было только одно, — поправил младший, тоже чуть заметно смутившись, — и ты все еще не обязан отвечать услугой на услугу.

      — Я и не считаю, что я обязан, с чего ты вообще взял — просто… как это объяснить? — мне будет спокойно, если я это сделаю. И предложение смотаться куда-нибудь в лес все еще действительно.

      — Стоит ли мне тогда тоже взяться за гитару? — получив в ответ комично расширенные глаза, Дэмиен расплылся в улыбке, — если ты уверен, то для меня это было бы честью.

      — И вот теперь мне неловко, потому что там нет вообще ничего заслуживающего такого отношения, — фыркнул Тим, открывая фотографию криво написанных строк и передавая телефон младшему.

      — Как будто в моем письме было, — отвлеченно ответил юноша, погружаясь в чтение; парень нежно улыбнулся, снова принимаясь гладить его по волосам.

      Он говорил правду — кроме нескольких обрывочных абзацев, с грехом пополам соединенных сбивающейся рифмой, там не было ничего даже отдаленно напоминающего песню. Что-то о свободе, что-то о ночи — о полете, потому что даже будучи Робином полет захватывал дух, как часто бы он не сигал с одной крыши на другую. Было еще про Готэм — но в независимости от точки приложения его сил, от его детского стиха все еще неловко чесалось где-то под ложечкой.

      У Дэмиена меньше минуты ушло на прочтение, но он все равно еще пару раз повторно скользнул взглядом по строкам и, возвращая мобильник, тепло заметил:

      — Определенно меньше неловкости, чем в моем письме, — и, прежде чем Тим успел что-то сказать, мягко поймал его свободную ладонь и ласково ее сжал. — И про Готэм довольно верно подмечено.

      — Что, «прекрасная в своей мрачности подошва мира?»

      — Довольно поэтично, — кивнул юноша. — Возлюбленный, — тепло начал он, поднимаясь с чужих коленей и садясь рядом, подворачивая под себя ногу, — выражаясь словами Джейсона: «убей в себе часть, которая кринжует».

      — Подожди, что, — засмеялся Тим, — ты серьезно — когда Джей это тебе сказал?

      — Когда я ему показал свои детские блокноты, — фыркнул Дэмиен; озорной огонек в его глазах сказал, что именно такой реакции он и добивался.

      Старший ахнул в притворном возмущении:

      — Подожди, это моя работа учить тебя мемам! Его дело — сленг! Не мемы!

      — Я ему напомнил об этом, когда он объяснил смысл своих слов, — юноша пододвинулся ближе, приваливаясь плечом к плечу Тима и поворачиваясь в его сторону. — А если серьезно, то я на самом деле ценю твое доверие, — он поймал старшего за руку и стиснул ее, с полуулыбкой глядя в чужие глаза. Привычный цвет отражающей небо стали из-за сумрака вечера казался почти непроглядно каменно-серым, синеватым в самой его глубине. — Спасибо.

      — Это просто стих, — негромко заметил парень, все же улыбаясь.

      — Нет, не просто, — возразил Дэмиен, — потому что если я скажу, что у меня было просто письмо, ты будешь с этим не согласен.

      — Буду, — не раздумывая кивнул Тим, — довольно справедливо, — признался он и наклонился, прижавшись лбом ко лбу юноши. Нежное выражение в зеленых глазах всегда подталкивало его быть к младшему еще ближе. Довольный этим, Робин положил свою ладонь ему на шею, щекотя там чувствительную кожу и кончики волос.

      — Спиши мою сентиментальность на полусонное состояние, но мне кажется что, как и мое письмо, твой стих — то, что ты доверил его мне — это тоже в своем роде о… — Дэмиен сделал непонятный жест свободной рукой и добавил тише, неуверенней, потому что — несмотря на все, что они разделяли, искренность была хрупка и все еще пугающа, из-за прошлого, — любви.

      — Думаю, да, — признал Тим, не отрывая от юноши теплого взгляда, — хоть я и не думал об этом, когда я тебе его давал… да. Доверие это о, — он повторил жест, тоже чувствуя себя на секунду не в свое тарелке, — любви. Хотя я определенно знал, что мне будет спокойно, если я дам его тебе прочитать.

      — Я рад этому, — серьезно ответил Дэмиен и опустил ресницы. Глядя как они подрагивают, старший подумал на секунду, что и то, что происходило между ними сейчас — тоже доверие. Тоже…

      — Дэми, — позвал он тихо, почти беззвучно, — я люблю тебя, — сказал Тим; его голос стал глубже и нежнее, — я люблю тебя, хабиби. Это правда — и если это то, что тебе хотелось и нужно было услышать, я люблю тебя.

      — Я знаю, — еще тише пробормотал Дэмиен; то, как он незаметно пододвинулся ближе, сказало Тиму, что он и правда хотел это услышать. — Я тебя тоже люблю.

      Старший не ответил — только осторожно скользнул ладонями по чужим бокам, одной рукой прижимая Дэмиена к себе крепче и другой вновь зарываясь в его темные волосы.