Научи меня - I-V

I-V

Это сложно — не приходить сюда каждый день.

Снег медленно оседает на землю, попадая в волосы и под очки. Редкие птицы пролетают над головой, греет солнце — прекрасный, хороший день. Счастливый. Где-то вдали бегает кучка орущих детей, ломают и снова строят снеговиков, бросаются снежными комками. На лавочках сидят пожилые пары с кружками горячего шоколада в цветных варежках и забавных сапогах. На лыжах по склону проезжает мужчина, улыбается, что-то активно говорит в микрофон наушников, смеётся. Парень оглаживает каменный монумент, смахивая с него снег, и закрывает глаза. Глубокий вдох.

Начало лета — лучшее время для волейбола. Цуки тренировался усерднее, чем обычно. Утренние пробежки, упражнения на мышцы тела каждый день — он ещё никогда не чувствовал в себе столько энтузиазма, что готов был горы сворачивать, и чувствовал, что его что-то поджидало. Словно вот-вот это что-то произойдёт, и Кей должен был быть готов к этому, перешагнуть ступень и, наконец, стать лучше. Во всём — начиная от готовки завтраков по утрам, заканчивая оценками в университете, в который ему ещё предстояло поступить.

Поступление было ещё хуже, чем ежедневные тренировки, потому что если в зале и на площадке он мог работать и работать, пока просто не упадёт, а потом лечь в кровать и с блаженной усталостью заснуть, то с учебниками так не получалось — чёртова задача сама себя не решит, да и понять ничего не получится, если каждый раз себя жалеть и идти в кровать. А понять Цукишима хотел очень сильно. И хоть соблазн просто уйти спать был не так силён, ведь ты не чувствуешь ту приятную усталость, когда знаешь, что хорошо потрудился сегодня, с каждым разом было всё сложнее себе отказывать. Он не из тех, кто жалуется и сдаётся — он просто берёт и делает, но Цукишиме так не хватало этой чёртовой похвалы после круглосуточного напряжения с профильной математикой, что иногда он был почти на грани. Но всё было по-прежнему хорошо, он всё ещё справлялся.

Отдых был редкостью для него, но Куроо умел уговаривать, и юноша решил позволить себе провести воскресенье в компании бывших-одноклассников-которые-всё-ещё-приятели, потому что на самом деле глупые шутки Шоё, и смех Сугавары, и бешенство Бокуто-сана не казались такими идиотскими, как пару лет назад. Да и лицо Кагеямы не такое противное, когда он уже выпил и не хмурился. Вполне обычное, расслабленное, даже милое, когда он чуть-чуть, едва заметно улыбался выходкам Нишинои. Вспоминать школьные времена было приятно, особенно первый год, — у них всех с ним связано очень многое, и Цуки признал для себя, что благодарен такому окружению. Возможно, без них у него ничего не получилось бы, а возможно, это пиво уже начало играть с его мыслями.

Они всего два года не виделись, но, отметил он для себя, все очень изменились. И будь он проклят, но он пялился — на ноги Котаро, разворот плеч Куроо, чёрт, даже на руки Кагеямы. Эти треклятые, крепкие, с вздутыми венами и длинными аккуратными пальцами руки, которые всё не могли найти себе места и то теребили шнурок толстовки, то хрустели суставами пальцев. Это не под запретом — любоваться мужчинами, находить их привлекательными, но не то, что ему было нужно. От него ждали другого. И всё же Цукишима продолжал пялиться, ведь, если это не повредит его жизни, то в этом нет ничего плохого, так ведь? Он позволил себе назвать это воскресенье настоящим, блять, выходным, а так как он привык выкладываться на полную всегда, то и в выходной хочет позволить себе всё, что только можно, в пределах разумного.

Он не знал, входил ли флирт глазами с Кагеямой Тобио в это «в пределах разумного», но останавливаться точно не хотел. Потому что руки парня замирали каждый раз, когда Цукишима чуть дольше задерживался на его глазах. Кагеяма ни разу не отвёл взгляд первым и Кея это устраивало, вся суть была в этом — дать Тобио думать, что он контролирует ситуацию. Не то чтобы Цуки был экспертом, вовсе нет, но это казалось правильным.

Два года назад Цуки обязательно бы закатил глаза, увидев его, но сейчас Кагеяма не вызывал былого раздражения, и он не мог найти этому причину.

Это была небольшая вечеринка бывших друзей, где всё было тихо, мирно и добровольно, но музыка била по ушам, когда Хинате вдруг приспичило потанцевать. Никто, конечно, не танцевал, но это не очень ему мешало, и было бы даже хорошо, если бы он сделал звук чуть тише. Время летело быстро, все пьянели со скоростью света, и он не особенно отдавал себе отчёт в том, сколько выпил. Кажется, ему это даже нравилось — находиться здесь, с этими людьми и в этой обстановке. Все начали играть во что-то вроде «я никогда не», а у Кея уже голова начинала побаливать, и всё немного кружилось, так что он продолжал отлёживаться на мягком кресле. Наклонил голову чуть вбок, перенёс корпус пониже, вытянул длинные ноги и медленно заснул, с застывшей перед глазами картинкой — кусающий губы Тобио, с телефоном в руках и бегающим по полу взглядом.

Начало первой сессии вытесняет ежедневные визиты, и он никогда ещё не был так рад отдаваться учёбе каждую свободную минуту своей жизни, потому что выбор не велик.

Он не мог не думать об этом, и это было так больно, — понимать, что исправить уже ничего нельзя. Потому что скоро он снова пойдёт туда и напомнит себе, что это конец, окончательный и бесповоротный. Но Цуки по-настоящему не нуждается в напоминании, он никогда не сможет об этом забыть и приходит туда не для этого. Он так опустошён, но каждое воскресенье всё повторяется: он продолжает появляться там, долго сидит и после каждого визита отправляется в небольшую милую кофейню. Она не особенно популярная даже для такого безлюдного места, как эта деревушка, и юноша неизменно заказывает себе горячий шоколад с высоким уровнем сахара, пенкой и зефирками. И он терпеть не может сладкое, все знают это, но то немногое, что у него осталось — это рецепт его любимого напитка в холодную погоду. Цукишима не знает, почему позволяет себе это.

Официантка, кажется, находит его симпатичным, потому что всегда добавляет дополнительные сливки и разноцветную присыпку. Наверное, она считает его сладкоежкой. Вообще-то она довольно милая, но он не обращает на неё должного внимания; просто не может перестать заказывать себе этот чёртов шоколад. И вообще всё это уже осточертело ему, эта окраина города, эта кофейня, эта официантка и это кладбище. Ещё больше ему надоедает то, что он не может заставить себя перестать приезжать сюда по воскресеньям, в свой единственный выходной. Потому что кто в здравом уме будет тратить время на это? На эти бессмысленные диалоги с самим собой, мольбы и раздумья, которые в скором времени обещают потопить его.

Цуки начинает задумываться о том, что он, кажется, не совсем в порядке, когда застаёт себя за надеждой, что ещё можно всё исправить.

Через примерно неделю Ямагучи создал общий чат с теми, кто был на их последней вечеринке, и телефон Цуки не затыкался ни на секунду. Он подумывал отключить всевозможные уведомления или, на крайний случай, выбросить сотовый из окна, если этот дикий поток сообщений не закончится, пока не увидел, что ребята снова собирались встретиться. Что ж, он был даже согласен, наверное. Это уж точно входило в пределы разумного.

Была середина июня, когда он в шортах и майке ходил по городу, впервые за долгое время достав свой старенький полароид. Горящие ночью фонари, потухшие вывески стареньких ларьков и розовый закат заиграли новыми красками, и плёнка на фотоаппарате почти кончилась, когда он возвращался домой спустя пару часов. Он выбирал подарок Хинате, ибо вечеринка в его честь, попутно запечатляя красоту вечернего города, и по итогу купил плюшевую рыжую лису — под цвет его волос и озорной характер. В крови бурлило необъяснимое счастье, какое-то предвкушение, и он уже не пытался его погасить.

У него много времени, так что прогуляться до дома он решил пешком. Пройтись по слабо освещённым улицам, посмотреть на ночное небо — в городе было необычайно красиво в такое время, всё вокруг словно просыпалось, и Цукишима улыбался, потому что чувствовал себя по-настоящему хорошо. И это вовсе не было связано с предстоящей вечеринкой, нет, Кей даже не думал о ней.

Всё проходило отлично — Хината смеялся, улыбался и танцевал больше всех. На столе стояли закуски и выпивка, и другие ребята тоже были увлечены проходящим праздником, — шумно разговаривали и тёрлись друг о друга в танце, пока Цуки вдруг не стало слишком душно. Он прошёл мимо Хинаты, дав ему кулачок и натянуто улыбнувшись, мимо Куроо, пытаясь избежать слишком яростного похлопывания по спине, мимо Бокуто — подальше от внезапных объятий, еле-еле протискиваясь сквозь них, хотя места было достаточно, а людей не очень-то и много. И балкон в этот момент казался просто лучшим местом на свете, с достаточным количеством кислорода и личного пространства, — мешал лишь запах табака. Парень в неприятных чувствах поморщился, но уходить не собирался. Это отвратительно — то, что он скрывался здесь ото всех, под звёздами, и почти задыхался. Перила приятно холодили плечи, которыми он на них опирался, веки потяжелели и он, прикрыв глаза, сделал глубокий вздох.

— Запах мешает, м?

Цукишима медленно открыл глаза. Тобио стоял у другого угла, облокотившись локтями о перила и собрав пальцы в замок, и на секунду ему показалось, что он нервный. Согласно кивнув, хотя тот на него не смотрел, Цуки продолжил залипать на небо, собирая взглядом созвездия. Кагеяма шумно вдохнул, но тот не отреагировал на это.

— Ты так изменился.

— Король хочет поболтать? — Кей не знал, почему ответил ему так. Он не мог найти других слов, да и особенно для этого не старался. Это же Кагеяма.

— Вроде того. Я… Не знаю, просто вдруг подумалось, что ты действительно поменялся. Видимо, показалось.

Напряжение словно скопилось в воздухе, и Тобио под её тяжестью вжал голову в плечи. Из-за дверей всё ещё доносился далёкий гул музыки и разговоров, и Цуки честно пытался сделать глубокий вдох, но Кагеяма словно перекрыл собой доступ к кислороду, и он, не имея возможности отказать себе, обернулся на него. Его взгляд был отстранённым, а образ новым. Цукишима хотел бы вечность рассматривать его такого, без натянутых улыбок или дерзких фраз, простого парня. Уже не ребёнка, взрослого человека, и он готов был поклясться, что у того своя, сложная и затянутая, возможно, очень покалеченная история жизни. Совсем не такая, как у него самого. Ничем не озабоченные люди не смотрят так. Так далеко, задумчиво и с такой усталостью. И он не отказал себе в прихоти поговорить с ним, это казалось важным.

— Зато ты как изменился, — Цуки держал себя так, как обычно — с усмешкой и вскинутыми бровями, спокойно и уверенно, несмотря на гулко бьющееся в груди сердце.

— Это стоило того, — ответил Кагеяма. И, действительно, стоило. Многие отдали бы всё для того, чтобы быть им, и Цуки прекрасно видел это.

— И как много усилий пришлось приложить его Величеству?

— Ты даже не представляешь сколько.

Кагеяма так сильно притягивал взгляд; сильнее, чем освещающие его звёзды, и сам он сиял больше, чем чёртова луна.

Глаза цвета моря были так глубоки, что тот и не заметил, как у них началась игра в гляделки. Но он не был против, ему это даже нравилось — словно в прострации придвигаться ближе, смотреть друг на друга и вести молчаливый диалог. Тобио словно прошибло молнией, когда их плечи всё же коснулись.

— Хинате стоит звать меньше людей в следующий раз, — в немом осуждении он покачал головой, и Цуки не знал, почему начал смеяться над этим, но он хихикал и бормотал в ответ что-то связанное с согласием. С Кагеямой было удивительно легко, совсем не так, как в начале их знакомства. Они завели непринуждённый разговор, сначала обсудив всех окружающих незнакомых людей (бегло пробежавшись по тому факту, что Шоё слишком много и явно не просто так тёрся рядом с Козуме) и закончив воспоминаниями их знакомства.

— Ты был так горяч, когда, помнишь, схватил меня за воротник, — смеялся Кей.

— О, да, я воплощение секса, когда злюсь.

У Цукишимы колени подгибались, но он предложил ещё выпить, и они зашли в квартиру обратно. Половина стола была уже опустошена, что было ожидаемо, но они нашли себе по банке слабоалкогольного и разошлись по разным углам. Он не до конца понимал, как это получилось, но больше не видел его в тот вечер, заснув на каком-то диване, на который его заботливо уложил Бокуто. Музыку и свет выключили, и комната наполнилась блаженной успокаивающей тишиной, под которую он, не слишком вслушиваясь, уснул.

III

— Тебе нужно поесть, Цуки.

Лицо Ямагучи было таким обеспокоенным, что его почти тошнило. Он не умер, он продолжает успешно закрывать все учебные долги и он, блять, в порядке. Цукишиму так сильно бесит эта жалость с его стороны, что он готов засунуть два пальца в глотку и склониться над унитазом.

— Я сделаю тебе тосты и кофе.

Почему ты не послушал меня?

— Хорошо, Ямс, спасибо.

Парень уходит в комнату, пробираясь по заваленному журналами, книгами и вещами полу, пытаясь вспомнить, когда последний раз проветривал свою берлогу. В воздухе стоит запах мусора и унылости, и он находит в себе силы раскрыть шторы и распахнуть форточку. На раскиданный хлам падают лучи солнца, Цукишима отмечает для себя толстовку, которую давно искал и которая, как оказалось, всё это время лежала под раскрытой книгой у угла кровати. Простыни на ней смяты, одеяло переворошено тысячи раз, а на подушке засыхает мокрый след. Здесь Цуки не может дышать, так что выбирает Тадаши и его любительский завтрак, вместо этой помойки со следами самобичевания, и возвращается на кухню.

— Не знаю, какой кофе ты предпочитаешь по утрам, так что ни сахара, ни молока не добавлял. Всё на столе, и, хотя мне стоило больших усилий найти их, рядом с тостерницей стоят вафли. Приятного аппетита, — Ямагучи встречает его на пороге столовой, хлопает по плечу, стараясь не смотреть в глаза, и уходит в ванную.

Цуки не помнит, когда кто-то в последний раз осмеливался посмотреть ему в глаза. Они все знают, как он ненавидит эту псевдо-заботу, и боятся взглянуть на него; он знает, что жалок, но хочет, чтобы никто этого не видел. Потому что знал, что так будет. Так должно было быть. Он был готов к этому и сейчас он немного разбит, да, но это пройдёт.

Тебе надоело жалеть меня.

Ком в горло не лезет, но расстраивать друга не хочется, так что половину завтрака он выбрасывает в урну, тщательно накрывая всё салфетками и мусором, который после готовки он же и оставил, и ещё часть отдаёт бегающему щенку Акитеру. Кофе на вкус отвратный. Он добавляет каплю молока и медленно пьёт его, чтобы окончательно не умереть в своих четырёх стенах. Цуки чувствует, как с кофеином в его организм поступает небывалая усталость, у него закладывает уши.

Тадаши рассказывает о последних встречах друзей, забавных историях из жизни какого-то там друга, с которым его познакомил друг Хинаты, с которым он познакомился, когда был на матче у Кенмы, но он не особо его слушает. В голове что-то звенит, словно приближаясь с каждой секундой, и это похоже на панику, его начинает крупно трясти. И Цукишима уже почти падает со стула, когда Ямс случайно разливает свой смузи и ледяные капли попадают на его лицо, отрезвляя. На все извинения он говорит, что всё в порядке, и начинает вытирать пролитое со стола на себя и пол.

Ямагучи, отскочивший в дверной проём, всё ещё молчит, с жалостью в глазах наблюдая за ним. Эта рубашка на нём точно больше недели, на лице проступает светлая колкая щетина, из-за которой он выглядит старше, очки заляпаны. И он больше не может смотреть на то, как трясутся его руки. Как он еле шевелит ртом и держит глаза открытыми. Потому что Цуки не единственный, кто не может терпеть вечно.

— Ты не расскажешь мне, да? — парень замирает коленями на полу с тряпкой в руках, медленно оседая бёдрами на пятки. Резко выдыхает; Тадаши так сильно рад, что не видит его лица сейчас, потому что, он готов признаться, для него это было бы слишком.

Невидимым грузом на плечах Цуки нарастает гора проблем и чувств, и эта боль такая тяжёлая, что он почти касается носом пола, когда парень садится рядом с ним и обхватывает его дрожащие плечи. Кей сжимает в ладонях распахнутый ворот своей рубашки и трясётся, пока мягкий голос Ямагучи наконец не пробирается до него сквозь шум набатом стучащей в ушах крови.

— Сегодня суббота, — говорит он и задерживает дыхание.

Когда лето в самом разгаре, Цуки был всё ещё устремлён в поступление, но не сегодня; они с парнями снова собирались на бесстыдную попойку.

Где-то на окраине города знакомая Бокуто-сана открыла свою зону отдыха у речки, с беседками и парой домиков. Ребята не планировали задерживаться там надолго, так что взяли на свою скромную компанию небольшой навес прямо у воды, с мангалом и лавочками.

Компания и правда получилась довольно компактная, больше половины тех, кто есть в их чате, не собирались идти. Цуки не особенно интересовался причиной, его не сильно заботили другие, но он просмотрел сообщения и, убедившись, что Тобио будет, написал, что тоже придёт.

На парнях постарше были напитки, Хинату и Кенму отправили за закусками, а его и, удивительно, Кагеяму послали за мясом, и после этой новости ладони предательски вспотели. Он немного (абсолютно) в этом не разбирался, свинину от говядины отличить-то не мог, и как выбирать что-то такое на данное мероприятие понятия не имел. Наличие компании в лице Кагеямы смущало его ещё больше, учитывая то, как в последнее время замирало сердце, стоило наткнуться на его взгляд. Но Цуки не на помойке себя нашёл, он молод и полон сил, так что, набравшись смелости, сжал кулак свободной руки и зашёл в мессенджер.

tsukki_k

во сколько ты свободен сегодня?

kageyama.ttt

мм, заинтриговал. тебе зачем?

tsukki_k

идиот? нам поручили мясо купить.

kageyama.ttt

а я-то думал… ладно. я весь день свободен.

tsukki_k

что даже не будешь делать вид, что твоя задница в королевских делах?

kageyama.ttt

нет, не буду.

Они ещё немного совсем по-детски препирались, но всё-таки установили время и место встречи. Кей уже представлял, какой цирк это будет и как консультанты на них посмотрят, и щёки его предвкушающе заалели. Но ничто из этого не могло прогнать с его лица навязчивую улыбку, от которой почти шли трещины на щеках.

В два часа он был на месте, у входа на небольшой рынок, который, Тобио уверял, просто отличный. Цуки ему, конечно, не верил. Кагеяма не опаздывал, но Цукишиму злило, что ему приходилось его ждать. Приехал раньше на десять минут и стоял на этом солнцепёке. Сам виноват, он не спорил, но всё равно неприятно. Кей выждал, когда подойдёт назначенное время, и в ту же секунду отослал Кагеяме новое сообщение.

— Не прошло и минуты, — Тобио, в чёртовых шортах и майке, подошёл к нему почти вплотную. Упрёк в его голосе граничил с усмешкой, и Цукишима пытался не расплыться в лужу от того, как он выглядит. Как сраный Господь Боженька, не иначе.

Кагеяма успел обзавестись небольшим загаром за прошедшую часть лета, и мышцы его ног выглядели ещё более привлекательно сейчас, когда были чуть напряжены. Видимо, он добирался сюда пешком. Впрочем, не только по его ногам было видно, что Тобио спортсмен. Под довольно открытой майкой видно, как перекатывались мышцы его спины, и как напрягались его предплечья, когда он чуть сжимал кулаки.

— Так мы идём? — Кагеяму это забавляло, видеть такой взгляд на себе. Льстило. Но самого Цуки не сильно заботила его реакция. Ну, пялился, да. И что? Он даже не смотрел ему в глаза, уверяя самого себя, что ему всё равно, кивнул и ушёл вперёд.

(И не заметил, как Тобио улыбнулся и едва прибавил скорости, чтобы поравняться с ним).

— Я в этом не разбираюсь, вообще-то.

— Не переживай, я тоже.

— Я надеялся на другой ответ.

— Оу, — Кагеяма схватил яблоко с какого-то прилавка и невозмутимо продолжил путь дальше под ругательства торгаша. Цуки на это возмущённо хмыкнул.

Они обошли приличную кучу разных продавцов, — каждый казался лучше предыдущего, — но всё равно не могли ничего выбрать, потому что были совсем ни в чём не уверены, постоянно ругаясь и дурачась. Кей сдался и набрал сообщение своему отцу. Так они, уже втроём, за двадцать минут взяли около семи килограмм замаринованной свинины, и у парней осталось ещё примерно столько же времени в запасе.

— Возьмём фруктов? — Цуки не знал, почему предложил это. Наверное, просто не хотел потом закусывать чем-то отстойным. А ещё ему очень не хотелось ехать домой.

— Давай, — согласился Кагеяма. Он тоже хотел, чтобы на столе было что-то съедобное, если кто-то из парней завалит их райское мясо.

Они оба напрочь забыли, что Хината и без них всегда приносил на закуску ягоды и фрукты. Всегда. Даже если они пили пиво.

Или не совсем забыли, а лишь сделали вид.

Когда они приехали на место, Бокуто и Акааши уже были там. Об этом Цукишиме сказал Кагеяма, пока он сам размещался в беседке и искал более подходящее для мяса место. И звучал тот очень странно и удивлённо, едва хрипя «сенсеи…», когда Кей, не говоря ни слова, подошёл ближе.

Их место находилось с краю, у самой воды. На пляже и так людей немного, так что здесь, за беседкой, их не было вообще — в воде, по пояс обнажённые, стояли Бокуто- и Акааши-саны, и последний закинул руки на плечи Котаро, и они целовались, и Кей на мгновенье перестал дышать.

Выглядело смущающе, но красиво; из головы все мысли повылетали, оставляя за собой гуляющий ветер и открытый в удивление рот. Цуки, сам того не замечая, сделал небольшой шаг вперёд, упираясь грудью в спину Кагеямы. Он выше, определённо, но Тобио вытянулся ещё немного за те два года, так что его нос почти упирался ему в макушку и он мог чувствовать лёгкий запах его шампуня.

Тот, кажется, этого не замечал, под впечатлением от увиденного. А у Кея чуть порозовело на скулах, дыхание сбилось напрочь и руки в кулаки сжались под натиском давления чего-то в груди.

— Не думаю, что они хотели бы, чтобы все об этом узнали.

Цуки вздрогнул и отшатнулся от него. Чёрт!

— Не знаю. Наверное. Но не думаю, что кто-то из наших отнёсся бы к этому плохо. А ты? — должно быть, это прозвучало слишком испуганно и с какой-то надеждой, но Цукишима не успел об этом подумать.

Кагеяма немного прищурился, быстрым движением стащил с себя майку (вот засранец!) и ответил:

— Конечно, нет! Что за вопросы? — Цуки был предельно спокоен, да, но внешне. Внутри у него абсолютный конфликт мыслей, — голая грудь Тобио вызывала совсем неоднозначные мысли, и щёки его от этого покраснели ещё сильнее. — Кто последний до воды, тот весь вечер моет посуду! — Тобио толкнул его в плечо и, бросив майку прямо на песок, сорвался на бег.

Ожидаемо, что Кей принял его вызов. У него ноги длинные, бегал определённо не медленно, но догнать того не мог. Так что когда Кагеяма резко замер в воде по колено, тот снёс его и они оба резко потеряли в лёгких весь кислород, окунаясь в реку с головой.

Тобио, выныривая, засмеялся. Цуки пытался отдышаться, ему в рот попало достаточное количество воды, но тот этого не замечал: подплыл ближе, давил на плечи, топил и сам уходил под воду. Кей нешуточно задыхался, просил перестать, и на лице Кагеямы появилось такое удивление, что Цуки и сам на секунду впал в панику. Он никогда не любил долгие купания в речке и вообще отдых на природе ему был не присущ; его плавательные навыки были чуть выше плинтуса, всё же он был хорошо спортивно подготовлен, но никогда не горел желанием далеко и глубоко нырять.

— Порядок?

— Я… — он откашлял солёную воду, водил руками, засматриваясь на родинки на груди Кагеямы. От его слов где-то в груди неприятно сжалось. — Утопить меня решил, засранец?

Он смеялся; у него всё ещё саднило горло и немного болели ноги, но в глазах Тобио было столько обеспокоенности и даже страха, что ему стало почти жаль его.

— Ауч! Ну всё! Хватит!

Кей от души смеялся, кричал и пытался не потерять в воде свои очки. К ним неожиданно подлетел Бокуто (они совсем о них забыли) и начал теребить их по макушкам, сгребая в свои объятия.

Никто не заметил, как нервно облизнул за их спинами свои губы Кейджи.

Когда они немного поплавали, много посмеялись и ещё больше замёрзли, то вышли из воды. Акааши сказал, что ему написал Куроо, — решил тоже присоединиться, хотя до этого отказал, так что Цуки попросил, чтобы он прихватил ещё и маринованной курицы, ибо мяса могло не хватить. Всё-таки, семь взрослых лбов собирались.

— А когда Хината и Кенма приедут? — Кагеяма тащил на спине мешок с древесным углём, но никто ему не отвечал: Бокуто разговаривал с той самой знакомой, женщиной лет тридцати, а Акааши ушёл в туалет.

— Без понятия, — ответил ему Цукишима. Он взял на себя обязанность накрывать на стол (читать как: рассматривать бутылки с алкоголем и ничего не делать).

Цуки поставил на виду примерно половину того, что купили парни, а остальное убрал под лавочку так, чтобы они случайно не разбили что-то ногами, и разложил столовые приборы. Только ножи и пару вилок, вообще-то, потому что он был уверен, что большинство будут есть мясо руками, но Шоё и Козуме ещё должны привезти салаты. Всю посуду им одолжила эта знакомая девушка Котаро, так что в сумке он плюсом нашёл салатницы, миски под барбекю и одноразовые тарелки. А кучу цветных бумажных стаканчиков, которые определённо понравятся Шоё, он отложил на потом.

В пять часов солнце всё ещё нещадно жарило, когда приехали Козуме и Хината. Они, немного отстранённые, влились в их уже весёлую компанию и готовились к началу вечеринки, разбредаясь по разным углам. Цуки напряжённо отыскал взглядом Кагеяму и увидел на его лице такое же замешательство, но промолчал. Это не его дело.

Когда они начали жарить мясо, обстановка становилась максимально комфортной. Как обычно бывало, Цуки почти не разговаривал. Он лишь иногда помогал Куроо разливать напитки и Акааши следить за тем, чтобы мясо не подгорело.

Хината и Кагеяма дурачились в воде. Они были очень громкими и неугомонными, постоянно ругались, как малые дети, и это перенесло их всех в школьные времена.

Кенма нарезал фрукты и выкладывал салаты, нагло отобрав эту должность у Цукишимы. Не то чтобы он был сильно против, просто теперь ему было почти нечем заняться. Он отправился в машину, чтобы взять там свой фотоаппарат. Никто не заметил его ухода, но это его не задело; он взял его и без лишних слов вернулся, чтобы поймать эти моменты на камеру.

Кенма с глупой улыбкой поглядывал на парочку в воде; возбуждённые Хината и Кагеяма орали друг на друга, как в бреду; Бокуто и Акааши, думающие, что никто их не замечал, смотрели друг на друга с переполняющей их глаза нежностью; Куроо увлечённо разговаривал по телефону и, через мгновенье, со смешным лицом, вспомнив про мясо, бежал его тушить, пока не стало поздно.

Кей пил разбавленный виски; он пьянил, но пропорции колы к алкоголю не давали ему быстро уйти в отключку. К тому же, это было очень вкусно. Куроо был просто прекрасным личным барменом.

После того как они сполна наелись и напились, Цуки сидел, прокручивая фотоплёнку, разглядывал лица ребят и сам почти улыбался. Тёплый песок под бёдрами приятно грел кожу, но всё же не так сильно, как взгляд Кагеямы. Он заботливо положил ему на плечи его же сухую футболку, про которую тот давно забыл. И только сейчас Цуки почувствовал, что на улице заметно похолодало.

— Как тебе сегодняшний день? — его голос звучал приглушённо на фоне играющей музыки и шума из чужих беседок. Их парни сейчас играли в карты, кажется. Акааши учил всех правилам.

— Не знаю. Хорошо? Сегодня было неплохо, — Кей пожал плечами, подхватил падающую майку и, подложив её под спину, лёг на песок. Кагеяма остался разглядывать воду.

На нём была темно синяя майка, с открытыми плечами и шеей. Она намокла, когда он надел её, и его спина в ней выглядела как настоящее произведение искусства. Цуки пробежался взглядом по его фигуре полностью: длинные красивые ноги, подтянутые ягодицы, узкая талия и шикарный трицепс. Венистые руки скрывались в карманах шорт, но Кей видел их довольно часто, чтобы представить себе, как он выглядят сейчас. Дальше: напряжённые плечи, по которым скатывались капли тёплой речной воды, и грациозная шея. Удивительно, как он совмещал в себе такую гору мышц и утонченность.

— Это хорошо.

— Кагеяма? — тот обернулся на него. — Приляг рядом со мной.

Возможно, он тогда думал, что Цуки в стельку пьяный. Это была не совсем неправда, но и истиной тоже не было.

Возможно, ему неприятно. Некомфортно, что Цуки позвал его.

Возможно, в его голове была ещё тысяча и одна причина, чтобы посмеяться и уйти прочь. Но Кагеяма лишь молча лёг рядом, теперь почти касаясь своим носом его, ни разу не оторвав взгляд.

Они лежали так недолго, но Цукишима успел много рассмотреть. Его губы, каждую на них трещинку и ранку. Прямой нос, на котором было так мало едва заметных веснушек, что их можно было сосчитать. И глаза, конечно. Цуки будет молиться каждую ночь, чтобы видеть их изо дня в день, потому что они были чем-то невообразимо прекрасным. Но он не мог понять, что видел в них, и Тобио не дал ему этого сделать:

— Идём плавать.

И они пошли, сделав вид, что ничего не было. Вечерняя вода была тёплой и приятной, очень хорошей. Парни много плавали, кричали, пели и дурачились. А после все разъехались по домам, счастливые и пьяные, всё ещё весёлые, с кучей воспоминаний и улыбок на будущее.

Время тянется непозволительно медленно, он всё ещё закрывает сессию и готовится встречать рождество. Вообще-то, Цукишиме повезло, что он учится здесь — замечательные преподаватели, которые дают подсказки и действительно готовят к экзаменам. Он немного, лишь совсем чуть-чуть переживает за свои оценки, но в целом в себе уверен. Кей учился всё это время, большую его часть уделяя именно университету, так что проблем возникнуть не должно.

Самая большая его проблема сейчас, это смерть Кагеямы. Она словно бьёт его под коленями, сшибая с ног. А он просто не может закрыть глаза, каждый раз всплывает эта картинка:

В то воскресное утро всё было как обычно, — он завтракал крепким кофе и тостами. Как обычно зашёл проверить социальные сети после ночи; как обычно написал Кагеяме. Всё было как всегда, пока ему не позвонил Хината.

С тех пор Цукишима ненавидит воскресенья и не может перестать убиваться по Кагеяме. Он не знает за что ненавидит себя больше — за то, что не уберёг, или за то, что не может перестать чувствовать это. Неправильно, он знает, но он также знает, что Тобио не был ни в чём виноват; всё испортил он сам. И он будет просто чёртовым эгоистом, если захочет сбежать от всего этого в алкоголе или ещё чём-то более запрещённом, так что он терпит и позволяет этому ужасу случаться изо дня в день. Потому что так правильно, так должно быть.

Сейчас он не может тонуть в книгах, как делал это раньше, когда весь мир надоедал ему и раздражал до скрежета в зубах. Кей захлёбывался детективами и романами, но это пропадает в его боли, у него просто нет сил. Все соки из него выжимает, конечно, учёба, но плюсом ко всему на него давит волейбол — он снова занимается. И это уровень выше, потому что Цуки начинает рассматривать возможность спортивной карьеры, но он не знает, как бы отнёсся к этому Кагеяма — и ему так важно это, что он почти начинает спрашивать его, но тот никогда уже не сможет ему ответить, и это третья причина терзаний Цукишимы.

Хотя, волейбол — капля в море проблем его жизни и причин такого состояния сейчас, и никто не спрашивает об этом, потому что унылый вид и грусть — привычны у них в клубе. Да и от клуба там одно название. Цукишима не знает, поможет ли ему это, но продолжает приходить на тренировки с Куроо, Бокуто, Акааши и ещё несколькими парнями, которых называет сенсеями. Он плывёт по течению, не чувствуя подводных камней, и ему всё равно.

Но он не видит проблемы в своём безразличии, — не то чтобы ему вообще есть дело до чего-либо сейчас.

Он планирует съехать после нового года и делить квартиру с Сугой. Наблюдая за ним со стороны, Кей думает, что это не худший вариант, просто не уверен, сможет ли Коуши терпеть его. Цуки и до Кагеямы (когда-то в его груди теплилась надежда, что, всё-таки, он сможет съехаться именно с ним) был не особенно улыбчив, но теперь всё действительно плохо. Он мало ест и спит, из-за чего его лицо выглядит нездорово, почти не бреется и редко ходит в душ, но является ярым бытовым чистюлей. Цуки с дрожью вспоминает состояние своей комнаты в первые недели после произошедшего. Но сейчас он не хочет думать о них, о первых неделях, он хочет поскорее выйти на работу, потому что его сбережений надолго не хватит, и перестать думать об этом.

Вторая задача с каждым днём кажется всё невыполнимее.

Возможно, ему нужно просто дать себе время. Ямагучи уже не первый раз говорит ему, что убегать от проблемы, пусть и в чём-то настолько полезном, как учёба и спорт, не будет работать вечно. И Цуки почти верит ему, но у него правда нет выхода. Даже если бы он хотел, он не может избавиться от университета, родителей и потребности в деньгах.

Кей пашет как не в себя, но кто захочет брать несостоявшегося подростка на работу? Кажется, ему не остаётся ничего, кроме свободной кассы в ресторане быстрого питания.

Сейчас он выпивает с Хинатой в его квартире. Она, конечно, не совсем его, он живёт с Кенмой (кто бы сомневался), его парнем, теперь уже официальным. И ему тоже больно от всей этой ситуации, Цуки не слепой. Он единственный, кто в курсе их с Кагеямой больной истории. Но Хината по-прежнему ничего не знает о нём, Кей аналогично, и несмотря на это лишь в компании друг друга они могут позволить себе такие вечера. С соджу или чего покрепче, выключенным телевизором и лимоном с солью на столике. Козуме заботливо оставляет их вдвоём в этот день, и они сидят, тихо переговариваясь, обещая друг другу и самим себе, что всё образуется. Что так было нужно, так лучше. Но всё равно так неправильно.

— Мне так не хватает его. — Цуки не знал, что эти двое были так близки, но вот где они сейчас: оба на грани истерики, с опухшими лицами и парой пустых банок за вечер после того, как в один день Шоё пришёл к нему с плохими новостями.

— Я знаю, — Кей едва слышно выдыхает. — Я знаю. Мне тоже.

Цуки, это правда.

— Прости меня.

— Успокойся, всё в порядке.

Мне так жаль.

Они делают ещё по глотку и у него почти кружится голова, а вот с Хинатой всё в порядке: у этого парня проблем с алкоголем нет. Наверняка, он сейчас хочет очутиться в крепких объятиях Кенмы, прорыдать ему в плечо всю ночь, чтобы тот его обнял и утешил. А Цукишиме некого обнять; у него нет, кому поплакаться. Он один, сам с собой в этом кошмаре, и Шоё видит это, но не может помочь.

Хината ото всех скрывает причину своей отложенной Бразилии, Цуки ему по-настоящему ему за это благодарен, до трясущихся в страхе колен и сбившегося пульса.

Иногда ему кажется, что у него амнезия, но он не помнит, чего конкретно боялся в тот момент. Кагеяма всегда говорил ему, что пора всё остановить. Цуки никогда его не слушал.

Они расходятся ближе к полуночи, когда у Кенмы уже нет причин задерживаться у своей одногрупницы, и почему-то сегодня их прощальные объятия куда крепче и дольше, чем обычно.

Цуки приходит домой разбитым, но никто по какой-то причине не задаёт вопросов. Ему снова хочется склониться над унитазом, но его не тошнит. Просто это уже так привычно — приходить в ванную, плакать, плакать, плакать, выплёскивать из себя весь сегодняшний рацион (буквально) и окунаться головой под холодную струю.

Он еле доползает до своей кровати, трогает лоб и шею, чувствуя, как бросает в дрожь, и включает себе музыку, чтобы поскорее успокоиться. Истерика и слёзы, и правда, медленно отпускают его. Ведь так правда лучше — так Кагеяме не нужно больше страдать. Он больше не плачет и ему не больно.

Цукишима хочет, чтобы ему самому тоже больше не было больно.

Ему определённо нравилось то, что затеял Бокуто-сан.

Они были снова в сборе, их старый закрытый клуб, состоящий из Куроо, Бокуто, Акааши и его самого, и готовились веселиться по полной.

Цуки иногда думал, что у Бокуто-сана слишком много влиятельных друзей, но это ведь Бокуто — он откопал им где-то зал, который свободен каждый день в одно время, и они пользовались им примерно по три часа. Ему определённо этого не хватало: шума, азарта и закипающей в жилах крови. Куроо, в их первую тренировку, опередил его с реакцией, и его восхищённый возглас с эхом разнёсся по пустому помещению.

— Ну как вам?

— Бокуто! Это просто что-то с чем-то! — завопил Тецуро, и Кей был полностью с ним согласен.

— Да, неплохо, — тоже высказался Цукишима. Котаро на эти слова громко засмеялся, подлетел к нему и неприятно растрепал волосы.

— Ты всегда такой угрюмый, Цуки! Ну же, улыбнулся бы хоть!

— Улыбнусь, когда забью тебе мяч, — съязвил он. Бокуто-сан в ответ ещё сильнее повис на его плечах и трепал короткие волосы.

— А он не теряет хватки! — подметил Куроо, рассматривая сетку. Впрочем, этот зал был самым что ни на есть обычным. Не больше, чем их прошлый, но и не меньше точно. Куча мячей, вдобавок к ним другое спортивное оборудование и баскетбольные корзины.

Они тренировались там уже месяц, когда наступила середина августа — совсем скоро ему нужно было подавать документы и идти на собеседование. Он сдал все школьные экзамены на отлично, но проверка могла дать неожиданный тест, потому что этот ВУЗ был одним из самых лучших в стране, они не могли брать кого попало.

Он написал в их небольшой чат, что ему нужна незапланированная тренировка, несмотря на выходной день. И все согласились, но Цуки нужен кое-кто ещё, чтобы он смог выпустить пар по полной.

— Кагеяма Тобио! — голос Бокуто был громким, — все разом обернулись на вошедшего. — Ну здравствуй, Король.

Все встретили его отлично, громкими возгласами и объятиями (Бокуто), и начали делиться на команды. Он скинул с себя небольшую сумку на пол и с ухмылкой вошёл в игру, не отрывая от Кея глаз.

Цуки часто бросал на него взгляды сквозь сетку, он почти чувствовал кожей это приятное напряжение меж ними, когда они стояли аккурат друг на против друга. Игра набирала обороты. Руки забились почти сразу, его ладони раскраснелись от частой подачи, а запястья ныли; Кагеяма выглядел не лучше. К его лбу прилипли чёрные пряди волос, на плечи капал пот и футболка прилипла к его торсу, потемнев на определённых участках и выигрышно выделяя мышцы его груди и спины, от которых Цуки просто плавился в лужу. Он в целом много его рассматривал, и от взгляда не укрылось то, каким вымотанным он выглядел. Цуки был озадачен этим, хотя прошёл лишь час игры, — всего ничего, если вспомнить, что они творили перед национальными, — но продолжал молчать. Тобио играл, а значит, всё в порядке. Кей предположил, что ему лишь казалось, что тот уже так устал. Потому что играл всё ещё лучше всех.

— Бокуто! — Кагеяма дал пас, Котаро отбил, а Акааши на другой стороне поля принял мяч. — Теряешь хватку, сенсей. Нельзя тебя с Акааши-саном разделять.

— Я бы ударил тебя сейчас, — он задыхался, пока говорил, потому что отбивал мяч, — но ты зовёшь меня сенсеем, так что замолчи, мелкий засранец, пока моё терпение не лопнуло.

— Куроо! — Тецуро принимает его пас и почти забивает, но блок Цукишимы сложно обойти, и тот не мог сказать, что не гордился собой в этот момент. Кагеяма усмехнулся. — Понял тебя, сенсей.

— Вам бы помолчать, может, получится чего, — Цуки принял неудачный розыгрыш Кейджи и забил, улыбаясь. — Видишь, Бокуто-сан? Я улыбаюсь.

— Говнюк, — прохрипел Куроо. — Ну ничего, сейчас я отдохну и размажу тебя, слышишь? — для убедительности он помахал перед его носом пальцем и устало сел, облокотившись о стену. Все ребята потянулись за водой.

— Хорошая игра, Цуки. Не думал, что так скучал по всему этому, — голос Кагеямы был благодарным, и Цуки снова улыбнулся.

— По чему?

— По спорту.

Он подхватил бутылку и, ухмыльнувшись, оставил его одного. Что это значило? У Цуки брови подпрыгнули, потому что он думал, что Тобио днями пропадал в зале и определённо точно не выглядел как человек, далёкий от спорта.

— Через час закрытие, парни. Кто остаётся убирать? — спросил Акааши. Все немного запыхались, и обычно они соблюдали очередь дежурства, но их всех собрал Цукишима. Ему это нужно было, так что он про себя уже решил, что останется сам сегодня.

— Я останусь.

— Благородно и, прости конечно, но я даже не буду предлагать свою помощь. Дам дорогу молодым. — Кейджи на слова Бокуто усмехнулся и подарил ему смущённую улыбку, когда поймал на себе его взгляд. Цуки и Кагеяма знающе переглянулись, пряча улыбки за бутылками с водой.

Под конец все валились с ног. Куроо уже ушёл, а Котаро и Акааши перешёптывались у стола, вызвав такси. Цуки уже понемногу начал собирать мячи, когда Бокуто подошёл к нему и закинул руку на плечи.

— Хей, ну как ты?

— Хорошо, Бокуто-сан. Спасибо, что пришли. Мне нужно было скинуть напряжение перед университетом.

— Без проблем! Мы с Акааши в любое время готовы тебе помочь, ты же знаешь, — от него исходила такая солнечная энергия, что Кей вновь невольно улыбнулся. — И, вы, парни… сделайте вид, что не заметили, что мы едем на один адрес, ладно? — он подмигнул и, не дождавшись ответа, попрощался и убежал к Кейджи. — Хорошего вечера!

Из груди вырвался тихий смешок. Всё-таки, люди, считающие Бокуто большим глупым ребёнком, недооценивают его. Цуки знал это. Потому что Котаро, на самом деле, добрый человек и очень хороший для него друг, а если посмотреть на Акааши, то можно понять, что ещё и отличный бойфренд. Он проводил их взглядом до самых дверей.

— Я помогу, — донеслось до него из-за спины. Цукишима на порыв Кагеямы благодарно кивнул и улыбнулся. Не хотелось его прогонять.

Ноги вдруг почувствовались до невозможности ватными, — Цуки от усталости повалился на пол.

— Кагеяма. — тот в ответ обернулся, и Кей почувствовал лёгкое дежавю, когда дрожащим голосом продолжил. — Приляг рядом со мной.

Тобио без раздумий его послушался, и они вдвоём глядели в высокий потолок и отдыхали.

— Они нас просекли, — посмеялся Цуки, склоняя к нему голову и в упор глядя на его профиль. Снова этот ровный нос, красивый лоб, веснушки. Кагеяма неожиданно обернулся в ответ.

Их носы почти соприкасались, он чувствовал его дыхание на своём лице, размеренное и ровное, но всё равно обжигающе горячее, и сердце на долгое мгновение замерло.

— Я волнуюсь перед экзаменом, — вырвалось из Цуки.

— Я вижу, — ответил ему Кагеяма. — Ты активнее поправляешь очки, когда нервничаешь. — Цуки в ответ улыбнулся краешками губ.

— Всё пройдёт хорошо? — Цуки нуждался в ответе, потому что никто не говорил ему, что всё будет хорошо. Но он должен был знать это, для него было важным, чтобы хоть кто-то был рядом. Даже когда он понимал, что никто не поддерживает, потому что его успешное поступление само собой разумеющеюся. Всё не могло не пройти хорошо.

— Всё пройдёт хорошо, — ответил Тобио. Взгляд Кея спустился с его глаз на губы; они очень плавно двигались, когда он говорил, а голос завораживал. И снова на бездонные синие глаза.

— Я… Кагеяма, кажется, я начинаю влюбляться в тебя, — эта атмосфера пьянила; он уже не мог контролировать свой язык, так подло сдающий его с потрохами собственному объекту воздыхания. Вот, кто Кагеяма — самый настоящий объект воздыхания: ему хотелось угодить, заставить улыбнуться, любоваться долго-долго и так же долго ждать, пока он сам начнёт любоваться тобой в ответ. За высокими окнами не было видно ничего, кроме чёрно-синего неба, и оно красиво сочеталось с цветом его глаз. Это тоже пьянило.

Кагеяма опустил взгляд на его открытие ключицы, прошёлся им по кадыку и шее, и снова упал на плечи. Он обратил голову наверх и медленно вдохнул, что-то обдумывая. Ему шёл этот вид, такой утончённый и завлекающий.

— Не надо, Цуки. Не нужно, — немного погодя, сказал он.

— Но как? — их глаза вновь нашли друг друга. — Я не могу это контролировать.

Цукишима почти задохнулся в своём всхлипе, потому что почувствовал чужое прикосновение к своей ладони. Голова уже ныла от спортивных очков, от него к тому же неприятно попахивало, но он мог думать лишь о Кагеяме сейчас. В его взгляде невозможно было что-то прочитать, но почему-то он казался Цуки незаслуженно грустным и тоскливым. И смотрел он на него с такой осторожностью, не задерживая с ним зрительный контакт дольше нескольких секунд, что Кею привиделась некая паника в его глазах.

— Не знаю, — Тобио перешёл на шёпот, — но обещаю, что придумаю что-нибудь.

Цукишиму не прошибло током, когда он заметил, что захотел поцеловать его. Даже не хотел, собирался. Но он не видел в его глазах нежелания или отказа, сейчас Кагеяма казался самым спокойным человеком на Земле. Глядя на его губы и облизывая свои собственные, Кей смотрел в его глаза и, когда стены внутри Тобио рухнули, заметил там смирение и да, сейчас это произойдёт. Не то чтобы он понимал, что это значит.

(И не то чтобы он знал, что стены внутри Кагеямы не рухнули — они лишь дали трещину, недолгую и небольшую, которая почти сразу затянулась).

Он медленно стянул с себя очки, смешно жмурясь перед тем, как снова посмотреть на него, но Кагеяма не смеялся. Потому что глаза Цуки без них выглядели совсем по-новому, так красиво и гипнотизирующе, что ему стало неловко, когда они оказались слишком близко. Он прикрыл глаза. Его дыхание сбилось напрочь и ресницы подрагивали, потому что Кей был совсем близко, но ничего не делал.

Так что Кагеяма взял это на себя, вопреки здравому смыслу и кричащему голосу в голове. Он последний раз прошёлся языком по губам, порывисто вдохнул и медленно подался ему на встречу, мягко прикасаясь к его губам своими. Звёзды перед глазами не засияли, но это было определённо приятно и даже немного сладко, и он сразу почувствовал, как у него отнимаются ноги. А затем Цукишима начал двигать губами, сминая, пробуя и абсолютно наслаждаясь, и положил ладонь на его щёку.

У него тогда внутри произошёл взрыв невероятных масштабов, потому что Кагеяма был просто превосходен. С мягкой кожей и податливыми, как пластилин, губами, и абсолютно нежный. Он огладил его лицо, прошёлся по волосам, затем палец зацепился за ухо и там и остался, лаская за ним и его мочку.

Тобио замурлыкал. Это было так приятно, а звуки, разносящиеся по залу, были такими смущающими, что он покраснел. В животе приятно скрутило, и он посмел предположить, что это те самые бабочки.

Было немного неудобно. У Кагеямы шея затекла, а у Кея плечо, так что последний чуть потянул его на себя, и Тобио медленно окольцевал его торс своими бёдрами, упираясь руками в пол по бокам от его головы, чтобы сильно не давить на живот. Цуки продолжал поцелуй, иногда проходясь по его губам своим языком, и это было волшебно. Особенно, когда Кагеяма подхватил одну его руку и завёл под свою футболку, укладывая на талию. Его кожа сразу покрылась мурашками, — Цуки собирал их пальцами, ощупывая рёбра, переходящие в широкую грудь.

— Не могу дышать, — оторвался от его губ Кагеяма. — Ты меня убьёшь ведь.

— Может, я этого и хочу? — Цуки был так абсолютно влюблён в него, но ни капли не удивлён. Потому что он столько думал об этом, забивал себе этим голову, что это не казалось ужасным. Это казалось неизбежным и будоражащим.

Он хотел снова притянуть его к себе, снова поцеловать, но тот так блаженно прикрыл глаза, когда Кей провёл горячей ладонью по его позвонкам, что он не посмел ломать его кайф, лишь довольно улыбнулся.

— Ты такой придурок, — в бреду шептал Кагеяма, дыша в его губы.

— Я знаю.

— Абсолютно глупый, — почти зло.

— Я знаю, — так же тихо ему отвечал Цуки.

Тобио всё-таки поцеловал его, но ненадолго; почти сразу отстранился и остался упираться своим лбом в его.

— Научись держаться подальше от меня.

— Научи меня.

Кагеяма снова поцеловал его, а затем темнота.

Ночь Рождества единственная за долгое время, когда он не убивается этим. Мама на кухне стучит фужерами, суматошно накрывает на стол и бормочет под нос, что абсолютно ничего не успевает. Отец Цуки, всегда сдержанный и жёсткий, неожиданно мягко ей улыбается и обнимает, и в его руках она успокаивается. Это греет Кею душу, так что он не может объяснить тоску, возникшую в груди.

Скоро к ним подойдут гости, в их числе друг и девушка Акитеру, и Цукишима не знает, в курсе ли они ситуации с Кагеямой. Конечно, надеется, что нет, потому что он ничего не рассказывает брату, но догадаться, пожалуй, не сложно.

Новогодняя ёлка мелькает в глазах золотыми и красными огнями, весёлыми игрушками на ней, но не успокаивает — наоборот, лишь нагоняет грусть. Цукишима, в натянутой Акитеру шапочке, опускает взгляд на заставленный стол. Внутри одна только непрогоняемая пустота, её невозможно заполнить. В глубине себя он хочет, чтобы кто-то забрал её, но ни как тогда, ни сейчас нет этого кого-то. Кагеяма оставил за собой дыру, с которой Цуки не может справиться.

Он опустошает свой бокал с шампанским и отодвигает его подальше от себя. Ест мясо, затем салаты, после закусывает тортом — но не чувствует вкуса. Юноша благодарит маму за еду, говорит, что всё очень вкусно и он очень доволен. А она еле сдерживается от того, чтобы подойти и обнять его (умалчивая то, что уже неделю хочет задать ему лишь один вопрос — «что произошло?»).

Девушка и друг его брата очень весёлые и хорошие ребята, которые уважительно относятся к его родителям и не лезут к нему в душу. Они свободно с ними выпивают, потому что достаточно взрослые, и больше не наливают Кею (то была рождественская щедрость отца). Он за это на них не обижается ни капли; пытается не думать ни о чём плохом в этот день, когда ему так важно чувствовать себя нормально.

Ближе к полуночи в беседе с парнями начинают приходить поздравительные сообщения. Бокуто отвечает на все, не удосуживаясь уместить свою мысль в одно сообщение, и устраивает этим небольшой спам. Цуки со смешком думает, что что-то не изменится никогда.

Но он ещё знает, что никогда не поменяется то, что ему плохо из-за гибели Кагеямы. Он не может не вспоминать о нём даже в такую ночь, в кругу самых близких и счастливых людей.

Когда бьёт двенадцать, они чокаются стаканами и выпивают, а затем начинаются тосты. Он слушает, как его мать почти плачет, какой гордый его отец и какие уже пьяные трое молодых человек, и тихо этому усмехается.

Я так пьян.

Цуки ненавидит вспоминать, но не может не делать этого. Поэтому в его голове раз за разом проносятся эти кадры из его жизни, будто намеренно выводящие из себя.

Я делаю это не из-за алкоголя в крови, ты же знаешь?

На его телефон приходит несколько сообщений от Бокуто, Куроо и Хинаты, но пока он не открывает их. В смешанных чувствах и с кружащейся головой он сидит со всеми примерно до часу ночи, а после уходит в комнату. Она встречает его прохладой и чистотой с запахом нового моющего средства. Цуки на мгновенье прикрывает глаза.

В мессенджере его ждут три видео поздравления с добрыми словами и искренностью, и он даже улыбается этому, стягивая новогоднюю шапочку. На первом — Акааши и Бокуто, вдвоём у себя на диване, и Кей делает вид, что не видит, как они держатся за руки. Они очень милые и нежные, и говорят с такой добротой и любовью, словно заботятся о своём чаде. И он не понимает, почему привычная злость на подобное не посещает его в этот раз.

На втором видео Куроо, предпочитающий отмечать Рождество в одиночестве. Он идёт по какой-то яркой улице, мимо кафе, горящего фонарями, и реки, и улыбается. Улыбка эта до того глупая, но такая солнечная, что Цуки питается его энергией через экран.

— Должно быть, это будет отличный год, потому что я давно не встречал его с таким настроем, — говорит он, и Кей совсем немного ему завидует. Потому что самому хочется утопиться. А затем, в потоке бесконечных желаний и слов поддержки, он неожиданно заявляет, что улетел.

— Я сейчас в Мерсбурге. Это небольшой город в Германии, — произносит он. — Мне здесь нравится.

А затем видео заканчивается. И Цуки, оставив без ответа и Тецуро, жмёт на третий диалог.

На видео Хината, немного тоскливый, такой повзрослевший и улыбчивый. В процессе поздравлений к нему присоединяется Кенма и они даже мило чмокаются на камеру, но в основном в кадре Шоё. И Цуки правда пытается не расплакаться, когда слышит его слова, но глаза мокнут под очками, а руки сжимаются в кулаки.

— Я знаю, что тебе больно. Но ради него, прошу тебя, выберись из этого дерьма, Цуки, — его голос грустный и одновременно нежный, даже ласковый. — Мне есть, что тебе рассказать. Встретимся, когда ты будешь готов.

Видео-сообщение на этом неожиданно прерывается. Он откладывает телефон и делает глубокий вдох, совсем уходя в свои мысли и чувства. У него почти не кружится голова, потому что он знает — это ненадолго. Совсем скоро он привыкнет. Ему обязательно полегчает.

Через неделю Цукишима и Коуши начинают смотреть квартиры. Это немного выматывает, но смех Суги и его боевой настрой не дают пасть духом, так что они тратят на это почти весь день и в итоге даже находят для себя подходящий вариант — двухкомнатная, но небольшая, с компактной кухней и ванной. Ремонт не супер, да и места немного, но это отличный вариант для них двоих, потому что много им особо и не надо. Цуки днями пропадает в университете, Суга — на работе и тренировках, квартира с большой вероятностью будет часто пустовать.

Они въезжают туда в середине января, договариваясь с хозяйкой и подписывая все нужные документы. Цуки даже немного горд собой. Но сейчас ему не до этого, его мысли занимают Хината с его желанием поговорить и предстоящее собеседование на вечернюю подработку репетитором у ребёнка знакомого Акитеру. Не совсем ребёнка, конечно, этой девушке пятнадцать и ей срочно нужно подтянуться в английском и физике, так что Цуки думает, что это будет несложно. И зарплатой его не обижают, этот самый знакомый — директор в каком-то крупном офисе юридической сферы.

tsukki_k

привет, как ты? думаю, я готов поговорить об этом.

Цуки и правда думает, что готов к этому. Вспоминать приходится куда реже, в его самочувствии уже меньше грусти и боли, которую приглушило прошедшее время, и лишь неизменная тоска остаётся в самом сердце.

hihinata:3

приветик! я супер, мы с кенмой сейчас думаем над тем, чтобы завести кошечку, представляешь ^o^? а как твои дела?

hihinata:3

можем встретиться сегодня в семь, в кафе у моста. ты как?

tsukki_k

у меня всё нормально. договорились.

Цуки кивает сам себе и делает вдох. Его ждёт сложный день и он знает это, так что минуты, проведённые в одиночестве, старается растянуть на максимум.

Но семь вечера приближаются быстро и незаметно, пока парень делает реферат по истории на оценку. Он накидывает на себя чёрную водолазку и заправляет её в такие же по цвету широкие брюки, немного причёсывается и проверяет процент зарядки на телефоне. Выходит из дома, закрывая его на ключ (Суга на встрече с подругой), и пешком идёт до места встречи. Вечерний тёмный город необычайно красив, и Кей даже делает пару фотографий. А когда листает фотоплёнку, понимает, что это его первая ошибка за сегодняшний вечер, потому что октябрём датируется последняя фотография Кагеямы. Он там по-настоящему счастлив, сидя в красном кресле бара. И улыбается.

Цуки выключает фотоаппарат и убирает его в наплечную сумку, с трудом подавляя в себе желание разбить его об асфальт, когда прокручивает в мыслях его бритую голову.

Второй ошибкой было, наверное, то, что он вообще на это согласился.

Цуки и Хината заказывают себе по кружке эля, смеются и ведут непринуждённую беседу старых друзей. Никто из них не замечает, как разговор сводится к этому:

— Мы были близки, — проговаривает Хината с подавленной грустью, ёрзая на стуле.

— Я боялся этого момента.

В глазах Хинаты искреннее сожаление. Цуки думает, что он, возможно, действительно просто не может больше нести этот груз в одиночку. Он понимает его, потому что сам тоже неизлечимо устал уже давно. Это сложно, — не думать о нем каждый день. Сложно не винить весь мир, включая себя, в потерянном счастье.

Цуки казалось, что он такой очевидный. Потому что его взгляд был прикован только к Тобио, к его глазам и губам, он слушал только его. И ему было плевать, что они пришли сюда с друзьями, что у сетки сейчас играли Бокуто и Акааши, что все могли в любой момент заметить его взгляды. Для Цуки значение имело лишь то, как уголком губ ему ухмылялся Кагеяма; как он невзначай дотрагивался до его спины и плеч, ладоней. Мимолётно засматривался на губы, после немного смущаясь. Кей бы даже улыбнулся, если бы привык выражать свои эмоции на людях, но он мог лишь смотреть и стрелять искрами из глаз.

Цуки немного опоздал на матч, вообще-то. После того, как он наконец поступил в университет, вся его стабильность немного пошатнулась. В нём было действительно круто и интересно, но он отнимал неожиданно много времени, так что когда Цукишиме снова дали какое-то дополнительное задание, как хорошо показавшему себя первокурснику, он не мог перестать улыбаться.

Радости не было предела, — сегодня он получил самый высокий балл за первую зачётную работу, что давало ему огромное преимущество, но кроме того — успокоение. Возможно, в его жизни впервые всё шло так хорошо. Не то чтобы до этого у него были какие-то проблемы, просто Цукишима был очень горд собой (и, конечно, до готовых треснуть щёк, — рад).

Это был один из многих матчей университета Бокуто и Кейджи против другого учебного заведения. Не игра мирового уровня, но парни всё равно позвали его и ещё нескольких человек из их группы, так что они сидели на трибунах, периодически покрикивая и хлопая. Куроо даже свистел.

Бокуто и Акааши на поле, как обычно, были очень гармоничны. Первый, при очень хороших пасах, даже прикрикивал, а Кейджи лишь смущённо улыбался. Бокуто, впрочем, тоже был довольно очевиден; вряд ли друзья так смотрят друг на друга, так тянутся к объятиям, так горячо шепчут благодарности на ухо. И несмотря на то, что Акааши, видимо, было очень сложно сконцентрироваться на игре, их университет победил с отрывом в один победный сет. Зал разорвался в овациях, и парни были не исключением; вот только даже когда хлопал и кричал, Кей мог смотреть только на Кагеяму. Потому что он так красиво радовался.

Они все вместе вышли из зала, прогуливаясь по улице, любовались голубым небом. Бокуто звонко смеялся, обнимая плечи такого же счастливого Акааши, и гордо выслушивал восхищения Хинаты. Солнце ярко улыбалось им, и по телу прокатилась волна эйфории, когда Цуки наблюдал, как парни веселились за обсуждением игры. Кагеяма, пользуясь моментом, невзначай приблизился к нему, недолго шёл рядом, а затем тихо спросил:

— Не хочешь погулять?

Цукишима думал очень недолго; лишь повернулся к нему, теряя нить общего разговора, и прищурился.

— Хочу, — ухмыльнулся он. Потому что кто в здравом уме откажет ему? Такому красивому, с блестящими глазами, пухлыми губами и абсолютно невероятной улыбкой.

И когда все разошлись в разные стороны, кто домой, а кто на свидание, прогулку, они, Кагеяма и Цуки, остались вдвоём. Погода была прекрасной, а людей вокруг не очень много (всё-таки, будний день), и им очень нравилось это спокойствие. Кей с трудом отрывал взгляд от его профиля, чтобы смотреть под ноги и не упасть в самый неподходящий момент, потому что им правда хотелось любоваться. Он никогда прежде не чувствовал за спиной таких крыльев, этой приятной смелости, даже влюблённости. Такое у него было впервые, и он совсем не знал, что делать.

— Я знаю одну хорошую кофейню. Там не особо людно, но кофе сносный. Хочешь?

Цуки ненадолго завис, залипнув на его задвигавшийся рот. Кагеяма этому смущённо поджал губы и еле заметно покраснел.

— А, кофейня? Да, конечно… идём.

Цуки откровенно смеялся над горячим шоколадом Тобио. Ну кто вообще пьёт настолько сладкое недоразумение? Тот в ответ толкался плечом, наигранно серьёзно доказывая превосходность данного напитка, и Цуки нравилось чувствовать его своим телом.

— Если я сделаю ещё хоть один глоток, то умру от переизбытка сахара в крови, — Тобио настоятельно пихал ему стаканчик, требуя попробовать ещё раз. — Отстань.

Кагеяма обиженно надул щёки, и Цуки после этого больше не нужна была причина (в целом — он никогда в ней не нуждался), чтобы не отрывать от него взгляд. Он медленно потягивал свой чёрный кофе, ел солёный шоколад и, морщась, наблюдал, как тот продолжал пить эту ядерную бомбу с повышенным уровнем подсластителя. Время замерло, и он не мог думать о чём-то, кроме него.

— Тут и правда не людно.

— Да, — Кагеяма посмотрел на него в ответ. Ненадолго повисла тишина, спокойная пауза. Они оба даже не заметили её, а Цуки и вовсе тонул в его взгляде, не обращая внимания ни на что, кроме того, как смотрел Кагеяма. Так чувственно и смело, словно бросая ему вызов.

Так что он медленно поставил свою кружку на блюдце и склонился к нему, разглядывая кагеямово ухо. Он видел, как того начало потряхивать; как он пытался сжать руки в кулаки, но все силы покинули его тело.

Горячее дыхание Цуки порядком обжигало кожу, но он продолжал молчать. В воздухе уже чувствовалось, как напряжение между ними медленно росло, и ноги с каждой секундой ощущались всё слабее.

Цукишима принял этот вызов, — его взяли на слабо, не сказав и слова. Всё-таки он оказался очень слаб перед Кагеямой.

— Ты не будешь против, если я повторю то, что было на тренировке? — прошептал Кей.

Тобио дрожащими губами улыбнулся.

— Что?

«Засранец».

— Ты знаешь.

— Скажи это.

«Абсолютный засранец», — подумал Цукишима и медленно закатил глаза. Но всё же ответил, после недолгой паузы:

— Можно поцеловать тебя?

Кагеяма закрыл глаза, приоткрыл губы и выдохнул. А затем еле слышно сказал чёртово «да» своим огрубевшим голосом, и Цуки послушно склонился ниже. Забрал из его рук стаканчик с шоколадом, мягко касаясь рук, и припал своими губами к его.

Если он когда-то и чувствовал себя счастливым, то то, что происходило сейчас, превзошло это в тысячи раз.

Потому что время уже в который раз за сегодня замерло; он словно начал проваливаться куда-то вниз, когда почувствовал его губы. Кей, возможно, уже никогда не сможет встать с этого тесного кресла, ведь в него будто влили бутылку алкоголя или накачали таблетками, — он вмиг отключился. Голова приятно закружилась, и он напрягся всем своим телом, когда Кагеяма сжал его запястье. Он так сладко улыбался в поцелуй, кусал его губы, что Цуки приходилось тушить в себе желание съесть его, будто чёртов десерт. Вкус чужих губ был таким же, как содержимое бумажного стаканчика — сладкий приторно, шоколадный, с пенкой и щепоткой корицы. И кислород в лёгких закончился очень вовремя, потому что, когда он наконец оторвался от него, со стороны померещились движения.

— Что-то ещё или уже уходите? — поджав губы, спросил официант, упрямо утыкаясь взглядом в записную книжку.

Кагеяма, впопыхах извинившись, быстро вышел из-за стола, направившись в уборную с вибрирующим сотовым в руке. Цуки почти разозлился, что их прервали, потому что кому вообще есть до них дело? Они имели на это полное, блять, право. А сейчас руку неприятно обожгло холодом, когда Тобио больше не сжимал её в своих ладонях.

— Уважения, пожалуй, было бы неплохо. — официант на это в недоумении поднял лицо. Но ведь они и правда заслужили этого; в кафе кроме них сидели трое подростков, которые на них обращали ровно ноль внимания, учитывая, что Кагеяма выбрал им самый дальний столик. — Вы же не про заказ нас спросить пришли, верно? — парень в форме нахмурился.

Цуки положил на стол купюры, подхватил куртку Кагеямы и длинными шагами направился к выходу. Колокольчики музыки ветра над дверью звонко забились.

Тобио вышел к нему спустя десять минут. Поникший, даже немного злой, он резко выхватил свою джинсовку и натянул на себя. Цуки пытался заглянуть ему в глаза, не смея вымолвить и слова. Что успело произойти?

— Зря ты нагрубил ему, — сказал Кагеяма и пошёл в сторону дороги.

— Что? — с усмешкой прыснул Цуки. — Он хотел нас, блять, сплавить.

— А ты повёлся, и у него получилось.

Цукишима был в недоумении; какого чёрта вообще? В голове раздражающая пустота, а вместе с ней скребущее его изнутри непонимание.

— Кагеяма, я не понимаю, в чём проблема.

— В том, что ты меня бесишь, — выплюнул Тобио и резко обернулся на него, остановившись у самой дороги. Солнце за его спиной медленно заходило за горизонт.

— Какого… что происходит?

— Ты идиот. Зачем влез? Это не кончится ничем хорошим, — сжимая челюсти, проговорил тот. Цуки всё ещё не понимал.

— Да что ты несёшь? — сморщившись, ответил. Происходящее и правда было для него сюрреалистичным, не похожим на правду. Всё было хорошо, куда это делось? Когда успела пропасть его улыбка, почему он был настолько взбешён?

— Ты начал это, но… — у Кагеямы перехватило дыхание, а в уголках глаз собрались блестящие слёзы, и Цуки начал думать над тем, что дело, возможно, не в кофейне. Не в чёртовом официанте, не в том, что они ушли оттуда. Но вопросов не убавилось.

Он медленно придвинулся ближе, сделал шаг, чтобы протянуть к нему ладонь и спросить: «что случилось, малыш?».

Но Кагеяма срубил на корню, не дал прикоснуться, отшатываясь на самый край. Ещё немного и он будет стоять на оживлённой дороге.

— Зачем это? Это всё… не должно быть. Неправильно, — он попустил взгляд, в прострации шагая назад, подальше от Цуки. Он уходил от него. — Я прошу тебя, Цукишима, прекрати.

Повезло, что в этот момент на дороге почти не было машин; повезло, что женщина за рулём вовремя затормозила и начала сигналить, в панике ударяя по клаксону.

— Что ты творишь? — подлетел к нему Цукишима и, забив на разъярённую водительницу, увёл его на тротуар. Он тряс его за плечи, а Кагеяма словно не чувствовал, и он уже начал паниковать. Злость переполнила его, заслоняя собой здравый рассудок, не давала успокоиться. На плечах Тобио точно останется синяк, и далеко не один, — но Цуки был слишком шокирован, чтобы думать об этом.

— Не трогай меня, — умоляюще и по самому сердцу. — Ты знаешь, что должен остановиться. Не ради меня, Кей, сделай это для себя. Не прикасайся и… держись подальше, — было последним, что он сказал. А затем в глазах мелькнула его спина, ноги и стремительно отдаляющийся силуэт. Кагеяма бежал от него, бежал и просил держаться подальше.

Но Цуки не знал как: никто никогда не говорил ему, как можно отпустить человека. Как заглушить это чувство, двигаться дальше. Его сердцебиение участилось, дыхание сбилось и время вновь замерло, но на этот раз он не чувствовал тех самых бабочек. Цуки только думал, что ему срочно нужно найти того, кто научит его держаться подальше, ибо чувство подвешенности в воздухе ранило слишком сильно.

Редактировать часть