Неразрешенное напряжение

Прошло несколько недель с того момента, как Стид вернулся на корабль и вымаливал у Эдварда прощение за то, что бросил его, и за это время их отношения явно потеплели, уже две недели как их отношения перешли от "не попадайся мне на глаза или окажешься за бортом" к "давай вместе попьём чай с семью ложками сахара, мой дорогой".

И все бы ничего, но к чему-то большему они не переходили.

Эд замечал как Стид засматривается на его губы, а Стид совершенно точно знал, что Эд пускает слюни на его грудь, которую было видно из-за полураспахнутых рубашек, что Стид постоянно носил с момента возвращения в силу удобства и практичности.

Воздух словно искрился между ними, но им не хватало запала, чтобы огонь разгорелся, поэтому они и кружили вокруг друг друга, не понимая, что с этим делать, собственно, поэтому они ничего и не делали.

Капитаны занимались делами на корабле, как и положено.

Тич старался загладить вину перед командой, получал по ушам от Люциуса и Пита за то, что бросил первого за борт, пытался наладить отношения с Французом, который его, как кошек боялся и всячески избегал, получал от Джим, которая все ещё сердилась, что её разлучили с Олуванде.

A Стид старался сплотить команду, что все ещё находилась в состоянии эмоционального раздрая, читая им сказки (благо они награбили за это время достаточно книг, не совсем во вкусе Боннета, но он не жалуется).

И за этим всем как-то и не выходило выловить момент, чтобы были только они, без чувства вины, без страха за друг друга и команду, без усталости, что затягивает их обоих в постель, но которая не дает коснуться друг друга так, чтобы до дрожи и сбитого дыхания.

Они перед сном только обмениваются робкими улыбками, а после засыпают, чувствуя чужое дыхание и нежные, случайные касания, что перерастают в объятия под утро.

***

Просыпаться в кольце из рук Стида уже довольно привычное, но все равное приятное дело, единственное, что делает эту утреннюю картину непривычной это чужой член, который Эд чувствует своим бедром.

Боннет крепко его держит, не давая сбежать и прижимается всем телом к Эдварду, сопит ему в затылок, посылая мурашки вниз по позвоночнику. И Тич не двигается, лежит затаив дыхание, и вот когда он подумал, что хуже быть уже не может, Стид начинает тереться стояком о его бедро, все еще не просыпаясь и делая это неосознанно.

Вот только, Эд понимает это умом, но тело воспринимает все совсем иначе.

Жар внизу живота нарастает, делая ситуацию только ещё более неловкой.

И в момент, когда Эдвард предпринимает очередную попытку сбежать, Стид просыпается.

– Дорогой, ты куда? – Боннет немного хриплым ото сна голосом шепчет в ухо Эда, и вместе с оглушающим смущением, он, к своему ужасу, чувствует, как волна возбуждения накрывает его с головой.

Тич молчит, надеясь, что Стид сам все поймёт, потому что сказать что-то в ответ - выше его сил, и он не особо уверен, что сможет держать голос ровным.

Словно услышав его мысли, Боннет резко замирает, выдыхая лишь шокированное "оу", тем не менее, мужчина все так же не отпускает Эда, который наверное уже алее, чем помидоры на кухне Таракана.

– Дорогой? – Спустя пару секунд, а может минут, а может даже часов неловкого молчания Стид снова говорит. – Что, эм, что случилось?

– Черт, ну, – голос Эдварда все-таки позорно скачет, несмотря на попытки успокоиться, – твой член упирается мне в бедро, знаешь, утром встаёт не только солнце и все такое, дружище.

– Да, кхм, что ж. – Когда Стид убирает руки с груди Тича и кладет их себе на бедро, у того сердце ухает в желудок. Вроде бы это было то, чего Эд и хотел, но без этих касаний как-то... неправильно, что ли?

– Да. – Вопреки здравому смыслу Тич вместо того, чтобы выбраться из постели, только плотнее прижимается к Стиду, что в ответ на это издает забаный и недоуменный звук.

– А что теперь ты делаешь? – Руки Боннета возвращаются на бока Эда, который словно в лихорадке ищет смысл своих собственных действий, благо, что Стид видит лишь его затылок, иначе бы он умер от неловкости.

– А мы можем, – Эд заговорчески переходит на шёпот, – если ты хочешь, конечно, сделать наши отношения, мм, более интимными?

Руки Стида инстинктивно крепче сжали Тича. Напряжение между ними можно резать ножом, настолько плотно оно окутывает их двоих, впрочем, это их мало беспокоит.

– Хочу, Эд, дорогой, – крепкая хватка превратилась в нежные поглаживания, которые пробирались под льняную рубашку Эдварда, и под аккомпанемент из, внезапно, соблазнительного тона это кажется издевательством в самом лучшем смысле этого слова, – повернись ко мне.

А мужчина только и рад подчиниться, тянется ближе к Стиду, они оба, словно неверяще смотрят друг на друга, но их желание чувствуется в каждом вдохе и движении.

Эд не сможет и под дулом пистолета сказать, кто начал поцелуй, но это сейчас не имеет абсолютно никакого значения.

Пока он чувствует губы Стида на своих, его дыхание, тяжесть его тела и бесконечную любовь, все остальное не имеет смысла.

Эд приподнимается, нависая над Боннетом, а тот не теряя времени зарывается пятерней в его волосы, трепетно перебирая их, от этих незамысловатых касаний перехватывает дыхание, а сердце под ребрами сжимается.

Они оба трутся друг о друга, будто не понимая, что делать дальше, но отстраниться сил нет ни у одного из них.

Эдвард слепо шарит по груди Стида, распахивает его ночную рубашку, и разорвав поцелуй, припадает к ней губами.

Боннет только издаёт приглушенный стон, оглаживая спину Эда под рубахой. И стоит только тому отстраниться, как Стид подминает его под себя, стаскивая с себя мешающий кусок ткани.

– Любовь моя, – светлые руки помогают снять с Тича верх, а тот словно в трансе смотрит на мокрую от слюны, и блестящую, из-за пробивающегося сквозь окно солнца, волосатую грудь Стида, – чего ты хочешь?

Это... чертовски нечестно задавать такие вопросы, когда Эд в таком возбужденном состоянии.

Тем не менее, сглотнув нервный комок в горле, он отвечает:

– Я хочу тебя, пожалуйста, – Эдвард не видит себя, но готов поспорить, что его скулы налились краской, а сам он выглядит кошмарно нуждающимся в Стиде, в его руках, в его голосе, в его члене, черт побери, – возьми меня.

Взгляд Боннета моментально темнеет, и они снова сталкиваются в поцелуе, нетерпеливом, но все так же нежном, это наверное безумие. Оставшаяся одежда оказывается выброшена на пол, оставляя мужчин полностью нагими друг перед другом.

Это кружит голову лучше любого рома, который пробовал Эд. Он был много с кем, но только у Стида получается плавить его, даже толком не начав ничего.

Спустя ещё пару мгновений Боннет втискивается меж ног Тича, у того уже болит челюсть и саднят губы от поцелуя, как впрочем и Стида, но это так приятно, что не хочется останавливаться.

– Разведи ноги шире, Эдвард, – тот слушается, а Стид получив больше пространства для маневров мажет губами по темному бедру, опасно близко приближаясь к паху. От такого уверенного Стида дух захватывает и мутнеет сознание, кто ж знал, что он окажется таким внимательным и опытным любовником, – умница.

Тич задыхается, когда чувствует, как палец смазанный маслом (когда Боннет успел вытащить масло?) касается его ануса, не давит и не входит, только кружит вокруг, разминая тугие мышцы.

– Если станет больно, то ты мне скажи, хорошо, Эд? – Стид смотрит прямо в глаза для того, чтобы убедиться, что его слышут, и что Эд не соврет ему.

– Хорошо. – На большее Эдварда не хватает, но Боннет все же кивает и льёт больше масла себе на пальцы, а то скатывается на простыню, растекаясь по крепким ягодицам, и после наконец погружает палец внутрь Тича, а тот только изумленно раскрывает рот в полувздохе-полустоне. Мало, но само знание того, что Стид в нем, растягивает его под себя, чтобы потом взять уже посылает приятную дрожь по телу.

Совсем скоро в него входят уже два пальца Стида, раздвигая узкие стенки на манер ножниц, он сгибает их и оглаживает Эда изнутри.

Когда Стид наконец находит простату, то Эдварда чуть ли не подбрасывает на постели.

Боннет сначала обеспокоенно замирает, но услышав тихое "ещё", понимает, что нашёл то, что искал и продолжает массировать эту точку, слушая низкие стоны Эдварда, у которого от напряжения трясутся ноги, а вся кожа покрылась испариной.

Стид загипнотизированный этой картиной, сцеловывает эти сладкие звуки с красных губ, добавляя ещё один палец внутрь.

– Прошу, Стид, давай, – Эд чуть ли не хнычет от переизбытка чувств, снося Боннету этим башню, – я готов.

Тич цепляется пальцами за плечи Стида и тянет его на себя, практически умоляя трахнуть его.

И противиться его мольбам сил не остаётся, поэтому очень скоро пальцы с хлюпаньем покидают тело Эдварда и Стид, смазав свой член аккуратно входит в него.

Бархатные стенки сжимают его, Эд все равно узкий, несмотря на тщательную подготовку, это пьянит, но Боннет не хочет навредить своему любимому, поэтому внимательно смотрит за реакциями его тела, однако, Эдвард не чувствует ни капли дискомфорта, только обжижающее все нервные окончания удовольствие.

Карие глаза стали ещё темнее из-за расширившихся от возбуждения зрачков, и в тот момент, когда Стид погружается в Эда до конца, те непроизвольно закатываются.

Эта наполненность сводит с ума, Эдвард скрещивает лодыжки за спиной Боннета, притягивая его ближе к себе.

– Ты как? – У Стида дрожит голос от плохо скрываемого возбуждения, черт, даже на грани безумия, он все ещё заботится о Тиче, это едва ли не доводит его до слез.

– Я в порядке, давай, пожалуйста. – Последнее слово тонет в громком стоне, что срывается с губ Эдварда, когда Стид начинает двигаться в нем.

Боннет аккуратен с ним и заботлив, Эд от этого может только смаргивать непрошенные слезы и утягивать его в ещё один поцелуй, который постепенно превращается в симфонию из их стонов.

Неторопливый темп потихоньку превращается в быстрый, когда до громких шлепков бёдер о ягодицы, когда кажется, что корабль под их страстью начинает раскачиваться.

– Милый мой, потрогай себя, я хочу, чтобы ты кончил, пока я внутри. – Внезапно низкий голос, которым на ухо Эдварда шепчет его мужчина обжигает, такой властный Стид до ужаса сексуален и Эд снова хнычет от этого, он все равно никогда в этом себе не признается.

Тич послушно начинает дрочить себе, чувствуя, как с каждым толчком внутри он все ближе к грани. Боннет, словно точно знает, как двигаться, все время задевает простату, заставляя пальцы на ногах Эда поджиматься. Он сам, судя по глухим стонам и загнанному дыханию, долго не продержится.

А от этого у Эдварда, будто вулкан внизу живота наконец взрывается и он кончает, чуть ли не срываясь на крик, пачкает себе грудь и стискивает Стида в себе, заставляя того протяжно простонать его имя.

Боннет продолжает трахать Тича, выдаивая все удовольствие, которое он может получить от него. Надолго Стида, впрочем, тоже не хватает и уже спустя пару мгновений он изливается глубоко в Эдварде, а после рушится на него сверху.

Они дышут отрывисто, чувствуя липкие пот и сперму с маслом, которые уже наверное насквозь пропитали простыню.

– Это было хорошо. – Стид хихикает Эду в шею, потираясь о неё носом.

– Это было охуительно, дорогой. – Эдвард целует мужчину в макушку, хочется так много чего сказать, но сил не осталось.

Они молчат какое-то время, разбитые этим мгновением полного единения.

– Дорогой, я схожу попрошу Таракана набрать нам ванну, не можем же мы в таком виде управлять кораблём. – Стид садится на краю постели, заправив выбившуюся прядь волос Эду за ухо, когда тот двигается ближе к нему.

– Хорошо, только потом сразу вернись. – Эдвард щекой льнет к его тёплой руке и улыбается так ярко, что у Боннета сердце замирает.

– Конечно, я скоро. – И как он мог тогда его бросить?

Они ещё наверстают упущенное и залатают оставшиеся бреши в их отношениях.

Тич смотрит за тем, как Стид наспех накидывает на себя горчичный халат и провожает его взглядом вплоть до момента, когда тот выходит из каюты.

В этот раз Стид точно к нему вернётся, они оба это знают. Кажется, что неразрешенное напряжение между ними наконец начинает спадать.