Приближалось Рождество. В сказочно-праздничном от предвкушения каникул и праздников воздухе искрились снежинки. Запретный Лес был, на самом деле, местом тихим и безопасным. Если, конечно, знать, по каким конкретно тропам ходить, и уметь различать перезвон зимних птиц. Могучее природное равновесие, хранимое вековыми узловатыми корнями и магическими звериными метками, не могло потревожить ничего.

Кроме двух профессоров, в зубы ругающихся совсем не преподавательскими словами. Силва толкал огромную пихту к Хогвартсу, а Калем тянул, и от этого зрелища любой хищник, позарившийся позавтракать свежим морозным утром парующей человечиной, умер бы от смеха.

 — Все, перекур! — рявкнул Калем и со стоном отпустил веревку. С болью он сжал и разжал натруженные пальцы.

Силва сел прямо в снег, часто дыша и выпуская густые облака пара в воздух.

 — Ненавижу Рождество. Напомни, почему мы этим занимаемся?

 — Потому что мы с тобой неугодны Голдве, — Калем присел на ствол пихты, где не было колючих иголок, и вытащил из-за пазухи курительную трубку. — Он надеется, что нас здесь кто-нибудь сожрет.

 — Обожаю твой юмор, — Силва до сих пор не мог отдышаться, — просто блеск.

Лицо Калема приобрело тучную задумчивость, когда он набивал табаком трубку.

 — В каждой шутке… — начал он и прервался, чтобы затянуться. Теплый табачный дым поднимался серыми кольцами, оскверняя милую чистоту висящих снежинок. — Мы же идем против воли этих, — Калем ткнул трубкой в низкое зимнее небо, — великих звезд.

 — А Голдва идет против здравого смысла, — буркнул Силва.

Они одновременно тяжело вздохнули. Силва пересел со снега на ствол, по другую сторону от Калема. Вокруг была лесная тишина.

 — Ты прав, — после долгого молчания сказал Калем. — Прав во всем, но, на твоем месте, я бы придержал эту правду при себе. Ты и так в Хогвартсе на птичьих правах. Голдва взял тебя на работу из простого человеческого снисхождения, и если тебя выгонят, тебе просто некуда будет идти. С твоей-то родословной…

 — Разве что к маглам, — закончил Силва. — И все-таки я не могу молчать. Бывает такое, что во мне все кипит от творящейся несправедливости.

 — Дурная кровь в тебе кипит, вот что!

 — Это тоже.

Они снова молчали. Калем курил, а Силва недовольно отмахивался, когда дым летел на него. Оба смотрели на зернисто искрящейся под мягким дерном снег с выглядывающей мертвой прошлогодней травой.

 — Вот тогда, на квиддиче, — снова задумчиво начал Силва, сжав кулаки, — ты думаешь, мне было не жаль Миину? Я бы успел ее схватить, ты веришь? Успел бы! Но Голдва сказал не вмешиваться, и я стоял! Стоял, Калем! Должно так быть, ты мне скажи? Я же судья, я для этого и стою на мачте! — закончил он почти крича.

Калем выпустил в воздух несколько ажурных душистых колец, призрачно расплывающихся в воздухе и снова затянулся. Силва, разгорячившись, спросил:

 — А с сыном Мики, ты слышал?

 — А что с ним?

 — Он говорящим оказался! В смысле, с дементорами. А с ним не бред? Мы должны сначала шесть лет учить ребенка, а после шестого курса показательно сломать его палочку и запретить колдовать. Они там адекватные вообще, в этом Министерстве?

 Калем поскреб недельную щетину и покачал головой.

 — Это потому что все дети с волшебным даром имеют право на магическое образование. Мы не можем не взять его на учебу, потому что это прямое нарушение прав ребенка. Но говорящие не имеют права колдовать. Это противоречие в приказах, потому что министр внутренних дел и министр образования с друг другом не согласовывают их. Поэтому, чтобы не нарушать ни один из законов, заведено давать этот запрет с совершеннолетия.

 — Ну! — торжествующе закричал Силва и даже подскочил на месте от эмоций. — Ну идиотизм же!

 — Идиотизм.

 — А новую программу ты видел? У Лассо волосы дыбом встали!

 — У какого из? — чуть шепеляво спросил Калем из-за трубки в зубах.

 — Да у обоих! Ты представляешь, там прямо в первой строке написано, что программа нацелена не на подготовку к реальной жизни, а на выработку стрессоустойчивости и успешную сдачу экзаменов. Не школа, а квест «Выживи, если сможешь»!

 — У нас с тобой не самые важные предметы, прямо скажем, — с отрешенным умиротворением отозвался Калем. Он уже докурил и крутил в руках трубку, серьезно хмурясь.

Силва не усидел на месте от чувств бушующей души и встал с места. Он расхаживал взад-вперед за спиной у мрачно-спокойного Калема.

 — Директора Хогвартса всегда были уважаемыми людьми, просто так на этот пост не попадают. К их мнению всегда прислушивались! А Голдва что?

Калем Силву не прерывал, зная, что подобные речи он себе мог позволить только в Запретном лесу. Из ушей здесь были разве что белки красивого серого окраса, называемого голубым.

 — Хогвартсу нужен настоящий директор, нет, Директор, — Силва произнес это слово так, что в воображении Калема оно само собой написалось с большой буквы, и от него тут же захотелось боязливо поежиться. — Он пришел бы в Министерство, взглянул бы так, чтобы у всех поджилки затряслись, грянул кулаком по столу, и через час была бы готова новая нормальная программа.

 — Это все, конечно, хорошо, — устало сказал Калем, — только ты не учел одну мелочь. Грохать кулаком по столу твой Директор будет чаще в Хогвартсе, чем в Министерстве. А это означает, что нам придется работать. Никакого сливочного пива в рабочее время, никакого отпускания старшекурсников с пар. А библиотека? Ты знаешь, что там переписи уже лет триста не было? Если что-то пропадет, никто даже не заметит. Это палка о двух концах. — Калем встал со ствола и вытер замерзший пот со лба. — Ну что, потянули дальше?

Силва неохотно кивнул и снова взялся за ствол, приготовившись толкать. Тело отозвалось ноющей усталостью. Калем взялся за перевязанную веревку. Лесной воздух врывался в легкие ледяной метелью.

 — Калем?

 — Ну что еще? — он обернулся, сверкнув суровым орлиным профилем.

 — Спасибо, — Силва вымученно улыбнулся. — Тебе всегда из-за меня попадает.

Калем выдохнул со смешком и вокруг его узких теплых глаз собрались добрые морщинки, хотя строгие тонкие губы оставались неподвижно сжаты.

 — Главное, ни с кем больше это не обсуждай, а все остальное как-нибудь обойдется.

 — Как-нибудь обойдется? Да ты прямо как Микихиса!

Они оба погрустнели от того, что их неразлучная троица превратилась в дуэт, и тяжело двинули пихту дальше. Детям был необходим праздник.