1 августа

— Что это? — спрашивает Чанбин, разглядывая фиолетовую галочку на оголившемся участке кожи.

На домашнем дворе чановского дома собрались наконец-то все: Джисон и Феликс, привычно переругиваясь, следят за мясом на гриле; Чонин стоит рядом с ними, подъедая приготовившиеся кусочки, чего те двое из-за своих перепалок никак не замечают; Сынмин и Минхо аккуратно выносят из дома посуду и расставляют её на столе в беседке, на основание крыши которой Чанбин с Хёнджином развешивают гирлянду в виде больших прозрачных лампочек.

— Где? — не понимает Хван, принимаясь оглядываться по сторонам.

— Вот тут, — Чанбин свободной рукой тянется к животу парня и приподнимает белую футболку, под которой обнаруживается та самая галочка, сбоку под ребром, а возле неё, на расстоянии, красуются остальные идентичные галочки. — Ого, да их тут много.

Хёнджин сначала непонятливо опускает свой взгляд вниз, но, увидев их, резко вспоминает. Он чуть ли не падает со стула, на котором сейчас стоит, начиная опасно шататься, но быстро выравнивается, поймав баланс.

— А, это…

— Что делаете? — звучит стальной голос со стороны, и парни синхронно оборачиваются.

Снизу, возле беседки, стоит вышедший из дома Минхо с новой порцией тарелок в руках. Взгляд Ли бегло проходится по приподнятой своей футболке на теле своего парня и возвращается наверх. Он вопросительно смотрит сначала на Чанбина, затем на Хёнджина и после снова на Чанбина. Какого чёрта?

— Ничего, — испуганно выпаливает Со под напором тяжелого взгляда и как ошпаренный одёргивает руку. Под напором тяжелого взгляда Сынмина. — Гирлянду вешаем вот.

— А выглядит так, будто это я сейчас кое-кого повешу, — ровным тоном проговаривает вышедший следом Ким, убийственно глядя на парня.

— Вы двое, — подаёт голос Хёнджин, многострадально закатывая глаза. — Умоляю, не здесь. Идите драться в другое место. Или чем вы там ещё вдвоём занимаетесь.

— Явно не тем же, чем вы с Хо, — молниеносно язвит Сынмин в ответ, что заставляет Хвана закрыть рот и смущённо отвернуться, чтобы установить гирляндный провод на выступающем из дерева гвоздике. Один — один. Ничья.

Минхо, потеряв всякий интерес к разговору, заходит в беседку и ставит аккуратную гору тарелок на стол, сразу уже отправляясь обратно, за другой посудой. Сынмин поступает так же, но задерживается подольше, перетаскивая из подноса каждый бокал отдельно.

— Он пиздецки меня пугает, когда злится, — шепчет Чанбин Хёнджину, поглядывая на парня внизу.

— Они оба меня пугают, когда злятся, — тем же шёпотом обречённо отвечает Хван, стараясь как можно быстрее разобраться уже с этой гирляндой, чтобы спуститься к остальным.

— Я вас прекрасно слышу, шпионы хреновы, — Сынмин сверкает глазами в их сторону, и парни очень натурально (совсем нет) делают вид, будто бы безумно заняты и ничего такого не говорили.

— Инни, что за фигня?! — долетает до них вскрик Джисона с другого конца двора. — Тут всего полтарелки! Где всё остальное?

Все трое оборачиваются в ту сторону и видят, как Хан качается с Чонином, заключив того в медвежьи объятия, и причитает одно и то же «выплюнь!». Феликс растерянно стоит возле гриля с лопаткой в руке, явно не понимая, что происходит. В этот же момент где-то сзади слышатся громкое «сука!» и последующий звук разбитого стекла. Не успевает Хёнджин обернуться, чтобы проверить, что же там произошло, как находящийся рядом Чанбин съезжает с неустойчивой табуретки и хватается за него, из-за чего они оба стремительно летят вниз.

— Пиздец, — заключает хозяин дома, наблюдая всю эту картину из окна своей комнаты на втором этаже.

***

— Вот поэтому нам нельзя собираться всем вместе, — укоризненно произносит Чан, обрабатывая антисептиком царапины на локте Чанбина. — Вы все — ходячая катастрофа.

— Ну почему сразу все? — Сынмин трёт ваткой внутреннюю часть ладони, где у основания стёрлась кожа из-за поцелуя с землёй и мелкими дворовыми камушками. Хёнджин морщится, но благоразумно молчит. — Мы с Феликсом, например, просто стояли и точно так же охреневали от них.

— Инни мясо втихую хомячил! — возмущается Джисон, но тут же притихает, поймав на себе убийственный взгляд Чана.

— Я не завтракал с утра просто… — жалобно оправдывается тот, состроив те самые глазки Кота из «Шрека».

— Отцепись от ребёнка, пусть ест. Мяса на всех хватит, — строго осаждает Джисона Феликс, небольно хлопнув его по рыжей голове.

В начинающихся сумерках освещение гирлянды не кажется таким уж красивым, но все знают: ещё немного, и тёплый свет озарит беседку, придавая двору совсем иной, изящный, вид. Её, кстати, довешали Сынмин и Минхо после фиаско двух предыдущих работничков. Чан почти сразу выбежал из дома с аптечкой. Джисон тоже быстро отлип от Чонина, переключившись на более серьёзную драму в виде упавших Чанбина с Хёнджином. К Минхо тогда подошёл Феликс, чтобы помочь убрать осколки соскользнувшего с подноса бокала. На счастье.

— Так! Всё! — наклеив на локоть Чанбина последний из одолженных у Джисона пластырей с Микки Маусом, говорит громко Чан, чтобы привлечь внимание ребят. — Я сейчас схожу за колонкой, а вы пока не разнесите мне тут весь двор. Сынмин, ты за главного.

— Пощади.

— Почему сразу он? — сопит Джисон, пытаясь незаметно дотянуться и подцепить лежащий на самом верху тарелки кусок свинины, но тут же получает по руке от сидящего рядом Феликса.

— Потому что если оставить за главного тебя, тут всё сгорит к чертят, — хмыкает Минхо, не сводя глаз с Хёнджина, который корчится от каждого движения ваткой. — Господи, Мин, ты пытаешься стереть ему царапины или что? Это ватка, а не ластик.

Чонин прыскает от смеха, случайно выплёвывая кусочек моркови, который падает куда-то под скамейку. От этого прыскает уже Джисон, отчётливо увидев, как изо рта парня вылетает оранжевое нечто, будто бы в замедленной съёмке. Феликс безнадёжно вздыхает с тихим «дети».

Сынмин одаривает Минхо недовольным взглядом, но тут же улыбается в предвкушении от следующей своей фразы:

— Не беспокойся, я аккуратно. Карту твою не сотру.

«Что за карта?» — собирается спросить Хан, но видит слишком серьёзного Минхо и решает промолчать. Так, на всякий случай. Чонин бегает глазами по всем присутствующим, активно дожёвывая всё то, что успел в себя запихать, пока никто не видел. Феликс поднимает заинтересованный взгляд на Хёнджина, который, кажется, как хамелеон, готов был сейчас слиться со цветом своих волос. Чанбин, до этого спокойно пьющий из трубочки прохладную апельсиновую газировку, неожиданно давится и начинает кашлять. Ох, вау.

— Что вы тут сидите, будто призрака увидели? — подходит к ним Чан с колонкой и сабвуфером, ставя их на полку чуть выше уровня головы.

— Обсуждаем, как Хани сожжёт твой двор, — переводит тему Минхо, бросая в сторону Сынмина явно не добрые взгляды.

— А можно не надо? — смеётся Чан, наблюдая надутые из-за еды щёки Чонина. — Инни, подавишься ведь. Подожди немного, сейчас все есть будем.

— Ну наконец-то! — изрекает страдальчески Феликс и первым тянется к бутылке вина. — Дайте мне выпить, я не могу с этими двумя, — кивает он в сторону начавших драться из-за одной тарелки Джисона и Чонина, будто других свободных тарелок рядом не было.

— Начинается, — причитает Сынмин, под шумок оттаскивая в свою сторону тарелку с овощами.

Хёнджин отползает от отвлёкшегося Кима подальше, прибиваясь к Минхо. За длинным столом с одной стороны сидели Феликс, Джисон, Чонин и только что севший к ним с краю Чан, а с другой — Минхо, Хёнджин, Сынмин и Чанбин.

— Как ты? — спрашивает на ухо Минхо, пока вокруг воцаряется шум из различных голосов.

— Жить буду, — усмехается Хёнджин, крутя повреждённой ладонью. — Просто царапина.

— Ничего, — говорит Ли, с улыбкой дуя на красные следы от падения. — До свадьбы заживёт.

— Даже не начинай, — цокает Хёнджин, толкаясь своим плечом об его. — Предлагаю успеть утащить пару кусков, пока эти стервятники всё не расклевали, — указывает он взглядом на начавшую стремительно пустеть гору еды.

— Предложение принято, — Минхо берёт тарелку Хёнджина и принимается накладывать в неё мясо с овощами, легонько поцеловав его перед этим куда-то в волосы.

— Иу, парочка, — заметив их взаимодействие, протягивает мерзким голоском Феликс и корчится при этом так, будто увидел в своей тарелке муравья.

— Завидовать плохо, Феликс, — мягко отзывается Чан, ловя благодарный взгляд Хёнджина. — Точно, музыка, — он хлопает себя по лбу и поднимается с места.

— Я не завидую, — закатывает глаза Ли, наполняя себе бокал наполовину. — Зачем мне ваша любовь, когда у меня есть белое вино.

— Точняк, — Джисон чокается с ним своей баночкой лимонного пива, после чего они одновременно делают по большому глотку.

— Звучит как самоубеждение, — вставляет свои пять копеек Сынмин, принимая из рук Чанбина любезно открытую им бутылку тёмного эля. — Благодарю.

— Как ты можешь это пить? — морщит лицо Чонин, пытаясь совладать с крышкой сидра.

— С удовольствием, — отвечает Ким со сдержанной улыбкой. — Бин, помоги ребёнку.

— Я не ребёнок, — дуется Ян, покорно протягивая свою бутылку Чанбину. — Хватит называть нас с Джисоном детьми. Мы всего на год младше.

— Забей, Инни, — отмахивается Джисон, успевший опустошить банку на треть. — У стариков свои причуды.

За столом поднимается гул. Все четверокурсники, за исключением Чана и Сынмина, дружно освистывают Хана.

— Это ты зря, малыш, — ласково проговаривает Феликс, потрепав рыжие волосы. — Я, значит, тебе все свои конспекты отдавал, а ты вот как?

— Малыш, — передразнивает со смешком Хёнджин, наливая им с Минхо по клубничной газировке.

Джисон открывает рот, чтобы рискованно пошутить, но заигравшая вовремя музыка берёт на себя роль цензуры. В этот раз ему несказанно повезло. Чанбин протягивает громкое «о», узнав песню.

Twenty One Pilots — Stressed Out

Трек звучит на весь двор: Чан не жалеет громкости, крутанув ползунок в нужную сторону. Сумерки постепенно сгущаются, погружая небо в темноту. Но им она не страшна — уличные фонари и их собственная гирлянда осветят каждое лицо в беседке своим тёплым свечением. Разговоры стихают. Кто-то увлечённо поглощает еду, кто-то переговаривается только между собой, кто-то отдаётся расслабляющему алкоголю, а кто-то самозабвенно подпевает строчкам.

Sometimes a certain smell will take me back to when I was young

How come I'm never able to identify where it's coming from?

Хёнджин чувствует, как под столом чужая тёплая рука берёт его холодную и переплетает пальцы. Он поворачивается к Минхо и, наткнувшись на нежную лёгкую улыбку, дарит такую же в ответ. Музыка отдаётся чем-то очень тяжёлым, но в то же время родным и спокойным где-то глубоко в груди. «Светлая грусть», — понимает Хван, сжимая руку Ли в своей.

Used to play pretend, give each other different names

We would build a rocket ship and then we'd fly it far away

Джисон, прожигая их взглядом, допивает свою банку и тут же снова тянется за другим: за бутылкой вина, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту — везде, где она есть — но сталкивается с упрямыми глазами одного блондинистого надоедливого хёна. Феликс перехватывает бутылку первым и демонстративно вытягивает руку в противоположную от Джисона сторону.

— Отдай, — требует Хан так по-детски. — Или мне придётся отобрать.

— Не придётся, — Феликс утешающе улыбается, забирая со стола чистый бокал и наливая ему вино, но поменьше, чем до этого налил себе сам. — Я не отстану от тебя, предупреждаю. Буду разговаривать с тобой до тех пор, пока не отпустишь.

— А что, если никогда не отпущу? — Джисон внимательно всматривается в лицо друга с растянутой саркастической улыбкой.

— Значит, буду преследовать тебя вечно, — подмигивает Феликс, отдавая бокал. — И только попробуй снова закрыть дверь. Вышибу с ноги.

— А в тот раз сказал, чтобы я катился на все четыре стороны, — фыркает Хан, припоминая инцидент месячной давности.

— Ты вынудил меня это сказать! — защищается Ли, но сразу спешит исправиться: — Ладно, я прошу прощения за это. Мне жаль, что я пошёл на поводу у негативных эмоций и сорвался в ответ. Я старше, следовательно, мне стоило быть мудрее.

— Звучишь как отстойник, — говорит издевательски Джисон, всё ещё кидая взгляды в сторону о чём-то перешёптывающейся парочки.

— Звучишь как тот, кто сейчас получит по заднице, — приторно улыбается Феликс, отпивая из своего бокала.

Хан Джисон действовал на нервы, играя на них, как умелый гитарист. Но он так легко не сдастся. Некоторым помощь приходится впихивать насильно. Как бы они не говорили, что она им не нужна — нужна. Просто необходима.

— Я слышал слово «задница», — подключается к ним Чонин, перекрикивая музыку.

— А потом вы утверждаете, что вам не пять лет, — закатывает глаза Феликс, жестом прося Чана сделать чуточку потише.

Джисон проглатывает очередную шутку, придуманную по схеме «разница в возрасте плюс получить по заднице равно дэдди-кинк и БДСМ», потому что алкоголя в крови всё ещё недостаточно, а от Феликса, в отличие от Минхо, можно реально получить за подобный тип юмора. Проверять второго Ли на прочность не хотелось. По крайней мере, не сегодня.

Wish we could turn back time to the good old days

When our momma sang us to sleep but now we're stressed out

***

— Если ты ещё раз так прикоснёшься к Джинни, то тебя убью либо я, либо Минхо, — ровным тоном проговаривает Сынмин, доставая из холодильника ящик с пивом в баночках. — И, поверь мне, ты не хочешь знать, смерть от чьих рук будет болезненнее.

— Понял, — коротко кидает Чанбин, сглатывая. Раздражённый Сынмин пугал. Но слишком спокойный Сынмин вселял настоящий ужас. Он прекрасно знает, что скрывается за этой маской равнодушия.

С улицы, через оставленную открытой входную дверь, доносится коллективный смех. Они, любопытствуя, вместе смотрят в кухонное окно и видят, как Чан вафельным полотенцем на скорую руку вытирает облитого газировкой Чонина, пока тот пытается дотянуться и ударить Джисона, которого почему-то закрывает собой Феликс. Ни на минуту нельзя отойти: весь движ пропускают.

— Кстати, — резко вспоминает Со, разглядывая через стекло Хёнджина, на котором сейчас было чёрное худи Минхо, в то время как сам Ли был в красной кофте на молнии. — Ты упоминал некую «карту». Не подскажешь, какого она цвета?

Ким ставит тяжёлый ящик на столешницу и выразительно смотрит на него, то ли раздражённо, то ли как на идиота. Чанбин склоняется к миксу из того и другого, ведь он и правда в какой-то степени идиот. В третьей, например: идиот, помноженный на идиота дважды.

— Что-то мне подсказывает, — хмыкает Сынмин в ответ, ухмыляясь, — что ты и сам знаешь какого.

Чанбин неловко молча кивает и спешит схватиться за ящик, чтобы отнести его в беседку поскорее: пропускать новый трэш не хотелось. «Фиолетового», — проскакивает в его голове, и, господи, лучше бы он этого не знал.

***

Полуночный плотный воздух окутывает лёгкие, обволакивает сердце и дарит, несмотря на свою тяжесть, что-то безумно лёгкое и приятное. Свободу. Костёр трещит, басы отбивают бешеный ритм, напитки пузырятся, смех льётся вместе с алкоголем, руки переплетаются, губы забывчиво соприкасаются, зефир на палках плавится от огня, подобному телу от испытываемых смешанных эмоций, вызванных этой тёплой летней ночью.

— Ну нахер, — негодующе выпаливает Феликс, залпом допивая и ставя на полный грязной посуды стол свой пустой бокал. Он хватает Джисона под локоть и оттаскивает в сторону костра, где Чонин с Чаном жарят зефирки. — Мы с тобой сваливаем отсюда. Сейчас же.

— Да ладно, — пьяно хихикает Хан, неустойчиво шевеля ногами вслед за парнем. — Пусть целуются. Мне ок.

— А мне не ок, — Ли отбирает у него банку грейпфрутового пива, чтобы не расплескал случайно, и подталкивает сзади в поясницу. — Пусть хоть сожрут друг друга, но без меня.

Феликс и Джисон стремительно удаляются. Хёнджин замечает это и пытается отодвинуться, но тщетно: сзади и сбоку стены беседки, а спереди настойчивый Минхо, тоже своего рода стена.

— Хо, — зовёт он со сбившемся дыханием. — Мы так весь народ распугаем. — Хёнджин оглядывает пространство вокруг них и, не найдя никого, добавляет: — Или уже распугали.

— М, как же всё равно, — беспечно улыбается Минхо, притягивая Хёнджина обратно за ткань когда-то своего худи.

Хван сдаётся, даже не пытаясь бороться с чужим прохладным из-за охлаждённой газировки языком, и, прикрыв глаза от удовольствия, плюёт на всё, запуская пальцы в чёрные пряди и всецело отдаваясь поцелую, звучащему над головой треку, пахнущему костром воздуху и одним на двоих чувству.

***

Cage The Elephant — Come a Little Closer

— Я хочу сделать эту песню погромче, но не хочу туда идти, — жалобно проговаривает Чан, медленно прокручивая палку с нанизанным на неё куском зефира.

— Никто не хочет туда идти, — хмуро подмечает Феликс, скептически наблюдая, как Джисон делает глоток прямо из горла его бутылки. — Малыш, ты берега попутал или что? — он вытягивает из чужих рук белое полусладкое. — Это моё. Иди и найди себе что-нибудь другое.

— Ты сам только что сказал, что никто не хочет туда идти, — обиженно сопит Хан, оборачиваясь и видя своих целующихся (теперь) друзей. — Я не попрусь ни ради песни, ни ради алкашки.

Heartbreaks

The heavy world's upon your shoulders

Will we burn or we just smolder

Somehow I know I'll find you there

— Раз уж мы об этом всё равно заговорили, — Чан осторожно снимает с палки зефир, дует на него пару раз и после кладёт в рот довольному Чонину. — Ты как со всем этим? Порядок?

Хан, заметно поникнув, пустым взглядом следит за языками пламени, что дёргаются в своём, только им понятном, танце, размышляя над вопросом. В порядке ли он сейчас? А был ли он в порядке до этого? Был ли он вообще когда-нибудь в порядке в этой своей жалкой никчёмной жизни? Он соврёт, если скажет, что не был. Он был в порядке. Тогда, на первом курсе, когда только-только влился в эту сумасбродную компанию разношёрстных ребяток из разных факультетов, с отличными друг от друга привычками и взглядами на жизнь. И, возможно, он в порядке сейчас, когда за один вечер успел трижды подраться с Чонином, получить нагоняи от Феликса, поесть с рук Чана, посмеяться над обклеенным его мультяшными пластырями Чанбином, ввязаться в политическую дискуссию с Сынмином, поиграть в бадминтон с Минхо и покатать на своём скейте Хёнджина. Может, он и правда наконец-то снова в порядке?

Феликс, видя состояние младшего, выразительно прожигает глазами Чана, который в ответ только извиняюще пожимает плечами. Чонину, судя по его радостной моське, вообще нет дела до происходящего вокруг. Вот кого точно размазало от двух бутылочек сидра до состояния «тепло, вкусно и ладно».

— Знаете, — говорит тихо Джисон, грустно улыбнувшись. — Прозвучит странно, но мне кажется, будто это и есть порядок.

Феликс с Чаном вопросительно смотрят на него. Даже Чонин отвлекается от подтаявших зефирок.

— Как будто вот так, — он обводит рукой двор, — правильно. И мне нравится так, как сейчас. А не как было до этого.

Чан с Феликсом переглядываются, и оба начинают улыбаться, по-радостному печально. Ли треплет Джисона по рыжим волосам с ласковым взглядом и предлагающе протягивает свою бутылку, которую тот с благодарной улыбкой сразу же принимает. Чонин громко шмыгает носом и насильно впихивает Чану свою палку с зефиром, чтобы броситься на Джисона с самыми крепкими объятиями, на которые только способен.

— Инни, ты меня сейчас уронишь, — кряхтит парень, старательно пытаясь повернуть голову так, чтобы можно было вдохнуть.

— Я люблю тебя! И я скучал по тебе! И я люблю тебя! — невнятно тараторит Ян, начиная рыдать взахлёб.

— Я тебя тоже, Инни, но, пожалуйста, перестань меня душить, — Джисон обнимает его в ответ, ощущая, как от этих слов к глазам подступают слёзы.

— Дети, я вас обожаю, — с восхищением произносит Чан и тоже встаёт со своего места, чтобы примкнуть к ним, обнимая сразу двоих поверх Чонина.

— Говорю сразу, я в этом не участвую, — деловито открещивается от обнимашек Феликс, поднося бокал к губам. А у самого в груди расцветает ощущение неподдельного счастья.

Come a little closer, then you'll see

Come on, come on, come on

Things aren't always what they seem to be

Do you understand the things that you been seeing

Come on, come on, come on

Do you understand the things that you've been dreaming

Come a little closer, then you'll see

***

— …и вы двое, — Чан переводит выразительный взгляд на Минхо и Хёнджина, указывая пальцем то на одного, то на другого. — Можете занять комнату Ханны, но, умоляю, не смейте осквернять спальню моей сестры.

Минхо с цоканьем закатывает глаза и откидывается на спинку дивана, на котором они сидели сейчас с Хёнджином, Чонином, Сынмином и Чанбином. Чонин закрывает лицо ладонями и мычит что-то смущённое, пока Чанбин натурально хрюкает от смеха, а Сынмин лишь сдержанно криво улыбается. Бедный Хёнджин с протяжным «а» утыкается лбом в плечо Минхо, лишь бы не видеть и не слышать Чана с его дедовскими наставлениями.

— Господи, папаня, угомонись, — подаёт голос из кресла, что находится в углу гостиной, Джисон. — К нам с Минхо ты так яростно не приставал.

— Потому что вы с Минхо, — Чан озадаченно окидывает взглядом кресло и ребят в нём, — весь вечер друг друга не слюнявили. А если и слюнявили, то где-то в сторонке, а не на виду у всех.

Чонин издаёт звук умирающего Ян Чонина и, как желе, стекает с дивана, уползая на четвереньках по ковру в сторону лестницы. Хёнджин отчаянно стонет в плечо Минхо, пару раз шлёпнув его по бедру, как будто это он был виновником сказанного. А, хотя… Действительно был.

— Инни, ты куда? — издевательски интересуется сидящий на подлокотнике дивана Сынмин, позабавленный реакцией младшего.

— Подальше от вас, извращенцы! — кричит им напоследок Чонин, вставая возле лестницы на ноги и спешно убегая наверх, в комнату Чана.

— Минус один, — толково заключает Чанбин, взглядом провожая спину первого сбежавшего.

— Минус ещё два, — вносит изменение в счётчик Минхо, поднимаясь и за руку следом за собой поднимая Хёнджина. — Спасибо всем за замечательный день, но пора спатьки. Споки ноки.

— Спатьки ли? — хитро прищурившись, глумливо уточняет Джисон, за что тут же получает щипок в бок от Феликса, на коленях которого сидел всё это время. — Ай, да за что!

— Предлагаю всем отвалить от них и тоже разойтись, раз уж мы определились, кто где спит, — встревает вовремя Феликс, пока не началась очередная перебранка.

— И с кем, — со смешком дополняет Хан, получая в свою сторону осуждающие взгляды аж от пяти пар глаз.

— Напоминаю, что ты в одной комнате с Ликсом, — злорадствует Хёнджин, с ехидной улыбкой показывая фак Джисону, после чего исчезает за поворотом лестницы.

— Напоминаю, что из нас двоих в отношениях именно ты! — кричит ему вдогонку парень, пока на его рот не ложится чужая ладонь.

— Какой ты шумный, господи, — устало вздыхает Феликс, скидывая с себя худющие ноги в рваных серых джинсах. — Мы пойдём. Не поубивайте друг друга, — обращается он к Сынмину с Чанбином и, схватив джисоново запястье, тащит младшего в сторону родительской спальни, что располагалась тут же, на первом этаже, но слева от прихожей.

— Ничего не могу обещать со своей стороны, — лениво дразнится также уставший за день Сынмин, которому довелось ночевать в совмещённой с кухней гостиной в компании Чанбина. Класс.

— Пока-пока! — весело прощается Джисон на ночь, которого буквально заталкивают в комнату, после чего слышится звук захлопнувшейся двери.

— Кто-то явно перепил сегодня, — задумчиво протягивает Чанбин, вставая с дивана и принимаясь расстилать его.

— Так, ладно. Вы тут всё знаете, бельё чистое. Если что-то будет происходить, — намекает Чан на то, что они находятся в эпицентре дома, а следовательно, любой движ будет заметен, — свистнете. Надеюсь на вас. Сладких снов.

— Сладких, — хмыкает Сынмин, слезая с подлокотника, чтобы помочь расстелить спальное место.

— Удачи, — насмешливо желает Чанбин, подразумевая под этим близость чановой комнаты с другой, где сегодня спят Минхо с Хёнджином.

Чан тяжело и громко вздыхает — вместо тысячи слов — и, помахав рукой, поднимается к себе. Господи, если ты есть, помоги ему пережить эту ночь. Желательно без новых происшествий.

***

— М-м, Хо, — шепчет Хёнджин в поцелуй, расстёгивая молнию красной кофты. — Если Чан нас услышит, мы будем спать на улице.

— Я не против, — Минхо в ответ цепляет края чёрного худи и тянет наверх, стаскивая вещь вместе с белой футболкой под ней. — С милым рай и в шалаше.

— Где ты только набираешься таких выражений? — Хван поднимает руки, чтобы облегчить собственное обнажение, после чего скидывает кофту с чужих плеч.

Минхо швыряет чёрно-белый клубок куда-то в сторону, ближе к шкафу, затем туда же летят красная кофта и снятая самим Минхо с себя белая майка. Он выцеловывает подставленную Хваном шею, вырывая приглушённые вздохи, и осторожно опрокидывает его на заботливо заранее постеленную Чаном ещё днём кровать.

— Твои волосы пахнут костром, — говорит он, зарывшись носом в красные разметавшиеся по светлому одеялу пряди, дополняя в самое ухо: — Мне нравится.

— У тебя странные представления о романтике, — смеётся тихо Хёнджин, потянувшись рукой к пряжке ремня на чёрных джинсах, и так же выдыхает в чужое ухо: — Мне нравится.

Минхо издаёт смешок и кусает мочку, слыша вырвавшийся судорожный вздох. Уперевшись на ладони по бокам от головы Хёнджина, он привстаёт над ним и удовлетворительно разглядывает голый торс, вдоль и поперёк расчерченный фиолетовыми галочками, уходящими цепочкой вниз, под резинку светлых джоггеров.

— Откуда Сынмин знает? — любопытно склонив голову набок, интересуется Хёнджин, проследив за взглядом Ли. — Твою карту, — повторяет он брошенную Кимом фразу, нетерпеливо облизнув губы.

— М, ответный вопрос, — с лукавой улыбкой тянет Минхо, медленно ведя подушечками пальцев по груди Хёнджина, от самой выемки между ключиц до впалого живота и (Хван выдыхает, глядя в тёмные глаза) до чувствительной кожи под пупком. — Что вы делали с Чанбином тогда возле беседки?

— Вешали гирлянду, — нарочно проговаривает очевидное Хёнджин, будто бы не понимая, о каком тогда идёт речь.

— Да неужели? — насмешливо выгибает бровь Минхо, заползая кончиками пальцев под резинку и двигая ими из стороны в сторону, приятно проходясь ногтевой стороной по коже по ту сторону ткани. — Странно. Не видел, чтобы в его руках была гирлянда. Зато видел твою задранную футболку.

— Вообще-то твою, — поправляет Хёнджин, щёлкая пряжкой и переходя к пуговице с застёжкой. — Чужой корабль случайно заплыл не в то море.

— Надеюсь, это море, — наклоняется Минхо и говорит на грани шёпота в приоткрытые губы снизу, — будет топить чужие корабли ещё до того, как они успеют заплыть полностью.

— Точно так же, — произносит еле слышно Хёнджин, потянув молнию на джинсах вниз, — как я надеюсь, что мой корабль не станет заплывать в другие моря.

— Этот корабль, — говорит Минхо, невесомо касаясь кончиком носа чужой щеки, — уже нашёл своё море, и другие ему неинтересны, — выдыхает он самое важное и порывисто целует, впиваясь в покрасневшие пухлые губы, отвечающие так же жадно и желанно.

***

— Я так рад, что всё наладилось, — откровенничает внезапно Чонин, натягивая на себя воздушное тонкое одеяло. — Хорошо, что мы поговорили с Джисоном. Наша компания без Джисона — это как торт без засахаренных сверху фруктов. Мне не нравятся торты без фруктов.

— Я тоже рад, Инни, — хрипло смеётся с такого забавного сравнения Чан, укладываясь рядом. — Наверное, это было даже к лучшему.

— Что именно? — сонно спрашивает Ян, переворачиваясь на бок, лицом к парню.

— Всё то, что успело произойти за эти полгода. Нам всем как будто бы был нужен какой-нибудь толчок, чтобы осознать для себя многие вещи и сблизиться ещё больше, — с зевком подробно отвечает Чан, убирая с себе одеяло. — Инни, я открою окно? Жарковато.

— Мхм, — едва слышно мычит согласно младший с закрытыми глазами, видимо, начиная провалиться в сон после богатого событиями дня.

Чан умилённо улыбается, уловив краем уха сопение. Он аккуратно поднимается с кровати, стараясь не шуметь, чтобы случайно не согнать чужой сон, и подходит к большому окну. Открыв его нараспашку (он позже обязательно закроет, как только в помещении станет слишком прохладно), Чан возвращается в постель и, заботливо подоткнув одеяло под Чонина, чтобы тот, в случае чего, не замёрз, ложится обратно, чтобы наконец-то отдохнуть и завершить этот день.

Полная луна светится ярко, освещая собою всю комнату — лучший природный ночник. Тонкий белый тюль размеренно колышется, поддеваемый лёгким ветром, ласкающим ткань своим малозаметным присутствием, но приносящим заметные перемены: в спальне вмиг становится свежее.

Перемены, какими бы они не были, неотъемлемая часть нашей жизни. Какие-то изменения, подобно урагану, врываются и переворачивают всё с ног на голову, меняя устоявшийся строй на новый целиком и полностью. А какие-то, словно бриз, плавно меняют положение вещей, что заметить это сразу удаётся далеко не каждому.

В жизни Минхо Джисон был тем самым ураганом. Он ворвался в его мир, принеся с собой сильные эмоции и чувства, до этого не знакомые Ли, которые исчезли так же внезапно, как и возникли, выжав обоих без остатка. Хёнджин в жизни Минхо оказался полной противоположностью — лёгким бризом, возникшим когда-то давно неведомым образом, да так и оставшимся, незаметно меняя из года в год Минхо в лучшую сторону, что заметил Ли совсем недавно. Рядом с Хваном он был другим, и, что самое главное, рядом с Хваном хотелось быть.

Изменения затронули и других. Но как — никто из них пока не осознавал.

Каким бы не был исход у этой истории, помните, что перемены всё так же нужны и важны. Наша жизнь — это не путь из точки А в точку Б. Наша жизнь — это путь. А погода в дороге может быть разной: солнечной, пасмурной, тёплой, холодной, дождливой, ветреной, жаркой, морозной… И когда кажется, что дожди льют не переставая, помните, что наверху, за этим затянутым тучами небом, всегда сияет солнце. Точно такое же солнце сияет и в нас, ведь солнце — это всего лишь звезда, и мы сами так или иначе состоим из звёздной пыли. Мы все носим в груди своё маленькое солнце, освещающее наш собственный жизненный путь.

Возможно, эти перемены не приведут в будущем ни к чему хорошему. А возможно, этот летний ветер перемен — лучшее, что случится с каждым из них в совместном путешествии под названием «жизнь».

***

— Я пить хочу, — хнычет жалобно Джисон, начиная назойливо трясти Феликса за руку.

— Клянусь, если ты сейчас не прекратишь, я утоплю тебя в раковине, — злобно отвечает Ли, вырывая свою руку и переворачиваясь на спину (они лежали лицом к лицу).

— Я туда не влезу, — спорит Джисон, кладя руку на чужой живот и начиная снова тормошить его, чем безумно раздражает пытающегося заново уснуть парня.

— Влезешь. Ты мелкий, — Феликс перехватывает бесящую руку и крепко держит за запястье, блокируя движение. — Сходи и попей. Чего как маленький.

— Ты только что сказал, что я мелкий, — упрямо проговаривает Хан, подключая к дониманию свою вторую руку, которой нервирующе тянет туда-сюда жёлтую безразмерную футболку Ли.

— И как только Минхо терпел тебя всё это время? — обессиленно бросает Феликс со сдавленным хриплым стоном. — Ты же просто невыносим.

— Обычно он просто затыкал меня своим ртом, — спокойно откликается Джисон, дёргая первой рукой, но та надёжно зафиксирована в захвате.

— Фу, не продолжай, — он отпускает Джисона, не желая больше слышать нечто подобное от младшего, агрессивно оттягивает к себе большую часть одеяла и, отвернувшись, укрывается с головой. — Кухня рядом. Ещё раз меня тронешь — вылетишь отсюда, как винная пробка.

— Какая ты злюка, Феликс, — разобижено выдавливает из себя Хан, собираясь с духом, чтобы встать: весь выпитый за вечер спектр напитков давал о себе знать. — Вот поэтому у тебя нет никого.

— У тебя сейчас тоже кое-чего не будет, — раздаётся приглушённо из-под одеяла.

— Если меня сожрёт подкроватный монстр, это будет на твоей совести, учти.

Всё-таки собравшись с духом и угомонив алкогольные вертолёты, Джисон крайне медленно и крайне ненадёжно поднимается на ноги, наощупь в темноте направляясь к двери, прямо по стеночке.

Феликс почти засыпает, как слышит спустя время звук шаркающих в его сторону тапочек, которые Чан им услужливо выделил для дома. Кровать скрипит под весом вернувшегося Джисона, и Ли чувствует, как его спины касаются холодные пальцы, так нагло и самовольно заползшие под футболку.

— Чего руки холодные такие, — шипит недовольно Феликс, дотягиваясь до своей спины, чтобы скинуть их, но тщетно.

— Они всегда такие, — убито вытягивает из себя Джисон, которого кратковременная физическая активность измотала ещё больше. Он совершенно не чувствовал ног сейчас.

— Как ледышки, — отмечает, скорее, для себя Феликс и разворачивается к младшему, беря его руки в свои. — Лежи смирно. Или мигом выкину тебя отсюда.

— Хорошо, — послушно соглашается Джисон, пододвигаясь поближе. — Ты теплее.

«Чего или кого?» — мысленно задаёт вопрос Ли, думая об этом краешком засыпающего в данный момент сознания, но силы на разговор покинули, кажется, обоих, потому он молча устраивает голову поудобнее на подушке и закидывает одну руку на Джисона, обнимая.

— Я так и не попил, — спустя какое-то время, еле шевеля губами, говорит Хан.

— Почему? — так же вяло отзывается с паузой Феликс, потому что сонному мозгу требуются время и усилие, чтобы выжать из себя даже такое простое действие, как одно озвученное слово.

— Мне показалось, что на кухне Сынмин с Чанбином целуются, — на грани слышимости отвечает Джисон, который, по ощущениям, уже пребывает в полудрёме.

— Тебе показалось, — автоматически отвечает Феликс, который и сам одной ногой во сне.

Когда тело уже отключается, перенося его в бессознательное состояние сна, где-то в потухающей блондинистой голове мелькает последнее: «Погоди… Сынмин с Чанбином делали ЧТО?!»