Мою первую любовь звали ненависть

Она курила сигареты и всем нравилась

Она смеялась пока за неё дрались

На выпускной ярче всех накрасилась

— На медитацию ходил? — уточняет Финсток, застегнув молнию на спортивной куртке. Нил кивает — было дело, уже пару раз бывал на групповых занятиях, только никакую «коллективную энергию» или «освобождение души» пока что не почувствовал. — Она помогает найти гармонию, баланс между людской и животной сущностью.

— Я понял, — чуть недовольно произносит Нил, топчась на месте. — Только я все равно не могу превратиться в одежде. Я не понимаю, как это вообще возможно. Чтобы одежда слилась со шкурой лиса? Выглядит бредово.

— Это не менее бредово, чем само превращение в животное, — отрезает Финсток. — Бредово для обычного человека. У тебя мышление простолюдина, необходимо это исправить. Ты, наверное, много времени проводишь как человек, да?

— Да, особо не было возможности быть лисом, пока я был в бегах, — острит Нил, потирая ноющее плечо. После очередной тренировки с Кевином с утра у него ноют абсолютно все мышцы, но особенно болят те места, куда пришлись удары синая.

— Не удивлен. Тут все понятно. — Финсток отчего-то ухмыляется. — Попробую тебе подсобить.

— Дадите то зелье? — уточняет Нил.

— Не совсем, но нечто похожее. Иди-ка, разомнись пока, я сейчас приду, — говорит Финсток, направившись в тренерскую, граничащую со спортивным залом, в котором Нил остается один.

Джостен вяло бегает по кругу в его отсутствие — после утренних тренировок с Кевином, который чуть ли не из постели Нила вытаскивает и гонит на стадион, пока Эндрю на соседней кровати лениво смотрит пятый сон, заниматься не хочется абсолютно ни чем, а все мышцы в теле чувствуются каждую секунду, напоминая о себе неприятным покалыванием. Вновь потерев плечо, выглядывающее из-под черной спортивной майки, купленной Стюартом, он все же останавливается и пару раз подтягивается на шведской стенке, чтобы разработать ноющую мышцу. В последнее время тело болит не хуже кипящих мозгов — он даже не уверен, чем занят больше: тренировками с разными командами и преподавателями или все-таки учебой, завалив себя изучением венгерского, немецкого, истории и обществознания.

Пару раз он посещал математику вместе с Эндрю, но сразу понял, что это совсем не его тема: Миньярду пришлось решать за него каждый второй пример и каждую первую задачку из курса седьмого класса. Литература, куда ходит Элисон, показалась интересной, но Нил пока еще не смог привыкнуть к тому, чтобы читать чьи-то выдуманные истории — то ли дело книги о психологии, архитектуре или строении человека, которые Нил читает вечерами в библиотеке. Рейнольдс пыталась объяснить ему, что художественную литературу стоит воспринимать как мифы или легенды, что Джостен украдкой читает ночью в маминой книге, но Нилу все еще трудно осознать, почему он должен интересоваться какими-то историями, которые не спасут его жизнь.

Когда Нил пытается порастягиваться, возвращается Финсток, держа в руке непонятные зеленые шарики.

— Это смесь руты, розмарина, лавра и крапивы с кровью и заклинаниями наших алхимиков. Почти то же самое, что и то зелье, которое тебе давали для обращения в оборотня, но немножко отличается по силе и последствиям. Для начала, — он качает головой, когда Нил протягивает руку, намереваясь взять один из шариков, — ты должен объяснить хотя бы себе, как происходит твой процесс превращения. Эта штука только подтолкнет тебя, но все остальное ты должен сделать сам.

— Не понимаю, — отзывается Нил.

— Что ты чувствуешь, когда обращаешься? Что чувствуешь до того, когда начинаешь процесс? Какие ощущения царят в твоем теле? — спрашивает Финсток проникновенно. Нил поджимает губы, напряженно размышляя.

— Это… не знаю. Нечто естественное, но сложное. Как сделать шаг… нет, как сделать кувырок, наверное. Все мышцы напрягаются, мозг посылает сигналы во все части тела… что-то в этом вроде?

— Кувырок? Хорошее сравнение, — оценивает тренер. — Так что тогда тебе мешает сделать кувырок в одежде?

— То, что одежда не может превратиться в зверя вместе со мной? — упрямо заявляет Нил. — Не может превратиться в шерсть?

— Нет, мы говорим о кувырке. Что происходит в то время, когда ты его делаешь? Ну-ка, попробуй, прямо сейчас. — Финсток показывает рукой на синий мат. Нил немного выжидает, хмурится, но неловко выполняет просьбу. Мир перед глазами вертится с бешеной скоростью, а плечо простреливает болью, но ему все же удается сделать неровный кувырок вперед и остановиться в позиции сидя. — Так, и что ты почувствовал? Как можешь описать процесс?

— Я… я сложился, наклонил голову, — бубнит Нил, не понимая, куда ведет тренер. — Оттолкнулся ногами, сложился еще больше, помог руками, перевернулся…

— То есть ты сжался, сделал этот нырок под себя, а потом выпрямился в положении сидя, — подсказывает Финсток. — Одежда не помешала тебе это сделать.

— Я все еще не понимаю.

— Когда ты превращаешься в лиса, ты делаешь то же самое — сжимаешься, только в буквальном смысле изменяя параметры тела, переворачиваешься, когда встаешь на четыре лапы, напрягаешь мышцы и посылаешь сигнал от мозга во все клетки тела. Добавляется только процесс наращивания шерсти.

— Так, — медленно протягивает Нил. Кажется, он начинает что-то понимать, но пока еще не может собрать мысли в кучу.

— Ты рассматриваешь обращение как физический процесс, объясняешь его себе по-научному, но будто забываешь о том, что в тебе, как говорят люди, есть всегда магическая сторона. Для нас умение создавать иллюзии как кицунэ — не магия, а такая же способность, как сделать кувырок, только данная одному виду оборотней. Понимаешь, к чему я веду? Не нужно объяснять себе этот процесс в людских рамках, всегда помни, что ты не просто человек и что превращение в лиса не сложнее, чем сотворение иллюзии. Ты же умеешь их наводить?

— Да, да, — эхом отвечает Нил, будучи в раздумьях. — У меня хорошо получается.

— И тебе не мешает то, что ты меняешь реальность, хотя люди так не умеют. Не мешают перчатки на руках или какая-то одежда. Ты просто думаешь, что тебе нужно запутать преследователей — и это происходит. Природа слышит тебя и помогает тебе.

Нил кивает с легким потрясением — все еще чудится, будто ему открылось нечто новое и понятное, но вместе с этим необъяснимое и давно известное.

— Вот как мы поступим: съешь эту штуку, проглоти ее, а потом попробуй обратиться в лиса, делая кувырок.

Нил подносит ко рту этот зеленый шарик водорослей, переданный тренером, не особо уверенно. Приходится попытаться не скривиться, проглатывая эту скользкую штуку, и он вздрагивает, когда голос Финстока режет по ушам:

— Давай кувырок, живее! Давай!

Джостен почти не думает, когда оказывается у синего мата и приседает, вытянув руки над головой. Мысли кувыркаются вместе с ним — как там тренер сказал? Сжаться? Сложиться? Подумать о превращении? Напрячься?

Крутанувшись вокруг головы Нила, мир останавливается. В какой-то момент Джостену кажется, что у него получилось, но затем он смотрит на свои человеческие ладони и тихо вздыхает.

— Почему не сработало?

— Думал, получится, — задумчиво выдыхает Финсток. — Травка еще не подействовала, должно пройти несколько минут, но я посчитал, что ты, уверенный в ее действии, сможешь превратиться и без нее. Ладушки, попробуем снова. — Он хлопает в ладоши. — Не расстраивайся, у многих с первого раза не выходит.

— Они все тоже кувыркаются в процессе?

— У всех это индивидуальный процесс. Кто-то прыгает, кто-то ложится на землю, кто-то тоже кувыркается — для каждого превращение ощущается по-своему. — Финсток смотрит на наручные часы, выжидает пару мгновений и кивает. — Давай еще разок. Сейчас должно подействовать. Попробуй сосредоточиться на внутренних ощущениях перед кувырком, но во время самого процесса ни о чем не думай. Вспомни, как действовало зелье в прошлый раз.

Нил кивает, присаживаясь у синего мата и прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, он и правда чувствует легкое покалывание изнутри и приятное тепло в венах — нечто, отдаленно напоминающее то зелье в больнице.

Кувырок. Сжаться, напрячься, прыгнуть. Сжаться, напрячься, превратиться.

Уменьшиться в полете.

Стать лисом.

Ноги сами отталкиваются от земли, и Нил летит, не зная, куда; страх активирует какой-то инстинкт, а тело дергается — Джостен изворачивается и падает на бок, неловко взмахнув лапами, но очень быстро встает и понимает, что пол стал гораздо ближе к нему, чем было раньше.

«Получилось! Блять!», думает Нил, аж тявкнув от неожиданности и вильнув хвостом, однако радость сходит на нет, когда он задумывается об обратном процессе. Финсток одобрительно хлопает в ладоши, пока Нил прижимает уши к голове и пятится. «Блять, как обратиться в человека? Как обратно-то? Как обратно?», воет он про себя, задрожав от страха. Сейчас все тело будто сковывает та одежда, вместе с которой он превратился в зверя.

— Эй, эй, без паники! А ну-ка расслабься! — прикрикивает тренер, увидев то, как он волнуется. — Все хорошо! Обратный процесс происходит также, просто с точностью наоборот! — «Блестяще, блять!», думает Нил, заскулив. — Ты должен сделать прыжок. Прыжок вперед и вверх, максимально высоко и далеко, — убежденно произносит тренер, присев перед лисом на корточки. — Растянуть себя, растянуть свое тело, обратиться обратно. Давай, это несложно.

Нил пробует прыгнуть, но с непривычки этот прыжок выходит неудачным. Сердце колотится в грудной клетке, и Нил пробует его унять, чтобы состредоточиться, но потом понимает, что в прошлый раз сосредоточивание ни к чему не привело. «Хватит думать! Не думай! Не волнуйся! Просто напрягись и прыгни!», приказывает он себе, вновь пятясь назад. Прыжок — неудача. Еще один — и кажется, он поймал нужную волну, потому что четвертая попытка превращает его в человека, и он падает, рухнув на руки тренера, который заботливо хлопает его по спине.

— Ну-ну, все хорошо, видишь? Молодцом.

Нил судорожно дышит, потому что легкие еще не привыкли дышать в человеческом облике, но в разуме бьется восторженное «получилось!». Он поднимается на ноги, чуть шатаясь, и еще раз осматривает одежду, уверяясь, что никакой предмет гардероба не затерялся между реальностями.

— Все, суть ты уловил, теперь можно тренироваться, — довольно заявляет Финсток. — Отдохни пару минут, потом снова обращайся в лиса в одежде, попробуем пару упражнений.

Нил кивает, но снова превратиться в лиса оказывается довольно трудно: суть он уловил, однако тело плохо его слушается. После четвертой попытки кувырнуться у него все-таки выходит, и Финсток, ранее казавшийся добрым и понимающим, начинает в манере Кевина беспощадно гонять его по тренажерам, заставлять сдавать нужные нормативы, замерять его параметры и комментировать каждый его шаг. Нил справляется неплохо — в конце концов, долголетнее выживание развило в нем нужные навыки, — но выдыхается уже через час и просит пощады, а остаток энергии тратит на обратное превращение в человека, которое тоже получается не с первого раза.

На обед он добирается еле-еле, а подрагивающие от напряжения руки едва ли держат поднос с супом и шницелем. Элисон первая замечает его усталость, когда присаживается за их уже излюбленный столик в углу столовой рядом с Нилом и участливо уточняет:

— Кевин или Финсток?

— Да они два сапога пара. Он случайно не его отец? — вяло огрызается Нил, уставившись в кружку с кофе с корицей.

— Нет, но Кевин его очень уважает. Он в целом любит жесткий и радикальный подход ко всему. Не переживай, Финсток со всеми так себя ведет. Сначала кажется лапочкой, а потом как набрасывается со всем своим учительским подходом, что ты еще пару дней нормально ходить не можешь. Зато эффективно выходит, да?

— Ага, — отзывается Нил, кивнув в знак приветствия Миньярду, присевшему напротив. Эндрю игнорирует его, как и Элисон, даже не удосужившись взглянуть на них и просто молча плюхнувшись на стул. Джостен начинает подозревать, что ему неприятна компания Элисон, хотя он и не высказывал подобное отношение вслух. — Помог мне с обращением в одежде. У меня пока не всегда получается, но я буду больше тренироваться, чтобы поскорее научиться этому.

— Не торопись, у тебя полно времени, — мягко напоминает Элисон.

— Да, но я для себя хочу побыстрее научиться, чтобы остальной прогресс в учебе тоже был поскорее достигнут. — «Мыслю совсем как Кевин», думает он, улыбнувшись. — А ты как? — обращается он к Эндрю. — Ты все еще не занимаешься обращением с Финстоком?

Тот будто только сейчас замечает присутствие Нила и обращает на него взгляд красных безразличных глаз.

— Я все еще слезаю с таблеток. Это не быстрый процесс, — медленно протягивает он с таким выражением, будто это очевидная вещь, которую все должны понимать. — С Финстоком мы еще не встречались. Гораздо полезнее для меня будет ходить на медитацию.

— До сих пор не понимаю, как сидение в позе лотоса или всякие наклоны с растяжкой должны помогать что-то познать в себе, — осторожно поддерживает диалог Нил. Эндрю скупо ухмыляется.

— Возможно, это могут делать только те, у кого в голове не пусто.

Нил хмыкает, развеселившись от этой шутки, но усталые мышцы дают о себе знать и простреливают болью, поэтому он морщится. Элисон, неверно восприняв его выражение лица, возмущенно заявляет:

— Хэй! Какого черта ты его оскорбляешь?

— Да все нормально, — спешит успокоить Нил, увидев, что Эндрю раздраженно метнул на нее взгляд, — это в порядке вещей. Не обращай внимания.

Элисон отвечает на взгляд Миньярда таким же ледяным спокойствием, которое написано на его бледном лице, но потом смотрит на Нила и становится прежней — улыбчивой и веселой.

— На амслен уже успел сходить вчера? Успехи есть?

Нил кивает — Стюарт нашел учителя специально для него, а библиотекарша откопала полезную книгу для заучивания самых простых фраз. Некоторые жесты запоминаются с трудом, но Джостену упорства не занимать, так что он, чуть смущенно кашлянув, встряхивает правым кулаком — «да» — а потом, помедлив, прикладывает руку к груди.

Средние и указательные пальцы ударяют друг о друга, затем левая ладонь изображает отдельные буквы: кулак с большим пальцем между средним и безымянным, большой палец поддерживает все остальные, рука сжимается в кулак и оттопыривает мизинец, а затем большой и указательный палец образовывают букву Л.

«Меня зовут Нил».

— Ничего не понятно, но очень интересно, — натурально восхищается Элисон, отсалютовав ему чашкой с чаем. Джостен вымученно улыбается, соображая, не налажал ли он в произношении своего имени — с буквами алфавита у него все еще выходит путаница.

Мысли об амслене неизменно ведут к мыслям о Рене и друзьях Эндрю. Нил рассеянно вслушивается в речь Элисон, которая болтает о учительнице английского, и уходит в себя, думая, где сейчас могут находиться те удивительные сверхъестественные, которых он повстречал.

Пожалуй, он уже начинает принимать тот факт, что умудрился привязаться к ним буквально за один день и, если они навсегда пропали, он даже расстроится.

Когда обеденный перерыв заканчивается, Нил улучает момент, чтобы оторваться от Элисон и подойти к Эндрю, спокойно направившемуся со своим любимым чемоданчиком на следующий урок.

— Что сейчас у тебя будет?

— Экология. Подумываю ее прогулять. Чего я не знаю о нашей планете? — без эмоций отзывается Эндрю, глянув за плечо Нила. — А где эта вертихвостка, что за тобой все время таскается?

— Почему ты ее так не любишь? — спрашивает Нил, нахмурившись. — Она хорошая и помогает мне тут освоиться.

— Она не такая простая, какой хочет казаться, а я не люблю тех, кто пытается выдать себя за кого-то другого.

— Я тоже это пытался делать при нашей первой встрече, но вот мы здесь, — напоминает Нил.

Эндрю почему-то с интересом вглядывается в лицо Джостена, будто хочет там что-то прочитать после того, как он сказал эту фразу. Нил ухватывается за это короткое мгновение, когда Миньярд не прячет свои истинные эмоции, но оно уходит слишком быстро, чтобы как следует разобраться в его особом взгляде.

— Или ты все еще меня ненавидишь? — уточняет Джостен, как-то сникнув.

— В зависимости от того, что ты подразумеваешь под ненавистью, рыжик.

Нил хмурится — такой туманный ответ он не предполагал.

— Подразумеваю просто ненависть? Какое у этого людского слова определение? Очень сильное чувство неприязни? Враждебность? Отрицательная симпатия.

— Отрицательная симпатия мне нравится, — ухмыляется Миньярд, вызывая у Нила еще больше вопросов.

— Я ничего не понял.

— У тебя есть сейчас занятия? — уточняет Эндрю, услышав мелодичный звук звонка, повествующего о том, что через две минуты ученикам стоит разойтись по кабинетам.

— Нет, я собирался поспать следующий час. Кевин меня загонял по утрам. — Нил умалчивает о своей бессоннице, которая практически не дает ему заснуть в ночное время, и о тревожности, которая умоляет его все время оставаться начеку. Сам Миньярд, похоже, прекрасно спит по ночам в любых обстоятельствах. — Постой, — когда Эндрю отправляется к выходу, окликает его он, — ты так и не объяснил, что ты имеешь в виду.

— Если ты думаешь, что я ненавижу тебя, как это делают Морияма, то ты ошибаешься. Они действительно тебя очень не любят. И желают тебе смерти. Это ненависть, которая подразумевается, когда ты употребляешь это слово.

— А твоя ненависть, она другая, да? — хмыкнув, уточняет Нил с какой-то безнадегой.

— Моя ненависть — отрицательная симпатия. Верно.

— И что это все-таки значит?

— Значит, если ты вдруг и умрешь, то только от моего ножа. Другим я не позволю причинить тебе боль.

Нил хочет едко ответить на такую фразу, но все слова застревают у него в горле. Эндрю смотрит вперед, выходя из здания, вполне обычным безразличным взглядом и его голос звучит весьма спокойно, когда он проговорил эти слова, но по позвоночнику отчего-то пробегают приятные мурашки, замершие у самого сердца. «Что такое?», удивляется Нил своей реакции, чувствуя, как дыхание неожиданно сбивается. Все тело пытается ему что-то подсказать, реагирует на слова Миньярда, невозмутимо топающего по тропинке вперед, но разум никак не доходит до истины, кажущейся такой очевидной, но далекой.

— А Элисон? Ее ты тоже ненавидишь?

Эндрю дергает головой и странно моргает.

— Вот заладил ты про нее! Я ее не ненавижу. Я не считаю, что она достойна каких-либо эмоций с моей стороны. Она просто не кажется мне приятной. Она использует тебя.

— Неправда! Это я… ну то есть, — Нил чуть смущается, — я начал общаться с ней, чтобы побольше узнать о себе, маме и этом месте, так что честнее сказать, что это я ее использовал какое-то время.

— Она общается с тобой только потому, что ты — сын своей мамы, Мэри, или как ее там. Потому что ты тут известен, — гнет свое Эндрю, поморщившись.

— Я так не считаю.

— Твое дело. Мое дело — предупредить. А то влюбишься в нее, а потом будешь страдать из-за разбитого сердца.

— В… влюблюсь? Сердце? — не понимает Нил. — Да при чем тут это? Я ничего такого…

— Я вижу больше тебя, Нил Джостен, и в существах лучше разбираюсь. А тебе бы стоило начать что-то понимать о своих окружающих. Книжки бы что ли почитал. Я как раз собираюсь в библиотеку за рассказами на немецком, составишь компанию? — небрежно бросает Эндрю, очень гладко переведя тему. Нил качает головой, которая гудит от разнообразнейших мыслей.

— Хотел отоспаться. Буду в нашей комнате. — Миньярд жмет плечами и сворачивает вправо к библиотеке, но Нил его окликает: — Стой! Я хотел узнать, стало ли известно что-то о твоих друзьях.

Эндрю замирает. Не поворачиваясь, он бросает куда-то вперед:

— Я смог дозвониться Ники, но звонок тут же оборвался.

— Правда? Получилось? — не веря, уточняет Нил.

— Я пытался дозвониться снова, но остальные попытки были напрасными. Думаю, они или по крайней мере Ники находятся там, где едва ли ловит связь. Хочу зайти в компьютерный клуб и посоветоваться там с кем-нибудь насчет того, можно ли будет определить, куда дошел мой звонок.

Нил вспоминает свою попытку посидеть на уроке по информатике позавчера — осознав, что он плохо разбирается в компьютерах, он наивно предположил, что здесь его научат ими пользоваться, однако в итоге все ученики занимались программированием; Нил так и не понял, что это такое, поэтому зарекся даже близко подходить к кабинету информатики.

— Да, может, они смогут тебе помочь. Поделишься, если будет какой-то прогресс в этом деле?

Эндрю кивает и продолжает свой путь в сторону библиотеки, а Джостен топает в противоположную сторону, шумно выдохнув. Сегодня странный день. Странный Эндрю…

Зевнув, Нил подходит к своему корпусу и вдруг ощущает легкое недомогание. Уши шевелятся, а нос дергается, тестируя окружающие запахи, пока шестое чувство заставляет его развернуться и уставиться в сторону едва видного отсюда моста Магрит.

Ему чудится или видится, что там, где начинается силовое поле, стоит расплывчатый силуэт.

Вздрогнув, Нил делает пару шагов вперед, а потом уже уверенно движется к этому непонятному человеку, сощурившись, когда солнце мешает ему разглядеть его получше. «Рико?», думает он, ощущая волнение, злость и раздражение одновременно. «Что он тут опять делает? Разве Стюарт с ним не разобрался? Я ему сейчас покажу…»

Чем ближе он оказывается к мосту, тем меньше человек напоминает ему Рико и тем более подозрительным он кажется. Нил замедляет шаг, напоминая себе, что за силовое поле лучше не выходить, и хмурится, рассматривая незнакомого мужчину, спокойно стоящего у границы щита. Черное пальто, черные волосы, очки и обычный запах — он является человеком, но вопросов вызывает столь же много, как если бы оказался сверхъестественным. Остановившись неподалеку от него, Нил топчется на месте, осознав, что это, вероятно, была плохая затея — быть может, этого человека тут кто-то ждет, быть может, он вообще не связан с Морияма, русскими или оборотнями, а просто является туристом…

— Нил Джостен? — вдруг срывается с губ этого человека. Между ними метров пятьдесят, не меньше, но острый слух Нила улавливает свое имя, и он вздрагивает, удивленно моргнув. Человек смотрит на него, наклонив голову, и почему-то легонько улыбается, прекрасно зная, что тот все слышит. — Ты Нил Джостен, верно?

«Что делать?», судорожно думает Нил, не зная, лучше ли сделать вид, что он ничего не услышал, или же подойти ближе. Последний вариант перевешивает вместе с любопытством, а инстинкт самосохранения улетучивается вместе с неровными шагами навстречу незнакомцу.

— Да, — осторожно кивает он, — он самый. Кто вы такой? Откуда вы меня знаете?

— Кто ж тебя не знает после того, что ты натворил в Нью-Йорке, — усмехается тот. — Не удивлен, что Стюарт привел тебя именно сюда. Значит, где-то здесь есть и твой дружок-альбинос?

— Что вам нужно? — мгновенно ощетинившись, говорит Нил. — Кто вы?

— Посол Соединенных Штатов, — довольно мягко отзывается тот. — По правам и обязанностям сверхъестественных. Ты, мягко говоря, в не очень хорошей ситуации. Столько убийств, пожар в лечебнице, разгромленный зоопарк…

— Привлеките к ответственности Морияма, которые за мной гнались, — огрызается Нил, — я-то тут причем?

— Морияма имеют дипломатический иммунитет, соответственно, международную неприкосновенность, в отличие от тебя и твоего друга. Напомни, кто из вас двоих убил двух охотников в хижине в Алабаме?

— Достаточно допросов, — раздается голос Стюарта, властный, но при этом спокойный. Его широкая ладонь ложится на плечо Нила и легонько его сжимает, выражая поддержку, и Джостен сразу чувствует себя легче, а ком в горле, повисший из-за расспросов незнакомца, проваливается в желудок. — Мистер Фокс, мы, кажется, договаривались, что Нила мы в международные скандалы втягивать не будем, он и так уже натерпелся, поэтому я буду улаживать все вопросы за него.

— Он сам ко мне подошел, — невозмутимо отвечает Фокс. — Я всего лишь стоял и ожидал здесь вас, как и договаривались.

— Это не значит, что его следовало втягивать. — Стюарт звучит резковато и, кажется, сам замечает это, поэтому натягивает на лицо улыбку. — Дайте мне пять минут поговорить с племянником, после чего я к вам вернусь.

— Племянником? — почему-то удивляется Фокс. — Занятно.

Нилу очень хочется съязвить, но Стюарт настойчиво уводит его за плечо подальше от этого человека. Отойдя на приличное расстояние, он отпускает Джостена и терпеливо выдыхает.

— Нил, я, кажется, просил тебя не подходить близко к краю защитного поля.

— Я не подходил, я просто подумал, что это может быть Рико…

Стюарт поднимает брови выразительно, и Нил умолкает.

— Не подходи, пожалуйста, к границе, особенно если тут стоит Рико или кто-то из Морияма. Только в целях своей же безопасности.

— Почему этот мистер Фокс сказал, что у Морияма какой-то там иммунитет? Почему он пришел за мной? — допытывается Нил, умоляюще глядя на дядю в поисках ответов. Тот явно не хочет рассказывать обо всем сразу, но при взгляде на племянника понимает, что выбора у него особо нет.

— Это политика, Нил. Сложная и занудная штука об отношениях стран. Морияма — одни из самых значимых лиц в Японии, с них действительно нельзя потребовать нести ответственность и за твои проступки, и за свои в том числе.

— Не понимаю, — цедит Нил. — Что значит нельзя? Они монстры. Они заведуют Бегами, мучают оборотней…

— Все в курсе этого, но из-за политики и договоренностей между правительствами стран потребовать с них что-то не получится, иначе бы СППС давно бы вытащили всех лисов из их лап. Развитые государства не поддерживают насилие над сверхъестественными и осуждают его, но при этом не могут прекратить сотрудничать с Японией, потому что она очень влиятельная страна и тесно связана с мировой экономикой. Если с Россией уже давно стараются не вести дел, то с Японией так не получится.

— Это бред. Хуйня собачья. — Нил мотает головой. — Просто чушь.

— Не оскорбляй собак, пожалуйста, — напоминает Стюарт. — Я понимаю, что тебе трудно это осознать. Быть может, уроки обществознания немного прояснят тебе, как работает современный мир. Меня тоже не все устраивает, но приходится мириться с определенными вещами. Могу утешить лишь тем, что Венгрия с Японией никогда не были связаны слишком тесно, поэтому мне удалось запросить, чтобы Морияма не подходили к Лисьей Норе и не мешали процессу обучения и реабилитации.

Нил пораженно смотрит в сторону, все еще качая головой. «Политика-хуитика», думает он.

— А что тогда со мной? Причем тут я?

— Ты был в Штатах не очень-то законно. Я знаю, что ты бежал, — добавляет Стюарт, едва Нил не взрывается новым потоком ругательств, — но это не отменяет того, что ты для политиков — нелегальный мигрант. Более того, из-за тебя, как бы помягче сказать…

— Я знаю. Я убил людей, — завершает фразу Нил. — Меня вычислили и хотят посадить?

— Тебя вычислили только после пожара в больнице. Связали пропажу некоторых пациентов с твоим другом Эндрю, который тоже в это время исчез с радаров правительства, нашли связи с больницей и похищением лиса из зоопарка…

— Это была психушка, — бубнит Нил. — Не больница.

— Когда они уверились и подтвердили свои догадки, ты был уже тут. Ответственности это с тебя не снимает, но ты в безопасности, как я тебе и обещал. Я со всем разберусь. Деньги, если что, мы тоже найдем, но надеюсь убедить их в твоей невиновности.

— Как? — не понимает Джостен. — Если у них есть все доказательства…

— Путей не так много, но самый простой — убедить их в том, что ты сильно пострадал от Морияма и стал невменяемым. — Нил аж давится воздухом, услышав фразу, которую Стюарт произносит без доли шутки в голосе. — А здесь ты проходишь реабилитацию и выздоравливаешь. В принципе, это не так уж далеко от истины.

— Но я не сумасшедший!

— Нет, но ты и правда пострадал от Морияма, и правда имеешь некоторые проблемы с головой, не обижайся. Ты все еще не привык жить в обществе, и мы тебе помогаем прийти в себя. Нил, поверь, я делаю все, чтобы тебя все проблемы касались как можно меньше, — убежденно говорит Стюарт, — и даже такая небольшая ложь нужна, чтобы тебя спасти. Я не хочу от тебя ничего скрывать, но также хочу, чтобы ты поменьше волновался о прошлом и сосредоточился на себе.

Нил слегка печально кивает, принимая заботу Стюарта. «Он и правда хочет помочь», уверяет себя он, попытавшись улыбнуться, когда дядя приобнимает его за плечи и похлопывает по спине.

— У тебя есть сейчас уроки?

— Хотел отдохнуть и немного поспать, если получится. — Нил вспоминает о своих снах и понимает, что больше не в силах держать это в себе. — Дядя…

— Поспать — отличная идея. Тебе стоит идти в корпус, — кивает Стюарт, — а мне пора к мистеру Фоксу.

— Дядя, мне надо еще кое-что с тобой обсудить, — упрямо говорит Нил.

— Это не подождет? — уточняет Стюарт, взглянув в сторону Фокса. — Не очень вежливо заставлять ждать человека, от которого зависит твоя жизнь.

— Я просто хотел уточнить… Мне снятся странные сны. О прошлом, — выпаливает он на одном дыхании и ежится из-за порыва ветра. — Это мои воспоминания. Я недавно стал видеть во сне только их. Картины прошлого. О России, о маме, — голос его подводит и чуть срывается, — это началось не так давно, но из-за этого я не могу нормально спать. Это… это вообще нормально?

Стюарт задумывается.

— Признаться, я рассчитывал, что Финсток тебе об этом расскажет. Видеть во сне прошлое — одна из способностей яломиште наравне с огнем.

— Огнем? — лепечет Нил.

— Твоя мама ни о чем тебе не говорила? — На лбу Стюарта появляется складка. — Видимо, нет. Что ж, тогда тебе обо всем поведает Финсток и научит тебя это контролировать. Могу лишь сказать, что видеть прошлое во сне — штука довольно любопытная. Она помогает заглянуть внутрь себя, посмотреть на свои прошлые ошибки, чтобы не совершать их в будущем. Говорят, самые сильные яломиште могут заглянуть даже в свою прошлую жизнь. — Он немного молчит. — Но никто до такого не доходит. Не переживай насчет снов, Нил. Если они, конечно, мешают тебе спать и изнуряют — попроси у Бранвен снотворное, скажи, что я разрешил. Все, я побежал.

— А что насчет ложных воспоминаний? — окликает его Нил после двухсекундных раздумий. Стюарт останавливается и вопросительно приподнимает брови, и тогда Нил продолжает: — Я вижу их так же часто, как и свои воспоминания, но они… не мои. Это выглядит как фантазия или как то, что могло случится, но этого точно не было, понимаешь?

Стюарт хмурится, и его синие глаза затуманиваются размышлениями. Наконец он медленно произносит:

— Это… интересный случай. Нужно больше времени, чтобы разобраться. Не бери в голову пока что, ладно?

Нил разочарованно кивает, провожая дядю взглядом и стараясь себя подбодрить. В конце концов, он узнал хоть что-то. Его сны являются нормальным явлением для яломиште… но это все равно не объясняет, почему он не видел их раньше.

Нил задумывается над тем, когда впервые увидел подобный сон, пока идет к своей комнате по улице и щурится от солнца. Кажется, это было в прошлой жизни, но наверное, произошло максимум месяц назад… Вспышка — яркая мысль проносится по голове, собирая все кусочки пазла воедино, и Джостен останавливается на секунду, но разочарованно понимает, что пары деталек ему все-таки не достает.

В одном он точно уверен — его сны как-то связаны с появлением Эндрю в его жизни.

Почему именно с ним?

Нил ворочается на кровати с закрытыми глазами, пытаясь остудить свой разум, чтобы заснуть, но веки неумолимо распахиваются, не позволяя ему отрываться от реальности. Взгляд путешествует по неубранной кровати Эндрю и останавливается на рюкзаке — подумав, Нил тянется к нему и берет мамину книгу, погладив ее корешок большим пальцем. Загнутый уголок показывает место, на котором Джостен остановился, и он открывает нужную страницу, разгладив бумагу.

«Трехлапый ворон».

Нил раздумывает, прежде чем начать читать дальше.

«Трёхлапый ворон — сверхъестественное существо, встречающееся в мифах Азии и Северной Африки. Обычно в азиатских странах трёхлапый ворон был символом Солнца.

В китайской мифологии трёхлапый ворон носит имя «саньцзуу» и присутствует во многих мифах; встречается в Шань хай цзин. Самое раннее изображение трёхлапого ворона относится периоду неолита, оно нанесено на керамику культуры Яншао. Саньцзуу входила в число 12 медальонов, которыми украшали одежду древнекитайских императоров, отсылая к мифу о двенадцати солнцах.

В японской мифологии аналогичный ворон называется ятагарасу («ворона на восемь ладоней»; «та» — расстояние от кончика большого до кончика среднего пальца), появление этой птицы является знаком воли Неба. Имя ятагарасу можно перевести как «ворон восьми пядей». Ата — устаревшая мера длины, равная расстоянию между вытянутыми большим и средним пальцами (примерно 18 см). Однако в данном контексте это означает просто «большой, широкий».

Ятагарасу изображается как большая трехногая ворона. По одной из версий, три ноги символизирует небо (богов), землю и человечество. Так как сама ворона символизирует солнце, получается, что под солнцем находятся боги, люди и природа, которые объединены кровными узами. В некоторых регионах ятагарасу почитается синтоистами как посланник богов. Ворона вообще считается солнечной птицей в культуре многих народов мира (по одной из версий, из-за черных пятен на солнце), в Японии же она почитается как божество Солнца.

Согласно Кодзики ворон Ятагарасу был послан богом Такамимусуби-но Микото к Императору Дзимму во время его похода на восток. Птица провела Императора горными тропами с местности Кумано к территории края Ямато, где было основано японское государство, поэтому ворон так глубоко почитается в японской культуре. По версии Нихон сёки, Ятагарасу был послан богиней солнца Аматэрасу, после того, как армия императора Дзимму из-за крутых и изрезанных гор никак не могла продвинуться дальше вглубь страны. В обоих произведениях Ятагарасу выступает в роли посланника к императору Дзимму.

Хотя ятагарасу упоминается в синтоистских писаниях несколько раз, основная масса изображений находится на ксилогравюрах периода Эдо. Трёхлапую ворону изображали как символ обновления, восстановления после трагедии. На гербах японских кланов нередко встречаются трехногие вороны, где ворон почитается как символ ловкости, связи с богами. Это гербы священников-воинов сюгэндо.

Сейчас японцы считают, что карканье ворона предвещает смерть, пожар или другое несчастье. Карасу — это общее японское наименование для птиц рода Corvus, а также оно используется самими оборотнями-воронами. Многие из Карасу не считают себя оборотнями, предпочитая величать себя «подобными богам» или даже «божествами». Существует поверье, что таких воронов нельзя убить, иначе их смерть навлечет на вас огромную беду…»

«Как это похоже на Морияма», чуть усмехается Нил, пробегая взглядом еще пару строчек о ятагарасу. О воронах здесь написано не так уж и много, а Морияма даже не упоминается, но Джостен обещает себе поискать больше информации в библиотеке. Зевнув, он откладывает книгу в сторону и прикрывает глаза. Несмотря на бессонницу, чтение иногда помогает ему заснуть, поэтому сейчас веки начинают слипаться. «Один часик, может, два, и я приду в норму. Потом у меня что-то… биология? Нет, что-то другое… ладно, потом подумаю».

Кажется, стоит только расслабиться — и душа проваливается под кровать, отсоединяется от тела и уносит Нила далеко-далеко в прошлое, поглощая его теплой и страшной тьмой.

— Ты что натворил?! — шипит мама, залепив Нилу пощечину. Тот падает на пол, хватается за щеку и хнычет, когда та поднимает его на ноги рывком и болезненно встряхивает. — Кто тебе разрешил снять шапку, а?!

— Мамочка, прости, прости пожалуйста! Я больше не буду, — рыдает Нил, когда она берет его за волосы и тащит к зеркалу, чуть не впечатав его лбом в эту холодную поверхность.

— Взгляни на себя! Взгляни! — кричит та, больно дернув его за волосы. — Что это, по-твоему?! Что это?!

— Волосы, мам, — плачет он, когда она снова его встряхивает и ведет в ванную комнату.

— Волосы? Просто волосы, да?! Сколько блять раз я тебе говорила, что тебя по ним могут узнать? Сколько?! — срывается она, толкнув Нила прямо в раковину. Тот чуть не бьется о кафель головой и сворачивается в клубочек на полу, пытаясь защититься от атак со стороны мамы, которая нещадно раздает оплеухи.

— Много, мам, много, прости! — умоляет он, когда она беспощадно хватает его за волосы и дергает вверх. Другая ее рука шарит в шкафу и достает из него ножницы, опасно блеснувшие на свету неяркой лампочки.

— Тут не извинения нужны, Нил, а ответ за свои поступки! Не хочешь прятать волосы под шапкой или капюшоном — у тебя их не будет!

— НЕЕЕЕЕЕТ! — вопит Нил, а ножницы неустанно чиркают и клацают в опасной близости от его лица, пока рыжие клочки и пряди падают в раковину и на пол. — Не надо! Не надо! Пожалуйста…

Он орет, вырывается, рыдает и воет, пока мама неумолимо отрезает ему волосы, крепко держа его за плечи и пустив в ход и бритву. Лезвия ранят макушку и виски, оставляют порезы, но все, о чем думает маленький Нил в истерике — то, что мама уничтожает своими руками его любимую белую прядь, напоминающую о ней, являющуюся символом его любви к родительнице…

Картина меняется — он оказывается в кабинете какого-то врача или директора, нервно ерзая на стуле, пока пожилой мужчина в камуфляжной форме внимательно изучает какие-то бумаги перед собой.

— Ты и правда нам очень помог, — говорит он по-русски. — Благодаря тебе разработки «Новичка» достигли финальной стадии и вскоре мы сможем презентовать его начальству, после чего им будут пользоваться для поимки и удержания оборотней по всему миру…

— Значит, я хороший, верно? — уточняет тот, в теле которого сейчас пребывает Нил. — Меня можно перевести в ту камеру, в которой меня могут посещать гости.

— Да зачем тебе это надо? — изумляется мужик, нахмурившись. Нил, замявшись, смотрит на свои бледные худые коленки.

— Я хочу, чтобы меня увидела мама. Мне обещали, что ей позвонят и что она сможет прийти. Я хочу ее увидеть. Я все делал, чтобы это произошло, я помогал вам. Мне обещали…

— Не знаю, кто наврал тебе про твою мать, но я ничего такого не слышал, — отрезает мужчина, грузно засопев. Сердце Нила падает в пятки.

— П-пожалуйста, я прошу всего лишь об одной встрече. Мне очень нужно ее увидеть, прошу…

Лицо мужчины вдруг меняется — из скучающе-безразличного оно становится ухмыляющимся, похабным и заинтересованным. Подняв свое грузное тело на ноги, он шумно бредет к двери и запирает ее на ключ, после чего смотрит на Нила сверху вниз и ласково уточняет:

— Как сильно ты готов меня об этом попросить?

Нилу становится невероятно мерзко, но чужие губы сами произносят:

— Я уже говорил, что сделаю все, что потребуется…

— Все? — уточняет мужчина, облизнув свои пересохшие губы. Нила воротит, он даже думать об этом не хочет, он не будет это делать. — Тогда ты знаешь, что мне нужно, да, дорогой?

«Нет!», орет Нил своему подсознанию, завертевшись так сильно, насколько это возможно. Кажется, будто он может поднапрячься и вырваться к свету из этого мерзкого, неприятного сна, но все, что ему удается — это смотреть, как толстяк расстегивает штаны и кладет пухлую ладонь на его макушку, чтобы подтянуть голову к себе…

Бум! Нил сваливается с кровати и дергается, тут же разлепив глаза. Мир вокруг качается, будто сознание еще не может привыкнуть к настоящему времени, а горло сжимает спазм; Нил буквально бросается в ванную, где его выворачивает наизнанку прямиком в раковину.

Приходится постоять вот так минут пять, чтобы отдышаться и умыться холодной водой. Тусклое освещение и зеркало над раковиной напоминают о первом сне, но все мерзкие ощущения остались при Ниле именно от второго сновидения — от них хочется отмыться, оттереться, очиститься, но что-то подсказывает, что никакая вода не поможет это забыть. «Это просто сны, да, Нил? Все яломиште их видят», злобно передразнивает он дядю, сплюнув вязкую слюну в раковину и вновь включив небольшой напор воды. «Блять, да кому в здравом уме приснится… такое? Почему я это вижу? Кто был там вместо меня?»

Отчего-то он вспоминает Эндрю и Дрейка, и его чуть снова не выворачивает от отвращения. Он и раньше понимал, что Миньярд прошел через то еще дерьмо, но теперь, ощутив некоторую его часть на себе, пусть и во сне, Нил внезапно осознал, что тот еще хорошо держится. «А когда-то я считал его говнюком. Да я бы вел себя еще хуже, если бы пережил все это сам», думает Нил, считая до десяти по-венгерски — все, что он вспомнил из вчерашнего урока венгерского.

«Могут ли мои сны быть связаны с Эндрю?», задается он вопросом, когда уже немного успокаивается и мысли приходят в норму. «Я, кажется, начал их видеть как раз после того, как его встретил… странно все это».

Вернувшись в комнату, Нил топчется на месте, с отвращением глядя на свою кровать. Часы на телефоне показывают, что до следующего занятия осталось чуть больше получаса, но к своей постели даже на метр не хочется подходить, будто она может утащить его обратно в темное царство воспоминаний и грез, поэтому он подходит к окну, открывает его и присаживается на широкий подоконник, прижав коленки к груди. Свежий воздух успокаивает, а лучики осеннего солнца гуляют по веснушкам на лице, пока с деревьев по очереди падают разноцветные листья, провожая бабье лето. Раньше Джостен, кажется, не обращал внимания на такие мелочи — теперь же у него есть время насладиться ими побольше.

Порыжевший кленовый лист медного цвета, кружась, падает на макушку Нила. Тот морщится, снимает его и разглядывает еще зеленые пятнышки в середине, перерастающие в желтый и оранжевый цвет. «Прямо как моя шерсть», усмехается Джостен, и вдруг его осеняет — отложив лист в сторону, он спускается с подоконника и смотрит вперед, потирая ладони. Комната небольшая, но небольшой кувырок тут можно уместить, а Нилу как раз хорошо бы потренироваться в превращении без допинга от Финстока. Он закрывает глаза, глубоко дышит и сосредотачивается на телесных ощущениях, когда садится на корточки и чуть разминает шею. Прыжок — ноги врезаются в соседнюю кровать, и мысли отвлекаются на легкую боль в ступнях, поэтому превращения не происходит. Поморщившись, Нил матерится и потирает ушибленное место, прикидывая, как бы поудобнее тут кувырнуться. Следующей мыслью становится сальто — чтобы не расшибиться в случае неудачи, Джостен решает подпрыгнуть над кроватью Эндрю и сделать кувырок в воздухе. У него получается не с первой попытки, но, в очередной раз перевернувшись через голову, на четыре лапы приземляется лис, чуть не упав с кровати.

Обрадованный, от громко тявкает и подпрыгивает, но от непривычки все-таки скатывается с кровати и запутывается в покрывале. Отряхнувшись, Нил потягивается и выпускает когти, привыкая к новым ощущениям. «Осталось только обратно суметь превратиться. Будет неловко, если я не смогу. Придется так идти и просить о помощи… не то что бы лис тут вызовет вопросы, но это было бы крайне унизительно», рассуждает он, совершив оборот вокруг оси. Лисом он еще успеет побыть, а потренироваться в превращениях ему бы не помешало. Напрягаясь, он подпрыгивает высоко вверх — но ничего не происходит. «Как я там раньше это делал? Прыжок и сальто? Нет, просто прыжок? Ладно, попробуем и так, и так…»

Он отходит обратно к шкафу, чтобы чуть разбежаться и прыгнуть в развороте; внезапно его лапы оказываются чуть повыше подоконника, и он не успевает затормозить, опасно накренившись вперед так, что половина туловища выглядывает наружу через окно. Испуганно тявкнув, он пытается поймать равновесие и не упасть — кажется, от страха он даже начинает обратный переход, но его останавливает рука, вцепившаяся в загривок. Лапы начинают болтаться в воздухе, а в позвоночнике чувствуется натяжение: кто-то держит его за шкирку, и, когда рука разворачивает его к себе, Нил узнает удивленного Эндрю, внимательно осматривающего лиса в ответ.

— Так-так-так, кто тут у нас? Вас, яломиште, так сразу и не отличишь, но думаю, это Нил, да? — Ухмыльнувшись, Миньярд встряхивает его, и Нил вспоминает, как точно так же он сделал когда-то в лесу после того, как Джостен попытался от него убежать. Злость переливается через край и внезапно дает толчок превращению: теперь ладонь Эндрю лежит в его волосах, но не спешит их отпускать, пока Нил не произносит четко:

— Руку убери!

— Надо же — в одежде! — деланно изумляется тот, все же перестав стискивать рыжие пряди в кулаке. — Не голый совсем, как в прошлый раз. Никак, успехи делаешь.

— А тебе бы только на меня голого посмотреть, — огрызается Нил, нарочно расправив на себе толстовку. — Что ты тут вообще делаешь? Ты не должен быть в библиотеке?

— За сигаретами решил зайти. — Миньярд спокойно обходит Нила и роется в шкафу, после чего действительно достает пачку. — Не таскаю их с собой, чтобы никто не спалил с ними и было меньше соблазна курить на людях.

— Мне кажется, тут это запрещено, — говорит Нил, вспомнив ту памятку, которую ему выдали на лекции по правилам безопасности.

— А мне не похуй? — вкрадчиво спрашивает Эндрю, чиркнув зажигалкой.

— Может, тебе бы стоило это бросить, как и таблетки? Я думаю, тебе бы могли с этим помочь.

— Ну уж нет, — отрезает тот, делая затяжку и выдыхая дым в лицо Джостена.

— Что будешь делать, когда они закончатся?

— Придумаю что-нибудь. У тебя сейчас Бетси, будь добр, не опаздывай к ней, — напоминает Эндрю, придирчиво осмотрев свою кровать. — Ты что, спал на ней? Кто тебе разрешил?

— Я тренировался в обращении, — оправдывается Нил, а потом вспоминает свой сон и умолкает. На языке вертится вопрос, но он ни за что не сможет спросить его у Эндрю, поэтому остается лишь молча жалеть и себя, и его, пусть они оба не терпят жалости к себе. Миньярд замечает его жалостный взгляд и приподнимает одну бровь, так что Джостен спешит взять в себя руки и уточняет: — Откуда про Бетси знаешь?

— Встретил ее в библиотеке. Сказала, что ждет с тобой встречи.

— Что еще она тебе наболтала? Что ты ей успел обо мне наболтать?

— Мы не обсуждали тебя. Бетси ни с кем не обсуждает своих пациентов. Тебе пора прекратить ее недооценивать, — Эндрю вновь затягивается и смотрит в окно, — ты хотел выпрыгнуть с третьего этажа, только чтобы к ней не идти?

— Что за глупости? Это вышло случайно… и вообще, не твое дело, — устав оправдываться, отрезает Нил, скрестив руки на груди. — И кто из нас еще опаздывает… в прошлый раз я ждал ее пять минут! Не очень-то она и хочет меня видеть.

— Она неплохая, — снова говорит Эндрю упрямо.

— Как будто у тебя есть с кем сравнивать кроме Дрейка, — фыркает Нил, закатив глаза. Эндрю принимает сидячее положение и в упор глядит на Джостена, заставляя его почувствовать себя неуютно.

— Есть с кем. У меня был один психотерапевт еще до Дрейка, да и после него были двое — психолог и психотерапевтка.

— Ого, — только и выдавливает Нил, — раньше ты о них не говорил. Они… они тоже тебе мозги пудрили? Как Дрейк?

Вопрос звучит слегка бестактно, и Эндрю долго думает, прежде чем ответить:

— До Дрейка был недавно выпустившийся студент, у которого было не все в порядке с головой. У нас завязались отношения, но как оказалось, он был едва ли не хуже Пилигрима. Все, что я к нему чувствовал, было вызвано таблетками, которые он малыми дозами подмешивал мне в чай. Я чувствовал эйфорию и еще много чего, но при долгой разлуке ощущал почти что ломку, поэтому снова шел к нему, думая, что просто скучаю по нему и что наши встречи мне помогают. Вскрылось это, когда я сдавал очередные анализы, показавшие всю картину. Наверное, я был настолько не в адеквате после этого, что меня и перевели к Дрейку.

— У тебя… у тебя были отношения, — в ступоре повторяет Нил, будто услышал только эту фразу. — Отношения. У тебя. С человеком.

— Челюсть с пола подбери, — советует Эндрю. — Это был не человек, а оборотень-лис. Американский какой-то. Я долгое время думал, что это был… — Он вдруг замолкает, словно его подводит его голос, и незряче уставляется вперед, пока его глаза поддергиваются дымкой воспоминаний. — Неважно. Зря я тебе это рассказал.

— Не зря, — горячо и поспешно возражает Нил, — вовсе нет, я просто… немного в шоке. Но рад, что ты поделился.

— Я сделал это только для того, чтобы ты понял, что Бетси — лучшая из врачей, которая у меня была. Те двое после Дрейка были обычными, а она — больше, чем нечто обыкновенное. Лучше прислушайся к ней. — Эндрю поджимает губы, и на его лице все еще читается ненависть к себе за то, что он рассказал о своем прошлом, поэтому Нил осторожно добавляет:

— Спасибо, что поделился. Мне… мне нравится, когда ты рассказываешь что-то о себе. Нравится слушать.

Эндрю смотрит на него и качает головой.

— Делаешь успехи в коммуникациях с окружающими.

— Я серьезно, — говорит Нил. — Я был бы рад побольше послушать о твоем прошлом. Если ты, конечно, хочешь этого.

Губы Эндрю трогает легкая усмешка, и он протирает глаза двумя пальцами, при этом ловко держа сигарету.

— Видимо, нам все-таки стоит возродить ту игру в правду?

— Тогда с меня один секрет, — тоже улыбаясь, кивает Нил.

Когда он идет к Бетси, он в очередной раз понимает, что у Эндрю и правда большое-пребольшое сердце.