Кроссовки в пыли, встречал закаты на крыше,

Если мертвый внутри, то почему так громко дышишь?

Утром Нил встает без будильника по привычке в шесть часов. Эндрю лежит с закрытыми глазами, когда Джостен тихо умывается, переодевается в оранжевую футболку и длинные шорты и сонно, почти на автомате бредет к стадиону. Правильная мысль появляется в его голове, только когда он удостоверяется, что стадион закрыт, и вспоминает, что Кевин перенес тренировку на следующий день. «Вот черт, я что, зря так рано встал и сюда притащился?», разочарованно думает он, потоптавшись на месте. Учеба начнется только через три с половиной часа, значит, ложиться обратно будет бесполезно, но и занять себя чем-то все же нужно.

Нил решает устроить легкую пробежку по периметру острова, вокруг всех мест, что когда-то показывал ему Эндрю. Он совершает пару кругов по острову, добежав до японского сада, потом до моста и обратно, а снова до стадиона он уже идет пешком, переводя дыхание и рассматривая все вокруг. За наполовину облетевшими деревьями видны останки крепостей и часовня, но пока что Нил не решается туда зайти, а идет дальше по неизученным тропинкам. Чуть заблудившись, он добирается до жилых корпусов и обходит их сзади, решив слегка удлинить дорогу, а потом почти добирается до моста и вновь направляется к стадиону, когда вдруг слышит чьи-то голоса.

Два мужских голоса на повышенных тонах разговаривают около моста, а один детский, девчачий, что-то напевает за стадионом, видимо, находясь на детской площадке. Нил замирает ровно посередине; детский голосок отчего-то звучит жутко, и Джостен задумывается, почему вообще какой-то ребенок гуляет без присмотра воспитателей или учителей, однако ссора двух особей мужского пола заинтересовывает его еще больше, поэтому он слегка двигается в сторону моста, но не подходит слишком близко, чтобы остаться незамеченным. Красивая склонившаяся в земле береза служит отличным прикрытием, из-за которого Нил выглядывает, чтобы напрячь зрение и слух и разглядеть двоих парней.

В одном он узнает Кевина, да и его высокий злой голос довольно узнаваем, но второго мужчину Джостен вряд ли знает — он выглядит в два, если не в три раза старше Кевина, стоит на мосту и будто бы отказывается заходить на территорию Лисьей Норы.

— Я еще раз повторяю! — Этот самый незнакомец повышает голос. Нил еще сильнее напрягает слух и напрягает мозги, чтобы в случае чего восполнить пробелы в речи словами, подходящими по контексту. — Я мчался сюда, потому что ты уверял в срочности этой встречи, а теперь оказывается, что ты в полном здравии и тебе ничего не нужно?!

— Ты сам сказал, что в другом случае ты бы не приехал, отец! — в том же тоне отвечает Кевин. «Отец?», изумляется Нил, пока его прошибает током. Сразу его настигает волна стыда: такой разговор ему явно не стоит подслушивать. — Ты должен ее увидеть! Просто взгляни на нее!

— Сколько раз мне нужно сказать «нет», чтобы ты наконец-то понял меня? — рассвирепев, злобно осведомляется мужчина. — Я не желаю ее видеть! И тебя больше слушать не хочу!

— Ты должен ее увидеть, — словно уже в сотый раз упрямо повторяет Кевин. — Должен! Ты сразу все поймешь! Она не сможет тут долго находиться. Ей просто нечего здесь делать…

— Это не моя забота!

— И не моя забота тоже, но я почему-то продолжаю о ней заботиться! — Кевин сжимает руки в кулаки и будто бы готов вот-вот замахнуться на человека перед собой. — Она не оборотень, отец! У нее нет никаких способностей, она не может находиться тут после десятилетия…

— Значит, у нее есть еще куча лет, чтобы разобраться с дальнейшей судьбой. — Отец Кевина понижает голос, и Нилу едва удается разобрать следующее предложение, после чего Дэй, в конец разгоряченный, выругивается:

— Ты конченный идиот! Я не понимаю, как такого эгоиста могла выбрать моя мама! Тебе сто раз объясняли, что жизнь со сверхъестественными навредит ей как человеческому дитя! Ты представляешь, что будет, когда она начнет говорить с обычными людьми о нашем существовании, если ее отдадут какой-то семье в Чехии? В Беларуси? В почти любой стране кроме Венгрии? Ее сочтут сумасшедшей! Она никогда не сможет поладить с людьми! Ты должен забрать Кейси прямо сейчас!

«Кейси… точно, это его сестра!», вспоминает Нил, наконец осознав, о чем они ссорятся. «Отец не хочет ее забирать, потому что это не его дочь, а дочь какого-то кицунэ наверняка…»

— Этого не будет. Мое мнение не изменится.

— Мама любила ее точно так же, как и меня! — Голос Кевина становится почти умоляющим. — Ты не обязан ее любить, но я прошу о ней позаботиться! Мама бы этого хотела…

Мужчина вдруг сгребает Кевина за воротник футболки и встряхивает; Нил, дернувшись, понимает, что стоять в стороне он не может, и выбегает на помощь.

— Да если бы ее не было, с твоей мамой все было бы нормально! — цедит мужик, пока Кевин пытается от него отцепиться, а Джостен приближается к мосту. — Если бы не эта тупая малявка…

— Эй! А ну прекратите! — вмешивается Нил, оттаскивая опешившего Кевина от отца. Дэй, кажется, все еще пребывает в шоке, потому что его бледное лицо выражает лишь непривычный для него страх, когда он мямлит:

— Она моя сестра… пожалуйста…

— Она мне не дочь, — отрезает его отец, прежде чем переводит взгляд на Нила. — А ты еще кто?

— Проваливайте, — четко цедит Нил, поддерживая Кевина за живот и плечо. — Живо! Я не ваш сын, могу и врезать, если меня разозлить.

Отец Дэя сплевывает себе под ноги, будто бы выражая брезгливость по отношению к Нилу, и отворачивается, собираясь уходить. Нил обеспокоенно глядит на Кевина, начинающего приходить в себя; когда Дэй несколько раз моргает и фокусирует зрение на Джостене, на его лице появляется привычное презрение и ярость.

— Что ты тут делаешь? — шипит он, столкнув с себя руки Нила. — Я сказал, что сегодня тренировки не будет! Зачем ты тут появился?!

— Решил прогуляться, увидел вас, захотел помочь, — зачем-то оправдывается Нил, поспевая за Кевином, который резко срывается с места и идет к стадиону.

— Никто тебя не просил вмешиваться, недоумок хренов! — ругается тот, отчаянно мотнув головой. — Ты все испортил!

— Тебе очень удобно обвинить во всем меня, но ты бы все равно не смог договориться со своим отцом, а так я хотя бы остановил вас от драки!

— Самый умный тут что ли? — вскипает Кевин, махнув рукой так, будто намереваясь отвязаться от Джостена. На стадион он, к удивлению Нила, не заходит и бредет дальше вдоль него. — Это не твое дело! Не лезь в мою семью!

— Какая же это семья? Твой отец ни Кейси, ни тебя не уважает! — Нил вовремя уклоняется от кулака, а Кевин после неудачной попытки врезать назойливому оборотню просто идет дальше. — Слушай, мне жаль, что у тебя это происходит, но я за две минуты вашего разговора понял, что его напрасно уговаривать, так что советую и тебе не пытаться… если не согласен со мной — можем устроить поединок в кэндо, где ты меня хорошенько отдубасишь палкой.

Кевин смеряет его снисходительным и высокомерным взглядом, пока его губы в обычной манере кривятся.

— Во-первых, не палка, а синай, бамбуковый меч. Во-вторых, отдубасить тебя ей будет нарушением всех правил кэндо, умный ты наш. Еще раз такое предложишь — больше не буду с тобой тренироваться. Видать, не могу вдолбить тебе в голову нужные знания.

Нил чуть улыбается, довольный, что Кевин не заметил, как Джостен перевел тему и заставил его думать о чем-то другом, а не об отце. Они сворачивают налево от стадиона, и, прежде чем Нил вспоминает о девчачьем голосе с этой стороны, Кевин жестом руки его стопорит.

— Жди здесь, — сухо требует он, — не ходи за мной, ты ее напугать можешь.

Джостен послушно останавливается на месте, когда разглядывает качающуюся на качелях девочку, которая продолжает звонко напевать песни куда-то в пустоту и болтать ножками, выглядывающими из-под синего джинсового сарафана. Кевин идет к ней, огибая кусты и голые ветки деревьев, присвистывает, чтобы предупредить о своем появлении и, когда Кейси оборачивается к нему, тряхнув золотыми косичками, обнимает маленькую девочку, прижав ее к груди. Нил не вслушивается в их разговоры, молча рассматривая картину воссоединения брата с сестрой и отчего-то ощущая вязкую тоску в груди.

Кевин выглядит сейчас совсем необычно — не раздраженно, как с Нилом, не гневно-печально, как с отцом, а по-настоящему счастливо. «Он правда любит сестру», мелькает в голове Джостена, когда Кевин подхватывает Кейси и кружит ее по воздуху, пока маленькая девочка заливается смехом. «Души в ней не чает. Пусть она ему и не родная. Пусть она и человек, судя по его рассказам…»

Дэй сажает сестренку себе на плечи, и она обхватывает его шею обеими руками, позволяя понести себя вот так. Когда они почти доходят до Нила, он улавливает их речь на венгерском:

— Milyen érdekes dalt énekeltél?что за интересную песенку ты пела? (венг.)

— Népi! Tavaszi szel vizet araszt!фольклор! весенний ветер вздует паводок (венг.) — охотно делится девочка, с трудом произнося некоторые буквы. Нил едва разбирает ее речь, не понимая половину слов, потому что они ему незнакомы. — Tavaszi szél vizet áraszt, Virágom, virágom. Minden madár társat választвесенний ветер вздует паводок, цветик мой, цветик мой (венргерская народная песня)…

— Virágom, virágom, — подхватывает вместе с ней Кевин, засмеявшись. — Egyszerűen okos vagy! Te haladsz!Ты просто умница! Делаешь успехи!

Едва поравнявшись с Нилом, Кевин бросает на него быстрый предостерегающий взгляд, потом снова говорит с Кейси по-венгерски. Джостен смущенно идет за ними, воображая, что Дэй расспрашивает сестренку об учебе или об этой самой песенке, решив не говорить об отце. «Знает ли она вообще об этом конфликте? Знает о своем прошлом?», думает Нил, разглядывая ее золотую макушку и отчего-то вспоминая самого себя — тоже маленького, ничего не понимающего и знающего только то, что ему нужно бежать…

Кейси вдруг наклоняется назад и повисает вниз головой, с любопытством разглядывая Нила вверх ногами. Тот удивленно смотрит на нее в ответ, пока Кевин крепче перехватывает ее ноги и возмущенно ругает ее на венгерском.

— Ki az? A fickó?Это кто? Твой парень? (венг.)

— Ez egy barátЭто друг (венг.), — отзывается Кевин, повернувшись к Нилу лицом. — Спрашивает, кто ты. Если не боится тебя — это хороший знак.

Кейси, как бы напоминая о себе, подтягивается, хватает Кевина за шею и снова смотрит на Нила через его голову, пока Дэй идет пятками вперед.

— Друг, — подтверждает Нил, всматриваясь в личико улыбающейся девочки. Отчего-то его сердце сжимается. — Barát, — повторяет он по-венгерски.

Кевин разворачивается и подходит к жилым корпусам, а Кейси все пытается изогнуться, чтобы лучше рассмотреть Нила и улыбнуться ему.

— Ő a kiválasztott, akiről beszélnek?Это тот особенный, о котором все говорят? (венг.) — подумав, спрашивает она у брата.

— Ne beszélj hülyeségeket. Nem ő a kiválasztott. Egyszerűen nagy múltja van. Valójában nem tud róla beszélnНе говори глупостей. Он не избранный. Просто у него долгая история. На самом деле при нем нельзя об этом говорить, — как-то раздраженно откликается тот. — Inkább mondj egy verset vagy énekelj egy dalt. Imádom, amikor énekelsz.Лучше расскажи стихотворение или спой еще одну песенку. Я люблю, когда ты поешь. (венг.)

Девочка начинает петь, но вверх тормашками у нее это получается плохо, поэтому Кевин ставит ее на ножки и ведет за руку, пока она пытается вспомнить следующее четверостишие.

— Она вообще не говорит по-английски? — уточняет Нил с любопытством.

— Я планировал начать обучать ее в следующем году, но в целом, да. Она же в Венгрии живет, разумеется, она говорит по-венгерски.

«Лучше меня», думает Нил слегка расстроенно. «Лучше тебя», говорит ему взгляд Кевина с укоризной.

— Отведу ее к воспитательнице, потом можем потренироваться. До завтрака есть где-то час, — предлагает Кевин.

— Конечно! — сияет Нил. — Только за.

Наклонившись к сестре, Дэй что-то ей шепчет, и она слегка неуклюже заходит во второй корпус, пока Кевин поворачивается к Джостену и осведомляется:

— Первое окно справа на третьем этаже — это ведь твоя комната, да?

Нил оглядывается и взглядом находит нужное окно. Из него торчит Миньярд — в его руке дымящаяся сигарета.

— Передай своему дружку, чтобы правила проживания здесь не нарушал, а то вас обоих могут попереть отсюда, — слегка повелительно говорит Кевин без тени улыбки, после чего заходит внутрь здания вслед за сестренкой.

Нил кивает и смотрит на Эндрю в окне, который, смахнув пепел, кажется, смотрит на него в ответ.

Ꝏ Ꝏ Ꝏ

Нил продолжает думать о сестренке Кевина даже после обеда на биологии, поэтому пропускает вопрос учительницы мимо ушей и откликается на свое имя, только когда мисс Морис произносит его трижды.

— Да? — он поднимает голову, а по классу проносятся смешки. Мисс Морис деловито кашляет и указывает на доску указкой.

— Нил, доброе утро, мы проходим строение вампиров. Не подскажешь мне, на что я сейчас показываю и почему это помогает им не спать?

Нил тупо уставляется на доску, осознавая, что прослушал абсолютно все, что они обсуждают. «Что им помогает не спать? Не знаю, то, что они мертвые?», хочет сказать он, но не успевает: дверь в классную комнату приоткрывается, и на пороге появляется Стюарт. Деловито улыбнувшись и окинув всех взглядом, он уставляется на Нила, после чего переводит взгляд на мисс Морис и лаконично говорит:

— Мне нужно забрать Нила. Позволите?

— Дело ваше, — с усмешкой говорит учительница, — буду даже благодарна, если вы займете его чем-то полезным.

Нил недобро щурится в ее сторону, но скрывает свою вину и недовольство перед Стюартом, который мягко подталкивает его за плечи в сторону выхода, а затем, — поманив его за собой, быстро куда-то идет.

— Ты только вернулся? — кидается на него с расспросами Джостен, следуя за ним. — Куда мы идем? Это что-то срочное? Это из-за сигареты? Как там дела с этим… мистером Фоксом?

— Переговоры все еще ведутся. Да, я только что с них. Нет, это не очень срочно, но я забрал тебя с урока, чтобы у тебя было достаточно времени на подготовку. Почему мисс Морис тобой недовольна? Витаешь в облаках вместо учебы? И причем тут сигарета? Ты что, куришь? — задает в свою очередь вопрос Стюарт. Он выглядит уставшим и нервным, поэтому Нил решает его не беспокоить.

— Все нормально, просто на вопрос не смог ответить. Нет, не курю, просто, — он пытается подобрать слова так, чтобы не спалить Эндрю, — просто отобрал у одного мальчика сигарету, а Кевин меня с ней увидел, подумал, что курю я… думал, он тебе рассказал об этом. Так куда мы идем?

Стюарт смеряет его проницательным тяжелым взглядом, но все же решает дальше не развивать эту тему.

— Сегодня уже почти две недели, как ты учишься здесь. Можно сказать, что твой испытательный срок подходит к концу и теперь ты должен решить, остаешься ты тут или нет.

— Остаюсь, — немного подумав, отвечает Нил. Стюарт мягко улыбается.

— Тебе понадобится объяснить это не только мне, но и педсовету, а потом пройти маленькое испытание. Все будет нормально.

— Эндрю тоже там будет? — с надеждой спрашивает Нил.

— Да. Я послал за ним Бетси, но вам лучше пока что не пересекаться. Побудь наедине со своими мыслями, ладно? — Стюарт взъерошивает его волосы, почему-то свернув в сторону маленького спортивного зала. — Главное, не горячись.

— По-моему, это ты сейчас горячишься, — замечает Нил, — извини.

Стюарт согласно кивает, приоткрывая дверь спортзала. Маленькое помещение без окон не внушает особого доверия, но Нил послушно проходит вперед и оценивающим взглядом обводит присутствующих. Директриса Эбби, Финсток и Кассандра сразу бросаются в глаза — остальные три человека доверия не внушают.

— Это Нил, — представляет его Стюарт, прикрыв дверь. — Нил, некоторых присутствующих ты уже знаешь, но по правилам этикета я должен представить их всех. Это Эбигейл, директриса учебной части Лисьей Норы, это Финсток, твой тренер по работе в животном обличие, Кассандра, одна из наших главных колдуний… Акошимя значит «белая птица», один из основателей Лисьей Норы наравне с твоей матерью, — Стюарт указывает на белокурого мужчину, склонившего голову в галантном приветствии, — Гасзтав«медитирующий», ведет уроки медитации у младших сверхъестественных, а также является одним из колдунов вместе с Кассандрой, и, наконец, Аннаска«милостивая», целительница и представительница наших алхимиков.

— Добрый вечер. — Нил отчего-то робеет. Кажется, что ему сейчас устроят настоящий допрос.

— Сейчас дождемся Бетси, — предлагает Эбби, — и можем начинать.

— Верно. — Стюарт, сжав плечо Нила, предлагает ему сесть на стул, одиноко поставленный напротив скамьи, куда присаживаются все взрослые и Стюарт в том числе. Джостен подавляет волнение и спокойно выдерживает чужие взгляды. «И не в таких передрягах бывал», думает он, гипнотизируя каждого по очереди в ответ.

Бетси прибегает минут через пять и садится на лавочку рядом со Стюартом, приветливо кивнув Джостену. Впрочем, Хэтворд почти сразу поднимается на ноги и хлопает в ладоши.

— Что ж… Вы знаете, что я, во всяком случае временно, опекаю Нила и помогаю ему здесь освоиться, а также буду присутствовать на нашем с вами собрании в качестве его поддержки, а не только как один из главных учредителей Лисьей Норы. — Он ободряюще улыбается Нилу. — Прошу быть с ним вежливыми и не наседать слишком сильно. Нил, — Стюарт делает паузу, — твой испытательный срок здесь подходит к концу. Ты начал реабилитироваться, посещал разные уроки, занимался с Финстоком, пробовал себя в разных сферах науки, спорта и жизни. Как ты думаешь, тебе хватило этого времени, чтобы решить, хочешь ли ты здесь остаться?

— Хватило, — кивает Нил, снова обведя всех взглядом. — Я хочу здесь остаться.

— Ты хочешь продолжить обучение? Хочешь стать воспитанником Лисьей Норы на официальном уровне?

— Да, да, хочу, — соглашается Нил, почему-то чувствуя какой-то подвох. В спортзале становится душно и вместе с этим холодно.

— Прошу. — Стюарт жестом показывает на остальных. — У вас есть вопросы к Нилу?

— Тебе здесь нравится? — подает голос Бетси. Джостен с удивлением осознает, что у каждого в руках появился блокнот с ручкой и они готовятся записывать все, что он скажет. — Можно сказать, что ты чувствуешь себя здесь комфортно и в безопасности?

— Мне… мне здесь комфортнее, чем в те времена, когда я убегал от преследователей, — слегка уклончиво отвечает он, — и безопаснее, как меня уверяют многие. Думаю, можно сказать, что мне здесь нравится. Непривычно, но любопытно, что будет дальше.

— Учеба не напрягает тебя слишком сильно? — спрашивает Эбби, поправив очки. — Справляешься с предметами? Появился любимый урок?

— История оборотней, наверное, — пожимает плечами Нил, спрятав вспотевшие ладони между коленями. — В целом, да, все в порядке.

— Тренировки он выдерживает нормально. — Финсток, в отличие от других, говорит утвердительными предложениями. — С нагрузкой справляется, стремится двигать прогресс, впрочем, я вам уже об этом говорил. Давайте не волновать парня лишними расспросами, перейдем к делу.

— Это формальности, — осаждает его Эбби. — Нам необходимо увериться, что он и правда тут хочет быть. Акош, у тебя есть вопросы к мальчику?

Светловолосый мужчина качает головой.

— Я думаю, все интересующие вопросы я задам во время испытания.

— О каком испытании вы говорите? — спрашивает Нил, но ответа не получает. Стюарт подходит к нему и жестом показывает на дверь выхода.

— Помнишь, где там находится раздевалка? Посиди, пожалуйста, там, минут пять. Мы позовем тебя обратно.

— Что за испытание? — упрямо повторяет Нил.

— Я не могу тебе сказать. Это может повлиять на его прохождение, скажем так. Да и не испытание это вовсе! — Стюарт помогает ему подняться со стула. — Просто оно так называется. Считай это скорее посвящением. Тебе просто будут задавать вопросы. Не переживай.

«Он снова волнуется больше, чем я», думает Нил, со вздохом и покорно бредя в раздевалку. «Что меня ждет? Вряд ли что-то очень сложное, да? И не в таких передрягах бывал…»

Дверь в раздевалку поддается не сразу, но Нил все-таки оказывается внутри и почти сразу замечает Эндрю, устроившегося на лавочке и растянувшего вперед свои ноги. Увидев Джостена, он нехотя поднимается и обходит его, но Нил ловит его за руку и твердо говорит:

— Стой. Ты знаешь, что с нами собираются делать?

— Есть пара догадок, но я, как и ты, нахожусь в неведении, — пожимает плечами Эндрю, убирая ладонь Нила со своей руки. — Бетси сказала мне, чтобы я зашел в зал сразу, как ты появишься здесь. Мне кажется, лучше не заставлять их ждать.

— Они будут задавать вопросы о твоем пребывании здесь.

— Я знаю. — Эндрю останавливается около двери и немного молчит. — Не знаю, было ли это задумано твоим дядей, но, если напрячь слух, из этой раздевалки вполне слышно то, что происходит в зале. Так, к слову.

Нил провожает его взглядом с долей благодарности за такую подсказку. Когда он прикрывает дверь и садится на ту же самую лавочку, где недавно сидел Эндрю, он и правда слышит чужие голоса, сначала не разбирая, кто говорит, но сумев соориентироваться, когда Миньярд начинает отвечать практически на те же самые вопросы. «Наверное, все же ничего страшного не будет. Просто вопросы. То мне, то Эндрю. Они хотят знать, нравится ли нам тут и собираемся ли мы остаться… а вдруг Эндрю не собирается?» Нил хмурится, почесав лоб. «Может, ему тут не нравится. Я совсем забыл у него об этом уточнить…»

Прислушавшись еще сильнее, Нил терпеливо ждет, когда Миньярд начнет говорить на эту тему, но он словно назло только в самом конце добавляет «в принципе, могу здесь еще немного задержаться». Сердце Джостена отчего-то радостно подпрыгивает в груди — все-таки без Эндрю ему бы было тут ужасно одиноко. Оставшееся время Бетси задает ему вопросы о таблетках: так Нил узнает, что сейчас Миньярд принимает только по половинке в день, но чувствует себя более-менее хорошо — потом же диалог заканчивается, и Нил слышит, как Эндрю идет по залу в сторону выхода, а потом появляется и в раздевалке. Его лицо остается непроницаемым, хотя Джостен отчего-то беспокоился, что ему подобные расспросы не понравятся.

— Тебя зовут, — сухо говорит Эндрю, кивнув в сторону зала.

— Будешь слушать? — уточняет Нил. Миньярд жмет плечами.

— Если хочешь — да.

— Не то что бы хочу, но и не против, — осторожно заявляет Нил и хочет добавить еще что-то, но решает промолчать. Ноги ведут его к залу, а рука дергает за ручку, и не очень освещенное помещение вновь встречает его своим полумраком. Джостен успевает заметить, как все передают Бетси какие-то листы, вероятно, документы, а та педантично расправляет их и кладет в ровную стопочку у себя на коленках.

Стюарт в своей неизменной манере растягивает губы в улыбке и указывает ладонью на все тот же стул. Глухие шаги эхом отражаются от стен спортзала, когда Нил идет к нужному месту и присаживается — все так же напротив взрослых.

— Нил, — вновь начинает Стюарт с некоей лишней долей пафоса в голосе, — ты выразил свое согласие обучаться и находиться здесь, это значит, что ты решил нам довериться. Сейчас мы должны понять, сможем ли мы доверять тебе как воспитаннику, товарищу, даже соратнику в наших делах и, главное, оборотню. — Он выдерживает паузу, и Нил ожидающе глядит в пол. — Для этого тебе нужно рассказать нам о себе, обо всем, через что ты прошел, и главное, о том, о чем тебя спросит Бетси. Это будет не просто, но, открывшись нам до конца, ты будешь принят в наши ряды. Поверь, все, что будет тобой сказано, останется в пределах этого зала.

Нил кривится, будто от зубной боли — вспоминать прошлое и, тем более, говорить о нем кажется чем-то невыносимым. Ему тяжело делиться деталями с Бетси, а сейчас это предстоит сделать перед еще какими-то высокопоставленными дядьками…

— Если это все, чем является ваше «испытание», то я согласен, — подумав, выдавливает он. В конце концов, правду всегда необязательно говорить, верно? О чем-то можно умолчать…

Словно уловив его настроение и ход мыслей, Стюарт чуть качает головой.

— Для того, чтобы ты не скрыл от нас то, что может навредить остальным воспитанникам, Аннаска подготовила для тебя зелье, которое поможет остаться честным. — Сделав знак девушке, Стюарт получает от нее серебряный кубок с темной жидкостью и направляется к Нилу. — Тебе стоит это выпить.

Джостен уставляется на красное варево, ощутив, как сердце уходит в пятки. Ну, пиши пропало. Зелье правды? Серьезно? Они все-таки его им напоят?

— Я думаю, можно обойтись без этого, — сухо цедит Нил. — Я вполне могу отвечать на вопросы без вмешательства магии.

— Нил, — мягко начинает Стюарт, — дело не в том, что мы тебе не доверяем, что я тебе не доверяю. Это просто обычная процедура, которая поможет нам всем облегчить и убыстрить процесс. Пожалуйста, выпей его.

Он хочет поднести кубок к губам Нила, но тот дергается, чуть не пролив жидкость, когда случайно толкает этот кубок своей щекой.

— Я не стану это пить. Это бред.

— Тот факт, что ты не хочешь пить зелье, — Стюарт понижает голос и говорит почти шепотом, — может казаться подозрительным остальным, понимаешь? Они подумают, что ты совершил нечто ужасное или хочешь совершить…

— Что, если так и есть? — Нил тоже сходит на разъяренный шепот. — Что, если есть вещи, о которых я не хочу говорить, а? Ну не хочу я! Не буду этим делиться!

Хэтворд порывисто вздыхает и поближе наклоняется к Нилу.

— Если это что-то посерьезнее убийств в Америке, от которых я сейчас пытаюсь тебя отмазать перед Фоксом, то тебе бы следовало признаться мне заранее. Если нет — можешь спокойно пить. Все наслышаны о твоих приключениях. Они поймут и, как я уже сказал, ничего за двери этого зала не выйдет.

Нил жует губу, кратко пробежавшись взглядом по лицам взрослых. «Чего ты и правда боишься?», пытается он себя подбодрить. «Что они узнают, какой ты плохой оборотень? Рано или поздно это бы случилось… даже если они и решат тебя гнать в шею отсюда, ты что-нибудь придумаешь. Эндрю что-нибудь придумает. И Стюарт… его нельзя подводить перед всеми. Надо решаться. Давай, соберись…»

— Я могу отказаться отвечать на определенные вопросы? — с надеждой уточняет он. Стюарт легонько качает головой.

— Бетси будет очень аккуратна, и я тоже буду следить за тем, чтобы все шло гладко, — заверяет он. Нил вдруг осознает, что уже в который раз верит его словам, хотя ничего не доказывает их правдивость. — Ты готов?

— Разве у меня есть выбор? — обреченно спрашивает Нил вместо ответа, после чего одним глотком опустошает кубок.

Приятная жидкость как терпкий сироп льется в живот и замирает там нарастающим теплом. Нил зорко прислушивается к своим ощущениям, отчего пальцы на руках аж начинают подрагивать от напряжения. Внезапно вновь становится неуютно: и неяркое освещение создает жуткую атмосферу, и воздух кажется чересчур холодным, а лица важных шишек этой Лисьей Норы — чересчур оценивающими, усмехающимися или ждущими от Нила подвоха. Тепло в желудке вдруг пропадает и замещается чем-то колючим, резким, неспокойным; приходится вцепиться в ручки стула, чтобы сдерживать эти непонятные ощущения и не показать виду о своем неудобстве. Впрочем, судя по любопытным взглядам, все прекрасно понимают, что он сейчас испытывает.

Минута, две проходят в напряженном молчании. Потом Бетси, взяв у стены один стул, ставит его перед Нилом, теперь находясь чуть ближе, чем остальные, поправляет очки и, мельком глядя в бумаги, лежащие на ее бедрах, спрашивает:

— Как тебя зовут?

Нил моргает и хочет что-то выдавить, но горло внезапно не слушается его и сжимается в коротком спазме. Приходится помолчать немного и повторить попытку, но у него все еще не получается выдавить ни звука, а в груди что-то начинает колоться.

— Ты знаешь свое настоящее имя? — Бетси меняет тактику, а Эбби позади нее начинает что-то записывать в свой блокнот.

— Нет. — Это слово Джостен произносит спокойно и с удивлением в голосе. — Нет, я не знаю свое настоящее имя. Когда-то у меня был номер. И мамино прозвище. Камелина. Сейчас в моих документах указано имя Нил Джостен.

«Что за ерунда?» Нил, сморщившись, проводит рукой по своей шее, будто это поможет снять спазм, который появился в горле, едва он замолчал. Бетси кивает, принимая ответ, и задает новый вопрос:

— К какому виду оборотней ты принадлежишь?

— Я являюсь смесью кицунэ и яломиште. — «Стоило сказать в другом порядке», мрачно думает Нил, глядя, как Эбби и Атос пишут что-то в своих блокнотах.

— Давай поговорим о твоей маме? Ты знаешь ее имя?

— Мэри. Стюарт сказал, что ее зовут Мэри.

— Верно. Мэри — твоя мама, — зачем-то повторяет Бетси. Нилу кажется, что его голова совершенно самостоятельно наклоняется в кивке. — Какое самое раннее воспоминание, что ты о ней помнишь?

— Это… по-моему, было в Сибири. Она говорила мне, что обязательно вытащит меня оттуда. — Нил хочет заставить себя замолчать, но теперь и язык будто слушается не его, а Бетси, задающую вопросы. — У нее были такие синие глаза…

— Значит, вы с мамой были в Сибири. Как пленники?

«Нет блять, как гости!», едва не выпаливает Нил, но с губ срывается только хрип.

— Да, — помолчав, говорит он, — мама говорила, что они держат нас там незаконно, что они похитили ее и что нам нужно… нужно выбраться. Позже, после побега, она объяснила, что на нас охотятся русские и японцы. Им нужен был я.

— Ты знаешь, почему ты им был нужен?

— Сначала не знал. — И снова ком в горле не дает высказать лишние ругательства, позволяя только отвечать на заданные вопросы. — Потом мама объяснила, что они хотят забрать меня для Бегов.

— Что такое Бега, Нил?

— Насколько… насколько я знаю — это соревнование для кицунэ. Люди делают ставки. Оборотни бегут и пытаются перегнать друг друга. — В глазах начинает щипать, а кончики пальцев, вдавленные в ручки стула, безумно болят. — Это проходит в Японии. Меня испытывали в пробных Бегах в Сибири.

— Каковы были результаты?

— Я плохо это помню. Мама сказала, что я был лучше всех, поэтому они так хотели меня забрать.

— Она не говорила тебе о том, что ты яломиште? — Бетси сверяется с бумагами. — Упоминала Венгрию хоть раз?

— Скорее нет. — Нил сжимает зубы так крепко, что они начинают трещать, но это не помогает сдержать слова, словно накопившиеся в душе и желающие выплеснуться наружу. — Она не говорила о моем происхождении. Я обо всем узнал от Стюарта.

— Как ты думаешь, почему она это делала?

— Возможно, хотела меня уберечь… — Нил запинается и смотрит в пол.

— Ты не помнишь, как именно вы выбрались из плена?

— Мама пыталась сделать это много раз, поэтому… не помню, что было когда… мне было от силы два года.

— Что было после того, как вы убежали?

— За нами гнались. Мы прятались в лесах Сибири. — Каждое предложение вызывает новые воспоминания, которыми не хочется делиться и которые вовсе не хочется просматривать снова. — Мама стремилась выбраться из России в Китай, а там уже решить, куда мы отправимся дальше.

— Вас все еще преследовали тогда?

— Да-а… они постоянно были у нас на хвосте.

— Кто они?

— Не знаю. Русские, наверное? Они не хотели, чтобы я убежал. Им нужно было отдать меня японцам.

— Среди них были оборотни?

— Иногда. Они или заставляли пленных на них работать, или нанимали Предателей, чаще всего волков… Они помогали выслеживать нас и чаще всего доставляли много проблем.

— Вы когда-нибудь сталкивались с ними лицом к лицу?

Нил вспоминает Предателя в Алабаме и, кажется, начинает осознавать, куда все идет. «Понять, безопасен ли я для окружающих… конечно они будут спрашивать об убийствах». Пальцы еще сильнее сжимают стул, а все тело напрягается, не давая рту раскрыться. Бетси это замечает и осторожно, с предупредительной интонацией говорит:

— Нил, не стоит сейчас что-то держать в себе. Тебе может стать нехорошо.

— Зачем, — сипит Нил кое-как, — зачем вы это делаете… я вам верил…

— Мне необходимо задать тебе вопросы, которые были придуманы не только мной, — напоминает Бетси, — точно так же, как тебе необходимо на них ответить. Пожалуйста, не противься действию зелья. Ничего плохого не произойдет, даже если ты скажешь что-то не то. Нил, ты сталкивался с оборотнями, Предателями, как ты сказал, лицом к лицу?

— Да. — На глазах из-за напряжения проступают слезы.

— У вас была драка?

— Да.

— И у тебя, и у твоей матери.

— Да.

— Вы наносили им серьезные увечья?

— Мы защищались, — почти умоляюще цедит Нил и жмурится, смаргивая и слезы, и наваждение. — Самооборона… они хотели нас убить.

— Конечно, — понимающе кивает Бетси. — Давай вернемся к твоему путешествию вместе с мамой. Вы попали в Китай? Что вы делали потом?

— Мы перебрались через Сунгари неподалеку от Хабаровска и оказались в северо-восточной части Китая. Шли на юго-запад, чтобы быть подальше от границы с Россией, оказались в Дуньхуа, автостопом добрались до Чхонджина… — Нил морщится. — Мама невообразимым образом смогла сделать так, чтобы мы оказались на корабле, отплывающим в Америку, я… я не знаю, как она упросила одного хули-цзина спрятать нас в трюме.

— Вам помог китайский лис-оборотень? — Бетси забывает скрыть удивление в своем голосе. Нил безжизненно кивает, не прекращая бороться с собой.

— Да. Он поплатился за это жизнью. Кто-то… кто-то прознал про то, что мы были на том корабле. В Сиэтле нас поджидали, но он помог нам скрыться снова… зачем? — Джостен горько усмехается. — Все только было зря, он погиб напрасно…

— И твоя мама тоже умерла, — с сожалением в голосе говорит Бетси. — Это произошло тогда же?

Нил прикрывает глаза и качает головой. Сколько бы он не проходил через это снова и снова, сколько бы не обсуждал с собой или Бетси свою маму — раз за разом картина ее смерти протыкает его грудную клетку насквозь кривым ножом, а пламя, в котором сгорело ее тело, причиняет боль, в отличие от настоящего огня.

— Я не буду…

— Нил, постарайся, пожалуйста, вспомнить, чтобы у остальных была картина произошедшего. Нам важно знать детали, но некоторые моменты ты можешь опустить, — заботливо произносит Бетси.

После такого предложения камень на плечах словно становится немного легче; Нил действительно говорит не обо всем, поэтому не ощущает такой жгучей вины перед собой и мамой, когда рассказывает об их приключениях, скитаниях по штатам, попытках найти, занять или украсть деньги. Он отчетливо чувствует, как за него говорит зелье: оно развязывает язык, обтекает мозги и раздражает внутренности, держа его душу в стальных тисках — поэтому ему остается лишь изредка брать себя в руки и умалчивать о побоях со стороны мамы, парочке ограблений или адресах, где мама оставила деньги, сворачивая в сторону учебы в Орегоне, или попытках ужиться в Огайо. Бетси задает ему новые вопросы — и они кажутся несвязным потоком слов, невидимых в тумане, так что Нил иногда позволят себе не думать и отвечать как есть, когда она спрашивает про Миньярда, Дрейка или зоопарк в Алабаме. Под конец Джостен чувствует себя полностью выжатым. В нем не остается ни грамма эмоций, ни промили сил, ушедших на вялые попытки сдержать себя перед очередной правдой, которая снова его ломает через колено.

Лучше бы он взорвался в той машине. Это не было так… больно.

Нил ненавидит говорить правду. Черт возьми, почему это так сложно?

— Нил, — возвращает его в реальность голос Бетси, — мы почти закончили. Сконцентрируйся, пожалуйста.

Нил кивает, и тогда она действительно смотрит на последнюю страничку документов в своих руках.

— Нужно вернуться к России, к твоему пребыванию там. Скажи, Нил, ты что-нибудь знаешь о своем отце?

Вздрогнув, Джостен почти ненавидяще смотрит на Бетси, пока голова и все тело, кажется, плавятся под воздействием зелья.

— П-пошли вы, — едва выговаривает он, попытавшись встать с намерением выйти из зала. Ноги его не слушаются, и он бы непременно упал на пол, если бы его не успел подхватить Стюарт, бросившийся на помощь. — Вы все…

— Нил, спокойно, не горячись, — пробует осадить его Хэтворд, — действие зелья подходит к концу, поэтому ты сейчас совсем нестабилен…

— И ты иди! — бормочет Нил, сморгнув подступившую к глазам темноту, которая хотела увести его за собой в бессознательное бытие. — Отстань… не смей меня…

Стюарт усаживает его на стул, обтирает рукавом рубашки пот, выступивший на лбу Нила, и оглядывается.

— Мы можем это сейчас закончить?

— Стюарт, мы сочувствуем Нилу, но должны довести дело до конца, — подает голос Акош. — И, гм… лучше тебе не вмешиваться, при всем уважении к твоей ситуации…

— Я просто хочу, чтобы Нил больше не страдал, — отрезает Стюарт. «Поэтому ты притащил меня сюда», мысленно завершает в голове Джостен, покачнувшись от слабости.

— Твое желание понятно, но мы не можем игнорировать твою… заинтересованность в том, чтобы мы не спрашивали Нила о его отце, — добавляет Эбби. — Пусть Бетси продолжит. Насколько я помню, там осталась буквально пара вопросов.

— Стюарт, — бормочет Нил, осознав, что несмотря на все промахи, только дядя его сейчас и может избавить от этих мучений, — пожалуйста, ну пожалуйста, дай мне уйти, я не хочу, не хочу, за что это…

Стюарт приобнимает его, прижав к своей груди, и успокаивающе гладит по волосам, но Нил не чувствует мягкости в его теле — оно напряжено до предела, потому что в голове дяди явно происходит мучительный выбор. Наконец что-то побеждает, и он неумолимо отсоединяется от Джостена, одними губами прошептав «прости». Нил, будто в бреду, продолжает тянуться к нему даже тогда, когда Бетси повторяет вопрос:

— Ты знаешь что-нибудь о своем отце, Нил?

— Он является кицунэ, был победителем многих Бегов, даже участвовал в Сражениях как один из тех, чей дар очень силен… его привезли в Россию для разведения потомства. Мама… она не была, — с губ срывается постыдный всхлип, — единственной…

— Ты знаешь его имя?

— Мама звала его… мама… Натан.

— Ты видел его хотя бы один раз?

Нил закрывает лицо руками — больше инстинктивно, чем намеренно.

— Не помню, не помню, — шепчет он едва разборчиво, — нет, не видел, да, видел… я ненавижу, ненавижу его! Убью, если встречу… за все, что он с ней сделал… мама не заслужила…

Плач заглушает какие-либо внятные мысли. Нил старается взять себя в руки, но зелье будто и эту неискренность ему не позволяет, заставляя показывать настоящие эмоции.

— Я убью его, сразу убью! И всех, кто мне помешает это сделать, тоже! — почти в истерике кричит Джостен, не осознавая, что Стюарт почти что подхватывает его на руки и осторожно ведет к двери.

— Нил, ты молодец, — невпопад говорит Бетси. — Твое испытание подошло к концу. Мы проанализируем твои ответы и известим тебя завтра.

Джостен едва ли слушает ее, качая головой, зажимая себе рот и одновременно с этим стараясь вырваться из рук Стюарта. Кажется, что его потихоньку отпускает — но все эмоции, вся злость и ненависть остаются с ним, поэтому, практически сразу после выхода из зала, он отпихивает от себя Стюарта с такой силой, что тот аж врезается в противоположную стену, а Нил, ничего не соображая, подходит к нему, сжимая кулаки.

— Нил, — предупреждающе зовет его Хэтворд, придя в себя и легко увернувшись от руки Джостена. — Нил, давай вместе успокоимся и…

— Я не буду успокаиваться! Я не буду здесь оставаться! Черта-с-два! — Из глаз снова начинают течь злые слезы, будто ярость больше не смогла держаться внутри него и теперь выплескивается через плач и попытки навредить тому, из-за кого он здесь оказался. Новый замах — его ладонь перехватывает чужая рука, не принадлежащая ни ему, ни Стюарту, а потом еще одна хватает его за живот и оттаскивает назад. Джостену остается лишь барахтаться в воздухе в попытках выбраться из стальной хватки Эндрю, который неумолимо уводит его в раздевалку, и достать дядю, пусть в голове уже начинают появляться мысли о том, что он слишком разгорячился. — Я ненавижу тебя! — бросает он то ли Миньярду, то ли дяде, то ли судьбе и вселенной. — Ненавижу все это…

Стюарт растерянно и расстроенно остается стоять у стены, когда дверь в раздевалку захлопывается; Эндрю отчего-то выглядит взволнованно, когда подходит к Нилу, оказавшемуся на скамейке, и берет его голову в свои ладони, всматриваясь в покрасневшие глаза. Когда взгляд фокусируется на Миньярде, сердце екает; на Нила вдруг обрушивается осознание всего произошедшего, отчего он перестает дышать и лишь растерянно глядит на Эндрю в ответ.

— Ты слышал… все слышал, — обреченно бормочет он, прикрыв воспаленные веки.

— Неважно. Они не должны были тебя донимать. — В дверь кто-то стучит, и Эндрю дергает головой, после чего отпускает Нила и начинает рыться в своем чемоданчике. Без его холодных ладоней на щеках Джостену отчего-то становится невыносимо тяжело, будто у него забрали все самое яркое и светлое в жизни. — Попей, — чуть ли не приказывает Миньярд, передав ему бутылку воды, — все уже прошло. Все кончилось.

— Эндрю, тебе нужно идти, — раздается за дверью тяжелый голос Стюарта. — Тебя ждут.

— Один момент, — гремит Эндрю в ответ, пока Нил чуть ли не давится водой, мелко подрагивая. Тело начинает подчиняться ему, неохотно и медленно, так что он прежде всего налаживает дыхание, досчитав до тридцати на венгерском, чтобы приток кислорода помог мозгам начать работать усиленно. Вода льется мимо губ в сухое горло и проливается на темную футболку, когда Нил давится из-за следующей фразы Эндрю: — Можешь… можешь не слушать, что я им буду отвечать?

Нил бросает на него короткий взгляд — Миньярд напряжен и собран, но его красные глаза словно выражают сожаление от того, что ему приходится о чем-то просить Джостена.

— Не слушай. Прошу.

— Это нечестно, — сипит Нил, резко мотнув головой. Стук в дверь повторяется. — Все кругом несправедливо…

— Если бы я знал, я бы тоже не стал слушать, поверь. Плевать, что они думают, но некоторые тайны должны оставаться тайнами и для меня, и для тебя. — Тяжелая холодная ладонь ложится на плечо. — Нил.

— Что? — едва слышно отзывается тот.

— Не слушай. Пожалуйста.

Джостен вновь поднимает взгляд на Эндрю, вздронув из-за последнего слова. «Это действительно важно для него», соображает он. «Чтобы я не услышал что-то. Если он сказал пожалуйста… что-то действительно может сломать его, если я услышу. Я не хочу, чтобы его тоже сломала правда».

— Почему ты не хочешь, чтобы я о чем-то узнал? — шепчут его губы, мелко подрагивая. Эндрю усиленно моргает, словно намереваясь движением ресниц смахнуть какую-то мысль или избавить себя от боли.

— Я не хочу, чтобы это было так. Чтобы ты подслушал это. Я сам тебе расскажу все, что хочешь, но позже. Идет?

Стук в дверь раздается еще более настойчиво, как и голос Стюарта — но эти звуки тонут далеко позади, будто в другой вселенной. Сейчас в этой раздевалке нет никого, кроме Нила и Эндрю — и им не нужен никто другой, кроме них самих. Глаза Миньярда, так редко выражающие тепло, показывают его сейчас, коротко и быстро, однако Нил давно научился улавливать эти крупицы чего-то яркого и необыкновенного, поэтому просто не может отказать ему сейчас. Нет времени думать, что Эндрю, быть может, пользуется его нестабильным состоянием и требует слишком много, что теперь в их произвольной игре количество правды стало неравным; Нил и не хочет об этом думать, он просто кивает, покоряясь магнетическому свойству алой радужки, и видит в ней что-то особенно красивое и глубокое. Ладонь на плече сжимается чуть сильнее — и Эндрю, вздохнув, поднимается, собираясь уходить.

Остановить его?

Так хочется, чтобы он остался.

Нил продолжает глядеть ему вслед, даже когда дверь захлопывается снова. Вздрогнув, он в первом порыве хочет пойти за ним, но с горечью понимает, что из этого не последует ничего хорошего. Устало привалившись головой к стене, он закрывает глаза и просто глубоко дышит, пытаясь с каждым сокращением легких выдавить из себя всю оставшуюся боль. Она выходит из тела с коротким глухим стоном, после чего Нил ощущает еще более противную пустоту. От нее тоже хочется избавиться, но он не знает как.

Как обычно ему приходится выбирать между колючей болью и этой черной пустотой.

Приложив руку к груди, Нил несильно жмет на нее, словно это поможет утихомирить беспокойно бьющееся сердце. Голова нещадно болит, но позволяет начать собирать мысли в кучу, однако этот процесс прерывается едва уловимыми голосами. Слух напрягается неосознанно — и Нил слишком поздно понимает, что эти разговоры проходят в том самом зале:

— Какое имя дали тебе при рождении?

— Я не знаю, давала ли мать мне какое-то имя перед тем, как продать меня русским. Их номер — три — и цвет — огненно-рыжий — я помню прекрасно.

— На данный момент у тебя есть документы? Какое имя записано там?

— Томас Уэйн.

— Но ты откликаешься на имя Эндрю Миньярд.

— Я выбрал его, когда впервые делал документы в Америке. За пару месяцев до попадания в больницу к Дрейку.

«Нет, не слушай!», поздно спохватившись, говорит себе Нил, даже зажав уши руками, когда он обхватывает себя за голову. «Он попросил тебя это не делать…» Любопытство подстегивает его, предлагает продолжать слушать, но он решительно отказывается от этого и снова сосредотачивается на прежних мыслях. «Что делать дальше? Я больше не хочу тут оставаться… или хочу? Не так сильно, как раньше… Куда мне пойти? Есть ли у меня вообще какой-то выбор?»

За пределами Лисьей Норы его ничего не ждет. Вернее, ждут Морияма — едва он выйдет за пределы защитного круга, его тут же схватят и увезут в Японию, если не убьют на месте, и будут долго пытать, что явно не является вариантом получше пребывания здесь. Он может попытаться снова бежать, но так ли ему хочется делать это? Все равно у Нила не будет никакой цели — ровно никакого смысла существовать. Если раньше он стремился к дяде и к Венгрии, то теперь куда ему нужно будет стремиться?

Лисья Нора должна была найти для него новый смысл, но кажется, справилась с этим максимально хуево: сейчас Нилу не хочется видеть ни дядю, ни Бетси, ни всех остальных вместе взятых, и кажется, его ничего здесь никогда не привлекало. «Здесь есть плюсы… тебе нравилось тут находиться. История оборотней, язык жестов, даже тренировки с Кевином… давай, Нил, соображай! Убеди себя остаться!» От противоречия голова идет кругом, и Джостен усиленно трет виски, чуть похлопав себя по щекам. «У меня нет выбора. Мне придется остаться… но нельзя же оставить сегодняшнее происшествие просто так! Нужно будет обсудить это со Стюартом… черт, не хочу с ним говорить! Но нужно. Я… я обязательно все ему выскажу, потребую что-то… что? Что я скажу? Чтобы такое больше не повторялось? Оно и не повторится… не должно… кто знает, о чем он мне еще соврал? Вечно что-то не договаривает… точно! Нужно потребовать, чтобы он все-все рассказал! Без утайки! Ему самому это зелье подсунуть!»

Почти обрадовавшись, Нил продумывает план мести, пока мысли не возвращаются к Эндрю. Беспокойство новой волной накатывает на и без того хрупкое душевное равновесие, и Джостену становится страшно — а что будет с ним? Что, если они доведут его тоже, да еще и до такой степени, что он решит уйти? Его, в отличие от Нила, тут ничего не держит, да и оборотнем он является таким, что привык существовать без четкой цели, куда нужно стремиться, это для Нила такое состояние непривычно… Волнение перерастает в новую порцию страха от того, что Джостен останется совсем один. Он не хочет, чтобы Эндрю ушел. Он не хочет его потерять. Ему нужно остановить его и все это…

Напрягая слух, Нил вновь различает голоса в спортивном зале.

— Поэтому ты носишь ножи из черного золота с собой?

— Да. Я не собираюсь причинять боль кому-либо без необходимости. Только себе.

— Давай вернемся к твоей маме, — переводит тему Бетси спустя минуту молчания. — Ты упомянул, что из больницы Дрейка ты спас своего брата.

— Его спас Нил. Я не собирался его вытаскивать.

— Это связано с тем, что тебя мама отдала русским, а твоего брата оставила у себя?

Нил буквально чувствует на себе, насколько сильно Миньярд не хочет отвечать на этот вопрос; кажется, что и сам Джостен сейчас сожмет зубы так, что они начнут крошиться. «Что я делаю? Он просил меня не слушать… но это нельзя оставлять так!»

— Д-да, — едва ли не выплевывает Миньярд. — Оставьте… оставьте меня в покое, я больше не стану…

— Эндрю, я всего лишь хочу показать остальным, что ты не опасен для окружающих, что твоя агрессия является результатом действий других людей и что она направлена только на тех же личностей, которые ее вызывают, — мягко говорит Бетси. «Лгунья!», думает Нил, дернувшись. «Ей нельзя было доверять! Бедный, бедный Эндрю…» — Для остальных ты не опасен. Ни для нас, ни для Нила, так? Только для своих обидчиков и… себя. Все будет хорошо. Мы тебе поможем.

Вскочив на ноги, Нил принимается отмерять шагами раздевалку, сложив руки за спиной. Злость снова начинает его переполнять, а обещание, данное Эндрю, вынуждает заставить себя не слушать дальше — все понятно и без слов. «Им за все воздастся. Я им такое покажу… они считают, что Эндрю для них не опасен, но я — еще как, если они снова посмеют его хоть пальцем тронуть…»

По ушам режут быстрые и яростные шаги; встрепенувшись, Джостен бросается к двери в раздевалки и, распахнув ее, успевает заметить, как Эндрю исчезает в лестничном проеме, почти что пулей вылетев из зала. Опомнившись, Нил хочет пойти за ним, но запинается, не решив, будет ли это хорошей идеей — Эндрю может просто не захотеть кого-либо сейчас видеть, даже Нила, — и лишь смотрит, как он взлетает по лестнице вверх, чувствуя, как кто-то останавливается рядом с ним. Повернув голову, он глядит на Бетси, а пальцы на руках вдруг отчетливо дергаются, мечтая сомкнуться на ее шее. Психотерапевтка выглядит обеспокоенной и расстроенной, но Джостен не верит ни в грамм ее эмоций.

— Добились своего? — только и цедит он, скривившись. Бетси переводит задумчивый взгляд на него. — Вам понравилось пытать его? Понравилось выуживать правду против воли?

— Ты больше злишься на то, что я выполняла свои обязанности с тобой или с ним? — вдруг задает вопрос Бетси, поправив очки. Нил моргает.

— Какое вам до этого дело? Просто имейте в виду: еще раз попробуете его обидеть, я за себя не отвечаю.

— Значит, дело в нем, — кивает она. — Интересно, что гнев и боль по поводу собственных переживаний затмились такими же чувствами по поводу Эндрю. Сейчас ты ставишь его выше себя. Ты думал над тем, в какой момент ты начал так делать?

— Да плевать мне! — отрезает Нил, вспыхнув. — Вы больше не мой психотерапевт, понятно? Я ни за что не стану обсуждать с вами что-либо!

— Твой гнев совершенно понятен и естественен, — мягко отзывается та, — но, заметь, меня позвали проводить данную процедуру именно потому, что я была твоей психотерапевткой. Они посчитали, что тебе будет легче делиться правдой с тем, с кем ты уже это делал. Впрочем, выбор за тобой. Никто не будет тебя заставлять ко мне ходить.

— Еще бы они попробовали это сделать, — почти угрожающе бормочет Нил, дернувшись. Почему-то спокойствие Бетси его раздражает неимоверно, а она все продолжает оценивающе и с легким любопытством рассматривать его, будто они сейчас находятся на сеансе и ей нужно проанализировать своего пациента. — Вы бы знали, как мне сейчас хочется вам все высказать…

— Можешь высказать. Даже накричать. Я не обижусь, — она чуть улыбается, — помнишь, мы говорили с тобой о том, как важно не сдерживать свои эмоции!

Нил приоткрывает рот и хватает губами воздух, не найдя, что сказать.

— Идите к черту! — все-таки выпаливает он, рванув к лестнице и мечтая скорее отсюда убраться.

На улице начинает вечереть и моросит мелкий дождик, пока оставшаяся листва на деревьях шумит из-за порывов ветра. Нил идет куда-то наугад и долго бродит по острову, отчетливо ощущая себя в ловушке. Как удобно — его заперли посреди реки, он может выбраться только через один мост, где его вполне себе могут ждать Морияма… Вспомнив, что звуки воды его обычно успокаивают, Нил, недолго думая, обращается в лиса — это выходит у него со второй попытки сделать сальто, — хватает зубами свой рюкзак и быстренько двигается в одном направлении; как оказалось, шестое чувство вывело его на западное побережье, где они когда-то гуляли с Эндрю, и, оставив рюкзак на берегу, Нил спускается к воде. Шум текущей реки действительно помогает расслабиться — если закрыть глаза, можно представить, что он находится на свободе в каком-нибудь темном лесу, где можно побегать в свое удовольствие…

Нил довольно долго плавает вдоль берега, а потом лежит рядом с рекой и смотрит на противоположный берег, ни о чем не думая. Такой отдых наполняет его силами и приносит душевное спокойствие; когда он, подхватив рюкзак зубами, идет по тропинке дальше, в его душе уже нет прежней злости, а в голове — нехороших и тяжелых мыслей. Это снова можно счесть пустотой, но, пожалуй, довольно приятной.

Уйдя в себя, Нил не замечает, как останавливается у небольшой таблички «Japán kert». Иероглифы под этой надписью уверяют Джостена в том, что он неосознанно оказался у японского садика. Рассматривая потертую табличку, Нил отчего-то флегматично раздумывает, было ли это судьбой, что ноги привели его именно сюда, иначе как объяснить такое совпадение? «Раз судьба, значит, зайду внутрь», решает он, после чего вспоминает слова Кевина о том, что кэндо поможет ему не бояться Японии. «И правда, хватит с меня. Я не боюсь. Ни этого сада, ни Японии, ни правды…», понимает Нил, принимая человеческий облик и осторожно пройдя внутрь.

Сначала ему кажется, что садик не слишком и отличается от остального острова: в темноте деревья кажутся точно такими же, как и за пределами забора, разве что вода в пруду явно отличается от воды Дуная и, как узнает Нил, оказывается, что она была привезена сюда аж из Японии и каждую весну этот пруд осушают, чтобы снова наполнить японскими водами. У мостика стоит небольшая табличка, повествующая на английском о том, что в 2013 году этот сад был затоплен, когда Дунай вышел из берегов, но вскоре его восстановили почти в том же облике, в котором он был прежде. Искусственный фонтан тихо льется в северном конце пруда, где растет городчатый бук, туполистный кипарисовик и японская криптомерия. Дойдя до тупика в тропинке, Нил даже огорчается, так и не увидев здесь сакуру, поэтому теперь идет вокруг пруда по восточной его стороне, рассматривая другие японские растения.

Он не чувствует страха или особого притяжения к этому саду — лишь легкое любопытство, и это ему нравится. Внимательно читая все попадающиеся ему надписи на английском, Нил останавливается у написи «рукомойник тёцубаси» и, сощурившись, чтобы лучше разглядеть едва ли освещаемую в темноте постройку, поднимает взгляд на немного странное сооружение, сразу осознав, что видит перед собой поющий колодец.

Поднявшись по ступенькам, Нил находит табличку с описанием: «Поющий колодец (суйкинкуцу) –уникальный японский инструмент, представляющий собой зарытый в землю перевернутый кувшин, над которым размещается вода. Через отверстие в донышке капли попадают внутрь и издают звуки, напоминающие колокольчик или японскую цитру кото. Данный суйкинкуцу является копией поющего колодца Бодора, построенного по проекту архитектора Петера Бодора, установленная на острове в 1936 году».

Нил задумчиво поворачивается к самому колодцу, осознавая, что, чтобы услышать пение колодца, нужно омыть руки в том самом тёцубаси. «Интересно… странно, но интересно», размышляет он, осознавая, что японская культура для него является почти незнакомой — ранее он читал что-то об этой стране только из-за Морияма и только ради выживания. «Ознакомлюсь как-нибудь… только для своего интереса», решает он, разглядывая сооружение колодца и умывальника. Тонкая бамбуковая трубочка склоняется над полной воды чашей с иероглифами, и, как только Нил подносит к ней руки, из нее автоматически вытекает струйка воды. «Магия или технологии? Кто их разберет», думает Джостен, с неким удовольствием омывая руки под этой прохладной водой.

Сначала он ничего не слышит — вода перестает течь, едва он убирает руки, и в ушах гудит лишь ночная тишина, прерываемая редкими цикадами. Потом раздается звон — крохотный, легкий и тонкий, но отчетливо слышимый в пустом пространстве. Он идет будто из-под земли, так что Нил наклоняется к ней, чтобы получше уловить это легкое переливание колокольчиков. Колодец действительно поет, эти звуки кажутся волшебными, будто не от мира сего, и Нил присаживается рядом с этой постройкой, чтобы молча насладиться этой переливчатой мелодией, что создают капли где-то под землей.

Дзынь-дзынь! Бульк! Бум!

Нилу кажется, что колодец хочет ему что-то сказать, но, вероятно, говорит на японском. Там. Там. Бам. Бам. Что-то двухсложное, знакомое, какое-то имя…

Эндрю?

Нил хмурится, потирая лоб. Он слишком устал сегодня и ему уже мерещится Миньярд. Везде он, везде Эндрю…

«Нужно его найти. Вообще нельзя было оставлять его одного. Он может чувствовать себя отвратительно, а ты его бросил», подсказывает подсознание, и Нил поднимается на ноги. Действительно, стоит отыскать Эндрю, где бы он сейчас ни был, несмотря на то, что ни в комнату, ни в жилые корпуса возвращаться не хочется: наверняка где-то там есть Бетси, или Стюарт, или все остальные больше шишки…

Песня колодца заканчивается, и Нил воспринимает это как утвердительный знак, поэтому хватает свой рюкзак и быстро направляется к выходу из садика. Глаза находят знакомую дорогу очень скоро, а ноги быстро несут его вперед, пока расслабившийся мозг вновь начинает усиленно работать. «Где он может быть? У нас в комнате? На стадионе? В той часовне? Куда он мог пойти? До отбоя не так много времени, но это ему не помешает…» Мысль о том, что Миньярд мог вообще сбежать, Джостену очень не нравится, но все идеи в голове продолжают быть сумбурными, пока он не вспоминает о телефоне уже почти у жилых корпусов. Поискав на дне рюкзака мобильник, он тыкает пальцем на номер Эндрю, кривится, когда замечает под ним номер Бетси, и прикладывает телефон к уху, не очень-то и рассчитывая, что Миньярд ответит. Гудки неприятно давят на сознание, и Джостен оглядывается, пытаясь отыскать Миньярда взглядом, когда тот вдруг отвечает:

— Слушаю.

— Привет! — мямлит Нил и слегка смущается. «Вот и что ему сказать? Так ничего и не придумал…», расстроенно думает он, закусив губу. — Слушай… ну… я хотел тебя найти. Ты же еще здесь, да? Где мы можем встретиться?

На другом конце трубки раздается тяжелый вздох. Потом Эндрю говорит:

— Подними голову.

Нил недоуменно задирает ее и глядит наверх, на небо, где успели разойтись тучи и теперь рассыпались звезды, и полную луну, великолепно освещающую крыши домов.

— Не настолько сильно подними, — устало говорит ему Эндрю. Нил послушно опускает взгляд чуть ниже и вертится, не понимая, что должен отыскать, пока глаза не останавливаются на небольшой фигурке на крыше корпуса для взрослых. Моргнув, Джостен вглядывается в это существо, и сердце пропускает удар, когда он осознает, что это действительно Миньярд.

— Я сейчас к тебе поднимусь, — не своим голосом бормочет он, сбрасывая звонок.

На пятый этаж он взлетает за считанные секунды, и только потом недоуменно осознает, что данная лестница не ведет на крышу. «Ну конечно! Те ступени у кабинета Бетси!», догадывается Нил почти сразу же. «Эндрю тоже к ней ходил и, вероятно, видел ту лестницу… тоже понял, что по ней можно выйти на крышу». Пронесясь до конца коридора и лишь мельком взглянув на кабинет Бетси, Нил поворачивается к лестнице и, надеясь, что его никто не застукает за этим занятием, начинает карабкаться по ней наверх к прямоугольному люку. Если Эндрю вышел на крышу именно тут, то предусмотрительно закрыл люк обратно, чтобы ни у кого не было вопросов, но, когда Нил осторожно подталкивает его наверх, он легко поддается. Подтянувшись, Джостен залезает наверх, после чего закрывает люк, отряхивает руки и, так и оставшись на корточках, оглядывается.

С первого взгляда кажется, что здесь нет ничего особенного — лишь провода, щит с электричеством и пара непонятных коробок на черном кровеле. Потом Нил приглядывается и видит, что весь остров расстилается перед ним как на ладони: видно и злосчастный мост, и остальные корпуса, и все три столовые, а за деревьями виднеется даже часовня, но больше всего поражает противоположный берег, мерцающий огнями квартир и дорог. Эндрю сидит все на том же месте; кажется, он и не подумал сдвинуться, пока Нил сюда бежал, и теперь Джостен с опаской медленно подходит к нему, пока в мыслях проносится ужасное «он же не собирается прыгать?»

— Нет, не собираюсь, — вдруг говорит Эндрю, когда Нил оказывается совсем рядом. Его голос звучит безжизненно-спокойно. Джостен вздрагивает и смотрит ему в затылок, рыжие пряди которого освещает полная луна.

— Мне кажется, ты все-таки читаешь мысли, — говорит он вслух, осторожно присаживаясь рядом. С края крыши свисают только ботинки, тогда как Эндрю, выпрямив спину и чуть опираясь руками назад, свешивает ноги до колена.

— Может быть. Но иногда это просто не нужно. И так понятно, что ты гадаешь, суицидник я или нет. — Подавшись вперед, он с интересом смотрит вниз и резюмирует: — Я не думаю, что оборотень тут может разбиться. В конце концов, тут так много малышни, что здания наверняка построили во имя их безопасности. Даже обидно немного. Отсюда и на тот свет не убежишь, хм?

Нил продолжает молча и взволнованно глядеть на Эндрю. Он говорит сейчас так много, это так ему несвойственно и именно поэтому вызывает легкую панику.

— Ты как? — все-таки выдавливает Джостен, покраснев — ну в самом деле, что за глупый вопрос?

Эндрю молчит, болтая ногами в воздухе, а затем спрашивает:

— Ты слушал?

— Что-то. Не все. — Нил не видит смысла скрывать правду, особенно если Миньярд действительно может читать его мысли каким-то невероятным образом. Эндрю кивает — этот кивок будто является благодарностью за честность. — Я… волновался. Наверное, не стоило тебя там оставлять… не стоило вообще сюда приходить, — со вздохом заканчивает он, — и тебя сюда привести с собой.

— Ты не знал, что тебя здесь ждет, — флегматично пожимает плечами Эндрю. — И я не знал. Так что забей. Уже ничего не поменять.

— Что теперь мы будем делать? — печально спрашивает Нил, глядя на большую луну над головой. Идеальный круг кажется одновременно белым и оранжевым по краям, словно спутник Земли хочет вот-вот окраситься в красный цвет.

— Мы? — Эндрю странно и неестественно усмехается. — Миленько.

— А что не так? — чуть обиженно уточняет Нил. — Если ты после произошедшего соберешься уйти, то я здесь тоже не останусь.

— Ты же знаешь, что вне Лисьей Норы тебя ждут Морияма.

— Да плевать мне уже на всех и вся! — «Кроме тебя», подсказывает внутренний голос, и Нил так ему удивляется, что не осмеливается произнести это вслух. И правда ведь, на Эндрю ему не плевать — иначе бы он не сидел здесь, не волновался о его состоянии так сильно, не говорил, что без Миньярда он не хочет здесь оставаться…

Эндрю словно может прочувствовать конец его мысли, поэтому его голова поворачивается, и он наконец-то смотрит на Нила впервые за эту встречу. Смотрит особенно — не просто с интересом, а с желанием прочесть его разум и душу, с желанием залезть к нему под кожу и при этом полностью открыться со своей стороны. Дыхание Джостена сбивается, когда он смотрит в красную радужку, едва поблескивающую на свете луны, и видит в ней себя.

— Видимо, придется мне не уходить, раз ты собираешься попереться за мной. — Эндрю моргает — за один взмах белых ресниц в его голове, кажется, проходит вечность, которая едва ли отображается на бледном лице. — Не собираюсь смотреть, как ты из-за меня пострадаешь.

— Да, может, тут будет не так уж и плохо, — бормочет Нил, не понимая, что он несет. Кажется, нужно говорить о чем-то другом, но нечто внутри продолжает сдерживать все мысли.

Эндрю вновь смотрит в небо, шмыгает носом и облизывает губы.

— Не хочешь даже потребовать от меня ответы на интересующие тебя вопросы?

— О чем ты? — Нил хмурится, тряхнув головой и сбрасывая наваждение. — Я же сказал, что подслушивал.

— Не все ведь? Не все. Считай, это маленькое одолжение с моей стороны. — Эндрю опускает взгляд на линию горизонта, а в его голосе сухость вдруг звучит меньше, чем обычно. — Спрашивай.

Нил молчит, прислушиваясь к ветру, который легонько шевелится в волосах. Темное ясное небо показывает все свои звезды, но Джостен смотрит только на чуть сгорбившегося Миньярда, когда наконец обретает дар речи:

— Что приключилось с твоей мамой и Аароном? — Увидев, как Эндрю закрыл глаза, он осознает свою ошибку и быстро добавляет: — Знаешь, я передумал. Не стоит. Ты и так сегодня много говорил.

— Говорил, да. И теперь понимаю, что правда, похоже, меня больше не держит. — Он чуть качает головой. — Не знаю, поймешь ли меня именно ты, но я думаю… в некотором роде это и есть суть Испытания. Я все рассказал, меня это почти уничтожило, я почти ничего не чувствую, но зато хуже уже не будет. Зато я научился говорить о прошлом, и в следующий раз не будет так больно.

«Может, он в чем-то прав?», растерянно думает Нил, неопределенно поведя плечами и показывая, что пока что не может согласиться с такой мыслью. «Или нет. Мне не становится легче каждый раз, когда я говорю о маме… но может, ему и правда полегчало. И правда помогло…»

— Не знаю, слышал ли ты это, но мама не была готова к двум сыновьям. — Эндрю начинает говорить почти не запинаясь, размеренно. — Отца я даже не знал. Вероятно, это не было по любви или было просто одной случкой. У мамы совсем не было денег, и она решила, что самый лучший способ их получить — продать одного из своих щенков в лабораторию в Сибири. Выбрала более неказистого, какого-то странно-белого, чересчур бледного и проклятого богами альбиноса и сдала его русским. — Он усмехается. — Честно говоря, я вполне себе тоже могу оказаться на какую-то часть русским, потому что, насколько помню, маме даже не понадобилось далеко идти, чтобы это сделать. Можно было уточнить у Аарона, но не горю желанием. Он остался жить с ней и с деньгами, а я остался у врачей и все ждал, когда же мама найдет деньги, чтобы выкупить меня обратно… видимо, не нашла.

— Мне жаль… — начинает Нил, но Эндрю устало его прерывает жестом руки.

— Жалость тут не поможет, честное слово. Понимание — вполне себе. Как ты мог понять, из-за всего произошедшего я ненавижу Аарона. Конечно, это не все, что между нами происходило, но очень даже неплохое начало для нашей вражды.

— Что стало с твоей мамой потом? — уточняет Нил, прочистив горло.

— Я ее убил, — просто откликается Эндрю.

— Нет, не убил, — отрезает Нил.

— Да. Не убил. А жаль. Я бы мог, — соглашается Миньярд нехотя. — Когда я оказался в Америке и только начал проходить программу реабилитации, почти случайно наткнулся на фото мамы и какого-то белобрысого паренька в отзывах к СППС. Оказывается, в конце девяностых они мигрировали в Америку и пользовались почти той же программой реабилитации, представляешь? — Эндрю улыбается. — Сложил два плюс два, понял, что это мой братец… решил особо не церемониться и рассказал, как давным-давно моя мамаша сотрудничала с русскими и сдала меня им для пыток. Скандал был — загляденье! Она умерла в тюрьме, как потом выяснилось, а Аарона пристроили куда-то, но не очень удачно — в итоге мы оба оказались у Дрейка. Что, как не судьба?

Нил только и может, что покачать головой. Сил осуждать нет — да и не очень-то хочется. Он давно уже понял, что иногда все совершают не самые хорошие поступки ради себя или мести кому-то. Он сам является отличным примером данного факта.

— Ты узнал о том, что она делала все это время? Как жила? Как твой брат?

— Не особо. Не было времени да и желания. — Эндрю поджимает губы. «Вряд ли ему действительно хотелось знать, что его мама счастливо жила на деньги с его продажи», мрачно думает Нил. — Узнал только фамилию.

— И какая же она?

С губ Эндрю срывается смешок. Нил поднимает брови, но через секунду до него доходит, и он сам едва сдерживает смех:

— Миньярд, да ты сентиментален!

— Вовсе нет, — не соглашается он.

— Вовсе да! Сначала мамина фамилия, потом пароль на чемодане как дата твоего освобождения… что еще мне предстоит о тебе узнать?

— Что пожелаешь, — хмыкает он, и на его губах играет искренняя улыбка. — Пользуйся моей сентиментальностью, пока она не закончилась.

Смех чуть меркнет, и Нил слегка прикрывает рот рукой, подавляя его остатки. Казалось, он так хотел расспросить Эндрю о чем-то, но сейчас все вылетело из головы.

— Ты вообще когда-нибудь был счастлив? — вдруг спрашивает он.

— Скорее всего нет. — Эндрю звучит беззаботно и не особо печально. — Большую часть своей жизни я ничего не чувствую, а значит, и счастье тоже.

— Наверняка ты все чувствуешь, просто не хочешь это признавать.

— Такое тоже бывает, — неожиданно сознается Эндрю, склонив голову на бок. — Но это больно. Поэтому лучше бы я это не чувствовал.

Он почему-то кладет руку на свое запястье, и от Нила этот жест не укрывается, поэтому он смотрит на черную повязку под его тонкими пальцами и все же спрашивает:

— Почему ты носишь ножи именно под повязками? Не в кармане каком-нибудь, а именно на предплечьях? Это же не эффективно. Да и эти повязки…

— Не нравятся? — Эндрю выгибает бровь.

— Просто ты их никогда не снимаешь, — спешит оправдаться Нил. — Во всяком случае при мне. Почему?

Тишина гудит машинами где-то вдалеке и цикадами внизу, совсем рядом, и растягивается на добрых пять минут. Эндрю словно взвешивает что-то в уме, прежде чем отвечать на вопрос, и Нил не смеет его торопить, осознавая, что лучше бы он и вовсе не уточнял об этом. Потом Миньярд шевелится — одним движением он вытаскивает нож из черного золота, блеснувший на свету луны, кладет его рядом с собой, затем вынимает из-под повязки и ножны. Нил следит за всем этим с изумлением. Эндрю проделывает то же самое со второй рукой, однако медлит и снова размышляет над чем-то. Его губы шепчут «да пошло оно все к черту», а тонкие пальцы поддевают повязку на левой руке и с силой стаскивают ее вниз, так что Нил не успевает остановить его.

Оголенная кожа кажется совсем бесцветной из-за долгого пребывания под тканью, пока Нил не разглядывает все.

Эндрю специально поворачивает свои руки так, чтобы были видны запястья, синие ветви вен и белоснежная кожа, прерываемая грубыми шрамами. Нилу не нужно много времени, чтобы понять, что здесь есть как и старые, которые уже никогда не заживут, так и новые — возможно, появившиеся после приезда в Лисью Нору. Эндрю показывает исполосованные части рук и выглядит совершенно беззащитным, но продолжает протягивать предплечья вперед так, чтобы Джостен все видел, будто бы даже с легким упреком. В горле стоит ком; Нил моргает и чувствует, как к глазам отчего-то подступают слезы — возможно, из-за глубоко потрясения, в котором он сейчас находится. Кто знает, что является главной причиной такого состояния — сами шрамы или то, что Эндрю решился их показать.

Рубцы кривые, неровные и чуть вздувшиеся, их можно даже назвать уродливыми, и Нилу в голову приходит постыдная мысль о том, что он понимает, почему Эндрю их прячет. Затем появляется другая — и Джостен, задохнувшись от боли, осознает, откуда они взялись. Он чувствует тяжелый взгляд Эндрю на своих глазах, но сам не может оторвать взгляд от этих красноватых полос, будто прикованный к ним навечно. Видно, его слегка озадаченное и полное эмоций лицо не нравится Эндрю — он хочет убрать руки, и тогда Нил машинально хватает его за запястья.

Миньярд дергается, но останавливается, а Джостен хочет убрать ладони, но не может. Тело действует отдельно от разума; вот правая рука тоже переходит на кисть Эндрю, подлезает снизу и поддерживает тыльную сторону, чуть цепляясь за пальцы, пока левая рука робко скользит по разветвлению складок на ладони и останавливается за запястье — кажется, здесь отчетливо видна полоса, где обычно начинается черная повязка. Эндрю ощутимо вздрагивает, а пальцы Нила ползут дальше. Медленно двигаются вверх по предплечью, задерживаются на каждом покрасневшем участке, чуть давят, несильно, не больно, лишь намереваясь запомнить это ощущение грубо сросшейся кожи, а потом продолжают свой путь. Нил замирает лишь на сгибе локтя, затаив дыхание. Поднимает взгляд.

Эндрю смотрит на него в ответ. Позади него — луна и мириады звезд, но перед глазами — лишь красное безумие и алая искренность, которые вдруг оказываются запредельно близко.

Губы чувствуют прикосновение чужих губ, и голова отключается. Эндрю целует его жадно и самозабвенно, так напористо, что Нил просто не успевает среагировать и что-либо сделать в ответ. Все краски мира вдруг вспыхивают очень ярко и становятся осязаемыми. Луна оказывается совсем близко и теперь блестит в его ладонях, которые Нил так и не убрал с запястий Миньярда, — белая, и рыжая, и красная, холодная и горячая одновременно. Пальцы Эндрю чувствуются на щеках и шее, пока его губы, снова прильнув к губам Нила, вызывают мурашки и настоящий пожар в грудной клетке. Хочется сделать что-то — завопить, выругаться, прильнуть навстречу, заплакать, убрать руки с запястий, отодвинуться, — но Нилу не хватает сил, и он продолжает сидеть на месте, одновременно сгорая в пламени этих объятий и утопая в своих чувствах.

«Господи боже блять, он меня целует»

Мысли постепенно возвращаются в голову, а Эндрю отодвигается от него — и Нилу сразу кажется, что прошло всего лишь пара секунд, мгновений, что поцелуй совсем не был вечным и долгим… Миньярд выглядит взъерошено, его глаза горят, но на лице почему-то написаны испуг и разочарование. Не говоря не слова, он вскакивает на ноги, приглаживает волосы, потом подбирает ножи с повязками и, попятившись, вдруг оказывается совсем на краю крыши.

Он падает то ли случайно, то ли намеренно — Нил не знает, но инстинктивно рвется вперед, не успев ничего понять, однако его пальцы хватают воздух. Сердце пропускает удар, когда Миньярд зацепляется руками за подоконник четвертого этажа, все-таки падает дальше и неловко тормозит свой полет ладонями, стирая их о кирпичи. Приземление выходит грубым; он перекатывается по земле и замирает на корточках, но действительно, как и говорил, не разбивается от подобного прыжка. Нил с открытым ртом, все еще находясь в полнейшем шоке, глядит, как он поднимается, отряхивается, подбирает с земли свои вещи и бросает быстрый взгляд наверх, на Нила, однако затем отворачивается и быстро двигается подальше от этого корпуса.

Нил растерянно остается сидеть на краю крыши.