Два дня паршивого самочувствия – и на вот, теперь связи нет. Утром ещё что-то писал –

7.02

что-то мне неважно, не могу заснуть. но всё в порядке, не переживай!

7.14

не, ничего не помогает. жить буду, обещаю

7.41

на всякий случай скорую вызвал, не переживай, сейчас разберёмся

8.10

ты спи, надеюсь, без звука дойдёт. уехали во вторую городскую, посмотрим, что там как))

9.23

это банально аппендицит, вообще ничего страшного, придёшь ко мне через пару-тройку дней под окошко махать?

Проснулся только к половине десятого – позже обычного, и почему-то так именно сегодня – обычно же на час-другой раньше получается уже с кровати подняться. Написал в ответ спустя буквально пару минут после последнего сообщения - интернет уже отключён, вряд ли прочитает.

Ага, ничего страшного, умник, особенно здорово, когда сам вообще не имеешь опыта с подобными заведениями. Только сейчас задумался о том, что последний раз у врача был на школьной диспансеризации лет семь назад.

Ничего страшного же точно не происходит, тогда почему в животе всё сжалось от какого-то глупого бессилия?

Так, сидение часами под приёмным отделением и попытки выяснить, как там дела вообще, точно не дадут результатов – всё равно даже не родственник, никуда не пустят. И спокойнее это не сделает, скорее, наоборот. Пока сидел, спешно гуглил, сколько можно ждать анализов, сколько длится в среднем операция и сколько можно отходить от наркоза.

Бежать подальше, к окраине города – сначала грохочущая маршрутка (не лучшей идеей было сесть прямо над колесом), дальше вдоль полупустой к вечеру трассы, дальше – мимо бетонного указателя на заброшенный санаторий, мимо пустых зданий, в которых ещё пару лет назад жизнь кипела, по склону вниз – здесь спокойно, здесь всё своё, более домашнее, чем родная квартира в пятиэтажке, кострище, обложенное камнями, бревно сосновое.

Не ожидал от себя, что сюда направится – честное слово, будто истеричка, но успокоиться нужно. Сколько бы ни строил из себя человека старше своих лет, а всё можно списать на юношеский максимализм, как бы ни было неприятно признавать. Вообще – давно не перезагружал мозг в одиночестве, а это, между прочим, бывает полезно.

Костёр разжигается не без труда – мама дома опять переживать будет, что весь в собачьей шерсти и одежда дымом провоняла, но сейчас эта мысль приходит запоздало, как-то, если честно, всё равно уже. Похоже, вечерний туман сделал своё дело, намокли остатки газет и давно принесённых веток, сложенных домиком: жидкий вязкий воздух последние несколько дней почти не нарушается ветром, всё так же, как несколько дней назад, когда сидели здесь вместе, держась за руки. Учились блинчики запускать и грызли сладкий клевер.

Вода ещё тёплая, можно закатать брюки и влезть по крайней мере одними ногами в мокрый песок, постепенно переходящий в мягкое илистое дно: наступаешь – всплывают пузырьки воздуха. Хочется плюхнуться прямо сейчас прямо в одежде в воду и полежать где-нибудь на мелководье. Лежащий на рюкзаке у воды телефон так пока и не сообщил ни об одном уведомлении – хотя прошло уже прилично времени, да и звук включён: специально пришлось выкрутить громкость впервые за несколько, наверное, лет.

Драматизировать уж точно не хочется – вылез из брюк и бессменной кофты, не выжидая, пока тело привыкнет к температуре нагретой за день солнцем, но уже постепенно охлаждающейся воды, зашёл в реку, нырнул - воздуха надолго не хватило, глубоко не вдохнуть. Желудок напоминает о себе в неподходящее время - только тут доходит, что за день почти не ел.

я не вижу зла, не слышу зла и не говорю о зле

Вспомнилось, как ходили вместе по железнодорожным путям, ведущим к полузаброшенному заводу – красивому краснокирпичному зданию. Сначала он долго про узкоколейки рассказывал и про проект Трансполярной магистрали, но при виде первой опоры линий электропередач голубые глаза загорелись:

– Знаешь, тебе, может, неинтересно...

– Интересно, продолжай.

– ...так вот, различают всего пять классов линий: вон там виднеются самые низковольтные, на них по пять проводов. У них ещё характерные такие изоляторы – белые, как там, ещё бывают прозрачные. Если напряжение надо к трансформатору подвести, то там линии уже другие и напряжение другое: встретим – обязательно покажу.

– Давай, угу, – в жизни бы не подумал, что станет с неподдельным интересом слушать про подобное. Вообще как-то обычно не доводилось подолгу слушать людей: до этого общение в основном строилось или со шпаной во дворе, или с немногословными мамой и дядей. Так и сам вырос немногословным.

– Определять напряжение, кстати, необязательно по изоляторам, можно посмотреть на то, что написано на опоре, там разные буквы указывают на разное напряжение, а в нижней строчке будет написан номер самой опоры.

Хороший. Когда рассказывает про что-то, в чём подробно разбирается – слушать хочется всегда, пусть даже сам можешь ни черта в теме не понимать.

Скорее бы снова про линии электропередач от него послушать. Или ещё про что-нибудь.

Вода на глубине совсем холодная: здесь ключи; на маленькой косе ближе к середине реки можно найти белемниты – они же чёртовы пальцы, – если с течением справишься. Здесь, видимо, было дно доисторического моря. Наверное, про это он, в свою очередь, тоже рад будет узнать – если ещё раньше со всем этим сам не разобрался: иногда складывается впечатление, что знает он всё обо всём. Так и получилось – пока один лазал по стройкам и на спор плавал с пацанами через быструю речку, второй отсиживался дома или на своём дурацком пеньке с книжкой. Дома было сложно находиться – что-то там до сих пор есть гнетущее, что ли. Дядя исчез, интересно, жив ли он до сих пор – а так привносил долю пикантности в жизнь; мама всё так же где-то пропадает: спустя годы уже как-то сложно спросить, где, собственно. Хотя, конечно, успела закрасться пара предположений, верить в которые совсем не хотелось бы.

Звонит телефон: бегом выбрался из воды, наскоро вытер руки об рюкзак, принял вызов. В трубке тихо – неспокойно, что-то не так. Никто не отвечает.

Сбросил, перезвонил – взял трубку только секунд через двадцать, но взял всё-таки.

– Oh, you're finally awake, – будем просто надеяться, что до Скайрима у него руки тоже дошли, – живой?

– Извини, щекой позвонил. Спал, – голос слабый, но очень правильный: всё точно в порядке. – Не заставил волноваться?

Ну да, времени прошло на несколько часов больше, чем предполагалось.

– Всё, спи давай дальше, тебе бы отдохнуть сейчас. Напишешь, как оживёшь.

В груди тепло.