- мы молодцы. 

ваня улыбается своей самой обезоруживающей улыбкой – так, что сводит зубы и мирон больше не может придумать ничего в ответ, потому что все слова отобрала толпа своей энергией и сцена – разъёбом. 

 обычно, после таких мероприятий хочется только (не)культурно выпить и завалиться спать, но сегодня мысли не дают покоя: их застилает рудбоевское лицо. 

ваня. ванечка. охра. 

окси тяжело описать, что он к нему чувствует. ванька красивый, умный и весёлый, талантливый и в меру закрытый; он омега, и, очевидно, не может не привлекать как партнёр. 

они вместе почти с самого начала, и рудбой неизменно остаётся рядом: единственный, кому можно жить с мироном в одной квартире, номере и шутить про биполярку, напоминать про таблетки, молча сидеть под рукой во время депрессивных эпизодов, и не давать задохнуться в апатии. 

и так красиво улыбаться ему в глаза. 

ваня одновременно флиртует и отвергает любые подкаты, уходит в себя, когда мирон делает шаг вперёд, будто неуверен или боится, а от того начинает бояться и сам окси: вдруг он ваню вообще не привлекает кроме как в качестве друга, а флиртует в ответ только из вежливости? 

мирон пьёт уже который стакан виски с колой, но смотрит только перед собой: перед ним ваня, и он болтает с женей про, кажется, концерт и дальнейший тур. его мокрые волосы спадают на лоб, а улыбка так и не сходит с лица, но в глазах читается усталость; слегка дрожащие руки свидетельствуют о напряжении.

ваня, вероятнее всего, чувствует себя как-то проще и расслабленнее исключительно в образе охры, из-за маски; и окси, честно, привлекает этот образ только из-за этого. злой, энергичный и открытый – от охры прёт злобой, эмоциями и честностью. ванечка без маски стесняется, неловко пожимает плечами, нервничает и царапает себе руки; вечно сутулится и пытается казаться меньше, чем есть. 

и мирон искренне понимает его: он тоже не любит отражение в зеркале. ему всегда казалось, что своим мелким ростом, кривым носом и какой-то девчачьей несуразностью он больше похож на бету или омегу, чем на грозного и статного альфу, в которого мог бы влюбиться ваня евстигнеев. 

— чего закис, мирон? – ваня вытаскивает его из толщи мыслей.

— да не, заебись, наливай!