Джисон остановился прямо в метре от школьных ворот и пошатнулся, когда в него тут же следом врезался Феликс. Тот ойкнул, замялся на секунду и после в один шаг встал перед другом.

      — Ты чего? — спросил он и помахал ладошкой перед лицом Джисона.

      Тот смотрел куда-то сквозь Феликса и только трепещущая на слабом ветерке чёлка выдавала то, что он не статуя. Джисон отмер, запихнул руки в карманы пуховика и покачал головой.

      — Я точно завалю геометрию.

      — Я всегда с тобой, брат, — с облегчением подхватил Феликс и, закинув руку другу на плечо, двинул их обоих в сторону школы. — Ты же знаешь? Во всём.

      И расплылся в той самой лучистой улыбке, расшифровывать которую Джисону было не нужно. Он знал, что Феликс с ним, несмотря ни на что.

      Сынмин топтался у основания крыльца и внимательно водил носом по страницам учебника геометрии. Джисону всегда было любопытно какая из трёх эмоций — безразличие, безразличие или безразличие — отразится на лице кузена, если демонстративно поджечь какую-нибудь из его любимых книжек. Джисон отложил эту идею на потом, когда Сынмин меньше всего будет этого ожидать.

      Феликс рванул вперёд и ткнул своим коленом под коленом Сынмина и тот едва не опрокинул учебник на грязный гравий. На лице мелькнуло безразличие, а изо рта вырвалось шипение. Но на Феликса никто из них не умел злиться больше трёх секунд, поэтому, подождав медленно ковыляющего Джисона, парни поднялись по массивной лестнице в школу.

      — Как прошли допы по геометрии? — первым делом спросил Сынмин, когда Джисон лениво доставал из рюкзака учебники и складировал их в шкафчик. — Много нового узнал?

      Джисон замер с учебником английского в руке. Взгляд впился в фантик на дне шкафчика, а изо рта так и рвался вопрос, но сказал он:

      — Ничего, — и шумно выдохнул. Сынмин, слегка прищурившись, сканировал профиль Джисона и поджимал губы. — Я ничего не запомнил.

      — Чую недомолвку из уст твоих, братик мой, — сказал он, когда Джисон со скоростью света принялся разгребать рюкзак и доставать оттуда всё, что только было.

      Парня охватило дикое волнение, вновь в голове вспыхнул пятничный вечер: формулы, закатанные рукава рубашки Минхо, его мягкий голос, кимчи, признание, скребущийся в дверь кот, признание, макушка Минхо, сломавшийся карандаш, забытое постиранное бельё, Минхо.

      — Феликс, рассказывай, что с ним?

      Феликс захлопнул дверцу шкафчика с такой силой, что весь ряд задрожал. Его глаза бегали от бледнеющего Джисона к нахмуренному Сынмину и обратно.

      — Меня не было в пятницу. Живот прихватило. Я пошёл.

      И тут же припустил в сторону классов. Вот тебе и «всегда с тобой, брат».

      Джисон обречённо выдохнул и приложился лбом к краю дверцы. Его взгляд тут же метнулся к дальним рядам шкафчиков и зацепился за крепкую фигуру с карамельными волосами. Сердце сжалось и ухнуло куда-то в живот.

      — Вы с Феликсом не договариваете. Что случилось?

      Обижаться Сынмин умел с размахом, хоть и делал это нечасто, но всякий раз Джисону и Феликсу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы как следует извиниться и загладить вину. Вину Джисон чувствовал и сейчас.

      На деле он порывался позвонить Сынмину почти сразу, как в субботу вернулся из компьютерного клуба, но капуста на кимчи сама себя не помоет, и Джисону ничего не оставалось, как перенести разговор на воскресенье. Воскресенье, которое он провёл взахлёб пересматривая серию за серией «Моей геройской академии» и обязательно с субтитрами, чтобы мысли и внимание было сосредоточены только на мелькающих персонажах и их диалогах внизу экрана.

      Всякий раз мыслями он возвращался к вечеру пятницы, когда ненароком переводил взгляд на пол, где он сидел сгорбившись над тетрадями и выводил треугольники и параллелепипеды. Джисон тут же себя одёргивал, сильнее обнимал дакимакуру с Тодороки и вновь сосредотачивался на сюжете.

      — Говорить не собираешься?

      Джисон вернулся из воспоминаний и взглянул на Сынмина. В его глазах уже разгорался огонёк обиды, который с каждой секундой намеревался превратиться в огромный кострище, и Джисону ничего не оставалось, как сдаться.

      — В пятницу, короче… — начал он и осёкся. Мимо него прошагал Минхо с Чаном под боком и, замедлив шаг возле Джисона, он сказал:

      — Привет, Джисон.

      Сердце провалилось куда-то в район селезёнки: доселе бесхозный орган ко второму не особо важному. Джисону тоже хотелось куда-нибудь провалиться. Чан, остановившийся за спиной Минхо, коротко с приветливой улыбкой кивнул Сынмину и перевёл взгляд на Джисона. Глаза его выдавали одно единственное: «я всё знаю». Джисон никогда не мечтал, чтобы его ударило молнией, но почему именно сегодня прогноз сулил штиль?

      Джисон задышал глубже, щёки предательски лизнули страх и волнение, и всё, на что был способен парень в тот момент, так это резко кивнуть Минхо в ответ.

      — Увидимся в столовой? — спросил Минхо достаточно будничным голосом, однако его руки слегка потряхивало и, прежде чем кто-то кроме Джисона смог это заметить, он запихал их в карманы брюк.

      — Да, — выдавил из себя Джисон и вдохнул глубже. — Увидимся на обеде, Минхо.

      Джисон понял, что его улыбка вышла неестественной, потому что взгляд Минхо тут же потух, но выражение лица осталось прежним. Он сухо кивнул и двинулся дальше по коридору не удосужившись прихватить Чана.

      Чан потоптался на месте мгновение и, коротко хлопнув Джисона по плечу, поспешил следом за другом. В этом касании крылось куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.

      — Джисон, — сказал Сынмин, когда парни скрылись за поворотом. — Даю последний шанс рассказать, что происходит.

      И Джисон дал волю словам.

      Контрольная по геометрии пролетела по щелчку.

      Вот перед Джисоном положили лист с заданиями, а вот через секунду учитель их собирал. Лист Джисона остался пустым, как и его грудь.

      Сердце всё ещё бродило где-то внутри, переваливаясь из одной стороны в другую всякий раз, как Джисон вспоминал этот пустой взгляд Минхо сегодня утром. Он обещал сам себе, что ничего не поменяется, что они, как и раньше, будут общаться. Но у Джисона всегда было туго с обещаниями. Особенно самому себе.

      На английском Джисон сканировал главу с паст пёрфект и тяжело вздыхал как только вспоминал своё «да, увидимся на обеде, Минхо». Ещё бы поклонился для пущего эффекта, честное слово. Где-то в середине урока в Джисона прилетела записка, и он больше удивился отправителю, нежели содержанию.

      «Давай после урока поговорим, на лестнице у третьего этажа».

      Джисон поднял голову, встретился глазами с Сынмином и коротко кивнул. Несмотря на то, что советов кузена он никогда особо не слушал, в вопросе любви у того опыта было куда больше.

      Феликс, после того, как прозвенел звонок с урока, не ринулся вслед за друзьями. Он лишь коротко кивнул им обоим, улыбнулся так же ярко и принялся болтать с одноклассником.

      Убедившись, что лишних ушей в радиусе десяти метров нет, Джисон сел на последнюю ступеньку в пролёте, а Сынмин примостился чуть ниже и подпёр стену спиной. Каждый из них не спешил начать разговор. Сынмин терпеливо ждал, когда шестерёнки в голове Джисона придут в действие и вновь развяжут тому язык, а Джисон надеялся, что Сынмин просто скажет, что ему, наконец, делать.

      В желудке неприятно кололо. Его вчерашней едой была тарелка риса, кимчи и горсть снеков. Аппетита не было и на утро, отчего Феликс удивился, когда по дороге в школу Джисон отказался от ягодного Скиттлз. Сердце перебойно стучало то в горле, то у почек. Иногда добиралось до головы и мутузило и без того побитый мозг. Затылок ужасно тянуло.

      — Ты спал вообще? — наконец, начал Сынмин и привычно скрестил руки на груди. На неоднозначное качание головой он сухо фыркнул и легонько пнул Джисона по ноге. — Ты сверг свой режим сна нахрен. Ты так и до экзаменов не доживёшь.

      — Да сдались мне эти экзамены, — буркнул в ответ Джисон и пнул в ответ. — Моя голова сейчас немного не этим забита.

      — Любовь любовью, но контрольные она за тебя не сдаст.

      — Ты поразителен, — Джисон чуть выпрямился и с неверием посмотрел на кузена. — Даже если тебе на дом свалится вертолёт, тоже пойдёшь контрольную писать?

      — Глупости не говори, — Сынмин закатил глаза. — Шанс, что вертолёт упадёт на мой дом, равен один к восьми миллионам. Разжую: это ничтожный шанс, почти невозможный.

      Джисон ничего на это не ответил и упёрся локтями в колени. Снизу доносился гомон, оконная рама поскрипывала от редких ударов ветра, а шнурки на кроссовках вновь развязались. Джисон вздохнул и прикрыл глаза. Он вспомнил только макушку Минхо возле своих ног и ловкие пальцы, завязавшие тугой бант. Сердце ударило по печени.

      — Джисон, — подал голос Сынмин и облизал пересохшие губы. — Тебя это беспокоит?

      — Что именно?

      — Что тебе признались в любви. Забудь на секунду о Минхо. Просто: признание. Тебя это беспокоит?

      Джисон поджал губы. Признание в любви как таковое его волновало. Он, как и многие подростки, грезил как однажды кто-то признается ему или как признается он. В голове никогда не возникал кто-то конкретный. Просто рандомная девушка без лица, роста, цвета волос. Джисон внутренне переживал эмоцию, которую он придумал. Он думал что отвечать, чаще всего это было ответное признание. От этого всегда было тепло на душе. Что тебя любят, что любишь в ответ. Однако реальное признание, даже если забыть о том, что это был Минхо (хотя забыть об этом даже на секунду у Джисона не получалось), совершенно отличалось от надуманного.

      Джисона одолевала буря эмоций: страх, замешательство, смущение; ему это льстило, его это тяготило. От того, что он не мог это признание ни принять, ни отвергнуть.

      — Думаю, что да, — подытожил Джисон и взглянул на Сынмина. — Это так… прикольно? Но и страшно, оказывается, когда тебе говорят, что ты нравишься.

      — Окей, — Сынмин кивнул каким-то своим мыслям и продолжил: — Допустим, в пятницу Минхо тебе не признался. Вы бы занимались геометрией, ели, общались и всё прочее, а через пару дней он вдруг в коридоре подошёл к кому-то — парень, девчонка, не важно — и при всех предложил этому человеку встречаться с ним. Что бы ты почувствовал?

      Джисона укололо что-то в районе солнечного сплетения. Перед ним возник чёткий образ того, как Минхо поправил свои карамельные волосы привычным резким движением, унял лёгкую дрожь в руках и шагнул навстречу к незнакомому Джисону человеку. Его верхняя, чуть вздёрнутая губа, покрасневшая от нервных покусываний, перекосилась на одну сторону и оголила резцы. «Эй, ты мне нравишься», — донеслось до Джисона издалека и вместо глубоких, пронизывающих насквозь глаз, он увидел бы чужую спину. И всё внимание Минхо было бы отвёрнуто от Джисона. От, а не к нему.

      — Тоже страшно? — ответил за Джисона Сынмин и даже не рассмеялся. Видимо, выражение лица того говорило куда громче слов. — Я когда с Суён встречался, всё время боялся. За руку её взять, по началу. Даже не смотрел на неё почти. На свидания первые разы было страшно ходить; страшно было, что руки потели или что я мог сказать что-то не то. Страшно было, когда она на меня злилась, — тут они оба с Джисоном нервно посмеялись, вспоминая, какой она была в гневе. — В общем, любовь — штука страшная, до чёртиков. Но страшнее всего то, что ты можешь её вообще не познать, если не прекратишь бояться.

      — Но Минхо парень, — Джисон произнёс вслух свой, казалось, самый большой страх.

      — Ты боишься парней как… вида? — хохотнул Сынмин и переступил с ноги на ногу. — Или того, что подумают окружающие о том, если два парня любят друг друга?

      Джисон глупо рассмеялся, хотя никакого веселья он не ощущал. Тревога не отступила, сердце не вернулось на место, но в уголке души наступило умиротворение. Пока еще совсем крохотное, но Джисон уже понимал, что это только начало.

      — Нас с Минхо линчуют прямо на крыльце школы, — обречённо выдал Джисон и упёрся руками позади себя.

      — О, так уже окончательное вы с Минхо?

      — Я тебя так ненавижу, Ким Сынмин. Так сильно, ты не представляешь, — беззлобно, с растущей улыбкой сказал Джисон и протянул брату руку.

      — И я тебя, — обнажая брекеты, ответил Сынмин и помог Джисону подняться.

***

      Несмотря на то, что Джисон заметно повеселел после разговора по душам с Сынмином, что случалось не часто (да это был их дебют, если подумать), сердце всё равно было не на месте. Оно бултыхалось где-то в желудке, билось о стенки и никак не могло вернуться на место. В голове роились мысли, как пчёлы, перекрикивая одна другую: как подойти, как рассказать, что сделать. Страх нарастал, потому что плана у Джисона не было.

      Он не мог попросить Сынмина подсказать ему и это, остатки гордости не позволяли, поэтому весь урок корейской литературы Джисон вместо того, чтобы следовать плану урока, составлял свой. Прямо в тетради, среди лекций о поэтах шестидесятых годов.

      Слова подбираться не хотели. Они складывались в нечто хаотичное, бессвязное, вздорное и претенциозное. Джисону одновременно хотелось сказать так много, показать то, что томилось глубоко внутри, вывернуть это наружу так же смело, как это сделал Минхо, но он был другим. Не таким смелым. Далеко не.

      Это было его первым, таким ярким чувством, которое доселе он не испытывал. Оно ощущалось везде, в каждой клеточке как нечто инородное, что не должно быть внутри. Всё это тело Джисона силилось вытолкнуть наружу, передать другому человеку как вирус.

      Джисон зачеркнул слова о «заразе» и «болезни» и приложился лбом о столешницу. Наверное, ему стоило записаться в литературный кружок, чтобы хотя бы научиться составлять слова в одно предложение.

      Где-то сбоку прыснул Феликс, и Джисон, не отрывая головы от стола, повернулся к другу. Тот одними губами произнёс: «всё хорошо?» , на что Джисон накуксился и захныкал. Феликс сжал кулак под столом и прошептал гордое «файтин», и улыбка друга немножко, но помогла.

      Джисон писал до конца урока и со звонком, оповещающем о большой перемене, Джисон понял, что того, что в итоге получилось, более чем достаточно.

      В столовую ноги сами его несли, будто нечто неведомое Джисону, да и Вселенной, тянуло его туда. Пару недель назад он предположил бы, что это банальный голод нёс его на всех парах в обитель любви всех учеников, но сегодня то был голод иного рода и утолить его могло только одно.

      В столовой как всегда было битком.

      Длинные очереди галдящих подростков, битвы за шоколадное молоко и звон металлической посуды. Стулья и столы скрипели по отполированному полу, Джисон лавировал между встающими с мест учениками и вытягивал шею, стараясь высмотреть знакомую макушку Минхо в толпе.

      Он сканировал помещение и сжимал в руке вырванный тетрадный листок, наспех свёрнутый и исписанный от начала и до конца. Макушки нигде не виднелось, поэтому Джисон двинул наугад к столу, где скопилось больше всего людей. Как и ожидалось, он нашёл там Чана, понуро впихивающего редьку в рот, но тем не менее делающего вид, что он вовлечён в разговор.

      Джисон остановился в метре от стола, где сидел Чан и его друзья, и огляделся. Минхо среди них не было. Взгляд Чана, с которым Джисон встретился, говорил о том же.

      Минхо не пришёл.

***

      Если бы жизнь Джисона была супергеройским кино, то Джисон посмотрел бы страху в лицо и, несмотря ни на что, ринулся бы вперёд, навстречу своей возможной погибели. Но он не супергерой.

      Джисону семнадцать, у него всё время развязаны шнурки, он не любит точные науки и пауков. Домашка по геометрии и алгебре почти всегда на Сынмине, а Феликс ловко берёт в руки восьмилапых и выпускает их на волю под сопроводительные визги Джисона.

      Он не супергерой. Он — простой человек.

      Он ночью бегал от туалета до кровати, чтобы его не дай бог не похитил кто-то из тени и считал, что одеяло спасёт от всего: призраков, одиночества, тоски. В нём не было стержня, он мало в чём уверен и много чего не понимал. И ещё он боялся.

      Он боялся, и именно поэтому он сорвался с места и, сломя голову, помчался из столовой. Мимо подъездной для автомобилей территории возле главного корпуса, в школу. Снова без куртки, как в тот раз. Снова так же холодно и снова так же болели лёгкие. Первый лестничный пролёт он преодолел достаточно быстро, второй дался тяжелее. На третьем он хватался за перила и подтягивал себя на единственной тяге, которая у него осталась: найти Минхо.

      Дверь как обычно не была заперта, и Джисон буквально ввалился на крышу. Джисон не был уверен в том, что Минхо там, но нечто тянуло прямиком сюда, где, по сути, всё и началось. Первый диалог, вылившийся в нечто бессвязное. Плохо продуманный план и небо, затянутое пеленой облаков.

      Макушка Минхо на этом сером фоне выглядела как солнце. Джисон замер, когда парень, что стоял у края крыши, запихнув руки в карманы дутого фиолетового бомбера, обернулся. Даже издалека Джисон увидел в этих карих глазах неверие смешанное с восторгом. Джисон выпрямился и сглотнул рвущееся наружу сердце.

      Минхо продолжал стоять вполоборота и во все глаза смотреть на застрявшего в дверях Джисона, который трясся под порывами ветра и тяжело дышал после незапланированного забега.

      — Джисон? — словно проверяя, не галлюцинация ли это, сказал Минхо и наклонился чуть вперёд.

      — Ты… — голос Джисона всё ещё не слушался и парень поспешил прочистить горло. — Ты чего тут делаешь?

      Минхо похлопал глазами и фыркнул замерзшим носом, а Джисон на дрожащих ногах двинул вперёд. Сердце, при каждом взгляде на раскрасневшиеся щёки Минхо, его вихры волос под холодным ветром, хаотично бегающие по Джисону глаза, заходилось, как бешеное. Бум-бум, бум-бум. С каждым шагом вперёд оно стучало сильнее, подбиралось к груди, глухо ударялось о рёбра. Бум-бум-бум.

      Джисон остановился у края, сбоку от Минхо и сильнее сжал бумажку в руке. Красивокрасивокрасиво, — раздражалось в голове Джисона пока он вглядывался в чужие глаза и приоткрытый в удивлении рот.

      — Ты почему не в столовой?

      — Это ты почему здесь? И без куртки? Холодно ведь, чудила ты…

      Минхо, словно убедившись, что это и правда Джисон, во плоти и крови, расстегнул бомбер и принялся стаскивать его с плеч, но Джисон тут же схватился за его руки, останавливая.

      — Мне не холодно, — сказал он. — Послушай, я…

      — Да сейчас, не холодно, ага. А ну пошли.

      Он потянул Джисона за рукав пиджака к выходу и буквально вытолкал того с холода. Без ветра и правда стало теплее, но на площадке, освещаемой одной тусклой жёлтой лампочкой, было темно и вся та романтика, которую Джисон себе успел навоображать, потихоньку испарялась. Минхо прикрыл дверь и всё же стащил бомбер с плеч. Джисона тут же окатило волной запаха Минхо: чуть сладковатого аромата его одеколона, дезодоранта и чего-то ещё — запаха самого Минхо, который Джисон не мог описать никакими словами.

      Минхо нервничал. Джисон это видел по тому, как руки Минхо неустанно поправляли бомбер на чужих плечах, а взгляд метался по чему угодно, не встречался со взглядом Джисона.

      Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум-бум-бум, когда пальцы Минхо задели щёку Джисона и тут же отпрянули. Минхо сжал кулаки и запихнул их в карманы брюк.

      — Минхо, — Джисон произнёс его имя тихо, лампочка под потолком мигнула, и Минхо замер. Он всё ещё стоял, потупив взгляд и будто не разрешал себе поднять взгляд выше. — Возьми, — сказал Джисон и протянул мятый, местами пропитанный собственным потом тетрадный листок.

      — Что это?

      Минхо не спешил брать записку, смотрел на неё как на кусок раскалённого металла. Рука осторожно, рывками тянулась вперёд, и Джисон собрал все остатки сил, чтобы сказать:

      — Мой ответ.

      Рука Минхо замерла в жалких сантиметрах от руки Джисона, взгляд приковался к этому мятому куску, который хранил в себе всё: и настоящее, и будущее.

      — А… а так ответить не можешь?

      — Я на это письмо убил весь урок литературы. Я завалю из-за этого тесты, так что соизвольте ознакомиться.

      Джисона потряхивало от ожидания, и он так и порывался впихнуть ему своё, по сути, сердце, а тот временил, оттягивал, но в итоге, после бесконечно длинного мгновения всё же забрал его. Не спеша, будто бы бумажка в его руке была хрупким папирусом, намеревающимся развалиться на атомы при любом резком движении, Минхо развернул его и, казалось, перестал дышать.

      Вся речь Джисона состояла из перечёркнутых предложений.

      Весь тетрадный лист был чёрным как ночное небо в январе. Целыми остались только «Минхо» и «тоже нравишься».

      Где-то в самом внизу затесалось яркое, словно луна, слово «очень».

      — Новый пейринг? — сказал Джисон и без страха шагнул к Минхо. Тот, не без усилий, смог отлепить безумный взгляд от листка и взглянуть на Джисона.

      — Только если ты очень настаиваешь, — ответил он и без зазрения совести своровал первый, полный счастливого смеха, поцелуй.

.

тем временем в столовой

      Феликс без интереса водил палочками по тарелке и перекатывал кусочки курицы с места на место. Сынмин наблюдал за этим с нечитаемым выражением лица и время от времени косился на шумный стол, где сидел Чан со своими подпевалами из футбольного и десятка других клубов, где он состоял.

      — Эй, Феликс, — сказал Сынмин и отпил свой сок. Тот поднял взгляд на друга и вопросительно мыкнул. — Скажи, что ты знаешь о Чане и Нане?

      Лицо Феликса тут же озарилось хитрой улыбкой, с которой он всегда рассказывал последние сплетни.

      Через месяц в твиттере, в профиле Лавмейкер появился твит с лаконичным D-3 и незамысловатым, но до боли знакомым всей школе Сэран тегом #новый_пейринг.