Нелюдимый

День рождения – первый совместный день рождения за последние десять лет – тройняшек Мадригаль было решено отмечать в сугубо семейном кругу.

Такое решение приняли не только из-за того, что после событий почти полугодовой давности семья старалась быть ближе друг к другу, но и из-за Бруно. Ещё во время постройки (восстановления, если быть точнее) Каситы всем, не только семье, но и помогающим горожанам, стало очевидно, что Бруно боится людей.

Да, младший из тройняшек и раньше не отличался излишней общительностью и никогда не был душой компании, но то, что происходило с ним сейчас, явно было не просто застенчивостью.

 Его очень заметно трясло когда он общался и взаимодействовал с кем-то, кто не был членом его семьи, от любых, даже неловких, прикосновений дёргался как ошпаренный. Чаще всего люди работали не с самим Бруно, а, так сказать, с его более смелыми версиями: Эрнандо и Хорхе. Это многих удивляло, но, как говорится, что взять с убогого бродяги?

Бруно казалось, что он опять вернулся в то время, когда горожане в его адрес говорили не самые лестные слова разной степени цензурности. Один раз он даже подошёл к Камило и напрямую спросил: «Про меня же шепчутся, да?» На это парнишка ответил, что если кто-то и шепчется, то либо малышня, для которых Бруно «милый чудик, которого они не видели раньше в городе», либо ровесники самого Камило, которым говорили что Бруно – злое зло, а он, оказывается, совсем не такой, и даже наоборот – добряк добряком, и сейчас они прикидывают откуда растут ноги у всех тех страшилок, которыми их кормили в детстве. Такие слова племянника немного успокоили мужчину, но ненадолго.

Бруно не смог нормально спать в чужом доме, где ему выделили гостиную комнату на время, пока идёт постройка дома Мадригалей. Помимо него в этом же доме ночевали Мирабель и Камило, которые были дружны с детьми семьи и потому спали у друзей в комнатах. Бруно ушёл на вторую ночь, ему казалось, что своим присутствием он доставляет хозяевам один сплошной дискомфорт. На улице он нашёл какой-то мешок и смастерил себе из него и палок навес недалеко от отстраивающейся Каситы. До конца стройки спал предсказатель только там.


Только с семьёй Бруно был самим собой: спокойным и даже весёлым, не дёргался от прикосновений. Мужчина и сам иной раз мимолетно дотрагивался до родственников, чисто чтобы убедиться, что они действительно рядом, что это не сон и не галлюцинация окончательно свихнувшегося от одиночества сознания.


Когда же Касита была отстроена, а магия вернулась, казалось все теперь должно наладится. Так не казалось только Бруно.

Нет, он был рад воссоединиться с семьёй, общаться с ними, есть за одним столом и видеть, что на него смотрят без презрения и ненависти в глазах. Но к нему вернулся его дар, а это значит, что опять вернутся предсказания и пророчества, опять он начнёт «кликать беду».

Возможно, этот его страх был одной из причин по которой он не мог нормально зайти в город. Чем дальше, глубже по улицам, он шёл, тем больше его трясло, накатывала какая-то истерика, из-за чего он сильнее сжимал руку того, с кем шёл (часто это была одна из его сестёр или племянниц, с которой он решил пойти на базар за продуктами). По итогу он, рассыпаясь в извинениях, просил вернуться домой, один обратно он идти не хотел. Постепенно он почти перестал покидать пределы Каситы. Семья восприняла это с огромным пониманием.