День постепенно догорал. Наполненный болью, тревогой, скорбью и молчанием, он уносился в бездонное болото прошлого. Слепящее солнце вновь нагоняло жару, испаряя вчерашнюю дождевую влагу. Тяжкий влажный дух поднимался от земли, и лёгкий ветерок не приносил облегчения. Всех объединяла тревога и неловкое любопытство — что происходит в родных землях? Но ответа не требовалось. Некоторые члены прайда лениво вслух гадали, когда лучше вернуться и отвоевать дом, на что Худжума ответил — ещё рано. Нужно собраться с силами. Но с этими мыслями он не расставался. Его понимал Муфаса. Понимала брата и Киджана. Им не нужны новые потери.

      Муфасу терзало беспокойство. Он не знал, откуда возникло новое видение. И опасался — вдруг он заболевает чем-то коварным? Но ведь львица была! Он видел её совсем рядом, а потом никак не мог понять, почему она быстро исчезла, будто капля воды на горячем камне. Может, шаловливая шутка воображения, может, долгая и бессонная ночь сыграли своё дело. Муфаса вспомнил ещё одну вспышку в воображении перед приступом падучей. Но львица всё-таки была. Муфаса потряс головой, осознав, что произнёс эти слова вслух.

      — Кем она может быть, как думаешь? — тихо спросила Киджана, лежащая под боком Муфасы.

      — Не представляю… — устало выдохнул Муфаса, вновь опуская голову на бок Киджаны. Его так и не покидало ощущение того, что львица из видения может его знать.

      До вечера никто ни о чём не говорил. Муфаса изредка перехватывал любопытные взгляды приютивших их Кибури и Джуви. В них не было враждебности, скорее лёгкое беспокойство. Вечером братья вновь ушли на охоту и вернулись на этот раз с импалой. Раненые львицы уже чувствовали себя лучше и сами смогли подойти к еде.

      После ужина Худжума подозвал Кибури и Джуви.

      — Расскажете, кто вы такие? Почему пришли с Гаиди и почему предупредили нас?

      Джуви взглянул на Худжуму и промолчал, так что заговорил Кибури:

      — Мы пересеклись с ним не так давно. Он рассказал о предыдущей битве, после которой ушёл, опасаясь отца. Набрёл на эти территории, а потом…

      — Всё-таки встретился с отцом, — мрачно подхватил Гаиди. — Последствия на теле ещё не зажили. Потом двинулся к Мсанифу.

      — Мы предлагали ему переждать ещё день, — сказал Джуви. — Он был не в очень хорошей форме. Но упорен. Тогда и решили ему помочь.

      — Почему именно? — спросила посуровевшая Имани. — Не из благих же намерений?

      — Если ты не заметила, Имани, то мы на убийц не похожи! — ощерился Джуви. — И не нападали ни на кого!

      — Эй, полегче! — воззвал к нему Худжума. Вместе с ним на Джуви шикнул и Кибури. — Не кричи.

      — Прости, я не хотела тебя обидеть, — ровным тоном произнесла Имани, глядя Джуви в глаза. — Сейчас я мало кому доверяю, вы знаете, почему.

      — Да, вас тоже можно понять, — уже спокойнее сказал Джуви. — Вы спросили, кто мы. Мы с Кибури — братья, родились в один день. Вы заметили, что мы почти близнецы?

      Муфаса внимательно посмотрел на обоих львов. Действительно, у обоих было огромное сходство — и взгляд совершенно одинаковых глаз тёмно-коричневого цвета, и форма носа. Даже порой двигались они одинаково, как примечал Муфаса. Только Кибури был немного крупнее Джуви, да и в гривах были отличия — Кибури имел сплошную умеренно-коричневую, а Джуви обладал двухцветной. Передняя часть его гривы была того же цвета, что и у брата, но на загривке и на груди, возле лап, она угольно чернела.

      — Да, сходство большое, — кивнул Худжума. — Нам немного о вас известно, только со слов Гаиди. Могу предположить, что вам, как и нам, досталось немало.

      — Немало? — резко повернулся к нему Джуви. Муфаса увидел, как в его глазах сверкала ярость, смешанная с чем-то ещё. — Что, по-вашему, немало?

      — Джуви! — толкнул его в бок Кибури.

      — Что, по-вашему, немало? — ещё громче выкрикнул явно задетый Джуви, уже садясь. Испуганные львята прижались к Себуле, а Имани напряглась. — Вы просто лишились вожака и дома, но у вас до сих пор есть шанс туда вернуться! У вас умер кто-то один, не такая уж и значимая потеря. Нет, конечно, жить можно дальше спокойно!

      — Немедленно замолчи! — рявкнул Кибури, оскалившись.

      — Не суйся! — рыкнул Джуви, уже поднявшийся на все четыре лапы. И вновь развернулся к Худжуме. — Знаешь, нельзя жить спокойно, зная, что впереди — безжизненная пустыня! И нет в ней оазисов, нет ничего. Ни-че-го! Хочешь знать, что потеряли мы? И кого? Ты несёшь свои мудрые речи, прикрываясь бременем правления и всей прочей чушью, что вы сюда принесли! Ни ты, ни кто-либо из вас не знает о том, что пережили мы с Кибури! Мы потеряли не только дом и отца — мы потеряли всех. Всех! Никого у нас не осталось после того, как наш дом обрушился, когда всех похоронило под завалами. Остались только мы втроём! Целые недели скитаний, ночёвок под открытым небом, под дождём и ветром, когда нет никакого укрытия. Но тогда мы ещё жили, с нами был Зунгу. Позже нас приняли, и мы только начали приходить в себя, как не стало и Зунгу! Я видел его смерть, его кровь, слышал его хрип. И что ваша боль по сравнению с нашей?!

      — Хватит! — взревел Кибури.

      С грозным рычанием Джуви дёрнулся в сторону брата, но тут же оказался на земле, прижимаемый его мощным весом. Кибури был сильнее, но сейчас не без труда прижимал извивающегося Джуви, вдавливая его спиной в траву. Муфаса вскочил, опасаясь того, что между братьями вспыхнет драка, но драться они не собирались.

      — Пусти! — рычал Джуви. — Пусти меня!

      — Нет, пока не успокоишься! — тихо, но решительно прорычал Кибури. — Перестань. И дыши глубже!

      — Успо… ладно, отпусти… — Джуви устало уронил голову на траву. Вспыхнувшая ярость вылетала из него с жарким и частым дыханием. Внезапно он заплакал.

      С тяжёлым вздохом Кибури отпустил вздрагивающего Джуви, и тот медленно перекатился на бок, по-прежнему тихо плача. Затем встал и молча отошёл к камню. Кибури проводил брата взглядом, наполненным болью и жалостью, повернулся к Худжуме.

      — Простите. Не злитесь на него. Он не со зла. Просто как вспомнишь, что нам пришлось пережить…

      Кибури не договорил и с грустью сел.

      — Похоже, сильно вам досталось, — с грустью сказал Худжума.

      — Это правда, — вступил в разговор Гаиди, который до этого молчал. — Они потеряли семью и дом. Даже больше…

      — Кибури, — окликнул его Муфаса. — Когда вы спасали меня, вас было трое, ты так сказал. И назвал имя — Зунгу. Он ваш с Джуви брат?

      — Да, — кивнул Кибури, погрустнев ещё больше, а голос его совсем стих. — Был. Джуви всё сказал.

      — Он недавно погиб, — сказал Гаиди.

      Повисло молчание. Муфаса с тихим вздохом посмотрел на Джуви, который по-прежнему жался возле камня и не оборачивался. Паузу прервал Кибури:

      — Знаете, нам отец говорил, что потери посылаются в испытание. Или за какие-то грехи. Тогда мы с Джуви и Зунгу не спали ночами и гадали — за какие грехи нас карают небеса и Короли прошлого? И почему мы лишаемся самых дорогих и любимых?

      Кибури опустил голову и провёл лапой по морде.

      — Если бы наш дом не рухнул, мы все жили бы вместе. Я и Зунгу были бы счастливы с нашими жёнами. Но судьба распорядилась по-своему — за день до этого отец умер от болезни. А потом жизнь предстала сплошным чёрным цветом, выжженной пустошью… В тот вечер отец подозвал нас к себе, чтобы явить последнюю волю…

      Стояла тихая безветренная погода. Природа замирала и с наслаждением куталась в невесомое полотно безмятежности. Под вечер не доносилось с просторов саванны звуков — не рычали вдалеке чужие львы, не трубили слоны, не шевелились в траве грызуны и не сновали оживлённо и деловито сурикаты… Лишь незатейливо порхали между цветами бабочки, за ленивыми взмахами крыльев которых хмуро наблюдал Кибури. Он был погружён в тягостные мысли, в ожидание, будто смешивался с природой, с чарами её безмолвия. Несколько раз он бездумно пригибал к земле травинку и равнодушно смотрел, как она выпрямляется, как она вновь тянется к солнцу, к небу…

      — Брат, — послышался за спиной тихий голос Зунгу. Кибури обернулся. — Идём. Нас отец зовёт.

      Кибури быстро поднялся. В душе его метался испуг — он понял, что наступил этот день. Возникший из-за спины Зунгу Джуви подошёл к Кибури и чуть подтолкнул его плечом. Все братья думали об одном, когда оказались в прохладе пещеры.

      Зунгу шёл впереди, как подобает старшему сыну Короля, а по его бокам шли Джуви и Кибури. Подойдя к отцу, они остановились. Кибури с нерешительностью и состраданием смотрел на измученного болезнью Сакиму — так звали отца. Он долго боролся с болезнью, бросал вызов тяжёлым приступам и, превозмогая себя, старался держаться на лапах. Но силы неминуемо утекали, как вода в реке, и стало ясно, что хворь вскоре победит, поскольку уже одиннадцатый день Сакиму не мог встать. А сегодня сыновья с замиранием сердец поняли, что смерть отца близка.

      С налившимся тяжестью сердцем Зунгу смотрел на родного льва — исхудавшего за время болезни, но того же могучего Короля. Из-под тяжёлых век на трёх львов смотрели налитые кровью глаза. Рядом со старым львом сидела грустная львица, выглядевшая на несколько лет моложе — жена. С хмурым и печальным выражением морды она сидела около мужа, время от времени целуя его в нос и поглаживая лапой по боку. Сакиму несколько секунд посмотрел на сыновей, потом тихим, но твёрдым голосом сказал:

      — Теперь послушайте меня, сыновья. Я больше не в силах править, поскольку не могу даже встать. Мне уже не помочь… С ходом болезни я уверен, что время моё на исходе, что мне вскоре суждено предстать перед Королями прошлого… За этим я и позвал вас — сообщить свою волю. Пусть мои слова о самом главном будут касаться всех. Зунгу, подойди, пожалуйста.

      Старший сын покорно приблизился к отцу. Окинув Зунгу тяжёлым взглядом, в котором читались не только боль и усталость, но и гордость за выросших сыновей, Сакиму заговорил:

      — Ты отважен и могуч, разумен и властен. Твои братья не менее достойные львы, Зунгу, но они тоже знают, что наши законы действуют по-прежнему. Они должны понять и принять моё решение.

      Зунгу выжидающе и внимательно посмотрел в глаза отцу, показывая тем самым, что он готов слушать королевское решение. Сакиму, поморщившись от боли, которая мучила его столько времени, набрал в грудь воздуха и сказал:

      — Титул Короля передаётся по наследству от отца к старшему сыну, если Король имеет двух и более сыновей. Поскольку старший — Зунгу, то именно ему я и передаю свою власть. — Сакиму закашлялся, потом, немного отдышавшись, продолжил: — Вы, сыновья мои, давно доказали, что вы достойные львы. Все трое. Но Король в этих землях может быть только один. И вы, Кибури и Джуви, примете своего старшего брата как Короля.

      — Твои слова верны, отец, — тихо произнёс Кибури, вскинув голову и посмотрев в красные глаза старого льва.

      — Зунгу всегда стремился к этому, — пробормотал Джуви.

      Услышав эти слова, Сакиму слегка улыбнулся, потом продолжил:

      — Кибури с Джуви остаются принцами по-прежнему, а в том случае, если с тобой, Зунгу, что-то случится, твоё место займет тот, кто сильнее, то есть Кибури.

      Услышав своё имя, Кибури слабо кивнул, а Джуви воскликнул:

      — Зачем ты это говоришь, отец! С Зунгу ничего не случится, он сильный и умный лев! И будет таким же Королём, как и ты — мудрым и сильным.

      — Жизнь полна неожиданностей, Джуви, — назидательно произнёс Сакиму. — Я рад, что вы оба верите в старшего брата, но в жизни может случиться то, с чем не в силах справиться даже Король, поэтому и повторю сейчас то, о чём говорил ранее. Вы должны быть готовы к этой жизни. Вы видите, что сталось со мной, что не входило в моё будущее. Я искренне надеюсь, что смог подготовить вас к жизни.

      — У тебя всё получилось, Сакиму, — произнесла сидящая рядом с мужем львица. Её янтарно-золотистые глаза были полны слёз, она тоже понимала, что Сакиму вскоре уйдёт навсегда. На миг смежив веки в ответ, Сакиму продолжил:

      — Ты унаследовал титул, Зунгу. Теперь твоя жена Мадади становится Королевой. Что касается Кибури, то я тоже принял решение. Кибури, — Сакиму повернулся к младшему сыну, — я знаю, как ты любишь Амади, поэтому не хочу, покидая этот мир, оставлять тебя неженатым, — на этих словах старый лев слабо улыбнулся. — Но я хочу знать — действительно ли ты любишь её?

      — Да, — немедленно и с жаром произнёс Кибури. — Да, люблю, отец!

      Мать, блеснув мокрыми от слёз глазами, улыбнулась Кибури, а Сакиму произнёс, обращаясь к нему:

      — Вы давно вместе. Я вижу — вы счастливы, поэтому считаю это своим долгом перед смертью. Приведи её, Кибури. На остальное у меня сил ещё хватит.

      Кибури развернулся и быстро вышел из пещеры. Она не была общей, а в бытность правителем Сакиму всегда спал с супругой и остальным прайдом вдали, в основной. Когда Сакиму слёг, то попросил сыновей перенести его в эту небольшую часть своего дома, чтобы не мешать остальному прайду. Своими криками острой боли, которая мучила его, он нередко будил всех. Сакиму закрыл глаза. Сейчас он ощущал тяжёлую усталость и прежнюю боль, а также умиротворение от ласковых и нежных прикосновений супруги, которая так и сидела рядом с ним. Джуви тяжело опустился на пол пещеры. На какой-то момент Сакиму повернул голову к супруге и тихо спросил:

      — Я ведь прожил замечательную жизнь, верно, Афайя?

      На глазах львицы вновь сверкнули слёзы, но она улыбнулась сквозь них и легонько коснулась носом загривка Сакиму, затем ласково лизнула его в щёку и прошептала:

      — Верно, любимый. Пока ты со мной, жизнь продолжается и для меня. — По щеке львицы сбежала слеза и упала на холодный камень.

      Зунгу с печалью в сердце подошёл к отцу и положил лапу на плечо.

      — Ты дал жизнь нам. Что может быть важнее этого?

      Сакиму ответил слабой улыбкой, потом его измученный болью взгляд перешёл на Джуви. Тот приподнял голову, ожидая обращения отца, и по взгляду понял — Сакиму хочет, чтобы сын подошёл ближе. Джуви медленно подошёл. Сакиму с трудом дотронулся лапой до его щеки.

      — Я знаю, почему ты такой печальный, мой мальчик. Не только из-за моего скорого ухода…

      Джуви вздохнул и не стал возражать. Сакиму сказал:

      — Не печалься, Джуви. У тебя вся жизнь впереди, и ты не будешь один. Просто знай.

      Вскоре внутрь вошли Кибури и Амади — молодая львица с шерстью светло-бежевого цвета. На её морде была написана грусть напополам с радостью — ей было жаль умирающего правителя, а ещё она была рада, что будет с любимым львом вместе на законных основаниях. Оба неторопливо подошли к Сакиму, и тот послал обоим лишь подобие улыбки — новый приступ боли заставил его худую морду исказиться. Кибури неожиданно смутился и тихо спросил:

      — Отец, почему именно сейчас?

      — Ты — сын Короля, — тихо, но твёрдо ответил Сакиму. — Мой сын, Кибури. В твоём возрасте львы уже обзаводятся львицами, а я перед смертью хочу увидеть тебя таким — счастливым и взрослым.

      Афайя только кивнула, с назиданием глядя на сына. Амади сказала ему:

      — Кибури, это последняя воля твоего отца. Воля правителя. Мне тоже печально, но не противься ей.

      Кибури вздохнул и наградил Амади грустным взором. Но в её больших и красивых глазах читались не только согласие со словами Сакиму, но и желание быть с любимым львом. И мольба. И Кибури, кивнув, повернулся к отцу. Сакиму попытался чуть приподняться, но боль помешала ему это сделать. С утра он чувствовал нарастающую усталость и уход сил. Медлить ему было нельзя.

      — Родные… — прошептал Сакиму. — Мои силы на исходе, я чувствую, что скоро встречусь с нашими отцами, поэтому выполню нужные обязанности… Кибури, — Сакиму, превозмогая боль, приподнял голову и устремил взгляд на сына, — согласен ли ты взять себе в жёны Амади?

      Тряхнув коричневой гривой, Кибури сказал:

      — Согласен, отец!

      — Клянешься ли ты… — Сакиму прервался на полуслове, затем прерывисто вздохнул и продолжил: –… перед своими родителями и Королём, перед небом и звёздами, перед Великими Королями прошлого любить Амади и заботиться о ней до конца своих дней?

      — Клянусь.

      — Клянёшься ли ты, — на этих словах голос Сакиму ослабел, — защищать Амади до последнего вздоха и до последней капли крови, если потребуется?

      — Клянусь.

      — Что ж, — Сакиму удовлетворённо вздохнул и, закрыв глаза, обессиленно опустил голову на пол пещеры. Затем собрался с силами и, снова посмотрев на Кибури и Амади, ещё чуть утихшим голосом продолжил: — Перед Королями прошлого, небом и звёздами я, твой отец, объявляю вас с Амади законными супругами.

      На этих словах Афайя отошла от мужа, подошла к сыну и с нежностью поцеловала. Кибури, чувствуя, как щиплет в носу, ответил матери тем же, а затем оказался в ласковых и тёплых касаниях любимой Амади. Она, посмотрев с болью на умирающего Сакиму, тихо сказала:

      — Спасибо, Ваше Величество!

      — Берегите и любите друг друга, — тихо сказал Сакиму и, обращаясь на этот раз ко всем, продолжил: — Вы — все и всегда — должны беречь друг друга, поскольку вы — одна семья. Один из нас помогает другому, но помогает не ему одному — он помогает всем. Если страдает один из нас — страдает весь прайд и вся семья. Зунгу…

      На имени старшего сына Сакиму сглотнул, а затем закрыл глаза. Зунгу в ожидании новой просьбы выпрямился, но новых слов не последовало. Он, преодолевая страх и боль, подошёл к отцу и положил лапу на его шею. Встретившись с испуганным взглядом матери, он произнёс:

      — Он потерял сознание, мама. Кинга так и сказал — всё случится после захода солнца. Если отец и придёт в сознание, то уже в последний раз…

      «А может, и не придёт…» — проскользнуло в голове мрачное.

      Вердикт лекаря слышала и Афайя. Она знала исход, но сказанные сыном слова вызвали острую душевную боль, и на них она отреагировала сильнее. По щекам Афайи покатились слёзы, она опустила голову и легла рядом с бесчувственным мужем. Зунгу прислушался. Слух уловил слабое дыхание отца, но каждый удар сердца приближал неминуемое. Амади подошла к Кибури и тихо сказала ему на ухо:

      — Пойдём наружу. Пусть твоя мама побудет с ним.

      Кибури кивнул и, подойдя к матери, коснулся носом её щеки, пытаясь хоть как-то утешить, дать понять, что они с ней. Но непрошеная слеза нежданной гостьей пробежала по его щеке. Кибури посмотрел матери в глаза и сказал:

      — Это больно, мама. Больно для всех. Но уже ничего не изменить. Я знаю, как тебе тяжело терять отца, но это общее горе.

      — Да, — тихо произнесла Афайя. — Но когда он умирает рядом…

      Афайя осеклась и вновь поникла. Молчавший до этих пор Джуви сказал:

      — Я думаю, тебе сейчас нужно остаться в покое, мама. Побудь с отцом.

      — Мы рядом, — добавила Амади. — Рядом…

      Афайя кивнула, затем медленно подняла мокрую морду и коротко улыбнулась родным. Зунгу вслед за Кибури поцеловал мать. Кибури перевёл взгляд с неё на бесчувственного Сакиму. Грудь его медленно и слабо вздымалась и опускалась — дыхание ослабевало. С трудом отведя взгляд от Сакиму, Кибури двинулся к выходу. Братья и Амади — за ним.

      — Сегодня на обход сходим втроём, — сказал позади Зунгу.

      Глухой голос Афайи — будто шелест листвы:

      — Будьте осторожны.

      Братья вышли в объятия тепла и тишины. Кибури повернулся к Амади и предложил:

      — Если хочешь, пойдём с нами. — И, будто признаваясь в чём-то постыдном, закончил: — Я не хочу в предчувствии неизбежного оставаться один… Как и вы.

      — Мы пойдём все вместе, — решил Зунгу без колебаний.

      Владения Сакиму раскинулись в небольшой долине между холмистыми грядами. До рек было далеко, и водопоем служило большое озеро, мимо которого проходили братья с Амади. Возле кромки возвышались огромные фигуры двух слонов. Один степенно погружал хобот в воду, второй спокойно смотрел по сторонам. Зунгу заметил его сочувствующий взгляд — многие обитатели знали о печальной судьбе, в безвыходную ловушку которой был брошен Сакиму. Только до водопоя группа шла молча, а когда утоляющие жажду жители саванны остались позади, завязался разговор. Сейчас Кибури, Зунгу и Джуви было о чём поговорить. И о ком, ведь их отец много сделал для них. Для каждого… А теперь он находится в шаге от смерти. И всё из-за болезни, которая подкосила Сакиму так некстати. Болезнь никто не ждёт, такой ход жизни естественен. В основном разговаривали Кибури и Зунгу, Амади лишь шла рядом с мужем и тоже добавляла реплик в разговор. Всем нужно было заглушить ожидание неизбежного ухода Сакиму, отогнать траурные мысли, пусть они потом всё равно обрушатся на них. Менее разговорчивым был Джуви. Отец велел ему не грустить, но для этого были свои причины. Он всячески пытался оправдать в последние недели своё одиночество, но скрывать от членов семьи настроение было сложно.

      Заметив, что брат молчит, Кибури повернулся к нему:

      — А ты-то что, Джуви, такой неразговорчивый?

      — Да так, — тряхнул гривой Джуви. — Просто грустно.

      Просто грустно, просто хочется побыть одному, просто устал… Самые обычные слова, но скрытое за ними не оставалось без внимания. Обычные отговорки, которыми Джуви в эти недели оправдывал своё одиночество, предпочитая проводить вечера подальше от дома. Тогда, хоть и редко, свою душу он открывал только отцу.

      — А кому сейчас легко, Джуви? — перевёл взгляд на младшего брата Зунгу. — Я могу понять, чем ты терзаешься. Ты знаешь, что отец тоже любит тебя. Мы это знаем. И ты не один.

      — При чём здесь это? — вспылил Джуви. Братья и Амади удивлённо воззрились на него. — Просто… — Джуви смутился и понизил голос. — Просто осадок такой на дне души остался… неприятный. Это же вы идёте по стопам Короля, вы уже женатые, а я…

      Зунгу подошёл к Джуви и шутливо толкнул его.

      — Эй, ты чего в уныние впал, братишка? — спросил он у него. Джуви слегка улыбнулся — Зунгу почти всегда так называл его и Кибури. — Вы оба — мои братья, никуда я вас не отправлю, никого! Я всегда буду с вами. А насчёт личного счастья — у тебя, Джуви, ещё вся жизнь впереди. Я понимаю, что имел в виду отец. Не печалься из-за того, что тебя сторонятся львицы. Это просто ты так думаешь. Ты обязательно встретишь свою любовь! И никогда не забывай, что отец любил нас всех. Ведь он давно готовил нас к тому, что однажды мы останемся без него. Ведь ты — тоже сын Короля, в тебе его кровь. Как и в нас с Кибури!

      Джуви кивнул — старший брат был прав, как всегда. При разговорах Зунгу умел находить нужные слова.

      Братья и Амади двинулись домой от холмов перед заходом солнца, когда его рубиновые лучи из последних сил заливали небо на западе и саванну, заставляя её сиять как-то по-неземному. Природа уже постепенно затихала — за холмами разбредались прочь от сытных пастбищ зебры и антилопы, всё реже и реже слышались трубные призывы слонов, басистое мычание буйволов и отдалённое рычание бродячих львов. Группа пришла на Скалу, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом. Они поднялись на выступ Скалы, затем прошли к боковой пещере, которую занимал больной Сакиму, и увидели там весь свой прайд. Сердце Зунгу нехорошо сжалось, он вспомнил слова их шамана Кинги, что их отцу суждено уйти навсегда после заката. Он посмотрел на братьев, но те и так всё поняли, и их опасения подтвердились, когда из пещеры вышла мать. Афайя, и без того немолодая, казалось, постарела на несколько лет. За те шаги, что она подошла к сыновьям, наземь упали несколько слёз. Выйдя перед прайдом и оказавшись под взглядами двух с лишним десятков пар глаз, она произнесла только два слова. Резкий и внезапный удар грома в сгустившейся над их домом тишине:

      — Он ушёл.

      Сакиму покинул их. Болезнь как чужой лев, её можно прогнать, но сильная болезнь и в старости — падальщик. Вцепится — съест. Этот долгий тяжкий бой был Сакиму проигран. Кибури нервно сглотнул, Джуви опустил голову, а у Зунгу подпрыгнуло в груди сердце. Они слышали слова и плач матери по Сакиму словно издалека. Взрослые львы также не позволяли себе плакать, но слёз в их глазах нельзя было не заметить. Амади же, тяжело вздохнув, уткнулась носом в гриву Кибури. Некоторое время все выглядели потерянными, затем кто-то спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

      — Когда мы его похороним?

      Зунгу вышел вперёд:

      — Сейчас уже темно, поэтому отложим прощание на завтра. С восходом солнца всё будет сделано.

      Помолчав немного, Зунгу добавил:

      — Отец знал, что болезнь его съест. Сегодня мы потеряли замечательного льва, Короля, мужа и отца. Каждый из нас знал его, возможно, иначе, чем мама и мы, самые близкие ему львы, но уважением и любовью он пользовался заслуженно. Вера, справедливость, мудрость — все эти благодетели шли с ним рядом. Это очень тяжкая утрата для всех нас, но отец будет жить не только в сердцах и памяти своих детей, он будет жить и в вас всех. Он знал, как мы к нему относимся… и знает. Будет знать.

      Замолчав, Зунгу проследовал внутрь пещеры, Кибури и Джуви — за ним. Отец лежал там же, где и днём, в той же позе, на боку. С расстояния казалось, что Сакиму просто отдыхает, но всхлипывания стоявших позади львиц рассеивали все иллюзии, уступая место печальной и тяжёлой реальности, той самой реальности, которая осколками вонзается в сердца и душу, заставляя их страдать. Зунгу подошёл к отцу, со скорбью взглянул на его закрытые глаза, на осунувшуюся морду. Он бережно дотронулся до холодного и сухого носа Сакиму и сказал:

      — Я тебе всегда обещал, что стану достойным Королём, и смогу продолжить твой путь. Я клянусь тебе, что моё обещание будет полностью исполнено не только мной, но и моими братьями. Спасибо тебе за всё, отец, и иди с миром. Я надеюсь, что на том свете, рядом с Королями прошлого, ты счастлив…

      Зунгу обернулся на звук шагов за спиной. Фигура подошедшей львицы выделялась даже в темноте, а необычность и привлекательность всегда вызывала у Зунгу улыбку. Даже в такие мгновения. Прошли многие месяцы с тех пор, как очаровательная незнакомка и её сестра нашли здесь спасение от зловещих двулапых охотников. Если кто не верил среди прайда в любовь с первого взгляда, то Зунгу мог поспорить — это его настигло. С тех дней прекрасная белая львица стала частью его жизни, а её сестра — главной охотницей по ночам.

      Мадади села рядом с мужем, склонив на его плечо голову. Зунгу чувствовал непрестанно копившиеся в глазах слёзы и в какой-то момент опустил голову. Мадади с нежностью поцеловала его широкую морду, проведя языком по лбу и смахнув слёзы.

      — Я здесь, милый, — прошептала она.

      Зунгу был самим собой только рядом с братьями и женой. Сильный, сдержанный и владеющий чувствами, он не мог не открывать душу перед членами семьи. И сейчас не мог стыдиться тех слов, что сорвались с его языка, словно он был маленьким львёнком под тёплым маминым боком:

      — Останешься со мной?

      Новое ласковое прикосновение языка к щеке послужило ответом.

      — Иди, — тихо сказала Мадади. — Я тебя жду.

      Сзади продолжали доноситься тихий плач и всхлипывания матери. Зунгу медленно поднялся, поцеловав жену, медленно двинулся к выходу. Он вышел из пещеры, набрал полную грудь воздуха и оглушительно зарычал. Ещё не успели стихнуть последние отзвуки величественного рёва нового Короля, как его подхватили сначала младшие братья, а затем и остальной прайд. Эти земли должны знать, что у них есть правитель. Зунгу смолк и опять отправился в пещеру к отцу, но едва он вошёл внутрь, как ему на макушку упало что-то тяжёлое, отскочило и оказалось на полу. Зунгу потряс головой.

      — Что за…

      В сгустившемся мраке он всмотрелся в пол пещеры и нашёл упавшее. Это был небольшой камушек. Зунгу внимательно рассмотрел его, обнюхал и понял — это кусок каменной породы, отвалившийся с потолка пещеры. Нахмурившись, Зунгу посмотрел наверх, и через несколько мгновений раздался гулкий звук, похожий на приглушённый треск. Он не мог понять, что это.

      — Зунгу, в чём дело? — раздался сзади голос Мадади.

      — Всё в порядке, Мадади, — ответил Зунгу. — Но… какой-то странный звук.

      — Что-то упало сверху, — произнесла Афайя. — Ты слышал? Я не поняла, откуда он шёл, но слышала.

      — Всё тихо, — недоумевающе сказал Кибури.

      Остальные львицы и Джуви кивнули, соглашаясь с ним. Беспокойство овладело Зунгу — почему только он с женой и матерью услышал это? Решив выяснить всё завтра, он велел:

      — Давайте спать, завтра с утра хороним отца.

      Львицы отправились в основную пещеру, но не все — Афайя и её сыновья пошли к отцу, им ещё хотелось побыть с тем, кто ещё недавно правил этой землёй и создал такую крепкую семью. На небе уже вовсю горели звёзды, ночь давно укутала саванну, когда все заснули. Зунгу спал, положив голову на спину Мадади, Кибури и Джуви лежали, прижавшись спинами друг к другу.

      Утром, едва над восточным горизонтом показался рубиново-алый край солнца, из пещер вышел Зунгу. Он медленно шёл возле каменной стены, его мощные лапы приминали покрытую росой траву. Зевая и лениво посматривая по сторонам, он высматривал место для погребения Сакиму. Ещё перед тем, как лечь спать, они с братьями и матерью решили похоронить его рядом с домом, ведь он нашёл это место, ставшее его домом, ещё во время своей далёкой молодости. Сакиму и стал здесь первым правителем, и он сам желал быть похороненным вблизи.

      Ещё несколько неторопливых шагов вдоль каменной громады — и Зунгу остановился. Похоже, он нашёл место для могилы — рядом со скалой лежал большой валун, а между ним и самой скалой было довольно широкое пространство. Там можно вырыть могилу. Зунгу медленно протянул лапу к земле, скрываемой низкой травой и навострил уши. Вновь послышался почти такой же звук, что и вчера внутри боковой пещеры, а после него раздался совершенно отчётливый треск. Зунгу напрягся и увидел, как по тёмно-коричневой каменной стене быстро ползёт заметная трещина. На середине она раздвоилась, стремясь одной частью ввысь, а второй — уходя в сторону основной пещеры. И в это мгновение Зунгу понял, что происходит и что грядёт. Он быстро вскочил и понёсся к пещерам, одновременно ревя:

      — Просыпайтесь! Все наружу! Скала рушится!

      Но было уже поздно. Раздался оглушительный треск, а затем в уши Зунгу вонзился не менее громкий грохот, и через пару мгновений из боковой пещеры, где умер Сакиму, вырвалось тёмно-серое облако пыли. Одновременно с этим послышался крик Кибури:

      — Джуви, мама, Амади, Мадади, быстро наружу!

      Зунгу метнулся на крики брата. Он и Кибури как раз выбегали на спуск на землю. Следующие события заняли мгновения.

      Основная пещера начиналась довольно длинным туннелем, который с уклоном шёл внутрь скалы. Он и заканчивался просторной пещерой, в которой прайд всегда ночевал. Кибури и Джуви почти всегда спали у самого входа в пещеру, когда по бокам, а когда спина к спине в холодные ночи. Так было и сегодня, потому они проснулись от панических криков брата и выбежали раньше всех на выступ, когда всё началось. Братья, застигнутые грохотом, поняли, что происходит, и своими криками разбудили весь прайд, затем устремились вперёд. Зунгу, увидев братьев, бросился навстречу… и в этот момент раздался ещё более оглушительный треск. Кибури повернулся вовремя, чтобы увидеть бегущих к выходу из пещеры львиц, впереди которых мчались Афайя и Мадади, вдали испуганно маячила фигура перепуганной Амади.

      — Зунгу! — выкрикнула Мадади.

      Это был её последний крик. В этот момент весь свод пещеры с раскатистым грохотом осел и обвалился прямо на бежавший прайд, похоронив под своей огромной массой всех львиц. Мадади и Королева-мать успели пробежать ещё чуть-чуть и были уже почти снаружи, когда сверху на них обрушилось большое количество обломков. В них превратилась часть наружной стены скалы — достаточная, чтобы своей массой накрыть ещё двух львиц.

      — Нет!

      Отчаянный рёв братьев смешался с продолжающимся грохотом валящихся камней. Утренний воздух наполнился огромными клубами пыли, они вмиг поглотили Кибури и Джуви. Зунгу, не говоря ни слова, подбежал к братьям и, с силой подталкивая их, отбежал с ними от рушащегося дома. Затем он обернулся и увидел ужасный исход трагедии — весь огромный корпус родной скалы медленно завалился на сторону и упал с таким звуком на землю, что она задрожала.

      Несколько мгновений длился грохот, но он был громче раскатов грома в грозу, казалось, длился целую вечность. Поражённому Кибури понадобилось немного времени, чтобы осознать, что случилось, а затем он рванулся к рухнувшей Скале с рёвом:

      — Мама! Амади!

      С криками «Осторожно!» и «Мадади!» за Кибури бросились и братья. Кибури нёсся вперёд, словно птица, он влетел в клубящуюся пыль. В считанные прыжки он преодолел расстояние, на которое они успели отбежать от того, что было их домом. Лихорадочно смотря по сторонам и спотыкаясь о разбросанные камни, он подбирался к заваленной пещере. Выступ уцелел, на него и вступил Кибури, после чего устремился к завалу.

      — Амади! — снова крикнул он. — Мама!

      Наперебой с ним кричали и Джуви с Зунгу. Но никакого ответа не последовало. Кибури, чувствуя, что по покрытым пылью щекам катятся слёзы, начал быстро откатывать камни лапами, когда к нему подбежали братья.

      — Помогите мне! — велел Кибури, всхлипнув и оглянувшись на братьев. — Там Амади и мама!

      Джуви бросился на помощь, а Зунгу на мгновение замер. Только сейчас до него дошло, что под завалом навсегда осталась его жена Мадади, которая пробыла Королевой так мало. Нет никаких шансов, что кто-либо из львиц выжил, оказавшись под таким завалом. Под действием шока Зунгу обвалился на покрытый пылью выступ, словно лапы перестали его держать, а внутри всё холодело до боли. Он пытался что-то выдавить, но вид разразившейся трагедии парализовал горло.

Джуви и Кибури продолжали откатывать камни, когда в звенящей тишине неожиданно услышали слабый голос:

      — Помогите…

      Стон, наполненный мольбой, заставил всех прислушаться. Но это был не голос матери. Голос повторился, и только потрясение от его звучания заставило Зунгу подскочить.

      — Мадади, я здесь! — вскричал он. — Держись, милая, я близко!

      Братья с утроенными усилиями принялись пробираться к голосу Мадади. Вскоре место, откуда он доносился, было расчищено. Зунгу, оттолкнув братьев, окинул взглядом жену. На первый миг его покрытую пылью морду озарила слабая улыбка. Но только на миг. Мадади от полного завала защитил упавший большой камень, странным образом получившийся похожим на арку. Он и защитил Мадади от полного завала, под ним находилась передняя часть её тела, но половина туловища и задние лапы оказались под камнями. Красивый белый мех Мадади стал серо-бурым от пыли и грязи. Увидев состояние жены, Зунгу подполз к ней и с ужасом увидел, что она теперь лежит без сознания. Из её пасти стекала на камни струйка крови. Осторожно коснувшись носом её подбородка, Зунгу тихо спросил:

      — Мадади, ты меня слышишь?

      Ответом стала пугающая тишина. Дрожа всем телом, Зунгу несколько раз лизнул её перепачканную морду. Львица застонала и открыла глаза.

      — Давай, любимая, приходи в себя, — прошептал Зунгу, вновь целуя её.

      Тяжкий вздох вырвался из груди Мадади, она слабо прошептала:

      — Зунгу… милый…

      — Да, любимая, да, — закивал Зунгу, улыбаясь сквозь слёзы, затем велел братьям: — Убирайте камни дальше, только осторожнее. Попробуйте найти маму и ещё кого-нибудь!

      — Нет… её нет… — попытавшись поднять голову, прохрипела Мадади. — Она была сзади меня… Её больше нет…

      Кибури прерывисто вздохнул, чувствуя, что по его щекам побежали слёзы. Значит, Амади осталась там, она была позади. Он услышал сзади всхлипывания Джуви и понял, что уже ничем не смогут помочь бедной Афайе. Никому.

      — Нет, — сдавленно прохрипел Кибури и яростно начал перекатывать камни, царапая их когтями. — Амади!

      — Мадади, я тебя вытащу отсюда, слышишь? — пообещал Зунгу, ласково лизнув жену в пыльную щёку. — Я тебя спасу, ты будешь со мной!

      — Нет… — слабо простонала Мадади. — Ты мне не поможешь, Зунгу, нет…

      — Не говори так, прошу тебя! — воскликнул Зунгу, слёзы которого падали на камни. — Всё обойдётся, Мадади!

      — Я не чувствую тела, — прошептала Мадади. — Я не выживу, Зунгу, прости… не старайся…

      — Нет, нет! — ещё громче крикнул Зунгу и уткнулся в шею любимой львицы. — Не смей так говорить! Пожалуйста, не умирай, Мадади! Прошу тебя!

      Мадади лишь тихо вздохнула и закрыла глаза. Зунгу, испугавшись ещё больше, как можно аккуратнее и нежнее приподнял лапой её голову и посмотрел ей в глаза:

      — Солнышко моё, открой глаза… — всхлипнул он, его слёзы капали на её щёку. — Не оставляй меня, родная, прошу…

      Слабо блеснули наполненные слезами боли глаза, и Зунгу со сжавшимся сердцем встретился с её взглядом, уже затуманенным приближающейся смертью. Он услышал её последние слова:

      — Я люблю тебя…

      Затем Мадади слабо всхлипнула и закрыла глаза. Голова её бессильно поникла, словно увядший цветок, и она покинула этот мир вслед за Королями-родителями и подругами. Больше не сдерживаясь, Зунгу, терзаемый горем, с отчаянным плачем лёг и уткнулся носом в её тёплую шею, которую он так любил целовать. Он не видел никого, кроме умершей жены, просто лежал, роняя слёзы на выступ, покрытый пылью. Джуви так и застыл на месте, а Кибури в отчаянии раскатывал камни, до которых мог дотянуться, чтобы добраться до Амади. Громкого стука камней Зунгу не слышал, до него сейчас не доходило ничего, кроме смерти Мадади. Теперь и Сакиму не нужно было хоронить — рухнувшая Скала стала огромной могилой для всех. Вокруг летала, продолжая оседать на землю, пыль, а по небу продолжало свой постоянный путь солнце. Свет его нёс жизнь, но для Зунгу он исчез. Млеющая под солнцем природа была равнодушна к горю и страданиям братьев, которые остались совсем одни.

      В воздухе по-прежнему витала серым полотном пыль, продолжая медленно-медленно оседать на землю. Её клубы освещались оранжево-красными лучами поднимающегося солнца, из-за чего она приобретала такой же оттенок. Братья дышали пылью, но не обращали на это внимания — слишком велика была случившаяся с ними трагедия, чтобы ощущать что-то иное. Все трое были покрыты пылью от кончиков носа и до кисточек хвоста. Джуви по-прежнему прижимался к холодному выступу, с трудом пытаясь свыкнуться с навалившейся реальностью. Светлую морду льва пересекали светлые дорожки слёз, стекающих по щекам. Зунгу, не вытирая струящихся слёз, всхлипывал и молча смотрел на уснувшую вечным сном Мадади. Равнодушно выступали из рассеивающейся пыли останки дома, под которым навсегда остался захороненный прайд.

      — Я доберусь до неё… доберусь… — монотонно твердил Кибури, яростно разбрасывая камни. — Доберусь!..

      Взгляд его казался сумасшедшим, когда он, чуть не обламывая когти, откидывал очередной обломок. Он не обращал внимания ни на онемевшего в ужасе Джуви, ни на разрываемого болью и плачем Зунгу. Не осознавал, что таким старшего брата не видел ещё никогда, не понимал, что остальная семья осталась навеки под руинами. Только Амади была сейчас в его мыслях, её немые призывы заставляли Кибури прорваться к ней.

      Джуви просто лежал на животе, опустив голову на лапы. Зунгу же по-прежнему трясся в рыданиях рядом с телом Мадади, нежно поглаживая лапой мёртвую львицу по щеке. Ему казалось, что его жизнь тоже оборвалась навсегда — вместе с жизнью любимой. Он отказывался признать то, что Мадади умерла, но в глубине души осознавал, что случилось непоправимое и ужасное не только с ней. И теперь он не сможет это изменить.

      — Ты жива. Я знаю — ты жива. Я найду тебя!

      Фраза. Рывок. Звук отброшенного камня. Фраза. Рывок. И снова катится камень. Охрипший голос Кибури перемешался с чередой его движений и стука обломков друг о друга. Вся его жизнь, надломленная трагедией и страданиями, превратилась в мгновения одержимости. Как Кибури хотелось, чтобы раздался из-под завалов слабый, но такой милый и родной голос! Он чувствовал, Амади звала его, звала на помощь, освободить её!

      — Только не смей… только не смей… не смей!

      Одно излишне резкое движение — и Кибури споткнулся об один из обломков и упал, ударившись щекой. Но тут же вскочил.

      — Не смей! — вскрикнул он. — Я иду, Амади!

      Голос брата — единственный отчётливый голос в воцарившейся тишине — заставил Зунгу постепенно вернуться в обыденность и вспомнить о братьях. Пусть он потерял родителей и жену, но всё равно остался не один. Титаническими усилиями он овладел собой и, в последний раз проведя лапой по щеке Мадади, медленно поднялся. Джуви так и не пошевелился, продолжал лежать, будто спал, но из-под смеженных век цедились по капле слёзы. Медленно перебирая лапами, Зунгу подошёл к оказавшемуся на грани помешательства Кибури. Он осторожно дотронулся лапой до его бока.

      — Кибури, хватит. Там нет живых.

      — Нет, она меня услышит и позовёт, — прорычал Кибури и вцепился когтями в особенно большой обломок породы. — Позовёт, вот увидишь!

      — Кибури, она погибла! — громче пытался воззвать к брату Зунгу.

      — Почём ты знаешь? — рявкнул Кибури. Он даже подпрыгнул, развернувшись к брату.

      Зунгу тяжело вздохнул, едва увидел его взгляд. Глаза Кибури горели фанатичным огнём, молниями сверкала в них одержимость и жажда добраться до Амади, пусть даже до её тела. Всё это время из его глаз текли слёзы.

      — Не говори ни слова и помоги мне! — приказал Кибури и даже встал на задние лапы, чтобы отодвинуть камень. — Амади!

      — Кибури, перестань.

      Зунгу обернулся на незнакомый голос. Но это был Джуви. Исковерканный болью, горем и мукой, говорил будто не он. Он поднял мокрую морду и взглянул на братьев.

      — Её нет, — тем же зачужалым голосом пробормотал Джуви. — Никого больше нет.

      Кибури был не в состоянии внимать доводам. Он по-прежнему стоял на задних лапах, пытаясь свалить обломок, который не двигался. Он напрягал все силы и не обращал внимания на окликающих его поочерёдно братьев. Но он, уже лишённый сил из-за трагедии, быстро ослаб, ворочая тяжёлые обломки. Остатки сил ушли на то, чтобы тщетно расшевелить валун. В голову будто хлынуло что-то холодное, потом потекло по спине к хвосту и лапам. Окончательно обессилев, Кибури оставил камень в покое и свалился рядом с ним, плача. Зунгу не знал сейчас, что сказать — у самого в глазах резало от подкатывающих слёз.

      — За что? — простонал Кибури, кладя голову на лапы. — За что нам это всё? Что мы такого сделали, Зунгу, что?! За какие грехи нам такое наказание?!

      — Ни за что, — грустно буркнул Джуви.

      — Если и есть духи Короли прошлого, то где они? — продолжал сокрушаться Кибури, голос которого перешёл на крик. — Зачем лишать нас сразу и всего?

      — Я не знаю, брат, — тяжело вздохнул Зунгу. — Не знаю…

      После этих слов все остальные пропали, даже нужные. Каждому было больно по-своему, но боль на всех одна. Все трое лишились любимых и семьи, друзей и близких. Зунгу мог представить, что чувствует Кибури — он и Амади даже суток не пробыли супругами. Свои чувства он не хотел ни умалять, не преувеличивать — всех троих поглотила мука трагедии. Всё отняла, всё порушила безжалостная смерть. И только они втроём остались — эта мысль с трудом отыскалась в рое траурных дум.

      Зунгу вздохнул. Ещё одно колоссальное усилие пригодилось ему, чтобы овладеть своими мыслями и подобрать нужные слова. Чтобы остаться в этом мире, остаться живыми.

      — Никто из нас не заслужил этого, Джуви. Но иногда могут произойти такие вещи, которым объяснения нет. Обрушение дома. Неизвестно, отчего рухнула наша Скала, и вряд ли мы это узнаем. Сейчас главное, что мы живы, пусть это и ужасно звучит.

      Джуви медленно поднялся и утёр мокрые глаза, а Кибури так и оставался лежать, предаваясь горю. Тяжело вздохнув, Зунгу продолжил уже громче, чтобы слышал и Кибури:

      — Теперь придётся признать, что наша жизнь изменилась навсегда. Никогда нам не забыть произошедшее, и эта трагедия останется саднящей раной на сердце. Но не стоит забывать, что для нас это ещё не конец — мы живы. Нам удалось уйти оттуда, пусть у нас и не получилось никого спасти. Я сначала тоже надеялся, что Мадади — и не только её — можно спасти, но она получила слишком тяжёлые травмы…

      На этих словах Зунгу замолчал и обернулся — его притягивало бездыханное тело жены. Кибури по-прежнему лежал в одной позе. Уже не в первый раз Зунгу кольнула жалость к брату, он сделал было шаг к нему, но остановился и закончил:

      — Здесь нам теперь точно не жить. Наш дом погиб вместе со всеми.

      Замолчав, Зунгу подошёл к безутешному Кибури. Он даже не пошевелился, оставшись в том же положении рядом с завалом, под которым осталась Амади. Зунгу, сев рядом с братом, тихо сказал:

      — Нам нужно идти, Кибури.

      — Я не оставлю её… — тихо ответил он. — Я отдохну и продолжу. А ты поможешь. Поможешь, Зунгу?

      — Она умерла, Кибури, ей уже ничем не помочь, — подошёл и Джуви.

      Кибури не обратил внимания на слова. Они были для него пустым звуком, он не собирался бросать своих намерений. И снова заплакал.

      — Я хочу спасти её… Почему ты противишься этому, Зунгу?

      Зунгу вместо ответа с теплотой и любовью ткнулся мордой в щёку брата.

      — Там не получится выжить. Мне тоже жаль её, Кибури. Поверь, Амади не заслужила такой смерти. Никто не заслужил смерти вообще! Я знаю, как ты любил её, и знаю, что она для тебя значила. Но наша жизнь на этом не заканчивается, слышишь? Ты молод, у тебя вся жизнь впереди, как и у Джуви. Ты должен суметь справиться с этой потерей, или боль тебя захватит полностью и уничтожит. Ты не хочешь такого исхода.

      Зунгу не спрашивал. К глазам Кибури снова подступили слёзы, и он, снова не сдержавшись, уткнулся в плечо брата. Зунгу тихо сказал:

      — Успокойся, Кибури, я с тобой. Мы оба с тобой, слышишь?

      Слёзы вновь покатились по пыльным щекам Кибури, и ему понадобилось долгое время, чтобы взять себя в лапы. Джуви подошёл к брату и в знак поддержки прижался к нему тёплым боком. Поддержка братьев, их близость, осознание этого заструились по телу теплом. Всё верно. Кибури не один. Их роднит не только общая кровь, но и чувство общего горя. От него можно избавиться, а вот от крови и родства — нет. Кибури несколько раз кивнул, будто утешая себя, потом отошёл от братьев к завалу и, дотронувшись до него лапой, хрипло прошептал:

      — Прости, милая… прости меня…

      На слой пыли и маленькие обломки камня упали слёзы, и Кибури с тихим всхлипом приник лбом к завалу. Зунгу же подошёл к телу Мадади и, лизнув мёртвую львицу в ещё тёплую щёку, прошептал:

      — Я тоже люблю тебя, любимая… Иди с миром.

      Он начал подкатывать камни, которые он с братьями убрал, стремясь спасти Мадади. Их он начал укладывать друг на друга рядом с аркообразным обломком, закрывшим половину тела жены.

      Джуви, увидев, что делает брат, двинулся к нему, но Зунгу тихо, но решительно остановил его:

      — Я сам.

      Вскоре тело Мадади было полностью закрыто камнями, делая его недоступным для чьего-либо взгляда. Управившись, Зунгу сел рядом с могилой из камней и понуро свесил голову. Джуви и Кибури подошли к брату и сели по бокам. Теперь все поняли — оставаться здесь смысла не имело. Зунгу с неохотой поднял голову и тихо сказал:

      — Идём отсюда.

      Братья спустились с уцелевшего выступа и обречённо пошли прочь. Каждый не мог удержаться от того, чтобы не обернуться и не бросить печальный взгляд на разрушенный дом, где они родились и выросли. Но с каждым шагом руины оставались позади, вместе с прежней счастливой семейной жизнью. После нескольких десятков шагов Кибури остановился и сказал:

      — Подождите, я сейчас…

      Он развернулся и пошёл обратно к скале.

      — Кибури, ты куда? — окликнул его Зунгу.

      — Сейчас вернусь! — ответил Кибури, не оборачиваясь и не останавливаясь.

      Кибури обошёл разрушенный дом, с тяжёлым сердцем оглядывая его. Вновь в сердце змеёй вползла боль от трагедии. Ему сейчас было больно думать о семье, о доме… Об Амади… Перед его взором стояла улыбающаяся красивая львица, которую Кибури знал с детства, с которой играл, когда они оба были маленькими. Он всю жизнь был рядом с ней, она нравилась ему с самого детства. А теперь её нет — жестокая смерть разлучила их навсегда…

      Кибури продолжал медленно ступать по покрытой пылью и камнями земле, ища взглядом то, что ему нужно. Он быстро нашёл это — на небольшом отдалении от останков скалы он увидел несколько красивых белых цветков. Запылённых, но не потерявших красоты. Кибури сорвал пастью два из них и пошёл на выступ — туда, где он отчаянно пытался добраться до любимой. Подойдя к завалу, Кибури положил рядом с ним оба цветка и тихо сказал:

      — Я никогда не забуду тебя, мой лучик… Мама, Мадади, отец… всех вас не забуду…

      И вновь подкатили горячие слёзы к глазам. На прощание коснувшись лапой камней, Кибури развернулся и спустился с выступа, где его ждали подошедшие Джуви и Зунгу. Увидев брата, они вопросительно посмотрели на него, затем Кибури сказал со вздохом:

      — Пошли.

      Фигуры трёх братьев медленно удалялись от разрушенной скалы, растворяясь в необъятной дали саванны и в лучах поднимающегося солнца. Каждый из них уносил отсюда навсегда память о детстве, юности, о своём доме, а также боль по погибшей семье, которую братья уже никогда не увидят. Никому неведомо, куда теперь идти. Одолеваемые тоской и скорбью, братья не хотели сейчас думать об этом. Кибури, Джуви и Зунгу просто шли прямо, безразлично смотря перед собой. Когда солнце уже поднялось высоко, Кибури спросил:

      — И куда нам теперь?

      — Туда, где можно пожить хотя бы временно, — ответил Зунгу. — Вчера — принцы и Король, а сегодня — на положении чужаков. Надо искать приют и пищу.

      — Я никогда не думал, что придётся упасть до положения бродячих, — сказал, подняв голову, Кибури.

      — Есть другие варианты, Кибури? — удивился Зунгу. — Мы всё видели! У нас больше нет родного дома, нам некуда возвращаться. Дальше остаётся рассчитывать только на свои силы и способности. Помните — мы не простые львы, в нас течёт королевская кровь, а способностей и сил у нас хватит! Сейчас мы вместе, а это значит, что мы сможем справиться с любым препятствием. Вот и будем держаться вместе, ясно?

      — Ну куда же мы отпустим своего старшего братишку? — впервые за этот день слабо улыбнулся молчащий до сих пор Джуви. Кибури был согласен с братом, но улыбаться не мог. Не хотел.

      Братья шли долго, почти до заката солнца. Весь день перекипел в зное, ушёл на долгий путь, прерываемый небольшими остановками для отдыха. Поочерёдно братья пытались найти еду, но безуспешно — почему-то на бескрайних территориях не было стад. Чувство голода давало о себе знать урчанием пустых желудков, но заглушить душевную боль оно не могло. Почти весь путь они разговаривали о своей семье, о том, как сложились бы их жизни, не обрушься родной дом, а также о том, как развернётся их жизнь теперь — вдалеке от дома, без семьи… Когда солнце уже начало клониться к закату, когда тени на земле стали удлиняться, Джуви указал лапой куда-то далеко в сторону:

      — Что-то тёмное. Валуны какие-то. Если это так, то, может, остановимся?

      — И так остановимся, скоро ночь уже, — кивнул Зунгу. — Может, там кто-то живёт, но у меня нет желания идти под звёздами. Примут.

      Солнце уже касалось края горизонта, когда братья подошли вплотную. Два больших валуна соседствовали друг с другом, на каждом из них могли поместиться три крупных льва. Между этими останцами можно было укрыться в сильную жару. Зунгу осмотрел землю и принюхался — не было ни чужих запахов, ни следов. Похоже, никто здесь не жил и не появлялся, кроме них.

      — Вот и наш дом на время, — вздохнул Зунгу, подведя итог страшному дню.