Разочарованные фильмом, очарованные небом глаза

Я не смогу объяснить, но возвращаюсь назад.

Я хочу, чтобы во рту оставался честный вкус сигарет,

Мне очень дорог твой взгляд, мне крайне важен твой цвет.

Нил увлеченно перелистывает страницу книги, продолжая вникать в описание химических реакций в мозгу человека. «Как странно. Все, что мы чувствуем — не больше, чем реакции гормонов, не больше, чем движение серых клеток мозга. Разве не потрясающе? Удивительно», едва не бормочет он себе под нос, разглядывая цветастую картинку и потому совершенно прослушав вопрос учительницы. Элисон, сидящая с Рене, деловито кашляет, а Дэн довольно ощутимо толкает его локтем в бок, вынуждая скривиться и вернуться в реальность. Учительница по обществознанию смотрит прямо на него в ожидании ответа, и Нил, смутившись, осторожно просит повторить вопрос.

— Не люблю запрещать читать детям книжки, но хотела бы, чтобы ваше внимание все-таки было сосредоточено на моем предмете. Тут тоже можно полезные знания получить, представляете? — Она иронично усмехается. — Ответьте-ка, почему сверхъестественные именно так себя называют? Это тема прошлого урока, если что.

— Потому что, — Нил немного медлит, — потому что это слово точнее показывает нашу более глубокую связь с природой. В то время как люди ассоциируют нас с чем-то нечистивым, отсюда и словечки вроде «нечисти».

— Блестяще, — без особых эмоций выдавливает та, — видимо, вы как Юлий Цезарь — сразу несколько дел успеваете делать, и книгу читать, и меня слушать. Похвально.

Нил криво улыбается, но книгу все же решает убрать ради приличия, потому что Дэн неодобрительно на него косится. Почти в то же мгновение звенит звонок, и приходится убрать все вещи в портфель, а учительница, поджав губы, все же позволяет ученикам покинуть кабинет. Нил слегка рассеянно выходит в коридор, все еще прокручивая в голове фразы из прочитанной книги, но затем видит Рене, увлеченно обсуждающую что-то с Элисон, перед собой, и решает вклиниться между ними, чтобы уточнить:

— Не помнишь, какой сейчас у меня урок? — Он знает, что Элисон уже давно выучила и его расписание тоже, просто так, машинально, поэтому иногда пользуется ее хорошей памятью.

— Сейчас не будет уроков, — напоминает она. — Отменили. Хэллоуин же.

Нил морщится, пытаясь припомнить, что это такое. Кажется, в Америке это ежегодный праздник в конце октября, когда люди наряжаются в смешные костюмы…

— Изначально это был праздник для таких, как мы, — разъясняет Элисон, уловив его настрой. — Когда-то люди почитали тот факт, что мы можем принимать человеческий облик, поэтому наряжались в нас. Сейчас… ну, почти то же самое. Они все еще наряжаются в нас, как там говорится? Косплеят, вот. Только теперь это скорее образы из поп-культуры. Я вот тоже собираюсь нарядиться в кого-нибудь.

Рене чуть ускоряет шаг, чтобы попасть в поле зрения Нила, и быстро говорит: «Я тоже. Не придумала кого. А ты?» Джостен жмет плечами — затея кажется ему бредовой, к тому же, с людской культурой он все еще мало знаком и понятия не имеет, как сверхъестественные могут изображаться в фильмах и книгах, созданных человеками.

— В кинотеатре за столовой весь день крутят людские фильмы по типу «Дракулы», — снова словно прочитав мысли Нила, говорит Элисон. Рене с улыбкой повторяет «Дракула» пальцами, потом весело показывает свои клыки. Джостен даже удивляется тому, какой счастливой она сейчас выглядит: он привык видеть ее наполовину задумчивой, наполовину печальной и вечно молчаливой, а сейчас она будто вот-вот заговорит ртом. — Сходи посмотри что ли. Пока мы не уехали на фестиваль.

Тут она мрачнеет. По лестнице они спускаются молча, но потом Нил все-таки уточняет:

— Что за фестиваль?

— В Будапеште чтят традиции и празднуют Хэллоуин в старой манере, поэтому ежегодно устраивают вечеринку, куда могут прийти и люди, и сверхъестественные. Некоторые даже из других стран приезжают, чтобы попасть туда, представляешь? — Девушка отчего-то выглядит виноватой, и сомнения Нила подтверждаются ее следующей фразой: — Это проходит не на острове, конечно. Вряд ли… вряд ли ты сможешь туда попасть.

— Да, — кивает Нил, оценив, как было бы удобно для Морияма, если бы он просто взял и вышел за защитный купол, чтобы посетить какую-то вечеринку. Потом он вспоминает Рико и слегка взволнованно говорит: — А вы уверены, что это вообще хорошая идея — идти туда? Я имею в виду… вы тоже можете быть в опасности. Вдруг… вдруг что-то случится.

— Я тоже так думаю, — соглашается Дэн, появившаяся рядом с Рене. — Твой дядя сказал, что там полно охраны, но кто знает, что Морияма могут учудить? Ненадежно это все.

— Какими бы ужасными не были Морияма, они не могут взять и убить подростков на вечеринке, — твердо заявляет Элисон. — Это был бы огромный скандал…

— Не могут безнаказанно убить подростков на вечеринке, — поправляет ее Дэн. — Но если они все же это сделают, то нам явно будет на это плевать, если мы на этой самой вечеринке окажемся.

Рене резко грустнеет, сказав что-то неразборчивое, и тогда Элисон, обойдя Нила, берет ее за руку и твердо заявляет:

— Ничего не случится. Если бы риски были слишком большие, то взрослые бы наверняка их учли, а сейчас в безопасности не находится только — прости уж — Нил. — Джостен кивает, показывая, что он и сам вполне это осознает. — Прекрати пугать Рене, пожалуйста, ты же видишь, как она хочет пойти на этот праздник.

Дэн хочет сказать что-то прямолинейное, но глядит на Рене и смягчается.

— Я ведь не из вредности это говорю, а потому что забочусь о вас. Нил, ну скажи же, — она поворачивается к Джостену, — скажи, что я права и это все рискованно.

Нилу отчего-то хочется назло не согласиться с ней, но он просто растерянно молчит и отворачивается, когда они выходят на улицу. Прохладный осенний ветер морозит ладони, поэтому он прячет их в карман толстовки и все силится что-то сказать, но не находит слов. Вина за то, что именно из-за него кто-то находится в опасности, ощутимо бьет по затылку и сметает все хорошее настроение, накопленное за день.

— Нил? — Дэн тыкает в него пальцем. — Так что ты скажешь?

— Извините, — бубнит он, — я пойду.

Элисон, кажется, понимает, в чем дело, и на ее лице снова воцаряется виноватое выражение, но Нил поспешно отводит взгляд и стремится уйти. «Сейчас время обеда», напоминает желудок, но мысль, что ему придется сидеть за одним столом со всеми знакомыми, которых он подверг опасности, вынуждает его свернуть в другую сторону и пойти прогуляться. Удивительно, как прогулки действительно помогают ему немного прочистить голову и почувствовать себя нормально, пусть и не сразу. Быть может, дело в свежем воздухе или в тишине, а может, в быстрой походке, которая отвлекает от мыслей.

На полянке дети превращаются в зверей по команде, выполняя несложные акробатические упражнения вместе с молодой тренершой. Мимо Нила пробегают пара ребят — их лица уже раскрашены странным образом, вероятно, для будущего хэллоуинского фестиваля, но макияж кажется Джостену смешным и нелепым, пусть и навевает тоску. Он решает отправиться в японский садик и послушать звуки суйкинкуцу, и именно здесь его находит успокоение: кроме него и звонких звуков капель здесь никого не оказывается. Вероятно, сюда никто и не ходит.

Отряхнув плитку от грязи, Нил садится прямо на нее поудобнее, чтобы слушать песнь японского колодца дальше, и вдруг удивляется, как свободно и без раздумий он сюда пришел. Его преследуют мысли о Морияма и вине за то, что друзья могут пострадать, но при этом ни садик, ни колодец его не пугают; даже наоборот, это место кажется потрясающе спокойным, правильным и необходимым для уединения, а его связь с Японией ничуть не смущает…

Нил сидит здесь, наверное, около часа, и прямо на этой плитке его находит Эндрю. Хмуро присев на ступеньки, ведущие к колодцу, он некоторое время молчит, но все же выговаривает:

— Тебя все потеряли. Элисон разнервничалась, подумала, что обидела тебя рассказом об сегодняшнем фестивале.

— Да плевать я хотел на фестиваль, — спокойно отмахивается Нил. Потом уточняет, чувствуя новый приток вины: — Что, прям все-все потеряли? Неловко вышло.

— Элисон и Рене да. Остальные сели за соседний стол, поэтому в их обсуждении я участия не принимал.

— Почему они отсели? — Нил вспоминает, как вчера они всей восьмеркой пытались уместиться в том углу и в принципе это у них получилось, когда Эндрю сказал, что с Аароном за одним столом он есть не будет, отчего второму Миньярду пришлось отсесть за другой стол.

— Из-за Аарона, — подтверждает его догадки Эндрю. — Променяли меня на него.

— Они просто решили, что ему будет грустно есть в одиночестве после того, как ты его выгнал, — замечает Нил. — Они точно не хотели тебя обижать.

— Все равно предатели, — отрезает тот, достав сигарету. Нилу становится досадно от того, что тот хочет закурить в таком особенном и красивом месте, но останавливать его он не спешит, лишь пододвигается ближе и аккуратно спрашивает:

— Ты правда боишься, что кто-то сможет променять тебя на Аарона, из-за того, что считаешь, что именно так и поступила твоя мать?

Эндрю крупно вздрагивает всем телом и слегка недоверчиво поворачивается к Нилу.

— Это все твои глупые книжки, да? — сурово осведомляется он и будто назло смахивает пепел с сигареты на растущий в траве цветок. — Видел, что ты читаешь. Психология какая-то там. Не смей меня анализировать.

— Я не анализирую, а пытаюсь понять, — возражает Джостен. — И не хочу, чтобы ты поссорился со своими друзьями из-за такого пустяка. Неужели ты не привык за все это время к тому, что все они общаются и с твоим братом тоже?

Ответом ему служит тишина. Губы Миньярда обхватывают сигарету, а между ними проскальзывает отравленный никотином воздух — Нил ловит себя на мысли, что смотрит на это слишком пристально, поэтому отводит взгляд и задает еще один вопрос, не надеясь получить хоть слово в ответ:

— Как все-таки так вышло, что они общаются и с тобой, и с ним? Вы же практически одновременно в больницу попали…

— Хотел бы я знать. — Эндрю вдруг усмехается, но Нил уже довольно хорошо распознает истинную природу такого смеха, поэтому по его коже пробегает холодок. — Сколько не старался — ни в какую. Они все равно с ним общаются.

— Что ты имеешь в виду?

— Он начал общаться с ними первым, когда мы оба оказались у Дрейка. Наверное, искал поддержку у других пациентов, пытался разузнать что-то об этом месте побольше. Я же сидел в стороне один, но наблюдал за тем, что он делает. — Эндрю затягивается. — Потом подумал — почему бы не сделать точно так же, как когда-то сделал он? Почему бы не перехватить внимание на себя, чтобы в какой-то момент от него отказались? Но не отказались ведь, — бормочет он разочарованно, — почему? Все было так просто…

Нил качает головой: рассказы со стороны Эндрю всегда навевают на него тоску не хуже, чем ложные грезы по ночам, но сейчас эта грусть приправлена еще и четким осознанием, что Миньярд повел себя неправильно. Джостен не может себе объяснить более ясно, что конкретно его смущает в поведении Эндрю; кажется, что он не мог поступить слишком плохо, и одновременно с этим чудится, что именно так бы он и поступил. «Нужно спросить Аарона», внезапно совершенно осознано думает Нил, глянув на Эндрю и надеясь, что он все-таки не читает мысли. «Узнать его мнение, его точку зрения, то, как он видел всю ситуацию… я знаю, тут все обстоит не так».

— Я не думаю, что твои друзья в принципе планировали выбирать кого-то из вас двоих, поэтому и не стали это делать, — произносит Нил. — Они вполне себе хорошо общаются с вами обоими несмотря на то, что ты терпеть не можешь брата.

— То есть ты считаешь, что у Аарона ко мне иные чувства? — уловив этот акцент на последней части предложения, повышает голос Эндрю.

— Я не знаю, — честно говорит Нил. — Понятия не имею, что он думает о тебе. В принципе, после всего, что между вами было, я бы не удивился, если бы он ненавидел тебя в не меньшей степени. Вот такая от меня правда в ответ. — Он разводит руками.

— Спасибо, что поделился, — едко откликается Эндрю.

Они продолжают сидеть в тишине. Кажется, с каждой новой затяжкой Миньярд постепенно успокаивается и снижает уровень агрессии, потому что через несколько минут его голос звучит совсем по-другому:

— Я тоже не пойду на фестиваль.

— Почему? — удивляется Нил, при этом ощутив несмелую радость.

— Не хочу. Не по мне такие мероприятия.

— Я бы в целом не советовал никому сейчас туда идти, — задумчиво протягивает Нил, — но остальных переубедить не удалось.

— Значит, в этом дело? Боишься, что Морияма что-то сделают? — Эндрю хмурится. — А в японский сад при этом пришел.

— Не боюсь, но справедливо опасаюсь, что из-за меня у других возникнут проблемы. Так всегда происходит, ты на своем опыте это проверил. — Они одновременно фыркают и чуть улыбаются. — Как ты понял, что меня нужно искать именно здесь?

— Сначала вспомнил, что ты интересовался этим местом, когда я проводил для тебя экскурсию. Потом уловил твой запах.

Нил, отчего-то опешив, неуверенно втягивает носом воздух. Почему-то в последнее время он позабыл о своем чутком обонянии и о том, что раньше ему всегда приходилось маскировать свой аромат на всякий случай. Видимо, в Лисьей Норе к нему вернулся собственный запах, который успел запомнить и научиться распознавать Эндрю. От самого Миньярда сейчас пахнет только сигаретами — никотин, кажется, залезает в нос Нила и раздражает его слизистую точно так же, как Эндрю иногда залезает Нилу в голову. «Интересно, почему он начал курить?», задумывается он, уже не скрываясь, когда рассматривает Миньярда. «Было ли это изначально желание замаскироваться под человека с зависимостью и пороками или же действительно тяга к такой запретной и медленно убивающей вещи?»

— Как я, по-твоему, пахну? — спрашивает он вслух, чуть смутившись своего же вопроса. Эндрю поднимается на ноги, смотрит на сигарету в своих пальцах, потом бессовестно бросает ее на плитку и притаптывает. Нил с возмущением уже хочет отругать его за это, но осекается, когда тот выговаривает:

— Вкусно.

— Вкусно, — озадаченно бормочет Нил.

— И привычно, — добавляет Эндрю.

— Привычно?

— К чужим запахам с таким обонянием нужно долго привыкать. К тебе привыкнуть было легко, — объясняет Миньярд.

Нил, зардевшись, испытывает необъяснимое желание подойти к нему поближе и крепко обнять — а может, даже поцеловать, хотя внутри от одной такой мысли появляется паника: как он может сделать это первым и для чего вообще кто-либо это делает? — и, осторожно сделав шаг вперед, он даже намеревается выполнить часть своих желаний, однако Эндрю слегка суховато выдавливает:

— Пойдем обратно. Это место навевает тоску, да и остальных я был бы рад проводить на этот дурацкий карнавал.

Нил кивает, чуть отступая. «В другой раз?» проносится неуверенная мысль, после чего он начинает на себя злиться. Ну о чем он вообще думает? Глупости какие-то… Совершенно естественный процесс, судя по книгам, но при этом кажущийся таким неправильным, неловким, даже стыдливым…

«Психотерапевт бы сейчас помог», думает Нил, следуя за Эндрю к выходу из японского садика, но потом морщится. Пару дней назад он собрался с мыслями и поплелся к новой психотерапевтке, которую ему поставили вместо Бетси, но с ней ему было даже хуже, чем с Добсон: вечное ощущение дискомфорта, вопросы, лезущие в душу, и гнетущая атмосфера четко дали ему понять, что еще один такой сеанс не повторится. Он помнит, что он должен ходить на прием хотя бы раз в неделю, но это значит, что придется выбрать меньшую из зол и снова прийти к Бетси. После всего, что он ей наговорил. После всего, что она сделала.

«А что она, собственно, сделала?», задумывается Нил, аж хмыкнув, когда погружается в этот спор с самим собой насчет того, стоит ли простить психотерапевтку или нет. Эндрю осторожно косится на него, но не прерывает эту умственную перепалку, лишь своим присутствием напоминает Нилу о том, что ему-то как раз Бетси все еще нравится. «С кем-то все-таки нужно будет обсудить все это… в последнее время все чаще ощущается потребность с кем-то поговорить», с удивлением осознает он, призадумавшись. Всю жизнь он думал, что его уже ничего не сможет удивить, но после прибытия в Лисью Нору происходят одни открытия за другими…

Начинает рано смеркаться, поэтому загораются первые фонари на каменистых дорожках. Чуть съежившись из-за холода, Нил потирает ладони и глядит, как толпы подростков, детей и даже взрослых неторопливо текут к мосту Магрит, где, видимо, все собираются перед отправкой на вечеринку. Краем глаза Нил видит, как воспитательницы пытаются организовать детей в причудливых костюмах и расставить их по парам, но взбудораженные сверхъестественные назло не слушаются и бегают туда-сюда нетерпеливо; Джостену приходится дернуть Эндрю на себя, чтобы в него не врезался какой-то маленький комочек в зелено-розовом костюме, который издает непонятный рев и несется дальше. «Сумасшествие какое-то», качает головой Нил, отпуская Миньярда, кратко кивнувшего в знак благодарности.

Главные корпуса оказываются украшены силуэтами летучих мышей, которые напоминают Нилу о зоопарке в Атланте, а у парочки зданий стоят подсвечиваемые тыквы с чудными рожицами. Из-за мыслей о прошлом Джостен начинает искать глазами Ваймака — тот обнаруживается неподалеку у моста рядом со Стюартом и приветливо распахивает руки для объятий. Как ни странно, первым сдержанно его обнимает Эндрю, а Джостен уже после него оказывается стиснут сильными ручищами.

— Идешь на этот карнавал? — уточняет Нил, скептически глянув на красный плащ с огромным воротником и синюю толстовку под ним. Ваймак радостно кивает, чуть манерно покрутившись, чтобы показать свой костюм во всей красе.

— Пригласили меня, чтоб я за детишками присматривал, представляешь? А я только и рад помочь. Пусть и не могу прикинуть, как, потому что с магией у меня в последнее время проблемы, ну, ты понимаешь, — слова по обыкновению начинают литься из его рта нестройным потоком, — чуть не умер, когда в последний раз колдовал, так что маленько страшно еще раз пробовать, да и силенок ни на что не хватит, скорее всего, а еще та медсестра сказала, что одно неверное заклинание, и я могу умереть вообще… Знаешь, мне одна гадалка в шестьдесят пятом году прошлого столетия, кажется, из Словении или из другой европейской страны, нагадала, что когда-нибудь я погибну от очень сильного заклинания, созданного мной же, так что прошлый раз мог действительно стать последним, я так и подумал — ну все, пришла моя кончина, пиши пропало, но выжил же! Значит, время еще не пришло, но придет когда-нибудь, так? А вдруг сегодня? Короче, — это слово вызывает невольную улыбку у Нила, — решил одолжить костюмчик какого-то там чернокнижника из комиксов, чтобы, если кто-то плохой и норовит испортить детишкам праздник, то увидев меня в таком костюме, сразу поймет — вот это великий и могучий грозный маг! Нападать на детей не надо, он сразу всех в ответ положит!

— Ладно-ладно, я понял, — улыбается Нил еще шире. Ваймак кивает в сторону Стюарта, прихватывая Нила за плечи, и, зачем-то подталкивая его в сторону, говорит:

— Твой дядя помог костюмчик по размеру найти, все благодарности — ему. К следующему празднику надо бы похудеть, конечно, а то и так еле-еле влез в эту толстовку…

— Тебе нравится Хэллоуин, да? — Нил чуть хмурится и озадаченно поворачивает голову к Эндрю — тот и сам удивленно смотрит на Ваймака, который уводит Джостена чуть подальше от него и Стюарта с непонятной целью.

— Мой любимый праздник после Нового Года. Во всех странах так по-разному отмечается, загляденье просто! А еще я подарки люблю, — улыбается тот, все же остановившись в метрах тридцати от изначальной точки. — Слушай, Нил, ну не могу скрывать это от тебя, честное слово, не могу. Твой дядя — человек потрясающий, но больно много о тебе постоянно расспрашивает. Прям обо всем — где ты был, что делал в Америке, как со мной познакомился. Напрягает это меня, конечно, но в остальном он такой хороший… честное слово, не знаю, что и думать. Понял только то, что должен тебя предупредить.

Нил хмурится и краем глаза косится в сторону Стюарта. Он начинает беседовать с Эндрю, сохраняя учтивое выражение лица, но все же у Джостена возникает подозрение, что тот может подслушивать — в конце концов, не так уж и далеко они отошли.

— Он просто интересуется моей жизнью, — не очень уверенно говорит Нил. — Ему хочется знать побольше о том, что происходило со мной, пока его не было рядом, но в последнее время мы с ним… не очень ладим, поэтому он решил поговорить с тобой. Наверное.

— Точно? — неуверенно переспрашивает Ваймак. Сейчас он отчего-то кажется ребенком побольше Нила, неуверенным в себе и только что нашедшим друга. — Как думаешь, он общается со мной только из-за тебя?

Нил не знает, но смотрит в грустные глаза Ваймака, и его голова качается сама.

— Конечно нет. С тобой приятно общаться, и я уверен, что Стюарт считает тебя прекрасным собеседником и неоценимым помощником в проведении этого праздника. — Нил улыбается слегка натянуто, размышляя об истинных мотивах дяди, но на душе становится тепло, когда Ваймак широко улыбается.

— Верю тебе. Это здорово.

— Да, здорово, — эхом откликается Нил, глядя на почему-то помрачневшего после разговора со Стюартом Эндрю. Его плеча касается чья-то ладонь, и он подпрыгивает от неожиданности, развернувшись к мрачному Кевину. «Почему я не почувствовал то, что он рядом?», удивляется он, чуть сникнув под скептическим взглядом Дэя.

— Тренировку с утра прогулял, — констатирует тот без вопросительной интонации.

— Ой… — Нил моргает, осознав, что действительно совершенно позабыл о кэндо в последнее время.

— Вот тебе и «ой», — скупо дергает губами тот. — Вчера тоже на тренировку не явился. Смотрю, тебе перестало интересно тренироваться?

— Нет, я просто забыл, понимаешь… совсем замотался из-за друзей, — пытается объяснить Нил, но Кевин весьма властным и резким жестом его останавливает.

— Мне плевать. Завтра с утра я приду на этот стадион, — указывает себе за плечо, — в последний раз, если ты там снова не появишься. Такого наплевательского отношения к кэндо, — повышает голос так, чтобы сделать особый акцент на этом слове, — я не потерплю. И к себе тоже. Мои личные проблемы не мешают мне уделять внимание тренировкам, тебе тоже не должны. Понял?

— Понял, — примирительно соглашается Нил, и правда чувствуя себя неуютно от того, что Кевин несколько раз появлялся в шесть утра на стадионе, но так и не дожидался Джостена. Стараясь загладить свою вину и перевести тему, он осторожно уточняет: — А чего костюм не надел? Не идешь на вечеринку?

— Иду только из-за сестры, — он выгибает бровь, ясно давая понять, что тему перевести не удалось, но ради приличия игнорировать вопрос он не будет, — она любит наряжаться в принцесс, а я люблю ее радовать. Ты, я полагаю, остаешься здесь, так что… можешь подготовиться к завтрашней тренировке. Уверяю, щадить не буду.

Только после этой угрозы он переводит взгляд на Ваймака, чуть задерживается на нем, но потом кивает в знак приветствия и уходит. Нил машет рукой — мол, все нормально, — когда видит вопрос, застывший в глазах колдуна, который задумчиво глядит вслед Кевину.

— Твой друг? — уточняет он на всякий случай.

— Вроде того.

— Странные у тебя друзья. Все норовят тебя как-то оскорбить, — вдумчиво произносит Ваймак. Нил, одарив его возмущенным взглядом, качает головой и хлопает колдуна по плечу.

— Пойдем обратно. Я хотел проводить их, а тебе лучше бы не опаздывать.

У самого моста продолжают толкаться дети, желая побыстрее залезть в автобус, который отвезет их на вечеринку. Воспитательницы считают и отмечают всех по списку, пока все, всполошившись, создают столпотворение и легкую панику, однако среди этого шума и гама Нил все же улавливает долю праздничной атмосферы. Первыми садятся младшие группы, далее остальных строят по возрасту, поэтому Джостен, наконец разобравшись в этой схеме, находит взглядом своих знакомых. Ники стоит в черно-зеленой мантии и держит в руке странную палку, то и дело шутливо наводя ее на Дэн и Мэтта, почему-то одевших строго-официальные деловые костюмы. Аарон стоит рядом с ними без какого-либо наряда. Ваймак чуть подальше склоняется к плечу Бетси, чтобы помогать ей проверять список, и Нил пытается найти Рене и Элисон, однако встречается взглядом с каким-то парнем и мгновенно его узнает.

Это был тот самый паренек, который помог Нилу не шлепнуться на глазах у всей библиотеки. На его голове — длинный белый парик, на теле — синее платье, а фиолетовые глаза со странным выражением глядят на Нила в ответ, и в них читается испуг, когда Джостен его замечает.

— Кто ты такой? — бормочет Нил себе под нос озадаченно. Паренек пытается снова затеряться в толпе, но он прекрасно видит его белые волосы и даже обдумывает мысль подойти к нему ближе и наконец нормально поговорить с этим человеком, который явно за ним следит и при этом почему-то боится.

— Ты о ком? — лениво уточняет Эндрю рядом. Нахмурившись, Нил указывает пальцем на толпу детей и поворачивается к Миньярду.

— Вон тот, видишь? Почти рядом с Ники, в белом парике. Мне кажется, он меня преследует.

— Ты говоришь о моем брате? — Эндрю скептически выгибает бровь. Нил глядит на толпу снова, однако действительно больше не видит маячившие белые волосы, словно их там и не было никогда.

— Нет, там был… неважно. — Нил качает головой. «Возможно, это паранойя. Как в тех книгах написано. Выдумываю себе всякое», мрачно думает он, стараясь отвлечься от нерадостных мыслей на Рене и Элисон, подошедших слева.

Волосы первой собраны в два куцых хвостика, кончики которых раскрашены в синий и розовый цвет, а непривычно красная помада на губах специально чуть смазана. Элисон рядом просто сияет, облаченная в зеленое платье и покрасившая волосы в рыжий цвет: теперь она похожа на яломиште, но при этом в ней прослеживаются черты что-то прошлого, обыкновенного и родного.

— Вы наряжаться не планируете? — удивляется Рейнольдс, чуть приобняв Нила за плечо. От нее пахнет обвораживающими духами, и Нил чуть улыбается, качнув головой.

— А зачем? Мы все равно никуда не идем.

— Для развлечения! Можно быстро соорудить костюм вампира, — предлагает та. — Или привидения. Нахлобучиваешь на себя простыню и вырезаешь в ней глаза, вот и все, сечешь?

— Спасибо, не надо. — Нил качает головой, глянув на Рене. Той явно нравится ее новый образ, потому что с лица весь день не сходит радостная улыбка, поэтому, чтобы ее поддержать Нил осторожно и очень медленно показывает по буквам: «Выглядишь… к-р-а-с-и-в-о. Хорошо».

Рене обводит свое лицо ладонью, прошевелив губами «красиво». Нил повторяет этот жест, кивнув. «Красиво». Эндрю улыбается краешком губ, затем уточняет:

— Чьи это костюмы?

— Попробуй угадай. — Элисон намеренно встает рядом с Рене, кладет ей руку на плечо и наигранно позирует, словно это поможет Миньярду и Джостену угадать ее персонажа. Эндрю задумывается и с легкой ухмылочкой уточняет:

— Кто-то из Марвел?

— Ой, да ну тебя! — закатывает глаза та, после чего смотрит через плечо Рене и добавляет: — Нам, пожалуй, пора, а ты, будь добр, посмотри другие супергеройские фильмы в добавок к тому мультику сегодня, чтобы не путать персонажей, сечешь?

— Сегодня? — переспрашивает Нил, пока Эндрю мрачнеет и цедит:

— Рейнольдс!

Та прикрывает рот ладонью, но ее лицо не выражает ни грамма вины. Нил смотрит то на нее, то на Эндрю, пытаясь понять, что сейчас происходит, однако Рене, качнув головой в сторону толпы, осторожно тянет Элисон на себя и показывает свободной рукой «пойдем». Приоткрыв рот, Джостен сначала хочет задержать их и расспросить обо всем, но вместо этого его голова поворачивается к Эндрю:

— Фильмы? Мультик? Сегодня? Ну и что ты задумал?

— Вот же дрянь, — бормочет Миньярд, — весь сюрприз испортила. Пойдем, — без церемоний, он хватает Нила за запястье и уверенно ведет, а вернее почти тащит за собой, — как ты мог уже понять, я собираюсь показать тебе нечто особенное.

— Я думал, мы проводим твоих друзей, — чуть сопротивляется Нил, но Эндрю отмахивается:

— Как-нибудь справятся и без нас. Ни к чему стоять и глазеть, как они уезжают, просто бессмысленное занятие. А вот фильм ждать не будет.

Нил последний раз оглядывается на толпу радостных подростков с легкой неуверенностью, но потом соглашается с самим собой и следует за Эндрю. Тот, даже почувствовав, что Джостен идет самостоятельно, не отпускает его запястье, вцепившись в него даже, пожалуй, чересчур сильно. Любопытство в грудной клетке подначивает мозги работать, и Нил, с интересом глядя на Миньярда, отчего-то холодного и собранного даже больше, чем обычно, складывает два и два.

— Ты ведешь меня в тот кинотеатр за корпусами, да? — Он не нуждается в ответе, однако хочет услышать нечто утвердительное со стороны Эндрю. — Элисон говорила, что сегодня там крутят фильмы о Хэллоуине или типа того. — Следующее осознание практически сразу накрывает его с головой, и он чуть не останавливается на месте, пораженный догадкой: — Ты обсуждал это с ней, так? Она тебе тоже рассказала о кинотеатре.

— Да, мы с ней кое-что обсуждали на этот счет, — чуть уклончиво заявляет Эндрю. Нил щурится.

— Я думал, ты ее ненавидишь.

— Может быть, но мне нужна была информация, а она тут лучше всех во всем разбирается. — Эндрю флегматично жмет плечами, а сердце Нила неуверенно и отчего-то сладко сжимается в груди. «Неужели он ради меня засунул в задницу свои негативные чувства к Эли и начал с ней нормально общаться?», думает он, чувствуя, что щеки невольно начинают покрываться краской. — Но вот зараза, все равно сюрприз испортила.

— Я еще не знаю, в чем он заключается, — напоминает Нил. — Так что сюрприз все еще может состояться.

Эндрю обдумывает его слова, шагая вперед, потом заметно расслабляется. Джостен понимает, что тот нервничает, причем довольно сильно — да и сам он ощущает необъяснимое волнение, сравнимое тревогой во время погони, хотя казалось бы, что может случиться прямо сейчас? Вместе с тревогой помимо любопытства присутствует еще и неловкость; даже то, как Эндрю цепко хватается его запястье, вызывает смущение, желание зардеться и спрятать лицо, чтобы никто не увидел все эти чувства, проступающие на коже пунцовым румянцем.

Кинотеатр светится в полумраке праздничными гирляндами, и особенно ярко освещаются постеры хэллоуинских фильмов: карикатурно изображенный вампир едва прикасается клыками к шее бессознательной девушки, а на другом изображении девушка стоит между смазливым упырем и полуголым оборотнем. Нил чуть кривится, но полагается на вкус Миньярда, который заводит его внутрь, жестом просит подождать и что-то тихо обсуждает с девушкой за кассой, после чего подзывает Джостена к себе и кивком головы указывает на дверь, рядом с которой стоят две тыквы:

— Тут всего два кинозала. В одном обычно показывают лекции и документалки, на которые водят малышню ради развлечения, в другом — обычные фильмы, даже новинки проката иногда мелькают. Сегодня оба зала крутят кино с хэллоуинской тематикой, однако я попросил поставить свой фильм ради исключения. Напомни, ты был когда-нибудь в кинотеатре?

— Однажды… по-моему, в две тысячи пятнадцатом мне пришлось скрыться от одного подозрительного человека, и я не придумал ничего лучше, как забежать в кинотеатр. Даже в зал проскочил мимо уборщицы. Не помню, какой фильм там крутили, да и не особо хотелось запомнить, мысли были лишь о преследователе. — Нил невесело хмыкает. Эндрю понимающе кивает.

— Понятно. Негативный опыт. — Девушка за кассой вдруг пододвигает ему коробку попкорна, и он, схватив ее обеими руками, натягивает губы в улыбке. — Будем исправлять эту ситуацию.

Зал оказывается небольшим и почти не освещенным: приходится искать третий ряд посередине почти вслепую, но Эндрю даже не рассыпает весь попкорн, когда все-таки плюхается на кресло справа от Нила и ставит картонную коробку между ними. Экран пока еще не горит, но в его углу мерцают тыквы со зловещими физиономиями. «Тыквенное помешательство какое-то», думает Нил, заерзав на жестком откидывающемся кресле и неуверенно зачерпнув горсть попкорна. Как-то раз ему приходилось пробовать эту странную еду, но тогда ему это совершенно не понравилось — сейчас же эти мягкие хлопья отдают сыром, который дополняет солоноватый привкус.

— Нравится? — бубнит Эндрю, тоже зачерпнув попкорн ладонью.

— Пойдет, — жмет плечами Нил, — его же специально продают в кино, да? Это какой-то человеческий ритуал, обязательно при просмотре есть вот эту штуку?

— Не совсем, нет. Когда-то жевать что-либо в кинотеатрах даже считалось дурным тоном, но потом в Америке нагрянула Великая Депрессия, и владельцам кинотеатров пришла идея продавать попкорн в фойе, чтобы его запах привлекал голодных граждан штатов, а стоил он совершенно недорого. Наконец-то, — произносит он, когда экран загорается синей заставкой, а музыка из динамиков окружает пару со всех сторон и отдается вибрацией в груди, — я уж думал, мне придется целую лекцию читать, пока они не включат фильм.

— Я бы послушал, — произносит Нил и затем краснеет, впрочем, радуясь, что в темноте кинозала его румянец точно невозможно увидеть.

На экране показывается космос и бесчисленное количество планет — Нил невольно вспоминает крышу и темное небо с мириадами звезд, где казалось, что можно дотянуться до любой такой планеты, что он и не на Земле находится, а где-то далеко в космосе парит и летает. Невидимая камера приближается к потускневшей планете и показывает коричневые свалки мусора; Нилу требуется некоторое время, чтобы понять, что перед ним находится все та же Земля, только погрязшая в завалах, превратившаяся в одну большую мусорку, и еще несколько минут уходят на попытку понять, почему Эндрю решил показать ему именно эту анимированную картину, пока в кадре наконец-то не появляется квадратный робот-чистильщик, на спине которого красуется бело-красное имя.

— Валли? — Нил не может не улыбнуться, глянув на довольного-предовольного Эндрю. — Серьезно? Ты все-таки… — Он не находит дальнейших слов и качает головой.

— Я же говорил, что нам когда-нибудь нужно будет посмотреть этот фильм? — вкрадчиво напоминает Миньярд. — Стараюсь держать свои обещания.

— А ты в курсе, что название того города в Штатах пишется не так, как название этого… робота? — усмехается Нил, не понимая, отчего в груди так и полыхает вселенское счастье.

— Ой, отвянь, — просто отмахивается Эндрю, зачерпнув новую порцию попкорна.

Нил глядит на него со смешинками в глазах, однако тот долгое время молчит, уставившись в экран. Забеспокоившись, что он сказал что-то не то, Джостен уже собирается рассыпаться в извинениях, но Эндрю прерывает его, кивнув на робота Валли.

— Вот, смотри. Видишь, как ласково он смотрит на это насекомое? Его работа — утилизировать мусор, но он умудряется любить окружающую среду больше, чем когда-то это сделали люди.

— А что они сделали? — Нил скептически смотрит на экран. — Это их рук дело, да? Просто тут еще ни разу такой факт не упоминался.

— Необязательно рассказывать и разжевывать какую-то историю, чтобы зритель понял нужные детали, — терпеливо объясняет Миньярд. — Кино — это визуальный способ показать информацию. В этом вся и прелесть фильмов. Зритель может осознать, что произошло, даже если ему не сказали об этом напрямую — он находит все, что нужно, своими глазами, анализирует это и приходит к выводу. За это я кино и люблю.

— Ты, оказывается, знаток, — бормочет Нил, почувствовав себя слегка неуютно и глупо. Эндрю как бы невзначай бросает:

— Ты тоже можешь им стать, это не так уж и трудно, мастерство накапливается с опытом. — Затем он немного молчит и аккуратно дополняет: — Я начал смотреть людские фильмы уже после Дрейка и всего такого. Психотерапевт посоветовал как один из вариантов того, что может придать жизни смысл. Необязательно фильмы — искусство в целом.

— И как? — подавив удивление от такой откровенности, уточняет Нил. — Помогло придать смысл?

Эндрю дергает плечом.

— Помогло занять себя на некоторое время. И отвлечься от негативных мыслей. Не думал, что это оно, а сейчас тем более понимаю, что все-таки кино не было достаточно, чтобы уверенно сказать, что у меня появился смысл жизни, но все же положительный эффект был.

Нил решает промолчать и не сбивать искренний настрой Миньярда своими неумелыми комментариями или неудачной попыткой поддержать его словесно. Вместо этого его рука будто бы сама тянется к ладони Эндрю и неуверенно ее накрывает; как только происходит это прикосновение, Джостен тут же начинает проклинать себя за то, что его ладонь чуть замаслена попкорном и что вообще Миньярду такое вряд ли понравится, однако тот не шевелится и не думает убирать свою руку, даже наоборот — пододвигает ее поближе к Нилу и чуть свешивает ее с ручки кресла.

Его глаза продолжают смотреть на экран.

Через несколько минут в фильме появляется еще один робот — белый, гладкий, довольно равнодушный и даже агрессивный. Валли дарит этой безразличной Еве свой любимый цветок; Нил, отчаянно напрягая мозги, чтобы вникнуть в сюжет и прочитать картину визуально, как сказал Миньярд, начинает подозревать, что фильм превращается в любовную трагедию, особенно когда этих роботов разлучают и Валли отправляется за любимой.

— Видишь, как тут показаны люди? — говорит Эндрю с заинтересованным блеском в глазах. — Они едва могут двигаться, не в состоянии ходить без технологий, и это все после того, как практически уничтожили родную планету в мусоре!

— Это точно не какой-нибудь сверхъестественный снимал? — неловко шутит Нил. — Явно кто-то не любит человечество.

— Не то что бы не любит, скорее, показывает, к чему могут привести технологии, если ими неправильно пользоваться, — поправляет его Эндрю. — Слегка сместив акцент на вину самих технологий… взгляни на тот руль у капитана, он главный злодей.

Нил уже хочет возмутиться такому спойлеру, но его внимание занимают Валли и Ева, начавшие красиво кружиться прямо в открытом космосе рядом с кораблем. Эндрю, заметив, как Джостен переключился на парочку роботов, тоже решает не продолжать тему и смотрит фильм дальше.

— Разве роботы могут вот так полюбить друг друга? — с сомнением спрашивает Нил, хмурясь. — У них же нет чувств.

— Я думаю, их решили наделить некоторыми человеческими качествами, чтобы показать эту любовь и чтобы сделать акцент на том, что роботы здесь даже человечнее самих людей. — Эндрю усмехается. — Знаешь, раньше думал, что ты больше похож на этого Валли — хотя бы своим окрасом. Теперь мне кажется, что ты больше Ева.

— Разве? — Нил ухмыляется, вспомнив, что в его голове мелькала ассоциация Евы с Эндрю. — И почему же?

— Это мне приходится за тобой бегать и тебя спасать, — заявляет Эндрю. Они оба слегка смеются, после чего Нил снова уточняет:

— Разве?

Миньярд наклоняет голову, чуть улыбнувшись, пока вопрос кажется Нилу дурацким и несвоевременным. «Почему рядом с ним я всегда сначала говорю, а потом уже думаю и жалею?», отчаянно думает Нил, дав себе мысленную затрещину и отведя взгляд. Рука Эндрю вдруг мягко соскальзывает с его ладони и ложится на плечо, несильно сжав его через ткань толстовки; Нил неуверенно открывает взгляд от экрана и переводит его на Миньярда. Тот кажется безумно серьезным, пусть его лицо не всегда удается разглядеть в полумраке кинозала, а его красные глаза блуждают по лицу Нилу, собирая на нем свои мысли и желание что-то сказать.

— Тебе нравится? — слегка невпопад спрашивает он, нервно облизнув губы. Нил моргает.

— О чем ты? О фильме или… обо всем сразу?

— Обо всем, — медленно проговаривает тот. — О фильме, о том, что мы сидим здесь вдвоем, о… — Он не договаривает, будто ему, как и Нилу, отчего-то тяжело обсуждать нечто подобное. Джостен осторожно кивает, желая скорее приободрить его, чем сказать что-то дельное.

—Очень. Правда.

Эндрю порывисто вздыхает. Затем качает головой, словно не соглашаясь со словами Нила, а его зрачки, когда экран на определенном кадре сияет ярче, сужаются от непривычного света.

— Я все думал… это не должно было быть так. Обычно я так не делаю.

— Как — так? — шепотом уточняет Нил, пока в груди вот-вот готово затрещать болезненное сердце, не в силах дождаться, что сейчас скажет Эндрю.

— Не спрашивая разрешение.

Нил моргает. Эндрю всматривается в его глаза, ища ответ или подсказку, как поступить в данной ситуации, в то время как Джостен старается успокоить озадаченное сердце и найти в себе силы снова переспросить:

— Ты имеешь в виду… ту крышу?

— Тот поцелуй на крыше, да. — Эндрю впервые произносит слово «поцелуй», и почему-то от этого невероятно простого сочетания букв в животе Нила расплывается мокрое тепло. — Я правда… правда сожалею, что не спросил тогда…

— Разрешение? — Нил на секунду теряет дар речи и нервно улыбается. — А кто его вообще спрашивает? Ну то есть… ну… это просто поцелуй. Я думаю… — Он вспоминает свой первый неловкий поцелуй с той девчонкой, потом возвращается к поцелую с Элисон и смущается, — я думаю, люди обычно разрешения не спрашивают, прежде чем кого-то поцеловать.

— А стоило бы. — Эндрю звучит мрачно, как эхо, будто его голос ударяется о стенки жутких воспоминаний в пустой душе. Нил смотрит на него и размышляет, что сказать — ему действительно не обидно то, что на крыше все случилось так спонтанно и быстро, пусть и шокирующе, и непонятно, и все еще удивительно, однако лицо Эндрю, едва-едва проявляющее эмоцию сожаления, явно говорит, что ему не все равно, что он хотел сделать все по-другому, быть может, долгое время думал, как… «Может, даже поэтому он меня игнорировал первый день? Из-за того, что не спросил разрешения?», осознает Нил, легонько качнув головой в приступе душевной боли. Уж ему-то еще как известно, насколько сильно одно неверное действие, одна маленькая ошибка может казаться настолько ужасной, что займет все мысли бессмысленным самобичеванием на долгие года.

— Ты можешь попросить у меня сейчас, — бормочет он, с кратким вздохом капитулируя, когда его лицо в очередной раз заливается краской. Эндрю, сморгнув дымку воспоминаний перед глазами, глядит на Джостена так же особенно, как это было на крыше, и те же самые легкие бабочки бархатными крыльями щекочут струны души Нила, когда по ушам легонько проезжает мелодичное:

— Можно тебя поцеловать?

Губы едва шепчут «да» вместе с едва сжатым дрожащим кулаком, который повторяет это слово на языке жестов, после чего Миньярд подается вперед и, поддев подбородок Нила, накрывает его губы своими.

Шум фильма все дальше уплывает далеко-далеко, а затем и вовсе исчезает, растворяется в небытие. Весь кинозал, кажется, трансформируется, меняется и расплывается в воздухе, потому что Нил и Эндрю определенно сейчас находятся не здесь, а где-то в невесомости, которая все равно пахнет попкорном и искрится разноцветными огнями под прикрытыми от удовольствия веками.

Нил не знает, почему ощущает такую яркую эйфорию, почему ему так хорошо от аккуратно-несмелых прикосновений к лицу, поддерживающих касаний к подбородку и нежно-жарких поцелуев в губы; он не знает, отчего то, что когда-то казалось совершенно ненужным, лишним и неважным, сейчас ощущается так правильно и необходимо, а главное, безумно хорошо. Никакие книжки, рассказывающие о гормонах и работе мозга, не смогут объяснить до конца его собственные чувства и особенно — чувства Эндрю, непонятные, пылкие, иногда едва читаемые, а иногда, как сейчас, ощущаемые во рту, в груди, в низу живота и в волосах, где гуляют его пальцы, трепетно путаясь в седой прядке с правой стороны головы.

Вечность царит в нескольких моментах безудержного, но несмелого счастья. Эндрю отрывается от Нила, чтобы взглянуть ему в глаза, пока к тому возвращаются сотни разных суетливых мыслей о том, что он неправильно ответил, пошевелился, подвигался, что все нужно было сделать иначе и вообще подготовиться к такому повороту событий что ли, однако задержать взгляд на глазах Миньярда в ответ внезапно помогает выбросить все тревоги из головы. Глаза Эндрю блестящие, изучающие и по-настоящему живые. В них сейчас — весь мир. Сияет вся бесконечная вселенная. В них отражается Нил в полумраке кинозала — и ничего лишнего.

На фоне шумит фильм, но внутри тела умиротворенно царит тишина, пока глаза продолжают смотреть в глаза Эндрю. Тот выглядит сосредоточенным, чуть прикусывает нижнюю губу, потом, всплеснув руками, показывает что-то — чересчур быстро, неразличимо в темноте. Нил непонимающе молчит, и тогда Миньярд смягчается: натягивает улыбку и с усмешкой произносит:

— Ты так пропустишь все самое интересное в фильме.

— Никакой фильм не будет интереснее тебя, — от чистого сердца говорит Нил. Эндрю улыбается еще шире, однако его глаза продолжают быть задумчиво-печальными, когда он, помедлив, приобнимает Нила левой рукой и замирает в таком положении, задержав свою ладонь на плече Джостена.

Тот охотно подается навстречу, не положив голову на плечо к Эндрю, но довольно тесно прижавшись к нему и ощутив блаженное спокойствие — будто все инстинкты прекратили работать в это мгновение. Остается только надеяться, что молчаливый Миньярд ощущает то же самое — ведь ни он, ни Нил не могут нормально объясняться в своих чувствах кому-либо, даже если очень стараются.

На экране забавный робот Валли бросается вновь спасать свою Еву.