С того дня, как Леви попал ему под колёса, прошло четыре месяца, и Эрвину казалось, будто за это время он прожил вторую жизнь.

Первые недели ушли на то, чтобы лишить Леви всякого шанса сбежать или убить Эрвина во сне. Все колющие и режущие предметы, включая вилки и зубочистки, были надёжно спрятаны в личный сейф, на двери появился второй сканерный замок — на сей раз запирающий квартиру изнутри, а для самого Леви — приобретены наручники с длинной цепью. Каждое утро Эрвин, под яростным взглядом прикованного репликанта, аккуратно раскладывал на столе бумажные пакеты с едой, а по возвращении домой — отстёгивал наручники, при этом, не забывая держать под рукой заряженный бластер.

Впрочем, все эти ухищрения казались излишними — за всё время Леви ни разу не попытался ни сбежать, ни серьёзно ранить Эрвина, разве что чуть не прокусил ему руку, когда Эрвин впервые его приковал.

Эрвина поначалу озадачивало поведение Леви. Казалось, что все эмоции, которые тот демонстрировал в первый день их знакомства, куда-то испарились. Чаще всего Леви был холоден и отстранён, и только шумно выдыхал, стоило ему услышать звон цепи наручников. Наблюдая за Леви, Эрвин осознал одну вещь: эта невозмутимость не была проявлением обычной черты любого репликанта — это был самодостаточный и сформировавшийся характер, цельная личность, пусть и немногословная.

Однако со временем Леви начал немного оттаивать, похоже эта молчаливая конфронтация измотала и его тоже, а когда Эрвин в один день снял наручники и тут же убрал их подальше, словно говоря, что они ему больше не понадобятся, Леви впервые заговорил с ним.

Леви удивлял Эрвина. С одной стороны, его острый язык мог довести до белого каления, а некоторые ругательства, которыми он часто покрывал Эрвина, сделали бы честь любому жителю злачных трущоб города. С другой стороны, Леви задавал вопросы — глубокие, сложные, над которыми Эрвин мог размышлять потом целыми днями. В Леви детская непосредственность и наивность граничила с циничным остроумием. Хоть он и не знал многих самых элементарных вещей, но мог хладнокровно их высмеять.

О своём прошлом Леви рассказывал неохотно и немного — жил в лаборатории корпорации «Уоллес», сбежал, скитался по трущобам. Где он научился боевым искусствам и от кого убегал в ту ночь, Эрвину так и не удалось узнать, но со временем к нему пришло осознание — будущее Леви его беспокоит куда больше, чем прошлое.

Эрвин и сам не заметил, как перестал задерживаться на работе, а в бар он с тех пор, как в его доме появился Леви, не заходил ни разу. Постепенно тот перетянул на себя всю сущность Эрвина, все его мысли и чувства.

Со временем всплыла ещё одна нетипичная для репликанта черта Леви, а именно — его маниакальная любовь к чистоте. Дело доходило до казусов — однажды, вернувшись с работы, Эрвин заметил, что половина его вещей попросту пропала. Войдя на кухню и уже ожидая увидеть там трупы незадачливых грабителей, Эрвин замер в проёме — в эту самую минуту Леви безжалостно выкидывал в мусорный мешок всю посуду, на которой был хотя бы маленький скол или трещина.

— Вы, люди, странные, — ответил он на молчаливый вопрос Эрвина. — Держите дома всякий хлам, потому что считаете важной ту память, которую он хранит.

Стоило Эрвину броситься на Леви с целью спасти ни в чём не повинные тарелки, как тот хладнокровно вышвырнул мешок в окно, а следом отправил любимую кофейную чашку Эрвина, которую он прятал за тостером. Снизу послышался звон разбитого стекла и трёхэтажный мат.

— Слава всем богам, что сейф вынести не додумался, — простонал Эрвин, и в ответ Леви недовольно блеснул глазами из-под белой косынки.

Половину ночи Эрвин провёл, разоряя ближайшие мусорные баки в поисках своих вещей, большую часть которых уже растащили местные бомжи. Свой любимый свитер он вернул, угрожая бластером малолетнему наркоману, а кобуру с лопнувшей кожей заметил в руках старушки-сутенёрши, жившей на соседней улице.

— И чего ты этим добился? — вернувшись домой, Эрвин понёс свои «трофеи» в ванную — воняли они нещадно. Также он не забыл заглянуть под кровать и убедиться, что его ботинки на месте. — Устроил праздник для местных бомжей...

— Зато здесь наконец-то стало чисто.

— Да, потому что в квартире ничего нет!

— Купим, — пожал плечами Леви, направляясь в сторону кабинета Эрвина — единственной комнаты, до которой он еще не добрался. — Не зря же ты на работе пропадаешь сутками, тебе должны за это платить.

— Да здравствует семейная жизнь, — пробормотал Эрвин и бросился следом, чтобы не дать Леви выкинуть последний антиквариат из его квартиры.

***

— То есть, ты хочешь сказать, что, засовывая в рот другому свои грязные гениталии, люди пытаются показать симпатию? — Леви, как всегда, радовал своими умозаключениями.

— Почему сразу грязные? Почему тебе везде мерещится грязь? — Эрвин уже откровенно смеялся, размышляя о том, каким образом разговор о выпивке перетёк в «это». — Люди соблюдают определённую гигиену, прежде чем заняться сексом.

— Хочешь сказать, что те индивиды, сношавшиеся в туалете «Неоновой дыры», соблюдали гигиену? И где они мылись? В унитазе?

— «Неоновая ящерица», бар называется «Неоновая ящерица», — простонал Эрвин, пытаясь отсмеяться и прогнать из мыслей всякие непрошеные фантазии, связанные с «неоновой дырой». Он чего только не насмотрелся у местных проституток, когда патрулировал город, задолго до того, как его перевели в отдел бегущих по лезвию. Его мозг отказывался в данный момент адекватно соображать. — Ну, соглашусь, не все люди заботятся о чистоплотности.

— Да какая разница, от другого названия меньшей «дырой» это место не становится.

— Да, вести тебя в бар было опрометчивым поступком, — произнёс Эрвин, наконец-то успокоившись, и уже более серьёзно продолжил. — Секс — это не только способ размножения... Не бойся, тебе это не грозит, — поспешно сказал он, заметив, как округлились глаза Леви. — Так вот, секс — сближает людей. В том плане, что отношения переходят на иной уровень. Ты полностью открываешься своему партнёру и подпускаешь к себе максимально близко.

— Только не говори, что люди из туалета испытывали друг к другу сильные чувства... — усмехнулся Леви.

— Да что ты пристал к этому туалету? Некоторые люди занимаются сексом ради физического удовольствия, и им плевать на духовность, на любовь и что-либо ещё. Хотя, честно говоря, — Эрвин откинулся на диван и прикрыл глаза, — я не сторонник таких отношений. Не могу подпускать к себе чужих людей.

— То есть, такого у тебя никогда не было?

— Ну, почему, было. Но чувства после этого мерзкие. Никогда не понимал людей, которые меняют партнёров, как перчатки.

Леви слушал его очень внимательно, анализируя каждое сказанное слово, а Эрвин продолжал:

— Когда ты занимаешься сексом с любимым человеком, то не испытываешь отвращения, не испытываешь чувства вины. Этими простыми, механическими движениями ты показываешь ему то, насколько сильно любишь, хочешь подарить приятные ощущения. Вы буквально чувствуете друг друга каждой клеточкой. Можно даже сказать, что в этот момент вы становитесь единым целым. Секс очень сближает и делает отношения более глубокими. Теперь ты понимаешь?

Леви сидел настолько тихо, что Эрвин приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что тот ещё здесь. Увидев, что он над чем-то задумался, Эрвин потянулся за кружкой чая, стоящей на столике.

— Эрвин… давай займёмся сексом.

Эрвин, имевший несчастье сделать глоток в этот момент, от такого заявления подавился. Нет, он, конечно, не прочь заняться с ним сексом, но это было слишком неожиданно. Отплевываясь от чая, Эрвин уставился на Леви, силясь понять — шутит он или говорит серьёзно.

— Ты сказал, что через секс люди сближаются и показывают, как сильно любят кого-то. Я тоже… я хочу показать.

Больше Эрвин не дал ему сказать ни единого слова — только накрыл его губы своими.

***

— Кто был тот человек, которого ты любил до меня?

Эрвин не дёрнул ни единым мускулом, продолжая аккуратно рисовать пальцами невидимые узоры на плече Леви. Они лежали в спальне, слушая, как капли кислотного дождя с тихим шипением падают на асфальт.

Время перевалило за полночь, и маленькую спальню освещал только тусклый свет бра над кроватью. Эрвин лежал на кровати в одном нижнем белье, а рядом пристроился Леви.

— Почему ты решил, что такой человек был?

— Иначе и быть не может, — чуть пожал плечами Леви, и Эрвин понял, что тот больше ничего не добавит.

«Наверно, нашел во время очередной уборки что-то из забытых вещей Мари» — подумал он про себя.

— Была девушка, — спустя несколько минут тихо выдохнул Эрвин. — Только это не совсем история любви.

— Она ушла?

— Не совсем правильное определение — она никогда не была моей, чтобы уходить, — Эрвин постарался скрыть горечь в голосе, но Леви, видимо, всё равно её уловил, крепче прижавшись к нему. — Она полюбила моего лучшего друга, и это было взаимно.

— А тебя, значит, не любила?

— Любила, но недостаточно. Такие чувства просто исчезают, и остановить это мы не в силах, так же, как и заставить кого-то полюбить нас.

Эрвин не стал рассказывать про то, каким на самом деле сильным ударом для него это было, когда он обнаружил своего лучшего друга в собственной постели со своей невестой. Они с Мари встречались еще с колледжа, а с Найлом дружили со времен школы, и обоих он считал самыми близкими и надежными людьми. После разрыва отношений с Найлом и Мари Эрвин перестал доверять людям. Он на корню отсекал любые попытки познакомиться с ним ближе и только время от времени заливал свое одиночество алкоголем. Может, поэтому Эрвин подпустил к себе именно репликанта, так как Леви был до невозможности искренним и не имел тайных помыслов.

Леви помолчал, будто переваривая информацию, а потом резко сел в постели, и Эрвин тревожно проводил взглядом его вмиг окаменевшую спину.

— То есть, мои чувства тоже могут исчезнуть? Я тоже могу разлюбить?

В обычно холодном голосе Леви звучала такая неподдельная тревога, что Эрвин приподнялся, аккуратно взял Леви за подбородок и повернул к себе.

— Как я уже сказал — я не могу заставить тебя любить меня всю жизнь, но могу сказать совершенно точно: если ты по-настоящему кого-то любишь, то это чувство никуда не уйдёт. Мы будем ругаться, где-то не понимать друг друга, и это нормально. Главное то, что годы спустя, когда мы пройдём вместе сотни препятствий, наши чувства всё ещё будут такими же искренними. И я уверен, что люблю тебя так сильно, как никого раньше.

Леви прикрыл глаза, и в его выдохе Эрвин с трудом разобрал:

— И я тебя тоже.

***

Комнату пропитал терпкий запах, было невыносимо душно. Казалось, что воздух загустел.

Эрвин лежал на кровати, гладя бёдра Леви, который в этот момент, упёршись руками в его плечи, медленно насаживался на его член. Он закусил губу и закрыл глаза, судя по всему, полностью отдаваясь ощущениям, чёрные волосы взмокли от пота.

Леви любил смаковать каждый момент, особенно ближе к концу, когда казалось, что все нервные окончания натянулись, словно тетива, и каждое движение, каждое прикосновение ощущалось гораздо острее.

Эрвин не торопил его, давая насладиться моментом, хотя трахаться хотелось так, что яйца чуть ли не звенели.

Это был далеко не первый их секс. Но сейчас, пройдя немалый путь проб и ошибок, они смогли найти гармонию в их интимной жизни. Каждая близость была для них актом полного взаимопонимания и любви — неудовлетворённым никто не оставался.

Леви открыл глаза и наклонился, потянувшись за очередным поцелуем. Эрвин привстал, отвечая на поцелуй, и осторожно перевернул его на спину, после чего закинул ноги Леви себе на плечи и вошёл в него. Он двигался размашисто, почти полностью выходя, и резко, как можно глубже толкаясь внутрь, так что Леви, не сдержавшись, громко застонал.

Сделав небольшую паузу и удобнее опираясь руками, Эрвин начал буквально втрахивать его в кровать, с каждым толчком наращивая темп. Казалось, всё напряжение скопилось в паху и, сделав ещё пару резких толчков, Эрвин кончил в него. Волны удовольствия накрывали с головой, и он обессиленно опустился прямо на Леви, мелко дрожащего под ним. Леви крепко обнял его, прижимаясь всем телом, не давая вытащить член. Эрвин хаотично целовал его в плечо, в шею, пытаясь прийти в себя после оргазма.

Они лежали на кровати — потные, уставшие, но в такие моменты Эрвин чувствовал себя как никогда живым и счастливым.