Поле с люпинами напоминало коралловый риф, который ласкали душистые волны. Летнее солнце стояло в зените и нещадно палило. Бронзовая черепица небольшого ранчо раскалилась до такой степени, что вот-вот сползёт на водосток, как в известной картине Дали.

Именно тут и устроился Эррон Блэк, найдя себе уголок спокойствия и уединения. Пока в доме стихал переполох, вызванный появлением нового гостя, ковбой удалился в укромное местечко. Он сел на траву, прислонившись спиной к дереву, и покусывал сорванную травинку. Тихое счастье, правда, длилось недолго. Эррона нашли спустя пять минут.

— Вот ты где, таркатан кариозный!

Ребекка плюхнулась рядом с ковбоем, больно ударив его локтем по коленке. В белокурых прядях прямо за девичьим ухом спрятался люпин, а в синих глазах — озорство. Девушка запустила руку в укромное место возле корней, пошарила в траве и достала бутылку с тёмно-янтарной жидкостью. Эррон приподнял бровь, глядя на остатки виски, а Ребекка закатила глаза:

— Мама и Ашраф меня не скоро хватятся. Сейчас они заняты тем, что мучают расспросами нашего нового гостя. Выпьешь со мной?

— За Итана, — ответил ковбой после недолгой паузы и достал свою походную флягу из чёрной кожи.

— За Итана, — эхом отозвалась Ребекка, и её рука на мгновение опустилась.

Краем глаза Эррон наблюдал за тем, как девушка глотнула из бутылки, зажмурилась, а затем вздохнула. Мужчина уловил тонкий запах солода и довольно хмыкнул, зная, что хороший виски не отдаёт спиртом и после него на следующий день не болит голова. Ирония крылась в том, что об этом факте Ребекке когда-то рассказала мать, а не отец.

— Близкие Итана ещё не знают о случившемся? — тихо спросила девушка.

— У него только отец. Ну, и невеста. Не помню, правда, как её зовут… Кэрол, вроде.

— Знала я одну Кэрол! — тихонько фыркнула Ребекка. — Она бесила меня в школе, потому что всегда вела себя как избалованная маленькая богачка. Как-то раз Кэрол подарили куклу на день рождения, и я её окончательно возненавидела.

— Ты возненавидела чужую игрушку, кавалеристка?

— Да нет же! Я вообще терпеть не могла играть в куклы! Предпочитала другие игры. Лазала по деревьям с мальчишками, ела траву на спор и занималась прочими непотребствами...

— Оно и видно, — Эррон насмешливо покосился на бутылку, и Ребекка шутливо ткнула его в бок, прежде чем продолжить:

— Эта кукла была жутко дорогая и до неприличия красивая: с прелестной укладкой, в белом платье с пышными кружевами и в сверкающих туфельках с серебристыми пряжками…

Всё ясно. Эррон сдвинул шляпу на лоб и, прикрыв глаза, устроился поудобнее. Кавалеристка прибежала сюда, чтобы с наслаждением потерзать его нервы. А всё потому что у неё нет сестёр, да и Эррона она давно не видела, вот и соскучилась.

— …и ещё коробка шоколадных конфет, представляешь? Но, вообще-то, я всегда завидовала не дороговизне этих подарков, а тому, что Кэрол получила их от своего отца.

А вот это уже интересно. Эррон слегка повернул голову. Видя, как ковбой вздёрнул пересечённую шрамом бровь, Ребекка растянула губы в грустной улыбке. Так обычно улыбаются те, кто никогда не знал полноценного семейного счастья.

Эррон Блэк хорошо знал, что молодая мисс Кинни была одной из тех, кто никогда не видел своего отца. Её мать весьма неохотно говорила о нём, довольно часто уходила от разговоров, и постепенно Ребекка потеряла интерес к этой неприятной для обеих теме. Ковбой никогда не слышал, чтобы своенравная девчонка упоминала об отце, и задался вопросом: почему она сейчас вспомнила о нём?

— Ты помнишь своего отца, Эррон? Его любимую вещь… характер… Или какой-нибудь совет, который он давал тебе?

— Единственная толковая мысль, которую я услышал от своего нерадивого папаши была такой: «Вы, наши дети, всегда будете для нас, маленькими засранцами, пускай даже вам будет сорок или восемьдесят лет».

— И что ты ответил своему отцу?

— Я ответил ему: «Вот только вы, родители, не осознаёте того, что мы таковыми себя не ощущаем». И ушёл из дома. Мне тогда было семнадцать лет.

— Дурак ты, Эррон, — с горечью протянула девушка, зная, что мужчина не обидится.

— Мой отец был тем ещё мудаком, Ребекка. Вряд ли это был какой-то жизненный совет, в котором я нуждался.

— Да уж, лучше жить без отца, чем с мудаком, — и вновь в голосе девушки промелькнула горечь, смешанная с сарказмом. — Девочкам нужны отцы, Эррон. Не меньше, чем вам, парням.

— А разве я спорю? Нужны, конечно. Но не мудаки.

«Знала бы ты, что именно я и прикончил своего папашу», — подумал Блэк, и впервые от этой мысли ему почему-то стало противно впервые за много лет. Словно вляпался в свежее конское дерьмо.

Его отец был тем ещё подонком. Про скверный характер мамаши даже вспоминать не стоило, и в детстве Эррон частенько не мог определиться, кто из этих двоих невыносимее. Но мать хотя бы не поднимала руку на сына и не была человеком, которого ковбои называют «outlaw»[1].

Избавить отца от затяжных болезней под названием «подлость» и «бесчестие» смогло прекрасное лекарство в виде нескольких гран[2] горячего свинца. Эррон запомнил этот момент на всю жизнь, потому что сам нажал на спусковой крючок.

Далёкие воспоминания из детства прервала Ребекка. Она придвинулась к мужчине ближе, со вздохом положила голову на мужское плечо. Эррон не отстранился, зная, что это действие не несёт в себе никакого тайного смысла. Года четыре назад ковбой списал бы всё на влюбленность, которая возникла у Ребекки при их первой встрече. Но мерный ход времени забрал у Дочери юга и это светлое чувство, оставив ей лишь братскую привязанность к Блэку, а с недавнего времени и вовсе принёс ей тревогу. Отголоски гражданской войны из Внешнего мира дошли и до них. Это волновало Ребекку больше, чем любовь. Девушка переживала за мать, за брата, зная, что некому их защитить, и в то же время поддавалась любопытству, которое свойственно любому молодому человеку.

— Блэк, а ты когда-нибудь промахивался, когда стрелял?

— Ещё бы.

— Врёшь. Ты не можешь быть мазилой. Давай проверим, доставай свою пукалку. Готов?

— Готов, кавалеристка.

Девушка допила остатки алкоголя из бутылки и подкинула её, целясь как можно выше и дальше. Эррон лениво вскинул руку — раздался выстрел, стекло звонко хлопнуло и осыпалось сверкающим дождём. Ребекка восхищенно присвистнула:

— А говорил, что промахиваешься.

Но ведь так и было. Эррон Блэк промахнулся в тот раз, когда впервые взял оружие в руки. Он не смог с первого раза убить человека, сидящего перед ним в кресле. Промахнулся с дальнего расстояния. Злясь на себя, Блэк рванулся ближе, оказавшись вплотную к собеседнику, и навёл револьвер на того, кто смотрел на него с презрительным прищуром.

Выстрел из револьвера произошёл практически в упор, и на коже убитого даже остался отпечаток дульного конца. Эррон несколько секунд смотрел на зияющее звездчатое отверстие на мужском лбу, на отложившуюся копоть с частичками пороховых зёрен. Затем снял дорогую кобуру с пояса убитого, вложил в неё свой револьвер и ушёл.

Очнувшись, Эррон понял, что они оба сидят в странной тишине. Прислонившаяся к его плечу девушка о чём-то думала, ощипывая тонкими пальцами люпин. Чёрную плодородную землю вокруг них и их одежду усеивали разноцветные лепесточки — Ребекка разбрасывала их, как конфетти. Над ними шелестел бук, пытаясь схватить ветвями невидимый ветер.

— Итан никогда не говорил со мной об отце, — внезапно для самого себя признался Эррон. — Он всегда избегал этой темы.

— Почему? — вскинула голову Ребекка. — Вы ведь дружили.

— Его папаша нормальный. Именно из-за этого Итан всегда чувствовал себя неловко рядом с таким безотцовщиной, как я. Он не любил говорить со мной на эту тему и как-то раз сказал, что каждый разговор об отце — это битва, в которой он точно проиграет, несмотря на имеющееся у него оружие.

Ребекка и Эррон молчали довольно долго, наблюдая за ранчо. В окнах белого дома с маленькими чёрными ставнями виднелись силуэты людей, которые обсуждали дальнейшие действия.

Что же делать теперь? Извечный вопрос, на который люди всегда находят ответ, пусть даже рано или поздно.

Спустя полчаса после того, как миновал полдень, мужчина поднялся на ноги. Он спрятал фляжку и убрал револьвер. Пальцы привычно скользнули по вытяжному ремешку, погладили чёрную кожу кобуры, несколько поношенную, но всё ещё находящуюся в отличном состоянии. Вещь отца, которая теперь принадлежит ему.

— Giddy up[3]. Поднимайте свою задницу, мисс Кинни. Мне пора собираться.

— Куда? — недоумённо спросила Ребекка.

Она отбросила общипанный цветок в сторону, схватилась за крепкую загорелую руку. Эррон без усилий поднял девушку на ноги, поправил шляпу и усмехнулся:

— Спасать мир, Дочь юга. Раз уж наши горе-отцы не научили этому своих детей, то нам предстоит сделать это самим.