Зимний день над деревней Морепесок был морозным и ясным. Припорошенный снегом лесной массив сверкал в лучах яркого, но не греющего полуденного солнца, словно посыпанный сахарной пудрой десерт. Пейзаж вокруг деревни казался неподвижным, словно на картине, но в глубине леса кипела работа: деревенские мужики рубили деревья, а ребятня, из тех, кто постарше, собирала хворост. Привычное дело.
Но вот вспорхнули со своих насестов лесные птицы, понеслись прочь, сбивая с веток снег. Несколько мгновений спустя до леса донеслись звуки, которые, верно, и спугнули пернатых. Первыми это заметили дети, замерли, глядя вдоль просеки в сторону дома. Звуки приближались, и тут уже заинтересовались и мужики. Опустили топоры, зароптали между собой солидными басами.
— Ах ты! Вот я тебе! — донеслось с той стороны, а затем раздался звук удара и как будто что-то зазвенело.
Ребятишки сбились в кучку, зашушукались. Один из них вдруг ткнул пальцем в сторону дороги, ведущей к озеру, и выпалил:
— Тоня, это там не твой батька-то? А с ним кто?
Девочка, укутанная в шерстяной платок, из-под которого выбились непослушные рыжие пряди, тонко ахнула и засеменила в указанную сторону. Дети гурьбой кинулись следом, переговариваясь и хихикая, в то время как ругань со стороны дороги становилась всё более различима:
— Я ему! Всё, что мог! А он! Вот, мать, полюбуйся на ентот срам! А ещё уговаривала, мол, отпусти сына мир повидать… Ну что, довольна?!
Перед ребятнёй, что высыпала на полянку у дороги, предстала престранная картина: отец Тониного семейства решительным шагом двигался в сторону ближайшего озера, где жители деревни обычно рыбачили. Невзирая на охи и ахи собственной супруги, которая бежала следом, он тянул за собой невнятно протестующий и спотыкающийся долговязый куль из тряпок и меха, который при ближайшем рассмотрении оказался…
— Аякс! — взвизгнула Тоня и припустила быстрее. — Папа, отпусти его!
— Щас отпущу! — взревел отец, не останавливаясь и не давая сыну ни шанса ровно встать на ноги. — Ух, как я ему отпущу! И по башке, и по хребтине, и по…
— Дорогой, уймись! Хоть выслушай мальчика-то!
Странная процессия, к которой теперь присоединилась и плачущая Тоня, двинулась дальше, собирая вокруг себя всё больше зрителей.
— Чего там слушать-то, и так всё видно, по физиономии его! Паскудство! — отец сплюнул и резко остановился, кинул через плечо тяжёлый взгляд на начавшую скапливаться небольшую толпу. — А вы чего зенки выкатили? Никак, потеху какую увидали? А ну! — он замахнулся могучей рукой, из-за чего несколько самых впечатлительных зрителей из первого ряда отшатнулись, а затем перехватил покрепче меховой воротник сына и продолжил своё шествие сквозь рыхлый снег.
— Папа, я…
— Ну-ка цыц! Вон, и так позор уже на всю деревню! А то и на всю Снежную! Где ж это тебя научили пакости-то такой? Никак, в столице? У, всех вас там давно разогнать пора, шутов гороховых!
Когда он решительно вытащил Аякса на озёрный лёд, значительно прибавившая в количестве толпа слегка замешкалась: ледок местами сверкал тонкими промоинами, и выходить на него такой гурьбой было боязно. Однако у многих любопытство заглушило осторожность: очень уж хотелось увидеть, чем закончится нежданное представление, переместившееся к свежей проруби.
— Помнишь, сынок, как с папкой тут рыбачил? Помогал, как человек был! А теперь, гляди ж ты, чем всё обернулось-то!
— Дорогой, не надо, — ледяным тоном попросила мать семейства, глядя на мужа испуганными глазами. — Понял он тебя уже. Больше не будет.
— Не будет? — выгнул бровь отец и, шмыгнув широким носом, выразительно зыркнул на сына. — Ну, Аякс, говори, раз так хотел. Не будешь больше как девка малеваться, а?
Аякс, меньше всего сейчас похожий на грозного Предвестника, с облегчением сел прямо на припорошенный снегом лёд, когда крепкая рука наконец отпустила его плащ. Он рассеянно пригладил местами вылезший мех воротника, который, впрочем, уже было не спасти, и кашлянул в широкий алый шарф.
— Кха… Я же говорил, отец, только ты не слушал. Это традиция такая в Ли Юэ…
— Традиция?! — от рёва вздрогнули даже зеваки на берегу; некоторые закрыли глаза детям. — Вот я тебе щас покажу традицию! Я тебе енту традицию…
— Дорогой!
Его пыталась остановить мать, на ней повисли Тоня и прибежавший Тевкр, пытаясь внести свой вклад в оттаскивание разбушевавшегося отца от нерадивого сына. Всё это крайне напоминало сценку из снежневской сказки про репку. Однако в жизни "репке" их старания не помогли: отец, решивший довести дело до победного, с размаха окунул Аякса головой в ледяную воду проруби, затем вытащил и тщательно вытер его лицо попавшим под руку концом алого шарфа. Аякс зафыркал, отплёвываясь и ловя ртом воздух, а затем умывание повторилось снова. И снова.
В деревне Морепесок ещё долго судачили об этом дне, когда одиннадцатый Предвестник вернулся домой и получил нагоняй от родного отца за неординарный внешний вид. Но ещё больше — молчали, опасаясь сами не избежать взбучки.
***
— Те конфеты младшим отдал? Вот, передай ещё, — Пульчинелла протянул было Тарталье кулёк со сластями, но затем стрельнул проницательным взглядом из-под седых бровей. — Да на тебе лица нет. Проблемы дома?
Аякс поёжился, машинально поглаживая новый, менее пушистый воротник, и отогнал от себя воспоминания о примерзающих к щекам алых разводах и том, как долго мать отпаивала его горячим, то и дело бросая укоризненные взгляды на насупленного отца.
— Нет, — ответил он и небрежно почесал под глазом, больше не подведённым красным карандашом. — Никаких проблем.
Суровые нравы Снежной XD