— Ты совершаешь ошибку. — говорит Люцифер. Вообще, её звали иначе, но людям так было удобно, и она не возражала. — Я не смогу тебе помочь.

— Да дьявол ты или нет! Я же отдаю тебе душу!

Люцифер не нужны были души — она, как все, питалась хлебом и водой. К тому же, на самом деле душ у людей не было, но сами люди этого отчего-то не знали.

— Дьявол. Я дьявол. — соглашается она и протягивает служителю свою когтистую руку. — Возврата не оформляем. Жалобы не принимаются. Я предупреждала.

Богатство. Могущество. Влияние. Люцифер могла предоставить что угодно, но в каком это в итоге получится виде не являлось её зоной ответственности. Отчасти потому, что в собственных силах она была довольно скованна и не то чтобы умела воплотить чужие мечты в реальность с достаточной точностью. Чаще всего она просто искренне не понимала сути этих мечт, но почему-то люди были уверены в обратном. Они были уверены, что эти мечты им в головы она же и подсаживала.

Люцифер сидела на земляном полу своего храма, надев на голову козий череп, как маску, закутавшись в тёмную мантию. Так было лучше. Так было внушительнее, потому что телосложением она не вышла.

Люди приходили к ней и говорили, что присоединятся к её армаде, когда она отправится свергать Бога.

Но у Люцифер не было никакой армады. И даже Бога в мире никогда не существовало.

Люди просили её даровать им перепончатые крылья и звериные копыта и лапы. Клялись в противоречащей божьему промыслу верности. Она кивала своим новоявленным солдатам и грезила о том, что они больше не придут, но проклинать их себе не позволяла.

Люцифер подкрашивала свои желтовато-белые рога углём и растрёпывала кисточку на хвосте. Держала домашнюю чёрную козу с подбитым глазом и заставляла деревья вокруг храма рано умирать.

Так страшнее.

Посещавшие её люди тоже старались казаться страшнее и разрезали себе ладони.

Люцифер говорила им этого не делать, но они не слушали. Убеждённые.

Люцифер исполняла желания, небезуспешно пыталась ухаживать за рассадой и всё откладывала починку крыши.

Пока не приходит Ева.

— Я хочу, чтобы ты позволила мне убить Бога. — говорит Ева. — Я хочу, чтобы эта честь досталась мне. Я отдам за это столько душ, сколько ты попросишь.

Люцифер не почувствовала запаха свежей крови и металла ритуального ножа. Новенькая, отмечает она, ещё не научилась своим же традициям.

(Ну и хорошо, что не научилась, пускай никогда и не учится)

Самоуверенная. «Попросишь», а не «захочешь». Люцифер ничего просить не собиралась.

— Это не продаётся. — отвечает она Еве, лёжа к ней спиной, свернувшись клубком на алтаре в центре храма.

По воскресеньям она не ждала гостей. Божий день. Выходной дьявола.

— Здесь продаётся всё. — не отступает Ева. — Я что угодно отдам. Только позволь мне убить Бога.

Целеустремлённости тебе не занимать, конечно, мелькает у Люцифер в голове. Были б все мои прихожане такими же, они меня бы давно уже сожгли на костре.

Люцифер взглядывает на дыру в потолке и с грустью замечает, что на небе собирались тёмные тучи. Снова всё будет в грязи.

Она сползает с алтаря, случайно придавив собственный хвост, и поворачивается к Еве, нетвёрдо встав на затёкшие ноги.

— Зачем тебе убивать Бога? — спрашивает она её, чувствуя неловкость от того, что весь уголь с её рогов наверняка стёрся и что козий череп лежал брошенным в углу вместе с другим хламом.

Не быть ей сегодня в образе.

— Бог решил, что имеет право указывать мне место. — ледяным тоном отвечает Ева. — Так что я хочу указать ему на его.

Она смотрит Люцифер прямо в глаза. Без уважения и без благоговения — с требованием. Давит. Без злобы — с настойчивостью.

Ну уж нет, я пас, думает Люцифер.

— Убирайся отсюда. — рявкает она. — И больше никогда не возвращайся.

Но Ева остаётся на месте, нелепая на фоне почернённой древесины помещения в своём светлом платье с оборками на плечах и венком в рыжеватых волосах.

— Я не уйду.

До дождя Люцифер нужно бы успеть чем-то закрыть крышу.

Её и без того запачканная мантия волочилась по земле. Люцифер огибает алтарь и быстрым шагом выходит из храма, толкая стоящую на пути Еву плечом и мельком замечая, что один глаз у той был с вытянутым по горизонтали зрачком.

Спускаясь с крыши, Люцифер выдыхает с облегчением, потому что Евы и след простыл.

Но Ева приходит снова на следующий день. И снова. И снова. И снова. С одним и тем же: позволь мне убить Бога.

Но в будни Люцифер хотя бы была при параде.

— Вы единственная, кто может мне помочь. — всё твердит Ева. — Бог должен поплатиться.

— И за что же? — невинно уточняет Люцифер, пересчитывая доски, лежавшие позади храма. Она обзавелась ими довольно давно, но руки дошли только сейчас. Всю эту неделю шли ливни, и никакая ткань, которой Люцифер накрывала крышу, от них не спасала.

Здесь же лежали садовые принадлежности и в целом все повседневные вещи, которые в храме дьявола смотрелись бы позорно, так что были перенесены на задний двор к рассаде.

— За то, что обязывает людей его бояться.

— Вот как. — говорит Люцифер и думает о том, что и сама делает всё, чтобы её боялись. Просто если это не срабатывало, она не обижалась, как обижались священники на таких, как Ева, Бога не страшащихся.

Если бы Бог существовал, интересно, правда ли он хотел бы, чтобы люди почитали его ужасом, а не надеждой? Если бы люди почитали его надеждой, была ли бы им вообще нужна Люцифер? Ей хотелось верить, что нет. Ей хотелось верить, что однажды священники скажут, что Бог победил дьявола, и её наконец-то оставят в покое.

— Тебе ведь тоже не нравится жить в страхе перед Богом. — продолжает Ева. — Я могу избавиться от него. Только позволь.

— Кем ты себя возомнила? — переводит на неё взгляд Люцифер, в очередной раз забравшись на крышу и свесив с неё хвост.

— Я создана но божьему образу и подобию. Я создана, чтобы ему противостоять. — объясняется Ева, сидящая, скрестив ноги, на траве, и гладящая совсем привыкшую к ней за последнее время козу.

Обыденная, словно не навещающая дьявола, а гуляющая на природе. Наверное, ситуация казалось такой житейской, потому что Люцифер в крестьянской одежде, примеривающая, как лучше расположить доски, — это жалкое зрелище.

Люцифер на это и рассчитывала.

Смотри, да, я жалкая, я занимаюсь обычной рутиной, а не кровавыми обрядами, я не дам тебе убить Бога, потому что сама не в состоянии это сделать. Разочаруйся, Ева. Найди для этого занятия кого-нибудь другого.

Ева не находит и продолжает появляться на пороге храма, иногда спрашивая, не взошли ли в огороде посевы и не нужно ли чего достать у лавочников в городе.

Люцифер перестаёт красить рога и, в целом, принимает то, что, похоже, решающим фактором в отношении к ней людей была уж точно не её внешность. При желании все могли обратить внимание на то, что у неё не было ни крыльев, ни провокационной хитрости, и на то, что в священных писаниях дьявол редко предстаёт в образе женщины, тем более такой некрасивой.

— Ты явно не собираешься в ближайшее время убивать Бога. — говорит ей Ева. — Для этого что, необходим какой-то определённый момент?

— Ага, звёзды не сошлись ещё. — усмехается Люцифер. — Просто я не в настроении для битв.

— В таком случае, почему ты не можешь дать мне это сделать?

Ева слабо походила на воительницу возвышенным и благородным образом, но характером вполне вписывалась. Несмотря на это, Люцифер не могла представить себе её с оружием, но не сомневалась, что если бы Бог был, то потерпел бы поражение перед своей нерадивой дочерью.

Может, её создание из адамового ребра означало не то, что она будет к Адаму дополнением, а то, что она переймёт его черты. Но, так как она всего лишь ребро, она переняла их искажённо. Она исказила главную из них — беспрекословное подчинение Отцу.

Люцифер это казалось забавным, потому что она знала, что Адам, конечно, был, но Ева от него шла отдельно.

Потому что Бог их не создавал. Потому что Бога нет.

Вот почему я не могу позволить тебе убить его, думает Люцифер и улыбается.

— Потому что Бога нет, Ева. — легко говорит она.

В храме воцаряется такая тяжёлая тишина, какой никогда прежде не возникало. Обычно на фоне неизменно шумели насекомые, ветер или напуганные видом покосившегося дома дьявола путешественники, но не в этой раз.

После паузы, в течение которой в Люцифер всё росла уверенность о том, что вот сейчас её точно сожгут на костре, Ева чуть заторможенно спрашивает:

— Если Бога нет, тогда почему ты есть? Почему есть дьявол, но нет Бога?

— Я не знаю. — честно признаётся Люцифер, и улыбка сходит с её лица. — Я не дьявол. Меня так-то даже не Люцифером зовут. Это люди придумали Бога, а меня зачем-то окрестили дьяволом.

Она не ждала, что Ева поверит ей, но та, видимо, решает, что, в общем-то Бога никто не видел, а у провидцев его описание расходилось слишком масштабно. Дьявол же — то, что называли дьяволом — был материален, был прямо перед ней и смотрелся гораздо правдоподобнее и честнее.

— Тогда что ты такое? — закономерно интересуется Ева, и Люцифер не находит, что на это ответить. Её столько столетий звали Люцифером, что она и забыла, кто она есть на самом деле. Какая бы у неё ни была истинная роль на свете, её заставили отыгрывать другую.

— Не знаю. Я не знаю, что я такое. — сознаётся Люцифер, и голос у неё отчего-то дрожит.

— Кем ты была до того, как придумали Бога с его канителью? — спрашивает её Ева.

— Я не знаю. — отвечает она.

— Кем бы ты была, если бы перестала быть дьяволом? — спрашивает её Ева.

— Я не знаю. — отвечает она.

— Кого ты теперь будешь ненавидеть? — спрашивает она Еву, и Ева тоже отвечает «не знаю».