Глава вторая. Белый павлин, Голубая цапля и Красная панда

Темнота пустая, безжизненная и прозаично простая. Минхо на удивление легко открывает глаза, и взгляд сразу же упирается в чьё-то лицо. Он сбил кого-то? До ушей начинают доходить звуки возвышающейся толпы, снова сигналы машин, чьи-то особо громкие оханья и аханья. Опомнившись, Минхо пробует встать. Тело несколько полегчало, ныло плечо, немного болела голова. Посмотрев на тело рядом с собой, Минхо замирает в ужасе. Знакомая одежда — его одежда — заляпана кровью, нога смята под тяжестью скутера, руки раскиданы неестественной ломаной, а лицо… Это было его лицо. Его тело. 


Не получается выдавить из себя ни звука. Хочется услышать стук собственного сердца, но в ответ на касания в области груди только тишина и спокойствие. Никакого движения. Минхо падет на колени, не замечает, что боли совсем не чувствует, пытается потрясти самого себя мёртвого за плечо, только вот ладонь проходит насквозь. Еле слышный выход слетает с его губ, и Минхо пятится назад, неуклюжа и суетливо перебирая руками. Это было просто невозможно. 


— Эй? 


Может, это галлюцинация? Сильно ударился головой, только и всего. 


— Извините? 


Пока удаётся сохранять хоть каплю самообладания, Минхо не забывает о том, что понять его могут только на английском. 


— Посмотрите на меня! Вызовите скорую! 


Никто не слышит. Какая-то женщина взмахивает руками, кричит что-то на мужчину рядом, пока тот разговаривает по телефону. 


— Вытащите меня из-под него! — в истерике бьётся Минхо, перескакивая на родной язык. — Вытащите тело из-под этого блядского скутера кто-нибудь! 


Дышать становится трудно, губы дрожат, не позволяют выговорить что-то внятное, даже кричать становится невозможно, невыносимо. Глаза щиплет от слёз, больно так, будто они вот-вот вывалятся, вена на лбу вспухла. Сердце. Минхо чувствует, как оно еле слышно трепещет в груди. Живой?


— Эй, вы, — на коленях он ползёт к той самой женщине и дёргает её за подол длинной юбки, -- помогите. Помогите мне! Помогите же мне!


Минхо молил о помощи, ползая от одного человека к другому. Его не видят. Не замечают. 


Уши режет чересчур громкий звук сирены. Скорая. Приехала. Медик меряет пульс, поворачивается, печально смотрит на ассистента, мотает головой — не жилец. 


— Эй! Я жив! Запустите сердце, прошу! Сделайте что-нибудь! — Минхо плачет навзрыд. 


Его тело грузят на носилки, затаскивают в машину, плотно закрывают двери, и машина отбывает под столь же оглушительный вой. Как-то быстро. Беспорядочно перебирая ногами, Минхо пытается поспеть за скорой. Надежда, что его увидят, никак не хочет покидать его мысли. Звук сирены всё тише, машина всё дальше, движение постепенно восстанавливается. Минхо остаётся стоять рядом с дымящимся скутером у фонарного столба, тяжело дыша, замерев в порыве бежать дальше. Бесполезно.


***


— Господин Хван! 


Звонкий голос отскакивает от гладких нефритовых стен и устремляется в центр пустой комнаты, чтобы оттуда оттолкнуться от пола и улететь высоко, достигая верхних этажей. 


— Господин Хван, таблички! — юноша в чёрных одеждах с красной вышивкой вбегает вглубь зала. 


— Таблички? — мягкий и спокойный голос обволакивает комнату и остаётся только в ней. 


— На одну больше, чем нужно, — отдышка не даёт договорить. — Небесный порядок…


— Хм, — изысканный приятный шелест шёлка заставляет юношу поёжиться. — Спустимся в мир смертных. 


***


Ночью, вдалеке от центра, Бангкок оказывается подозрительно тихим. Машины проезжают редко, людей вовсе нет. Свет фонарей ослепляет, от них становится даже хуже, лучше бы их тут не было. Свет больно давит на глаза, становится прохладно, согреться нечем. Полное отчаяние. 


Минхо не видели ни через час, ни через два, ни через четыре, а потом людей вовсе не стало. Даже бродячие кошки проходили мимо или сквозь него, не отзываясь ни на одну попытку привлечь к себе внимание. Минхо рвано вдыхает холодный воздух и прерывисто проходится ладонями по плечам, обнимая себя. Утешение не приходит. 


Уши цепляются за размеренный и точный стук дерева по асфальту. Минхо подскакивает на месте. — наконец-то снова человек! — делает пару шагов в сторону звука и врезается во что-то. Достижение! Запутавшись в собственных ногах, он отступает, с надеждой смотрит на парня напротив. Одет он странно. Традиционный шёлковый белый халат с широкими квадратными рукавами, под ним рубашка с запаханным направо воротом. Светлый и ясный широкий пояс перекрывался более узким и матёрым, сверху всё закреплял чёрный кожаный ремень с нефритовыми кольцами разных размеров, из-под которого спускался узорчатый светлый фартук-язычок. Длинная просторная юбка прятала ноги, оставляя взору только деревянную обувь на грубой платформе с красными плетёными ремешками. К поясу крепились ножны, в которые был заключён узкий длинный меч, рукоять которого отдавала то ли золотом, то ли чистым божественным светом. Чёрные грубые волосы, длиной примерно до подбородка, сзади заплетены в аккуратный короткий хвост, и только несколько прядей у лба выбились, расслабленно свисая. От незнакомца веяло порядком, силой и изящностью: чего стоила одна лишь осанка. Строгий величественный взгляд тяжело опускается на Минхо из-под пушистых густых ресниц, заставляя замереть. 


— Кто вы? — больше похоже на смиренный писк. 


— Твоя душа, смертный, оставила тело. Пришло время вознестись со мной на Небеса. 


У этих слов был свой размер, свой ритм: размеренный и спокойный, в меру сильный и крепкий. 


— Как вознестись? — Минхо отмирает, промаргиваясь, и пламя отчаяния снова разгорается у него в груди, — Нет, подождите, верните меня обратно! 


— Это невозможно. Табличка с твоим именем уже в храме. Я пришёл лишь забрать тебя. Поведай мне, как твоя душа отделилась от тела, — незнакомец складывает руки у талии, пряча их в рукава до самых локтей. 


— Я… Я… Это случилось слишком быстро, я увидел собаку на дороге, я не знаю, почему ей никто не посигналил, она так спокойно переходила дорогу, о! Она была огромная! Я свернул в последний момент и врезался в столб, а когда очнулся увидел своё тело, и… Я не мог умереть, я прилетел сюда в отпуск, у меня друг в Сеуле, мы работаем вместе в KFC, боже! Он же не знает, что я… Я должен увидеть его! Верните меня в моё тело прямо сейчас!


— Небесный порядок есть постоянство. Я не могу поместить душу в твоё тело, но должен сказать, твой приговор не должен был исполниться так скоро. 


— Приговор? Какой приговор?! Кто ты вообще, блять, такой?! — Минхо отступает на шаг назад, выдыхает, но жар всё подступает к лицу, обжигая щёки: он очень зол. 


— Я один из высших богов, поддерживающий Небесный порядок, бог смерти и покровитель людских душ, — бог вздёргивает подбородок, — Хван Хёнджин. 


Минхо разочарованно хмыкает. 


— Тогда, о, великий Хёнджин, засунь мою душу обратно в тело, раз ты весь из себя такой бог! — нога сама по себе дёргается, громко впечатываясь в сухой асфальт. — Тоже мне… бог. Ты вообще…


— Прошу, — из-за широкой спины выглядывает растерянный юноша в чёрном, и по его взгляду Минхо понимает, что тот раздражён. 


— Джисон, — мягко, но твёрдо просит бог. 


— Прошу обращаться к моему господину с уважением. 


— Чего?! Кем вы себя возомнили вообще… — Минхо нетерпеливо запускает руку в волосы, зачёсывая их назад, смотрит в небо, а после разворачивается, отходя на несколько шагов назад. — Бывайте, боги. Сам вернусь в своё тело. 


— Назови своё имя, душа смертного, — всеобволакивающий голос звучит так громко и чётко, будто бог находится прямо за спиной. 


— Ли Минхо, — вырвалось под нос. — Запомните это имя, потому что я буду первым, кто воскреснет! 


— Постойте! — снова звонкий голос юноши. 


— Пусть идёт, — с лёгкой улыбкой на губах.


— Но господин Хван!


— Справишься с ним? — бог не ждёт ответа, хотя юноша сзади коротко кивнул. — Как наиграется, просто доставь его на Небеса. Не в мой храм. Сразу к Суджин. 


— Да, господин, — юноша кланяется, кладя руку на веер за поясом. 


***


Минхо не знал, куда брёл. Ноги непослушно несли его вперёд, отчаянно цепляясь за все камешки и впадины на сером асфальте, будто бы не стоило уходить, будто те незнакомцы могут помочь ему. Гордость была выше этого. Возвращение к маскараду какой-то древней эпохи означала полное поражение и смирение. Минхо не мог так посто умереть и даже не попытаться вернуться назад — туда, где его ждали отец и мать, работа, Хисын. Собственное слегка унылое существование в Сеуле уже не казалось таким блёклым и бессмысленным. Наверное, для этого нужно было потерять всё, что было. Отпуск казался самой глупой затеей: лучше бы остался дома, отоспался бы, выпил чаю и с новыми силами принялся за работу снова. 


Минхо даже понятия не имел, куда отвезли его тело. Проследить за скорой он не успел, а на вопросы ему вряд ли хоть кто-то ответит. Сил бороться не осталось, как только пришло осознание. Он мёртв. Не совсем, но для своей семьи и друзей — да. Наверняка его телефон разблокируют, позвонят сначала маме или Хисыну. Они часто созванивались. Отец будет мрачнее тучи, мать будет плакать. Хисын тоже. Минхо не знает, что делать. 


— Господин Ли, — звон колокольчиков заставляет Минхо замереть на месте, — у вас наверняка много вопросов. На некоторые у нас есть ответы. Позвольте мне проводить вас на Небеса. Уже холодает, вы наверняка голодны и устали.


— Если я умер, мне не нужна еда.


Мягкая подошва сандалий трётся о тротуар, юноша подходит ближе и становится со спины, рядом с правым плечом.


— Вы ошибаетесь, — мягкая улыбка слышится в голосе. — После смерти в этом мире опасно. Позвольте мне подняться с вами на Небеса.


— На небеса, говоришь…


Минхо поднимает голову. Тёмное ясное ночное небо украшено кучкой тусклых, но видимых звёзд. Завораживает. В Сеуле почти никогда не было ясного неба, сколько Минхо себя помнит.


— Я ещё столько всего не сделал. Не перевёл маме деньги, не покормил кота. Знаешь, мы с ним так похожи, оба не ластимся, просто тихонько ложимся рядом и любим.


В ответ размеренное, ветреное, успокаивающее молчание.


— Что здесь такого опасного для меня? — Минхо поворачивает голову к юноше.


— Тот, кто вас убил.


— Я так и знал! Кто это сделал? Я вернусь туда прямо сейчас! 


— Господин Ли, прошу за мной.


Юноша поклонился, достал широкий ярко-синий веер из-за пояса и взмахнул им, режа воздушную гладь. Синее свечение ослепило Минхо на мгновение, но вскоре утихло, явив на своём месте резные тяжёлые деревянные ворота с зелёными лентами по бокам. Сами собой двери открылись, провожая путников на цветущую поляну посреди леса. Минхо несмело издалека заглянул внутрь. Без сомнений, туда можно было войти, и сколько бы он не бегал от одного края к другому, всё говорило о том, что проход ведёт не в пустоту, пусть с задней стороны ворот была такая же деревянная стена.


— Не бойтесь. Хотите, сначала пройду я? 


— Не стоит, — грубо бросает Минхо и широко шагает в ворота — не хватало ещё, чтобы его посчитали трусом.


Ноги мягко касаются хрустящей зелёной травы, подминая под себя пару цветов, холодный задорный ветерок гуляет под одеждой, языками шевеля волосы, мимо пролетают светлячки, кружатся вокруг нового гостя, приветствуя, а луна в самом зените любовно освещает поляну. Сзади слышится такой же хруст травы. Минхо оборачивается, и видит только юношу в чёрном: ворота закрылись и исчезли без следа, зато за ними оказался маленький храм размером с собачью будку, где теплилась почти догоревшая свеча. 


— Милая штучка, — несдержанно кидает Минхо. 


— Это связующий портал. В мире смертных можно переместиться куда угодно, однако этого нельзя сделать здесь — на Небесах, — юноша разводит руками в стороны. — Пойдём. 


Он уверенно шагает вглубь леса, Минхо следует за ним, оглядываясь и рассматривая. 


— Я Хан Джисон — приближенный бога смерти. Сейчас мы находимся на Небесах — в мире богов, душ и духов. Древнее место. 


Джисон семенит по небольшому склону, пока Минхо грубыми шагами спускается вниз. 


— Куда мы идём? 


— В храм богини жизни. Ваша смерть, господин Ли, пришла внезапно, не так ли?


— К чему ты?


— Смерть каждого человека предначертана, и таблички с их именами появляются в срок в нашем храме. Однако ваша стала для нас неожиданностью. Небесный порядок есть постоянство, но ваша смерть нарушила его. Мы полагаем, произошла ошибка. Быть может, богиня жизни поможет вам вернуться в ваше тело. Идёмте скорее, у нас не так много времени. Если вы понимаете, о чём я.


Минхо понимает. В фильмах, когда человек умирал, пусть и в больнице, его тело быстро вскрывали, находили причину, клали в железный ящик в морге, а потом хоронили или сжигали. Упростить процесс до двух шагов, и вот тело уже будет гореть, и тогда попросту будет не во что вернуться. Сжав челюсть, Минхо ускоряет шаг, обгоняя юношу. Беглыми короткими шагами Джисон пытается поспеть за ним. 


— Если мы не успеем? — сквозь отдышку спрашивает Минхо. — Если моего тела уже не будет, куда я попаду? Что… дальше?


— На этот вопрос нет ответа. В чистилище для вас места нет, а если не будет и места в мире смертных… 


— Должно получится. Если она и вправду богиня, то это в её власти. 


Джисон грустно улыбается.


— Не бог смерти убивает людей, и не богиня жизни воскрешает их. 


— Это бессмысленно. 


— У всего в этом мире есть смысл. Даже у вас. 


— Иронично.


Запах влажного леса оседал в лёгких, Минхо шёл, то и дело касаясь руками деревьев, их грубых свежих листьев, веточек кустов, в горле пересыхало у каждого небольшого ручейка, а есть хотелось всё больше, когда взгляд цеплялся за ярко-красные сочные ягоды, разбросанные каплями по зелёным холмикам. Природа очаровывала, всё здесь было настоящее, но совсем не как у него дома. Каждое покачивание ветра, каждый звук, каждый запах был напитан жизнью и очарованием. Минхо вдыхает поглубже.


— Почти пришли. Храм богини жизни. 


Взгляд устремился вперёд. Там, за ещё одним небольшим перелеском, свет от узорчатых бумажных фонарей отражали золотые колонны, держащие на себе нефритовый храм с плоской, заострённой по концам чёрной крышей. Отсюда виднелись и высокие красные двери, вымощенные серые ступени, ярко-алые узоры на стенах и удивительный сад с плодовыми деревьями. В животе заурчало. 


— Надеюсь, скоро вы сможете поесть, — беззлобно хихикает Джисон, шагая вперёд первым.


— Надеюсь, скоро я смогу вернуться в своё тело.


Минхо решительно идёт следом. Боги представлялись ему как нечто могущественное и всесильное. В книжках всегда говорилось, что бог находится выше всех, и его чудо не измеряется ничем. Думалось, поместить душу обратно в тело — сродни фокусу с водой и вином. Однако слова Джисона заставили его задуматься. Что, если в книгах все додумывают? Наверняка никто не видел богов так, как он. Возможно, он первый из смертных, кто видит их так близко, и возможно, боги — всего лишь статус кого-нибудь надзирающего, следящего за порядком. Всё давно предрешено, но для вида кто-нибудь должен постоять и посмотреть, например, боги. 


Высоченные двери распахиваются, и Минхо чувствует себя несоизмеримо маленьким, таким крошечным и незначительным. Для Небесного порядка он наверняка просто очередная букашка в масштабах целого мира, как для этих ворот — лишь половина от половины колонны. 


— Госпожа Со, господин Хван, — Джисон кланяется по очереди каждому из них. 


Минхо стоит смирно. Такое почтение ещё нужно заслужить. 


— Джисон, милый! — воскликнула девушка, подскакивая с насиженного трона. 


Её нежно-голубые одежды зашелестели, тонкими шёлковыми лентами проносясь за ней, пока та шла, чтобы обнять юношу. Минхо замечает на всей спине рисунок цапли, крылья которой изящно переходили на рукава такого же просторного халата, как у бога смерти. 


— Долго же мы не виделись, — девушка отстраняется, нежно смотря на Джисона.


— Работа, госпожа Со, — блаженно улыбается юноша. 


— Право, отстань от него, — голос бога смерти морозит уши, заставляя Минхо вздрогнуть. 


Богиня поворачивается, чтобы кинуть в ответ: 


— Вечно ты хмурый, Хёнджин, — и разворачивается к Минхо, заглядывая в глаза. — Сожалею, но вы проделали этот путь зря. Не в моей власти вернуть твою душу в тело. Моя работа — лишь следить за Небесным порядком, создавать души и направлять очистившихся в мир смертных. Никак не вернуть. Прости меня, дитя.


— Я тебе не дитя, — Минхо меряет её оценивающим взглядом.


— Господин Ли!


— Никак забыл, где находишься, смертный? — снова тот размеренный такт в словах. 


— Да мне насрать, где я нахожусь. Что будете делать со мной, а? Убьёте? Так я уже умер. Это ли не страшнейшая из угроз? Просто скажите мне, кто меня убил, и я превращу его жизнь в ад. Побью посуду, светом помигаю, с ума сведу. 


Бог смерти кинул настороженный строгий взгляд на Джисона. 


— Так ты сболтнул лишнего? — радостно язвит Минхо. — О чём ещё шушукались с этой дамочкой? 


— Господин Ли, я требую уважения к богам! — шикает на него Джисон. 


— Уважение надо заслужить. 


— Тогда тебе придётся заслужить и моё. Если ты не можешь отправиться в своё тело, и места в чистилище душ для тебя нет, ты останешься здесь при моём храме, — холодно отчеканил бог, думается, после этих слов в воздухе сама собой поставилась жирная предупреждающая точка. 


— Господин Ли, вы голодны и устали, вам нужен кров. С этим уже ничего не поделать. Останьтесь у нас. Мы найдём вам занятие по душе, это будет почти как вторая жизнь, только здесь, на Небесах, — уговаривает Джисон. 


— Хватит. Ты отправляешься со мной в храм. Не обсуждается. Если ты думаешь, что умереть здесь второй раз нельзя, советую подумать ещё раз, — глаза бога сверкают белыми молниями, Минхо еле заметно ёжится, но виду не подаёт — не для того он нагрубил только что. 


— Дитя, подумай над предложением. Здесь не так уж и плохо, как ты можешь думать. 


— Бог смерти лишает меня выбора, — Минхо смотрит прямо в глаза. — Раз так, пошли в этот ваш храм. Совесть замучила, аж есть захотелось. 


Джисон вынимает веер и уже знакомым движением рассекает воздух. Минхо ищет взглядом такой же маленький храм рядом, но глаз ни за что не цепляется. Ворота распахиваются, предлагая путникам пройти на похожую опушку, только сразу за ней не видно жизни. Вместо этого лишь красная арка, за которой пустота и чёрная мгла. 


— Вперёд, смертный, — что-то жёсткое и округлое упирается Минхо в спину, подталкивая к воротам. 


Рукоять меча воткнулась прямо между лопаток. Видя, как спокойно бог держит катану за голое сверкающее лезвие, Минхо тяжело сглатывает, но тут же одёргивает себя, пришибленно и со злобой шагая вперёд. 


Густой туман осел в лёгких, стоило шагнуть навстречу арке. Трава из-под ног пропала, уступая место вымощенной серой дороге. Минхо глубоко вдыхает, теряясь в собственном сердцебиении. Джисон снова выходит вперёд, размашисто рассекает воздух, и туман рассеивается, выстраивая проход. Бог смерти шагает следующим. Тело само развернулось, чтобы дать руке сорвать последний живой цветок в округе. Яркая красная лилия мягко легла в ладонь, напоминая о жизни. 


Наконец представилась возможность рассмотреть бога получше. На спине всё это время красовался вышитый серебряными нитками павлин, хвостом уходя в подол халата, а крыльями осев на широких рукавах. Перья были словно живые, и от каждого широкого и размеренного шага покачивались в такт будто бы по отдельности. В волосы был вплетён узкий гребень, зубца в три, выходя вверх пятью аккуратными проволоками с шариками на концах — точь-в-точь птичий хохолок. Ничего нового больше не появилось, Минхо решил оглянуться по сторонам. Туман мешал, плотной пеленой застилая всё, кроме узкого прохода, где еле помещалась пара человек. Сзади такая же застланная пустота, дорога была только вперёд. 


Сколько времени прошло, Минхо точно не знает, но они миновали уже трое красных ворот, и с каждой минутой подниматься становилось всё тяжелее. После вторых ворот задул сильный ветер, сорвав с цветка пару лепестков, после третьих пошёл снег, и ноги начало нещадно морозить. Минхо не представляет, как Джисон может ходить в таких скромных тонких сандалиях по голому камню и снегу. Наконец туман раскрыл четвёртые ворота. Юноша снова вышел вперёд, взмахивая веером. 


Широкая каменная лестница вела к пику горы, который уходил выше в редкие облака. Минхо оглядывается. Всё то время они шагали к подножию, и судя по холоду, который ощущался каждым миллиметром кожи, они уже были довольно высоко. 


— Почему бы нам просто не телепортироваться в этот грёбаный храм! Твою мать! — стучит зубами Минхо. 


— Ты же должен осмотреть окрестности, — голос бога такой же спокойный и ровный, как раньше — его не заботит холод, в котором он вырос. 


— Какие, к чёрту, окрестности, тут один туман! Мы шли по блядяскому узкому коридорчику, какие, в пизду, окрестности?! -- пар валит изо рта, когда приходится сорваться на крик. 


— О, — бог не сдерживает едкой ухмылки, — эти. 


Одним взмахом рукава бог рассеивает туман так, что всё отчётливо видно аж до самого горизонта. Минхо окидывает взглядом конец леса, безжизненную степь, а затем и слегка заснеженное подножие горы с раскиданными то тут, то там озёрами и маленькими речками.


— Это был не туман. Это облака. Мой храм находится ближе всего к Луне, — бог наклоняется к самому уху и шепчет, — поэтому отсюда больно падать.


Засмотревшись, Минхо вздрагивает от пронзающего горячего дыхания в висок и спешно шагает в красную арку. Лилия в руке сжалась, чернея от холода. Конечно, такому хрупкому созданию не место в горах. Стоило глазам закрыться на мгновение, поток ветра взмыл вверх, проходя под одеждой. Минхо распахивает веки, и перед ним на десяток ступеней выше стоит сам бог и юноша. 


— Неужели ты собрался подниматься ступень за ступенью? — бог всё ещё стоит спиной, но его всеобволакивающий голос доходит до ушей подозрительно легко и чётко.


— Я не владею вашей… магией…


— Господин Ли, это не магия. Вы, наверное, уже ощутили некую лёгкость в своём теле. Вы больше не из плоти и крови, попробуйте обуздать эту лёгкость. 


— Ты имеешь ввиду, что меня теперь сможет поднять даже ребёнок? Как мне это поможет, балда? — Минхо брезгливо осматривает себя: всё осталось так, как при жизни.


— Это нужно ощутить, Господин Ли. Попробуйте подпрыгнуть с этой мыслью, — Джисон ободряюще улыбается. 


Минхо размышляет несколько секунд. Что, если над ним просто хотят посмеяться? С другой стороны, он ничего не знал о том, куда попал, поэтому попробовать стоит. Стоило ногам несильно оттолкнуться от земли, как тело подбросило аж на пять ступеней вверх, а после мягко опустило к началу лестницы. Колени задрожали сами собой. Минхо ожидал невыносимую боль после такого падения, но по ощущениям он будто прыгал на мягкой кровати, как в детстве. Он снова присел, оттолкнулся посильнее и взмыл уже на десять ступеней вверх, сравнявшись глазами с Джисоном. Приземлившись по очереди на обе ноги, Минхо всё же решает прыгнуть вперёд, на лестницу, и с лёгкостью преодолевает аж пятнадцать ступеней одним прыжком. 


— Замечательно входит, господин Ли. У вас получилось! — юноша хлопает в ладоши пару раз, а после прыгает выше, вслед за богом. 


Прыжок за прыжком, и лестница остаётся позади. Последнюю ступень завершают такие же красные ворота с заострёнными чёрными концами. 


Там, впереди, был огромных размеров храм. Этаж за этажом он упирался в диск луны, а его тёмно-серый, почти чёрный фасад сливался с безжизненной пустотой вокруг и горным камнем. Стоило переступить последнюю арку, лилия в руке за мгновение завяла, высохла и рассыпалась, унесённая резким порывом. Минхо поёжился то ли от страха, то ли от холода, покосился сначала на бога, идущего впереди, а потом на парня рядом. Тот тут же повернулся, бросив короткую подбадривающую улыбку, и так же быстро развернулся обратно, перебежав на пару шагов вперёд, чтобы сравняться с богом.


Первый этаж был большим залом, и даже не нужно было заходить внутрь, чтобы понять это: сквозной круглый вход показывал почти всё. Тёмный нефритовый пол отражал узкую крышу самого верхнего этажа, деревянные светлые колонны хоть и были не такими массивными, но крепко поддерживали храм. 


— Твоя комната в самом верху, — бог развернулся к юноше. — Джисон, — он тут же становится напротив, — дай ему новую одежду потеплее и достань ужин. Ложитесь спать оба. 


— Да, господин Хван, — парень учтиво склонился. — А вы?


— Займусь ещё парой дел, — бог сводит брови, явно размышляя над чем-то важным. 


— Позвольте хотя бы приготовить для вас ванную. 


— Не стоит. Отдыхай.


 Тяжёлая рука дёргается наверх, но быстро опускается. Джисон поджимает губы, замечая этот жест, но в ответ коротко понимающе кивает. 


— Прошу за мной, господин Ли, — Джисон разворачивается и семенит к лестнице, так же быстро поднимаясь. Минхо следует за ним, перескакивая несколько ступеней сразу.


— Я так волнуюсь за него, — бурчит себе под нос Джисон. — Такого не было уже несколько тысяч лет, и вот это повторяется снова. Поэтому я не люблю новых духов. Всегда переживает больше всех. 


— Такое уже было? 


— Да, несколько раз. Подожди меня здесь, — Джисон забегает в комнату на третьем этаже, копошится в каком-то высоком шкафу, а после выходит с аккуратно сложенной кипой одежды. — Ваша одежда, господин. Это случалось довольно много раз, однако каждая душа требует от нас проверки. Хёнджин успел отвыкнуть от появления новых духов.


Джисон замирает на несколько мгновений, хмурится разочарованно, а после несильно бьёт себя маленьким кулачком по голове. Юноша вдыхает поглубже, прикрыв глаза: 


— Нельзя называть богов по имени. Это такой позор. Я назвал своего господина по имени в присутствии души.


— Он замахнулся на тебя внизу. Что-то мне кажется, он не разделяет твоего уважения, — Минхо выхватывает одежду из чужих рук, и они продолжают подниматься выше. 


— Ох, — Джисон снова останавливается, отставая на несколько ступеней, — он совсем не это имел ввиду. Поверьте мне, господин Хван хороший бог, — нежная добрая улыбка растягивается на щекастом лице, и Минхо безоговорочно верит: Джисон и правда так считает. 


— Это комната господина Хвана, — Джисон указывает на тонкие бумажные раздвижные двери.


Четвёртый этаж был, конечно, меньше, чем самый первый, но всё ещё довольно большой, и только с двумя комнатами. Слева, как и показал Джисон, была комната бога. На дверях было нарисовано чёрное очертание павлина, выгнувшего шею влево, а золотые узоры мягко тянулись к нему своими тонкими мазками, сплетаясь в аккуратные деревья по всей оставшейся стене комнаты. 


— Ни в коем случае не заходите туда без разрешения. Господин Хван ценит личные границы, поэтому не переживайте и насчёт вашей комнаты. Она будет нетронута. 


— Ладно, — Минхо в последний раз бегло осматривает узоры: легко запомнить. — А твоя?


— Прямо напротив. 


Действительно, на противоположной стороне находились ещё одни двери, на которых красная панда замерла в боевой позе, широко расставив свои лапы и подняв хвост. Такие же золотые деревья вились по остаткам стен. 


— Туда ты можешь заходить в любое время, если тебе нужна моя помощь. Но прошу тебя не рыться в вещах. 


— Ага. 


Забрав ещё пару вещей по дороге, Джисон и Минхо достигают верхнего этажа храма. На нём всего одна маленькая комнатка, хотя по размерам целая квартира Минхо была не намного больше. Кровати как таковой не было, только несколько тонких матрасов, наложенных друг на друга, в центре — низкий столик, напротив — широкий, но невысокий деревянный шкаф с резными ручками, у пустого окна была жердь с выемками для оружия. Пусть лунный свет хорошо освещал комнату сегодня, на стенах висели потухшие фонари, которые Джисон быстро зажёг от маленького из коридора, стоило ему войти в комнату. 


— Скромно, — оценивает Минхо, надавливая на матрасы. — Жёстко.


— Поверьте, после изнурительных тренировок это кажется самой мягкой постелью, хотя сойти сможет даже сухая земля, — хихикает Джисон, возвращая фонарь обратно в коридор. — Утром я приду за вами. Переоденетесь в новое, а после выйдем в сад на завтрак. 


— Здесь есть сад? 


— Да, конечно. За храмом ещё много всего интересного. Будет лучше, если вы посмотрите это днём. 


— Ладно. 


— Слышал, люди не едят некоторую еду из своих убеждений. Есть пожелания по ужину, Господин Ли?


— Я не голоден. 


— Как так?! Вы всю ночь были на ногах, ещё и смерть пережили. 


— На ночь лучше не есть. 


— Конечно, — Джисон кланяется, складывая руки у груди. — Доброй ночи, господин Ли. 


— Ага. Доброй. 


Когда Минхо остаётся в комнате один, он падает на матрасы, задумчиво смотря в потолок. Нужно было бежать. Если Джисон веером может рассеять туман в долине и открыть портал у маленьких храмов, Минхо тоже может, нужно лишь выкрасть вещицу и бесшумно выбраться наружу. Решено было не спать, дождаться, пока уснут все, а после приводить план в действие. Если снять обувь, спуститься по лестнице можно было практически в тишине, а дальше бежать так же, как он сюда пришёл. Спускаться будет намного легче, чем подниматься, и неизвестным оставалось только одно: где найти ближайший лесной храм. Думалось, проблема решится по мере поступления, поэтому Минхо начал считать доски на полу, чтобы не заснуть. 


Прошёл где-то час, и возня внизу окончательно затихла. Видно, бог смерти наконец решил отдохнуть, значит пора было отправляться в путь. Спустившись на четвёртый этаж, Минхо прислушался. Тишина. Фонари в комнатах потушены, значит все спят. На цыпочках добравшись до дверей с пандой, он медленно отодвигает одну из дверей, оставляя себе небольшой зазор. Джисон мирно сопит, прижав ноги к животу. Верхняя одежда лежит на полу рядом с головой, сверху красуется сложенный веер. Глаза Минхо блеснули в темноте, а рука сама быстро схватила вещицу, крепко сжимая. Половина дела сделана. 


Преодолев ещё несколько этажей, Минхо наконец выбегает из храма, оглядывается — хвоста нет — и продолжает бежать к первой красной арке. По памяти лестница была широкая, а следы замести помогут облака, поэтому ноги смело шагают вперёд на первую ступень, а после дают спрыгнуть вниз, перелетая сразу двадцать ступеней. Минхо победоносно улыбается, продолжая спускаться. 


Туман получается рассеять у подножия, в степи, и даже на подходе к лесу, однако стоило Минхо ступить на мягкую траву, которую он так долго не видел, ветви дальнего дерева неестественно колышутся в полном безмолвии остального леса. Шелест двигается всё ближе и ближе, пока за спиной не слышится коварное: 


— Так вот ты какой, — сквозь сомкнутые от раздражения губы, — новый приближённый.