Уже через два дня Цзян Чэн был полностью готов к отбытию. Вещи собраны, одобрение матушки получено, а отец терпеливо объяснил, как вести себя в дороге и по прибытии в Цинхэ. Всё было прекрасно, кроме одной очень значительной детали — Вэй Усянь. Цзян Чэн считал, что брат отправится с ним, ведь они всегда вместе, и это само собой разумеется, однако в отношении ученика госпожа Юй оказалась непреклонна. В самое неподходящее время она узнала о его ночных вылазках и пьяных проделках, поэтому наказала со всей строгостью и запретила мужу брать мальчишку с собой. И это совсем не то, чего хотел Цзян Чэн, ему было по-настоящему жаль Вэй Усяня, потому что тот искренне хотел встретиться с другом. Несмотря на досаду и внутренне несогласие, никто не посмел пойти против слова хозяйки Пристани Лотоса. Тем более, все понимали, что наказание было хоть и жестоким, но заслуженным.

Небольшая делегация отбывала ранним утром. Дипломаты и помощники-адепты уже были готовы и ждали только приказа Главы Ордена. Вэй Усянь, взъерошенный и невыспавшийся, и Янли вышли проводить брата с отцом.

— Удачной дороги. И обязательно передай то, что я просил А-Сану! — Вэй Усянь, на удивление, не выглядел слишком расстроенным или унылым, — Повеселитесь там без меня!

— Хорошо, но, думаю, нам будет не до веселья. Я еду помогать отцу.

Вэй Усянь выразительно взглянул на Цзян Чэна и совершенно точно не поверил ни одному его слову. Как же. Где Не Хуайсан — там всегда праздник и праздность. Покивав головой, как бы соглашаясь, Вэй Усянь в знак поддержки несильно хлопнул брата по плечу. Цзян Чэн поморщился и стукнул в ответ. Но душа его успокоилась. Этот непримечательный жест означал, что брат не держит обиду. Дышать стало легче.

— А-Чэн, ты готов? Взбирайся на меч, сейчас будем отправляться.

— Да, отец.

Цзян Чэн без промедления оказался на мече. Он уже предвкушал эти несколько шиченей (1) свободного полёта под покровом голубых небес. К тому же этот путь вёл к Не Хуайсану, и от одной мысли об истинной цели посещения Нечистой Юдоли у Цзян Чэна скручивало живот. Ему было одновременно стыдно за обман и радостно из-за скорой встречи. Погода стояла летняя, тёплая, радующая утренней прохладой, так что Цзян Чэн оживился.

Цзян Фэнмянь в стороне говорил с Вэй Ином и Янли. Успокоив дочь скорым возвращением, он с лицом полным сожаления и неловкости прощался с Вэй Усянем. Прищурив глаза, Цзян Чэн против воли смотрел на эту семейную сцену. Это всё ещё казалось немного ранящим и отчасти вызывало зависть, однако он понимал. Цзян Чэну тоже не хотелось так расставаться с братом (несмотря на его дурной характер и горячую голову). Но время пришло. На прощание потрепав ученика по волосам, Цзян Фэнмянь жестом приказал взлетать. Заклинатели взмыли вверх, образуя клин, чтобы было легче преодолевать воздушные потоки. Глава, как положено, занял место впереди, а Цзян Чэн подле него. Окружённый дипломатами и чиновниками, он чувствовал себя немного странно и неуместно, как будто все эти люди пристально смотрят на него, внутренне оценивая и порицая за каждое неуклюжее действие. Выпрямившись на мече и приняв стойку, Цзян Чэн приказал себе успокоиться. С каждым чи (2) поднимаясь выше в небо, он чувствовал, как туго натянутая струна внутри постепенно ослабевает.

С напряжённой улыбкой Цзян Чэн наблюдал за отдаляющейся Пристанью Лотоса. С земли ему махали маленькие человечки — брат и сестра. Он поднял руку и неловко махнул им в ответ. И после устремился только вперёд.

К полудню Цзян Чэн начал уставать, теряя былой запал. Удерживаться на мече стало сложнее, да и погода не щадила. Жаркое летнее солнце палило, но холодные потоки ветра продували до костей. Контраст температур изматывал. Однако, оглядываясь на других, Цзян Чэн не мог найти в строгих серьёзных лицах хоть толику усталости. Заклинатели Юньмэн Цзян летели тем же стройным клином и быстрым темпом и, казалось, совсем не чувствовали дискомфорта.

— Всё хорошо, Цзян Чэн?

Цзян Фэнмянь повернул голову к сыну и внимательно на него посмотрел. Мальчик мгновенно вскинулся и прибавил скорости. Он не хотел сдавать, не хотел подводить отца, поэтому бойко ответил:

— Да-да! В порядке… Могу лететь дальше!

Глава ордена задумчиво кивнул и отвернулся. Цзян Чэн старался следить за скоростью и прикладывал достаточно сил, чтобы не отстать. Вдруг клин замедлился. Ощущая облегчение, Цзян Чэн вместе с тем сгорал от стыда. Отец понял, что ему тяжело… Из-за него все остальные буду добираться до Цинхэ Не дольше. Какой позор! А ведь сам напросился! Цзян Чэн полностью сосредоточился на полёте, не растрачивая силы на лишние мысли. Он не посмел бы ещё раз ударить в грязь лицом перед отцом и чиновниками, поэтому прикладывал все усилия, которые мог. В этот момент Цзян Чэн казался непоколебимым, однако внутри него медленно тлел огонёк чувств. Теплом и лёгкой щекоткой по меридианам бежало предвкушение встречи. Это было почти невольно! Но Цзян Чэн не отводил цепкого взгляда от синеющей линии горизонта в надежде скорее увидеть Нечистую Юдоль.

Когда закатное солнце заливало небосвод желтизной и киноварью, Цзян Чэн, прищурив глаза, смог разглядеть очертание башен резиденции. Сердце подпрыгнуло в груди. Измотанный и загнанный, как ездовая лошадь, он всё-таки не смог сдержать маленькой улыбки. Очертания становились чётче, ярче, Цзян Чэн уже мог разглядеть резные узоры на крышах и суровые бойницы. Отец приказал снижаться. Перед Цзян Чэном раскинулась чёрная громада-крепость. Увиденное настолько впечатлило, что он осоловело глазел по сторонам: на площадку, внутренний двор, плац, павильоны и длинные галереи. Заклинатели Цинхэ обступили прибывших, впереди стоял сам Глава Ордена. Их фигуры, загораживающие догорающий солнечный свет, были похожи на валуны. Цзян Чэн замешкался, но тут же взял себя в руки и вежливо поклонился.

— Приветствую Главу Ордена Юньмэн Цзян, — звучный бас Не Минцзюэ заставил всех затихнуть, — И юного господина из Ордена Юньмэн Цзян.

В конце его голос прозвучал насмешливо, однако по лицу и приятной косой ухмылке Цзян Чэн понял — оскорбляться не на что. Не Минцзюэ был жёстким, но вовсе не злым человеком, это точно. Цзян Фэнмянь мягко улыбнулся и почтительно ответил:

— Благодарю за радушный приём Главу Цинхэ Не. И приветствую молодого господина…

За всей этой сумятицей Цзян Чэн не заметил самого главного. Не Хуайсан выглянул из-за широкой спины брата и, щуря хитрющие глаза, сначала поклонился Цзян Фэнмяню, а потом резво бросился другу на шею. Не Минцзюэ даже не успел схватить брата за шиворот, тот вывернулся и повис на Цзян Чэне, отбросив все условности.

— Цзян-сюн! Я так рад, так рад, что ты прилетел! Ты только послушай…

Цзян Чэн чувствовал, как чужие руки чересчур крепко сдавливают тело. Стало трудно дышать, и подкосились ноги. Пока они оба не упали, Цзян Чэн попытался выбраться из объятий, но у него ничего не вышло. Уже заваливаясь на бок, он прокричал:

— Да отпусти же ты!

И тут же ощутил свободу и землю под ногами. И крепкие руки на плечах. Лицо Не Хуайсана было напротив его собственного и светилось такой широкой улыбкой, что Цзян Чэн покраснел. Вдруг он осознал, что все на них смотрят, и неловко кашлянул. Резко сбросив руки друга с плеч, Цзян Чэн восстановил дистанцию и заговорил:

— Я тоже рад тебя видеть, но давай обсудим всё позже.

Не Хуайсан уловил его настроение и, глянув по сторонам и заметив недовольное лицо брата, исправился. Смягчил улыбку, выпрямился и подобающе поклонился.

— Конечно.

Не Минцзюэ вздохнул, а Цзян Фэнмянь понимающе приподнял брови и пожал плечами. Цзян Чэн отказывался понимать, что это значит. Он устал в пути и был слишком взволнован прибытием и встречей с другом. Однако едва Цзян Чэн бросал взгляд на Не Хуайсана, бушующее море его души успокаивалось. Тот казался странно родным и тёплым в свете закатного солнца в своих зелёных одеждах. Наверное, это было слишком… В итоге, когда закончились формальные приветствия, Цзян Чэн просто позволил Не Хуайсану схватить его за руку и увести. Глупо, небрежно, неоправданно. Отец не будет злиться, это Цзян Чэн знал точно, поэтому с виной в сердце позволил себе поддаться слабости. Рука Не Хуайсана была мягкой и нежной, но держала цепко, как величайшее сокровище — именно такие руки Цзян Чэн помнил. И только сейчас понял, насколько скучал. Оказывается, он невыносимо, до боли в сердце скучал по рукам, улыбкам, веерам и дурачествам.

Цзян Чэн был не в силах сдерживать эти чувства, так что, когда они достаточно отдалились от старших, набросился на друга. Он с наслаждением (и немного мстительно) ерошил жёсткие волосы, с трудом уложенные в аккуратную причёску, и слушал визги Не Хуайсана. Музыка для ушей!

— Цзян-сюн, пусти… Ну, Цзян-сюн, я не могу больше! Хватит!

— Ты чего? Я просто хотел поправить волосы.

— Ах ты так!

Не Хуайсан ловко ударил по рёбрам и Цзян Чэн отскочил, примирительно подняв руки. Он чувствовал себя хорошо и вольно, не сдерживал улыбки, и даже рассерженное лицо Не Хуайсана из-за этого вдруг переменилось. Хотя причёска была безнадёжно испорчена, украшение сбито на бок, а косы растрёпаны, юноша засмеялся и первый полез к другу за коротким объятием.

— Спасибо, что прилетел. Я рад тебе от всего сердца, Цзян-сюн.

— Да, конечно… — Цзян Чэн смутился и замялся, — И Вэй Усянь! Точно, он просил передать тебе… У него не получилось прилететь с нами, но вот письмо.

Он вытащил из выреза ханьфу небольшой лист бумаги, неаккуратно свёрнутый, забрызганный кое-где тушью. Не Хуайсан сразу узнал почерк Вэй Ина и трепетно забрал письмо себе, удовлетворённо кивнув. Это было в стиле Вэй Усяня.

— Хорошо, благодарю. Жаль, что его не будет с нами. Я бы хотел собраться, как в Гусу, чтобы все вместе!

Цзян Чэн неопределённо мотнул головой. Что ж, в этом не было ничего неожиданного. Ощущая горечь внутри, Цзян Чэн тоже думал, что без Вэй Усяня всё совсем не то. Не так. Может, Не Хуайсан был бы более счастлив, увидев Вэй Ина. В конце концов, только благодаря ему они подружились и держались вместе.

— Но ты здесь, Цзян-сюн.

Прикосновение руки Не Хуайсана обожгло. В довольно прищуренных тёмных глазах Цзян Чэн видел своё отражение и с трудом мог отвести взгляд. О боги и бессмертные, он был так слаб, так жалок!

— Цзян-сюн, пойдём. На кухне готовят ужин, и мы можем стащить пару горячих булочек, погулять по резиденции. Хочешь, я покажу тебе кое-что? Давно тебя не видел, ужас! Мне столько надо рассказать! Главное ничего не забыть…

— Да-да. Я с тобой.

Не Хуайсан снова хохотнул и, схватив друга, потянул за собой.

До ночи они бродили между павильонов, казарм и залов. Цзян Чэн был настолько поглощён другом и новыми впечатлениями, что опомнился только тогда, когда на небе зажглись первые звёзды. Он растерялся. Глупо смотрел то на задний двор, то на украденные с кухни маньтоу, лежащие на шёлковом платке, то в небо, и не мог понять, отчего так быстро пролетело время. Сидя на прогретой солнцем веранде и дожёвывая булочку, Цзян Чэн глубоко вдохнул свежий ночной воздух и осознал, что не хочет это прекращать. Он готов бесконечно любоваться скудным пейзажем заднего двора вместе с Не Хуайсаном. Чувствовать приятное покалывание от их едва-едва соприкасающихся пальцев… Звёзды горели особенно ярко, так что можно было пересчитать все созвездия, а половинка луны светила мягко, спасая от темноты. Зашелестели листья, и рука Не Хуайсана вдруг стала ближе. Его пальцы накрыли пальцы Цзян Чэна. Переплелись. Оба затаили дыхание. Цзян Чэн не мог пошевелиться, в его голове разом образовалась пустота. Стало нестерпимо душно.

Это не было похоже ни на один из вечеров, которые они проводили вместе в Гусу.

— Цзян-сюн… Я насчитал пятьсот двадцать (3) звёзд, — протараторил Не Хуайсан и со странным выражением лица повернулся к другу, — А ты?

Цзян Чэн уловил его движение и тоже повернулся. Лицо Не Хуайсана было красным, глаза, раскрытые как в удивлении, блестели, а рот искривился в напряжённой улыбке. Не зная, что ответить, Цзян Чэн онемел. Он продолжал держать Не Хуайсана за руку, но ни слова не мог вымолвить.

Вдруг он дёрнулся и вскочил. Друг поражённо протянул руку вслед, желая удержать.

— Прости, прости я… Я должен идти! Меня отец ждёт, да и уже поздно!

Прокричав это, Цзян Чэн сбежал. Он стремительно удирал, перепрыгивал кусты и перила, хлопал дверями и, кажется, сделал пару лишних поворотов. У него не было сил оглянуться. Душу охватило тягостное смятение, смущение грело щёки, страх сковал меридианы. Цзян Чэн пытался отдышаться и обдумать внезапное признание. Мысли разлетались, в голове крутились только слова Не Хуайсана, его неуверенное «а ты?», сорвавшееся с блестящих губ. Его образ, его лицо, тепло его рук, дрожащий голос — всё возвращало назад, заставляло хвататься за голову и думать, думать, думать, снова и снова.

— Сын? Что ты здесь делаешь? Где молодой господин Не?

Голос отца вернул в реальность. Цзян Чэн затравленно глянул на него из-под нахмуренных бровей. Кажется, он совершил самую большую глупость в своей жизни.

— Всё хорошо. Мы с А-Саном разошлись… Спать очень хочу, — Цзян Чэн изобразил зевок и потёр глаза, — Извини, что сегодня отлынивал от работы! Завтра буду следовать за тобой, обещаю!

Взгляд Цзян Фэнмяня смягчился:

— Конечно, завтра нас ждёт много дел. Пора отдыхать, пойдём. Глава Ордена Не выделил нам замечательные гостевые покои.

Цзян Чэн последовал за отцом. На него навалилась усталость: перелёт был трудным, да ещё беготня с Не Хуайсаном по всей резиденции отняла много сил. Одновременно с тем изнутри желчью поднималось чувство вины. Хотелось упасть на подушки и скорее закрыть глаза, чтобы забыться. Цзян Чэн корил себя и ругал последними словами за трусость, глупость, слабость. Он был уверен, что заслужил несколько ударов Цзыдянем.

Не Хуайсан действительно… Сказал то, что сказал?

Цзян Чэн шёл за отцом и смотрел ему прямо в спину. Чувствуя его взгляд, Цзян Фэнмянь оборачивался ещё несколько раз. Это было неловко, Цзян Чэн на немые вопросы отца только качал головой, однако на самом деле его распирало от переживаний. Держать язык за зубами оказалось сложно. Цзян Чэн понимал, что отцу не было до него и его чувств никакого дела, они никогда не были особенно близки, поэтому смолчал. Тем более, Цзян Фэнмянь бы не понял. Цзян Чэн сам мало понимал. То, что было между ним и Не Хуайсаном можно назвать довольно странным. Или неприемлемым. Всё-таки они оба являлись наследниками крупных кланов и не должны были позволять себе такие опрометчивые чувства… Но Цзян Чэн противоречил своим же внутренним укорам и всё ещё ощущал призрачное прикосновение пальцев Не Хуайсана, и этого было достаточно, чтобы лишиться душевного равновесия. Внутри роем вились одни и те же мысли. Тёмный двор, нагретая дневным зноем веранда, Не Хуайсан, его глаза, его слова, шум ветра — всё смешалось в голове Цзян Чэна и не давало покоя.

— Спокойной ночи. Слуги разбудят тебя ранним утром, будь готов.

Цзян Фэнмянь кивнул сыну и скрылся за дверями комнаты.

— Да, конечно!

Цзян Чэн с твёрдой уверенностью вошёл в выделенную ему комнату и сразу рухнул на кровать. За ширмой стояла бочка с тёплой водой, но она осталась нетронутой. Ему ничего не хотелось, сил хватило только на то, чтобы стянуть сапоги. Сложив руки на животе и воздействуя на дантянь, Цзян Чэн смотрел в потолок. Он пытался установить глубокий медленный ритм дыхания и повлиять на течение ци. Тишина давила. В ней мысли сгущались, становились ещё более безудержными и пугающими. Десять тысяч водных гулей! Цзян Чэн действительно боялся! И злился из-за глупого страха. Спать расхотелось совсем. Через окно хорошо была видна луна и сейчас она казалась нестерпимо яркой. Это раздражало.

Что, если бы Цзян Чэн не был таким трусом?

Что, если бы он ответил на признание Не Хуайсана?

Что, если ему… хотелось ответить?

Отвернувшись от света, Цзян Чэн попытался уснуть. Укрылся одеялом, старался глубоко дышать и отдаться спокойствию мягких подушек. В Нечистой Юдоли всё пахло иначе, чем в Пристани Лотоса, не неприятно, но необычно. Цинхэ Не был расположен вдали от крупных водоёмов, поэтому в воздухе не чувствовались знакомая влажность, сырые листья и травы, мокрое дерево. Цзян Чэн принюхался: сухо, терпко, густо. Так пахнет трава, высохшая под палящим солнцем, и прогретая, тёплая древесина.

Так пах Не Хуайсан.

Будучи не в силах это выносить, Цзян Чэн снова сел, гневно выдохнув через нос. Он избавился от одеяла и подушек, встал, походил по комнате. Ему нужно было решить и более не сомневаться, ведь сомнения никогда не приводили ни к чему хорошему. На ум пришёл Вэй Усянь. Что бы он сделал? Как поступил? Хотя, зачем гадать, когда Цзян Чэн весь прошлый год наблюдал его весенние игрища с Лань Ванцзи. Фу, какая всё-таки гадость.

Цзян Чэн зашёл за ширму и опёрся руками о чан с водой. В ней всё ещё можно было помыться и не замёрзнуть, но он просто смотрел на своё отражение. Водная гладь изгибалась, шла рябью, Цзян Чэн в ней ломался и расплывался. Зачерпнув немного воды, юноша обрызгал лицо. Стало лучше. Отражение, разумеется, не дало никаких ответов, лишь уверило в бессмысленности происходящего. О воду с досадой хлопнулась ладонь. Цзян Чэн никогда не был и не будет Вэй Усянем! Он не мог довольствоваться развлечениями, которые подобны мелькнувшей тени. В его жизни не было места неопределённости, заигрываниям, тайным письмам и тайным свиданиям — всему тому, что неизбежно ждало его вместе с Не Хуайсаном.

«Я люблю тебя» — внутри эти слова звучали естественно. Как будто были созданы для того, чтобы Цзян Чэн говорил их ему. Нежно. Ласково. От всего сердца.

Это было безнадёжно.

Присев на софу, Цзян Чэн до утра не сомкнул глаз. Служанки нашли его утром в полудрёме, поспешно разбудили и принесли сменную одежду. Одновременно несколько крепких слуг втащили воду, и Цзян Чэн не отказался освежиться. Купание сняло ночную усталость, но в голове стоял туман. А ведь предстоял тяжёлый день… Решившись до встречи с другом больше о нём не думать, Цзян Чэн послушно готовился к выходу. Отец уже ждал его.

— Вчера я с Главой Не успел обсудить дело в общих чертах. Сегодня предстоит осмотр местности, где завелись твари и сгущается тёмная энергия, а после поиск путей решения. Хорошо, если всё обойдётся, и мы сможем взять ситуацию под контроль уже к завтрашнему утру.

— Хорошо, я понял. А что делать мне?

— Ничего особенного, не волнуйся. Просто следуй за мной и наблюдай, возможно, твои идеи окажутся полезными. По окончании составишь отчёт о деле и предоставишь мне и госпоже Юй.

Цзян Чэн кивнул. Для помощи в межклановой миссии звучало довольно легко, но расслабляться не следовало. Так Цзян Чэн последовал за отцом. Он был полностью сосредоточен на предстоящей работе и гнал прочь все мысли, связанные с Не Хуайсаном. Учитывая, что Цзян Чэн находился в его доме, в котором каждая мелочь, вроде ваз с цветами то тут, то там, напоминала о хозяине, было сложно. Главное не наткнуться на него сейчас. Цзян Чэн прислушивался к топоту и шороху одежд, чтобы издалека узнать Не Хуайсана и сделать… что-нибудь. Что-нибудь отчаянно глупое, вроде побега. Или спрятаться за спину отца. Цзян Чэн не смог решить, что из этого является более позорным. Но Цзян Фэнмянь уверенно вёл сына к выходу, и по счастливой случайности Не Хуайсан не попался им по пути. Цзян Чэн почти выдохнул, как очередная дверь с грохотом распахнулась.

— Иди ты к демонам с такими замашками! Я сказал, что не позволю, значит этому не бывать!

— Дагэ!..

— Марш на тренировочное поле. И чтобы сегодня не выпускал из рук саблю, иначе.!

Не Хуайсан вылетел в коридор под оглушительный крик Не Минцзюэ. Цзян Чэн невольно содрогнулся. Голос старшего Не заставил подобраться и замереть.

— И не подумаю!

Прокричав в ответ, Не Хуайсан поспешно побежал по коридору прямо на Цзян Чэна. Их взгляды пересеклись. Друг, на удивление, ничего не сказал, только поджал губы и сильнее нахмурился. Он не остановился, не поклонился ни Цзян Чэну, ни Цзян Фэнмяню, стрелой пролетев дальше. Ошарашенный, Цзян Чэн обернулся, но не смел пойти следом. Отец положил руку ему на плечо:

— Семейные драмы. Оставь.

Возможно, ему действительно не стоило лезть. Но в этот момент Цзян Чэн не узнал своего друга. Это тот Не Хуайсан, который плакался о том, что брат переломает ему ноги? Тот Не Хуайсан, который жаловался на жестокого дагэ и трясся от страха? Быть не может. Это даже не смешно! Цзян Чэн не мог и рта раскрыть под тяжёлым взглядом Не Минцзюэ, а слабенький неспособный младший братец только что открыто возражал ему!

— Кто там? Входите.

Цзян Чэн несмело заглянул в зал. Один из столов был опрокинут, чернила разлились по полу, а бумаги разлетелись. В углу лежали осколки вазы и рассыпавшиеся цветы. В воображении Цзян Чэна подобная хаотичная картина весьма подходила недавней ссоре. Выглядело жутковато. Не Минцзюэ, который был неудержим в приступе гнева, стоял в центре беспорядка и пытался привести в норму дыхание. По его крепко сжатым кулакам и хмурому лицу читалась непрошедшая злость. Хорошо, что у него не было под рукой сабли, иначе малыми разрушениями бы дело не обошлось. Цзян Чэн много раз слышал от Не Хуайсана, будто Не Минзцюэ пускает в ход Бася не только на поле битвы. Убеждаться в этом лично он не имел никакого желания.

Цзян Фэнмянь вежливо поздоровался, изобразив самое миролюбивое выражение лица:

— Доброе утро, Глава Не...

— Да уж, доброе.! — Не Минцзюэ хмыкнул и сложил свои огромные руки на груди, — С таким младшим братом меня искажение возьмёт раньше срока!

— Ну что вы, не горячитесь. Это же дети, все мы вели себя также когда-то.

Почувствовав себя вдвойне неловко, Цзян Чэн потупил взгляд. Он не сомневался, что произошедшее отчасти вина Не Хуайсана, но всё равно беспокоился за него. Даже такой дурак как он не заслуживает попасть под горячую руку Не Минцзюэ.

— Гуй с ним! Все готовы к вылету?

— Да, адепты уже ожидают на площадке.

— Хорошо.

Не Минцзюэ посмотрел на Цзян Чэна. Тот тяжело сглотнул. Смурной, как туча, Глава Ордена Не неопределённым взмахом руки выразил «делайте что хотите» и поспешил к выходу. Казалось, теперь присутствие Цзян Чэна ему не особенно нравилось, но и выпроводить мальчишку, чтобы глаза не мозолил, он не мог.

Когда Не Минцзюэ отдал последние распоряжения заместителю, который принёс его саблю, все приготовились взлетать. Адепты и адептки Цинхэ Не выстроились по порядку, безукоризненно исполняя безмолвные приказы Главы. Дисциплина произвела на Цзян Чэна небывалое впечатление. Безусловно, в его Клане тоже были суровые порядки, а госпожа Цзян лично воспитывала в учениках покорность, но это… Недоумение вызывало только то, как в таком Ордене мог вырасти кто-то вроде Не Хуайсана. Слабовольный и изнеженный, он словно был подкидышем в родной семье.

Цзян Чэн вернулся мыслями к недавнему происшествию и едва не прозевал взлёт. Вскочив на меч, он вместе со всеми поднялся в небо. Окрестности Цинхэ были незнакомыми, поэтому Цзян Чэн старался внимательнее смотреть по сторонам. А Не Хуайсан… С ним Цзян Чэн решился встретиться позже. Волнение в груди всё не утихало, мысли вертелись вокруг него, и сопротивляться этому не было сил. Расставаться с ним так не хотелось, вернее, расставаться не хотелось вообще. Цзян Чэн не мог изменить обстоятельства, однако выбрал быть смелым для Не Хуайсана, потому что Не Хуайсан стал смелым для него. Он верил, что так достойно и правильно.

И, возможно, в Незнайке из Цинхэ действительно было гораздо больше от рода Не, чем предполагали все вокруг…

Уставший и голодный, Цзян Чэн приземлился на площадке резиденции только на исходе часа козы (4). Ноги казались неподъёмными, духовные силы истощились. Он не думал, что это будет так напряжённо. Сначала заклинатели разделились на группы и осматривали местность с воздуха, потом пришлось побродить по лесам, в которых обнаружилось несколько десятков слабеньких тёмных духов, и пока не сразили всех, миссия не могла продолжаться дальше. Перелёт, стычки с нежитью, снова перелёт, снова нежить — это казалось Цзян Чэну бесконечным! Когда, наконец, нашёлся тёмный артефакт, притягивающий нечисть, он заулыбался от облегчения. Большая часть работы была проделана, обезвреживанием занялись опытные заклинатели, в первую очередь, главы кланов и их приближённые, а подробное расследование ложилось исключительно на Цинхэ Не. Раньше Цзян Чэн не понимал многих бюрократических вещей, но теперь… Что ж, он едва мог заставить себя запомнить всё необходимое для отчёта, не говоря уже о том, чтобы сесть и написать его. Голова болела от мыслей. Наверное, он немного перестарался, пытаясь сделать это идеально.

— Глава Цзян, нас ждёт ещё много работы, — Не Минзцюэ нахмурился и с силой надавил на лоб, снимая напряжение, — К бумагам перейдём позже, сейчас лучше подумать над уничтожением магической силы артефакта.

— Соглашусь, Глава Не. У меня уже есть несколько идей…

— Хорошо, значит, обсудим у меня в кабинете. Ещё попрошу Мэн Яо поискать записи с подобными случаями в библиотеке, они могут пригодиться. И отпусти мальчишку уже, он на ногах еле держится!

Услышав, что речь о нём, Цзян Чэн подскочил и обернулся. Он хотел возмутиться, но возражать Не Минцзюэ, пожалуй, было не очень разумно. Особенно, если он прав. Цзян Фэнмянь теперь тоже обратил внимание на состояние сына и растеряно охнул.

— Цзян Чэн, дальше мы справимся сами, отдыхай.

— Но отец…

— Завтра полетишь с нами и посмотришь, как мы закончим дело. А сейчас прошу тебя отдохнуть.

Отец настаивал. Цзян Чэн вынужденно согласился, поклонился Главам Орденов и оставил их. Раз уж его спровадили, он не собирался настаивать и раздражать отца и Не Минцзюэ. Нужно было заняться отчётом. Незаметно подошедшая служанка предложила проводить до комнаты. Собираясь идти за ней, Цзян Чэн уловил взглядом мимолётное движение. За углом одного из павильонов скрылась фигура. Юноша замер. Он не мог не узнать праздничные широкие рукава (такие в Цинхэ даже женщины носили редко) и очертания веера.

— Молодой господин?

Тяжело вздохнув, Цзян Чэн мысленно смирился с тем, что отчёт придётся отложить. Он должен был поговорить с Не Хуайсаном.

— Ты свободна, не нужно меня провожать.

Он рванул с места, чтобы не упустить друга. Нечистая Юдоль с её многочисленными павильонами, пристройками, бараками и залами всё ещё казалась лабиринтом. Обогнув здание, Цзян Чэн увидел площадку и скрывающуюся за очередным поворотом тень. Это навело на мысли о догонялках. В Гусу они втроём частенько так дурачились, но сейчас было не до этого, поэтому он только цыкнул. Не Хуайсан играет с ним? Доиграется ведь! Цзян Чэн в их общих догонялках всегда выигрывал.

Повернув ещё пару раз, Цзян Чэн понял, что друг привёл его к той веранде, где они сидели прошлым вечером. Не Хуайсан сидел на корточках на земле и не обращал на Цзян Чэна никакого внимания.

— Эй, что ты делаешь?

Возможно, это было слишком грубо. Цзян Чэн тут же нахмурился и прикусил язык — он не собирался всё портить дважды.

— Не Хуайсан, — друг даже не пошевелился, — Хорошо, А-Сан. Не-сюн?

Тот вдруг хохотнул и повернулся к Цзян Чэну со сдержанной улыбкой:

— Прекрати, не издевайся, пожалуйста. Не нежничай, если не привык.

С груди будто сдвинули тяжёлый камень. Цзян Чэн смутился и неловко присел рядом. Взглядом спросил разрешения придвинуться ближе, и Не Хуайсан благосклонно пожал плечами. Они сидели так близко, что чувствовали духовную энергию друг друга. Стало тепло и уютно.

Цзян Чэн избегал смотреть в глаза друга, поэтому уставился на то, что было перед ним. И, кажется, это… росток? Цзян Чэн не был уверен, поэтому спросил:

— Что это?

— Акация. Я хочу сделать здесь сад и это мой первый шаг.

— Что?! Ты серьёзно?

Не Хуайсан резко повернулся к Цзян Чэну, так что они едва не столкнулись лбами, но чуть отпрянул. Его тёмные оленьи глаза блестели, Цзян Чэн видел в них своё растерянное лицо. Не Хуайсан, в отличие от него, был решителен.

— Да, я не шучу. Мы из-за этого утром поругались с дагэ. Он увидел отчёт с растратами, и там были деньги, которые я решил взять из казны Клана, чтобы всё обустроить и купить растения. И дело даже не в деньгах, потому что дагэ может позволить мне купить что угодно другое! Оружие, одежду, украшения, информацию…

— Он так кричал, потому что ты… хотел устроить сад в резиденции?

— Ты тоже считаешь это странным? — неожиданно спросил Не Хуайсан, а затем отвернулся и снова принялся копаться в земле.

Он приглаживал небольшой холмик со стебельком. Это выглядело мило. Цзян Чэн действительно задумался над ответом. Он чувствовал, что сейчас каждое его слово важно. Одновременно он не мог оторвать взгляд от рук Не Хуайсана: на нежные ладони налипла грязь и веточки травы, под ногти наверняка забилась земля, но он упорно продолжал делать это сам. Дыхание спёрло. Не Хуайсан вкладывал усилия и часть души в то, что любил, это было очевидно. Любил, хах.

— Может быть. Ты на самом деле странный. Но какая тебе разница, что думаю я? Или кто-то ещё? В смысле, учитель Лань пытается исправить тебя уже три года, и у старика всё никак не выходит. Даже Минцзюэ-гэ не в силах тебя изменить. Так что, вероятно, это просто не имеет смысла. Понимаешь?

Горло Цзян Чэна сжало спазмом. Он сам не мог поверить в то, что наговорил. Всё тело покрылось испариной, стало нестерпимо жарко, и он ослабил ворот ханьфу. Не помогло. Не Хуайсан остановился, затих. На Цзян Чэна впервые смотрели таким взглядом; от него разбивалось сердце и слёзы наворачивались на глазах. Не Хуайсан без труда увидел самую душу, обнажённую предельной искренностью.

— Какой же ты всё-таки добрый, Цзян-сюн! Я люблю тебя.

Он не мог сбежать. Ноги онемели, язык будто прирос к нёбу. Цзян Чэн не был готов услышать это честно, открыто, глаза в глаза. В словах Не Хуайсана было столько нежности и теплоты, что он почти задохнулся. Лицо Цзян Чэна выражало полнейшее отчаяние, и он со всей дури приложился лбом о лоб друга. Боль отрезвила. Не Хуайсана забавно ойкнул и сморщился.

— Прости за то, что ничего не объяснил вчера. Я не должен был так поступать. Но мы… Мы не можем поступать так опрометчиво…

— Ничего. Всё нормально, правда! Я понимаю.

Его руки, его глаза, его голос, его запах, его тёплая кожа, его любовь. Цзян Чэн сходил с ума. Не Хуайсан был прямо перед ним, живой, настоящий, а отец, матушка и Орден далеко. Это было соблазнительно. Легко решиться сейчас и поцеловать. Повалиться прямо на траву и целоваться, пока их кто-нибудь не увидит. Видение встало перед глазами, и Цзян Чэн задышал глубже и тяжелее. Его дыхание смешивалось с дыханием Не Хуайсана. Окончательно смущённые, оба отвернулись.

Не Хуайсан опустил голову и посмотрел на деревце, любовно оглаживая землю и стебель. Перехватив его руку, Цзян Чэн переплёл их пальцы и крепко сжал. Его лицо было испуганным и неуверенным, однако он решился на то, о чём тайно мечтал, что волновало его разум и душу. В конце концов, это не было чем-то серьёзным.? Он наклонился, ткнулся носом в нос Не Хуайсана, спрашивая разрешения, и — ничего не успел сделать!

Не Хуайсан захватил его подобно урагану. Свободная рука вцепилась в плечо, чтобы притянуть ближе. Губы ласкали рот Цзян Чэна, и в этом не было ни капли сомнения. Язык Не Хуайсана облизывал его тонкие губы снова и снова, но тот упорно сжимал зубы. Их руки всё также были плотно сжаты. Не Хуайсан выдохнул и смирился. Напряжённый Цзян Чэн позволял делать с собой только такие невинные вещи, и этого было вполне достаточно. Оторвавшись на мгновение, они начинали снова. Ещё раз и ещё. Пока не заболели губы, пока не стало слишком мокро, слишком жарко, слишком быстро. Никто не спешил отстраняться. Не Хуайсан ласково гладил плечо Цзян Чэна, улыбаясь, как довольная лисица, укравшая кур.

Цзян Чэн осознал, что пропал. О, все демоны, боги и бессмертные! Это было серьёзно.

Следующие два дня пролетели как в тумане. Цзян Чэн даже не понял толком, чем закончилось дело с тёмным артефактом, а уж мыслей для отчёта в его голове почти не осталось. Его губы хранили следы поцелуев Не Хуайсана, его руки чувствовали чужое тепло, а хмельная душа пела. Такого с ним не бывало и после самого хорошего вина. Ужасно. Поэтому расставаться было особенно горько. Цзян Чэн и Не Хуайсан смотрели друг на друга одинаковыми влюблёнными взглядами с осознанием неизбежности разлуки. Они оба были наследниками великих Кланов, и никакая любовь не могла победить обстоятельства. На прощание Цзян Чэн с небывалой нежностью коснулся самых кончиков пальцев Не Хуайсана. Не Хуайсан подарил ему незаметный поцелуй в щёку.

Это было связавшее их обещание.