Скрип телеги практически заглушал все мысли в голове путешественников — но его было недостаточно, чтобы погрузить их в сон и позволить им расслабиться. Сон сейчас был бы настоящей наградой, потому что это было ближайшее к спокойствию, что они могли получить; но забвение так и не приходило, и поэтому им оставалось только быть начеку от каждого звука в ночной глуши. Треск колес телеги, цокот копыт, шорох листьев от внезапного холодного порыва ветра — все эти звуки могли скрывать другие, которые не были такими безобидными по своей сущности, и это внушало некое противное, едкое чувство. Скорее всего, это отсутствие спокойного сна играет в грязные игры с их воображением и держит их настороже уже вторую ночь подряд. 

— Мы к утру приедем, — хрипловатый, вымотанный голос.

И правда, уже виднеются очертания города вдалеке: огромные городские ворота возвышались над деревьями леса, и их невозможно было не заметить. А это значит, что скоро они уже будут на месте — как только солнце начнет подниматься, они уже будут у города.

Только хорошо это или плохо? 

— Ты не устал? — впервые за эту ночь, девушка подает голос: поднимает голову, смотрит на брата с беспокойством. Переживает. 

— Я ничего не делаю. Просто смотрю, чтобы лошадь шла по дороге… Дороге, у которой нет развилок уже часа три, – он вздыхает, поплотнее запахивая кафтан. Ночной воздух режуще-холодный. 

— Она… Не об этом, — третий путник тоже поднимает взгляд и легонько качает головой. 

— А это неважно. Здесь все устали, и мои жалобы не помогут. Особенно, когда мне, в отличие от вас, ничего не угрожает. 

Это звучит грубо, и режущий тон, которым он бросил эти слова, вовсе не помогал, но зная юношу, им было понятно — за них искренне волнуются, и это единственное, что имеет значение в этой ситуации.

— Кристофер, тебе ничего бы не угрожало, если бы ты не был с нами. Теперь, из-за того, что ты не отказался от нас, ты… — Девушка отчаянно смотрит, словно просит к ней прислушаться и передумать. 

Разговор, через который они уже проходили.

— Еретик, да. — отрезает он. — Тиффани, перестань. Я уже сказал, что я не передумаю сопровождать вас. Я не собираюсь врать, что вы мне никто, чтобы в случае чего не попасть под раздачу. Понятно? 

Макушки деревьев качаются, словно подслушивая их разговор — у леса есть уши. Интересно, сочувствуют ли им деревья? Сочувствует ли им что-то в этой ситуации?

— Спасибо.

Тиффани потирает виски и утомленно улыбается брату. Устала — мешки под глазами и растрепанные волосы вовсе не производили впечатление одной из самых могущественных ведьм, которых только видел этот свет. Нет сил объяснять, как много это значит для них двоих, и она просто надеется, что ее поймут и так. Ее понимают. 

— Если вы не хотите ставить меня в опасность… будьте осторожны сами, пожалуйста. Моя жизнь в ваших руках, получается. 

…Осторожности Тиффани и Тому не хватало — и именно из-за этого они сейчас в пути в город, который находился очень далеко от их прежнего дома, в поисках безопасности. И поскольку их любовь к семье была сильнее, чем их безрассудство — Кристофер поставил их в ситуацию, где они были вынуждены прислушаться к его словам. 

«Умно, — думает Том, на секунду прикрывая глаза под шум телеги. — Мы не можем заставить его бросить нас, а когда он с нами, мы вынуждены быть более осмотрительными. Умно… с годами он только хитрее.»

Он всегда выступал как посредник для них — будучи единственным без возможности практиковать полноценную магию среди их семьи, он посвятил свою жизнь изучению ее теории. Даже если у него был шанс жить обычной, нормальной жизнью. Он сделал для них очень много, пользуясь тем, что о существовании способностей вне ведьминских кругов никто не знал — и если бы не его умение владеть языком, то они бы давно уже разлетелись пеплом по главной площади на радость толпе.

Ветер словно тоже умеет разговаривать, и шепчет Тому на ухо о том, что они испортили все, что только можно было — и он вздрагивает и смотрит на Тиффани, у которой такой же грустный взгляд на лице. В этот момент она явно задумывается о чём-то — и потом уверенно поворачивается к своим спутникам. 

— Мы обещаем, что будем осторожны. Да, Том? 

Кристофер лишь хмыкает в ответ. Том кивает и со стыдом отводит взгляд, даже если знает, что он на них не злится, правда. Они продолжают двигаться дальше — им больше ничего не оставалось, кроме как вернуться в город, в котором последний раз они были на похоронах дедушки несколько лет назад.

Он умер нормальной, обычной смертью — его никогда не раскрыли как колдуна, и он оставил им там скромное имение, куда они и направлялись. Он оставил им множество вещей, словно зная, что его внуки, полные юношеской энергии, обязательно попадутся раз-другой, как и он сам, когда был молод и полон сил. Если бы он пожил еще немного, то наверняка сейчас бы встретил их с распростертыми объятиями, напоил чаем и утешил после той эмоциональной встряски, которую им пришлось пережить…

Но у них не было никого, кроме друг друга.

Тиффани устало кладет голову на плечо Тома, зевая —  уж кому, а ей сон точно необходим. Неизвестно, правда ли она проваливается в грезы, но ее выражения лица все равно омрачено тревогой и напряжением.

Последние пару дней…

                                                                     ***

«В лесу было спокойно. Он был почти как второй дом, и много ведьм предпочитали находиться там, чем среди групп людей в городе. И колдовать здесь всегда можно было, и собирать ингредиенты для зелий…

И дальше, где лес заканчивался, было открытое, чистое поле, и все в растениях, свежих, дышащих, и живых — и не единой души, как казалось. Роса на траве мочила ботинки, и растения все еще были ощутимо мокрые, но кожаная сумка служила верно уже не первый год.

— Ты это все руками собираешь? — интересуется Тиффани, рассматривая флору под ногами. — Занимает кучу времени, ха?

— Нет, — отрицательно качает головой юноша. — Легче всего просто…

Ловкое движение руки и дурман под ногами сам собирается в одну кучу. Том улыбается и отпускает руку обратно — секундное свечение магии сразу же исчезает.

— Он ядовитый, нет? — девушка с сомнением косится на него. — Ну, я не разбираюсь во всем этом, в отличие от тебя, но…

— Нет, ты права. Но это зависит от видов, и обычно его используют как сырье, и если правильно сделать настойку, то–

Тиффани вздыхает, понимая, что ее ждет длинный рассказ о различной траве — так вышло, что это было его хобби. 

— Поняла-поняла. Помощь нужна с твоей… травой дьявола?

Будучи знакомым с речами обитателей церкви о многих вещах, включая некоторые растения, некоторые мнения и некоторых людей, Том лишь улыбается ей в ответ и радостно кивает, поправляя длинные рукава.

— Мне бы еще собрать кучу всего, знаешь… Так, сейчас, я куда-то записал… 

И этот вечер казался самым обычным, правда — вдали от глаз людей, с использованием магии, все закончилось гораздо быстрее, чем было бы вручную. Но как Том понял, ему никогда не улыбается удача круглосуточно, и небо скоро затянуло тучами. Сначала они с Тиффани переглядываются, думая о том, что сейчас легко моросит и никуда уходить не обязательно, но проходит немного времени и дождик превращается в настоящий ливень, и кажется, в воздухе висит приближение грозы.

Холод пробирает до костей — и идти им километры, а телепортироваться в центр дома опасно: у Кристофера было полно друзей из церкви, которым он усердно отводил глаза от всего волшебного, что происходило в этом доме, и все его старания пошли бы насмарку, если посреди их беседы они рандомно окажутся в коридоре. Выбор только один — идти домой, сквозь дождь, мокрые накидки и ругательства через зубы.

— Нет, не пойдет, — Тиффани хмурится и достает промокший факел. — Я простужусь, и все твои лекарства уйдут на меня. Держи.

Второй факел она протягивает Тому — тот берет его, и он моментально загорается теплым огнем, согревающим промокшего насквозь парня. Этим и хороша магия – волшебный огонь горел с силой костра, и поток дождя вовсе не тушил его, не производил дыма и никак не реагировал на происходящее вокруг.

Ливень лил все сильнее, и уже ударила молния — раскаты грома заставили Тома вздрогнуть, даже если он уже вырос из этого глупого, детского страха перед обычным природным явлением. Гроза все равно не казалась чем-то хорошим. 

И так они и шли, по мокрой лесной тропинке обратно в город.

— Как думаешь, как нам достанется за то что мы задержимся? – Тиффани прерывает тишину и посмеивается, думая о том, какая лекция их ждет по возвращению. 

— Ох, пожалуйста, защитишь меня? — Том вздыхает полушутливо-полусерьезно.  — Я уверен, тебе меньше достанется.

Игнорируя грозу и ливень, они болтали ни о чем во время их пути обратно: о растениях и рецептах зелий, которые помогали Тому делать вид, что все это — настойки, а он —  только скромный лекарь, а не волшебник, о том, как Кристофер будет ворчать на них что задержались в грозу и заставили его переживать, о том, как в последние три месяца не было ни одной казни ведьмы, колдуна или еретиков и как это согревает сердце, о назойливых людях из церкви…

— ?!

…людях из церкви…

Которые, на лошадях, запряженных в повозку, остановились перед ними, даже если Тиффани и он освободили им дорогу, увидев их еще издалека. Гробовая, неловкая тишина стоит несколько секунд, и Том видит несколько знакомых пасторов, которых он лечил от головной боли и с которыми он разговаривал пару раз вполне себе дружелюбно. Из повозки выглядывают хмурые лица…

— Здравствуйте… Что-то случилось? — Том старается улыбаться широко, но почему-то не встречает ни одной улыбки в ответ.

Хватая ртом воздух, один из мужчин отшатнулся и с выражением отвращения посмотрел на них двоих. Почему…?

— Что… что происходит?!

Юноша, совсем молодой — их ровесник, кажется — выпрыгивает из повозки, хватаясь за первое оружие, что попалось: очки Тома немного помутнели от воды, и он не успевает заметить, что именно это было.

— Отец Азарий! Не подходите к ведьмам!

И осознание, о чем они, ударяет Тома на секунду позже, чем Тиффани — она резко тушит их факела, которые, в ужасный ливень и грозу, выдали их перед служителями церкви. Когда их окружают со всех сторон, она прикрывает Тома своей спиной, хватая его за руку. 

Чёртовы факелы. Будь они прокляты дважды и трижды, как они только не додумались… 

— Сдайтесь добровольно! – лица людей, которые неделю назад улыбались Тому, когда он помог им с различными болями или ранами, исказились в ужасной гримасе, и в этот же момент оглушительно прогремела гроза. 

Тело немеет.

Они говорят что-то еще, но он ничего не слышит — тело и время застыло, и все слышно словно сквозь подушку – слова невозможно разобрать, и единственное, что он чувствует сейчас: это боль в руке, которую мертвой хваткой держит Тиффани. 

Нет, нет, НЕТ, пожалуйста, этого сейчас не произошло, он спит — он заснул в поле. Нет, нет, нет…

И он понимает, что это правда произошло, когда круг из людей вокруг них почти замкнулся; бросает взгляд на девушку: ее глаза широко открыты в ужасе и она тяжело дышит – мокрые, грязные волосы слиплись на ее лице.

Все происходит словно одновременно — юный паренек поднимает оружие, видя, что остальные мужчины боятся схватить ведьм не вооружёнными, Тиффани резко вытягивает свободную руку вверх, и молния, которая казалaсь такой далекой, ударяет прямо в повозку. Том жмурится, не желая смотреть на то, что происходит.

В воздухе пахнет озоном, и еще, почему-то, кровью.

— ЛОВИТЕ ИХ!

Молния. Озон. Адреналин. Шум дождя. Вода. Боль в руке от мертвой хватки.

Следующей, конечно, будет тюрьма, камера, главная площадь, казнь и смерть. И пепел. Много пепла.

Чужая, мужская рука проносится в сантиметре от его лица вместе со всей его жизнью перед глазами  — и внезапно, обстановка кардинально меняется.

…

…Запах озона сменился горящими бревнами в камине.

Телепортировались — что делать ужасно опасно в состоянии стресса, но теперь они дома. Они дома, правда дома – Тиффани переместила их сюда… Это был их единственный выход в этой ситуации, и сейчас она спасла их обоих. Он оборачивается, чтобы встретиться с ней взглядом, и поблагодарить, но…

— Тиффани!

Том в ужасе подхватывает девушку, которая медленно сползала по стене, на которую опиралась спиной. Она тряслась — кажется, шокированная событием, она не дала себе времени осмыслить происходящее, в отличие от Тома, который замер на месте. 

 Она не отвечает и тихо всхлипывает, потирая кровоточащие ладони — видимо, слишком резко призвала заклинание, паникуя. Теперь понятно, почему пахло кровью. 

Том не знает, как ее успокоить: будучи младше, он еще ребенком запомнил то, как она всегда была решительна и уверена в себе, как могла решить любую проблему, которая казалась ему концом света, и он никогда не видел её тревожной, паникующей или плачущей.  

Но был тот, кто видел.

— Вы верну- Тиффани?! 

Кристофер, спустившийся с лестницы, моментально оказывается рядом — словно почувствовал, что он необходим в этой ситуации. 

— Мы… Мы… 

Том зарывается лицом в ладони, понимая всю тяжесть произошедшего и не зная, как это объяснить. 

— Нас поймали. — Тиффани, отдышавшись, наконец-то говорит вслух. — Они нас запомнили, Кристофер. 

Секундное молчание: напряжение нарастает с каждой секундой. Девушка вытирает слезы, успокаивая себя, и встает самостоятельно, все еще держась за стену — но лишь за тем, чтобы опять практически упасть. 

— Том! Иди собирай ваши вещи, БЫСТРО! — рявкнул Кристофер, придерживая Тиффани и помогая ей сесть на кресло. 

Том испуганно кивает и поднимается наверх по лестнице, оставляя их двоих позади.

— У нас… есть время. Мы телепортировались в полчаса езды от города, но… Я сломала им повозку. 

Кристофер кивает и подает ей воды, слушая ее бормотание под нос о произошедшем — разбежавшиеся от испуга лошади, сломанная повозка… Гроза тоже может задержать… 

В доме совершенно меняется атмосфера — и кажется, юноша о чем-то задумывается и поспешно перебирает все варианты в голове. Когда он принимает решение, он поднимает голову.

— Я запрягу лошадей, — убедившись, что ей полегчало, он встаёт с кресла. — И пойду соберу свои вещи. 

Глаза девушки смотрят на него с удивлением — и расширяются, осознавая, что он имеет в виду. 

— Твои вещи… Кристофер, пожалуйста, не говори мне, что ты…! 

В отчаянии, она хватает его за рукав, пытаясь остановить от этого глупого, опасного и неразумного решения — он останавливается и сурово смотрит в ответ. Совсем как их (живой) дедушка, Альберт — но скорее всего, зная его отношения с ним, это сравнение бы ему не понравилось. Больше всего он ладил с покойным дедом.

— Да. 

— Нет! — от вскрика бумаги со стола слетают на пол, и она стыдливо понижает голос. — Если ты скажешь, что ты не знал, что мы… То тогда ты сможешь остаться здесь, и-

Он недовольно фыркает в ответ, не желая слушать возражения.

— Тиффани, ладно Том — но ты моя родная сестра и мы близнецы. Думаешь, они послушают меня и поверят, что я не колдун? — он вздыхает и качает головой. 

Четкие, разумные высказывания, словно вся эта ситуация не вызывает в нем кучу эмоций и мешает думать трезво; но все это ей давно известно, и она понимает, что он пытается убедить не только ее, но и самого себя. 

— Не обманывай меня! — безысходность в ее голосе слышна сильнее, чем шум грозы за окном. — Твоя способность…! Конечно ты сможешь их убедить! 

Кристофер запинается, явно понимая ее аргумент, но не желая его принимать. Вместо этого он качает головой и смотрит холодным, уверенным взглядом.

— Мы не знаем этого наверняка. И не смей, даже не думай о том, чтобы уйти без меня! 

Слишком мало времени и слишком много слов, которые ему хотелось бы сказать: о том, что быть молчаливым свидетелем их казни — один из самых больших его страхов с детства, о том, что если они убегут без него, то он не сможет прикрывать их спины своими хитрыми речами, а это тоже самое, что позволить им ставить себя в опасность, о всем, всем, всем, но ситуация не позволяет и приходится быть таким обрывистым и упорным, надеясь, что его мотивы можно понять. 

— ... Хорошо, — Тиффани сдаётся крайне быстро и зарывается лицом в ладони. 

Из комнаты сверху слышно, как Том собирает вещи; напряжение в доме нарастает, как и осознание того, что сейчас направление их жизней кардинально меняется. 

Девушка пустым, стеклянным взглядом смотрит на то, как ее брат тоже поднимается наверх, следом, и после ей остается лишь вцепиться в ручку кресла и перевести дух. 

Осмыслить. 

Во что они попали? Почему они втянули в это его? Выживут ли они? 

… Каждая минута тянется и чувствуется физически невыносимой и отвратительно долгой. В попытках найти комфорт, она встает на ноги, залитые свинцом, и подходит к горящему огню. Теплее не становится — и дом, в котором она прожила несколько лет, уже кажется чужим, принадлежащим ей из прошлого, которая еще не облажалась. 

Неизвестно, как долго она там просидела — но ее отвлекает голос за спиной. 

— Я… все собрал, — Том говорит аккуратно, словно боясь лишний раз её тревожить. — Кристофер почти закончил с телегой… Лошади не нравится гроза, поэтому уже рвется куда-то убежать… Нам пора. 

— Ты взял—

Книгу, подаренную покойным дедом. Оставлять что-то такое здесь совсем не хотелось, зная, что при возвращении людей из церкви они перевернут их дом полностью и не оставят ничего в сохранности.

— Я взял. Все…  — Том неловко складывает руки на груди. 

— Все, в плане…? 

— Абсолютно все, что было в наших комнатах. 

— Ах. 

Даже если в бездонной сумке абсолютно точно было место для всего в их комнатах, это казалось немного слишком — но сейчас это все не имеет значения.

 Словами они больше не обмениваются — не зная, какие слова в этот момент являются правильными, когда их неосторожность только что решила их стабильности в жизни, которая досталась им большим трудом.

И как только тишина становится слишком тяжелой, ее нарушает знакомый голос. 

— Вы готовы?! — этот голос с улицы практически не слышно из-за шума дождя, ударяющего по крыше и окнам. 

— Готовы! — лжет Тиффани в ответ, и вновь хватает Тома за руку, и вновь сжимая ее слишком сильно, уверенно шагая к двери, словно ее ноги и тело сейчас не чувствуются отвратительно тяжелыми. — Нам пора. 

И они выходят на улицу, залитую дождем, и смотрят на абсолютно такого же залитого водой Кристофера с слишком серьёзным выражением лица для того, кто промок с головы до ног. Он лишь молча указывает им на телегу. Запрыгивая туда, оба украдкой кидают взгляд на дом, который им пришлось оставить за спиной — и через несколько секунд, когда Кристофер присоединяется к ним, телега трогается. 

Больше здесь их никогда не будет.»