— Аяка, — голос у Йоимии задумчивее и тише, чем обычно. Такой её видят только те, кто удоставивается чести провести с ней фестиваль, — Аяка по крупицам собирает этот образ у себя в сердце, оставляя его воспоминанием на время тёмных вечеров, — спасибо, что помогла провести фестиваль. Без тебя он не был бы таким.

Она кусает губы, портя так тщательно нанесённый Томой макияж. Резиденция Сёгуна Райдэн мерцает огнями на острове перед ними — как и всегда, нерушимая, неподвластная волнениям смертных. Вечность, к которой стремится Иназума, существовала до них и будет существовать после, но прямо сейчас Аяка становится жадной до мимолётности и в отчаянии хватает ртом воздух.

Фейерверки запечатлеют их совместные секунды и превратят их в вечность — так говорила Йоимия, а Аяка до сияющих глаз верила. 

Записка с красноречивыми признаниями, написанными Казухой, падает из вспотевших ладоней, и мир в преддверии фейерверка замирает в летней жаре.

Глубокий вдох.

— Йоимия, — зовёт она, и голос задушен, но сердце рискует вырваться наружу. Йоимия откликается лёгким кивком. — Луна сегодня... такая красивая, правда?

С выдохом она преподносит признание на открытых ладонях, тает под тёплым вечерним ветром. Глаза Йоимии широко открываются, но ничего больше Аяка уже не видит — фейерверки взрываются у них над головами, и луну усыпает сиянием. Уши закладывает грохотом, кажется, она не слышит даже собственного сердца — возможно, оно остановилось под влиянием момента — но она слышит голос Йоимии прямо над своим ухом до щемящего чётко, а в нём скользит лёгкая улыбка. Тёплый выдох оседает на её горящих щеках. 

— Такая красивая, что умереть можно.  

И сердце вновь отсчитывает её секунды в такт с капающими с щёк слезами, когда она в отчаянии хватается за чужую руку.